Планета Хогвартс

А я пока занялся своим яйцом. Золотым, то есть. Пение русалок - а я, почитав книги, предположил, что это они - различить можно только под водой. Пойти нырнуть в озеро? Но тут меня выручил Седрик. Как-то я шел по коридору. Я задержался на Зельях, и остальные ушли на следующий урок без меня. Тут меня и окликнул Седрик Диггори. — Гарри, постой! Чжоу ждала Седрика внизу. — Послушай, Гарри, — начал Седрик, — я у тебя в дол­гу за дракона. Ты открывал золотое яйцо? Оно у тебя воет? — Ну, воет. — Тогда... прими ванну, ясно? — Что-что? — Прими ванну… только захвати с собой яйцо. Открой его в горячей воде и послушай. Это наведет тебя на мысль, поверь мне. Только иди в ванную старост. Пятый этаж, четвер­тая дверь слева от статуи Бориса Бестолкового. Пароль — «Сосновая свежесть». Ну все, мне пора. Седрик снова улыбнулся и побежал вниз, где его жда­ла Чжоу. На выходных мы пошли в Хогсмид. В Хогсмиде было слякотно, особенно развезло Глав­ную улицу. Я предложил заглянуть в «Три метлы». В пабе было, как всегда, людно. Я пошел взять всем по кружке сливочного пива. - Поглядите. Интересно, он бывает когда-нибудь на работе? — шепнула Гермиона и указала на зеркало за стойкой бара. В нем отражался Людо Бэгман. Он сидел в дальнем темном углу с группой гоблинов и что-то быстро им го­ворил. Гоблины угрожающе глядели на него исподлобья, скрестив на груди руки. «Что это Бэгман здесь делает в выходной день?» — по­думал я. До второго тура еще далеко, судить пока нечего. Я снова взглянул в зеркало на Бэгмана. На­чальник Департамента магических игр и спорта был чем-­то явно обеспокоен, совсем как той ночью в лесу, когда в небе появилась Черная Метка. Бэгман посмотрел в сто­рону бара, заметил нас и поднялся из-за стола. — Сейчас вернусь, — беззвучно пошевелил он губа­ми в зеркале и, надев на себя неизменную мальчишескую улыбку, поспешил ко мне. — Как дела, Гарри? Рассчиты­вал тебя здесь увидеть! Надеюсь, все в порядке? — Да, спасибо, — ответил я. —Можно с тобой переброситься парой слов наеди­не? Вы не против? — спросил Бэгмен у моих друзей. — Нет... — ответил Сол и пошел искать столик. Бэгман взял меня под руку и увел к дальнему кон­цу стойки, подальше от мадам Розмерты. — Хочу тебя еще раз поздравить с победой над хвосторогой. Молодчина! — Спасибо, — поблагодарил я. Бэгман, видно, хотел что-то еще сказать, поздра­вить можно и при всех. Но он почему-то медлил, посмотрел в зеркало на гоблинов, те, не отры­ваясь, глядели на него и на меня раскосыми черными глазами. — Беда с ними, — тихо сказал Бэгман, заметив, что и я гляжу на гоблинов. — Толком по-нашему не говорят, прямо как болгары на Чемпионате мира. Но те хоть жестами могут изъясняться, так что другой человек поймет. А эти тараторят на своем языке, гобблдигуке, а я из их языка знаю только одно слово: «бладвак», что значит «кирка». У меня, разумеется, это слово с языка не со­рвется, а то, чего доброго, подумают, что я угрожаю. — Бэгман закончил тираду смешком. — Что им от вас нужно? — спросил я. Гоблины следили за каждым движением Бэгмана. — Как бы тебе объяснить... — Бэгман вдруг заерзал на стуле. — Они... должен я им. Я, если честно, ставил на тебя, что ты выиграешь. Я бы со всеми расплатился. Ты уже разгадал про яйцо? Если что, могу помочь. - Да, почти, - ответил я. - Осталось проверить свою версию. Принять ванну лучше всего ночью, решил я: кто знает, сколько уйдет на разгадку золотого яйца? А ночь длинная. Спасибо Седрику, и правда, лучше всего подойдет ванная факультетских старост. В ней мало кто моется, можно пересчитать по пальцам. Значит, никто не по­мешает. Я тщательно подготовился к вылазке. Са­мое главное — Плащ-Невидимка и Карта. В четверг вечером я поспешил в спальню, на­дел Плащ, спустился опять в гостиную и стал ждать. Когда все пошли спать, я невидимо выскользнув, отправился в ванную старост. Идти было неудобно — тяжелое яйцо под мышкой. К счастью, в залитых лунным светом ко­ридорах было тихо и безлюдно. Вот и статуя Бориса Бестолкового, на лице недоумение, перчатки надеты не на те руки. Я от­считал от статуи нужную дверь, подошел ближе и ше­потом произнес пароль «Сосновая свежесть», как со­ветовал Седрик. Дверь скрипнула и отворилась. Я проскольз­нул в ванную, запер дверь на задвижку, снял Плащ и огляделся. Да, только ради такой ванной захочешь стать старо­стой. Просторная комната выложена белым мрамором. С потолка свисает великолепная люстра с горящими све­чами. Посередине комнаты прямоугольный бассейн — тоже из белого мрамора, по краям него около сотни золо­тых кранов, украшенных самоцветами, у ближнего края трамплин. На окнах льняные занавеси почти до пола; в углу большая стопка белых пушистых полотенец. На стене единственная картина в золотой рамке — на скале спит русалка, светлые волосы разбросаны по лицу и мерно вздымаются от ее дыхания. Я положил на пол свои вещи и подошел к бас­сейну шаги гулким эхом отдавались в пустой мрамор­ной комнате. Я встал на ко­лени и открыл сразу несколько кранов. Из кранов полилась вода с пеной для ванн. Такой пены я еще не видывал. Из одного вырывались розовые и голубые мыльные пузыри размером с фут­больный мяч, из другого текла густая белоснежная пена. На такую пену, кажется, можно лечь. Третий кран испускал душистые лиловые облака, и они медленно расплывались над самой поверхностью воды. Я открывал и закрывал краны, любуясь разноцветными струями. Особенно мне понравилась легкая струя, вся из пузырьков, которая, едва касаясь воды в бассейне, тут же взлетала в воздух и на мгновение застывала вы­сокими арками. Я бы и сам так смог, но сделано красиво. Бассейн хоть и немаленький, очень быстро наполнился горячей водой, пеной и пузырями. Я закрыл краны и осторожно опустился в воду. Бассейн был довольно глубокий, я едва касал­ся ступнями дна. Я несколько раз переплыл бассейн туда и обратно, вернулся к яйцу, встал у бортика и при­задумался. И тут произошло то, что заставило меня вскрикнуть. Я обнаружил, что моя правая рука наполовину состоит из воды. Ничего себе! Это что же, у меня новые способности открылись? Вот это да! Решив, что ими я займусь позже, я взял с пола яйцо, нырнул с ним под воду и открыл. На этот раз яйцо не завыло, в нем зазвучала песенка. Значит, и правда русалки. - Ищи, где наши голоса звучать могли бы, Но не на суше — тут мы немы, словно рыбы. Ищи и знай, что мы сумели то забрать, О чем ты будешь очень сильно горевать. Ищи быстрей — лишь час тебе на розыск дали На возвращение того, что мы украли. Ищи и помни, отправляясь в этот путь, — Есть только час, потом пропажи не вернуть. Я оттолкнулся от пола, вынырнул и, встряхнув головой, откинул волосы с лица. Пока я нырял, в ванную влетела Миртл. — Ну что, слышал? — поинтересовалась она. — Ага. Миртл сидела на кране и молча глядела на меня. — Гм... Надо найти людей, которые не могут говорить на земле... — рассуждал я. — А русалки в озере есть? — Ну, молодец! — Глаза Миртл заискрились. — Сообразил быстрее, чем Диггори. — Ага! — радостно воскликнул я. — Значит, я был прав, во втором испытании надо найти в озере русалок и... и... Ладно, — рассеянно бросил я. — Я теперь знаю. Зажмурься, пожалуйста, я вылезу. Я достал со дна ванны яйцо, вылез, хорошенько вытерся полотенцем, надел пижаму, халат и потянулся за Плащом-Невидимкой. — Будешь заходить ко мне в туалет? — уныло спро­сила Миртл. — Как-нибудь зайду... — ответил я, а сам поду­мал: разве что все другие туалеты испортятся. — Пока, Миртл. Спасибо за помощь. — И натянул Плащ. — Пока, — всхлипнула на прощанье Миртл и ныр­нула обратно в кран. Я вышел из ванной в темный коридор и сверился с Картой: нет ли кого поблизости. Точки с именами Филча и миссис Норрис у себя в кабинете. Вроде бы все еще спят, кроме полтергейста Пивза, — он носится этажом выше в Зале Славы. Я двинулся было в сторону своей башни, как вдруг заметил на Карте какое-то новое движение. В нижней комнате слева — в кабинете Валентина Юрьича мечется точка, подписанная... «Бартемиус Кра­уч». Значит, этот гад крадет там ингредиенты для Оборотного! Наутро я рассказал и о Крауче, и о том, что было в ванной. Наши были, мягко говоря, удивлены. А Юляша с Луной взяли с меня обещание научить и их, как только сам с этим разберусь. Юлька, впрочем, еще и сказала, игриво подмигнув: - А можно я как-нибудь... ну, знаешь, искупаюсь? Растянув улыбку до ушей, я кивнул.