Планета Хогвартс

На рождественские каникулы четверокурсникам за­дали очень много уроков. Но я не спешил садиться за книги. Всю неделю до Рождества мы только и делали, что развлекались. Девочки то и дело обсуждали платья: кто в чем пойдет. Луна считала, что Гермионе пойдет голубое платье, Юлька - что розовое, они то и дело спорили. Гермиона больше склонялась к голубому. Себе Юляша выбрала золотисто-бежевое, а Луна - серебристо-белое. Хагриду мы подарили новый костюм (его шили на заказ) и волшебный гребень для волос и бороды. Теперь на бал придет во всеоружии. Ну, и я еще осваивал новые способности. Получалось медленно, но куда мне торопиться? И занимался с Юлькой и Гермионой, а то мы совсем забросили с этим Турниром. Задав им несколько упражнений на страдательный залог, я растянулся у камина. Многие не поехали домой, и в гостиной Гриффиндора было почти так же людно, как в учебные дни. Гостиная даже как бы слегка уменьшилась, такой в ней стоял гвалт. Канареечные помадки Фреда и Джорджа пользова­лись большим успехом, и первые дни каникул кто-нибудь то и дело обрастал желтыми перьями. Но очень скоро гриффиндорцы распознали подвох и стали с опаской принимать предложенное угощение: вдруг внутри ока­жется канареечная помадка? Джордж с Фредом по сек­рету рассказали, что готовят еще кое-что почище, и я дал зарок ничего съедобного из рук близнецов не брать. Снег все падал и падал, и скоро замок и окрестности оделись толстым белым пуховиком. Голубая карета Шармбатона сидела в снегу, как огромная обледенелая тыква; домик Хагрида смахивал на имбирный пряник; иллюми­наторы дурмстрангского корабля заиндевели, а с мачт и снастей свисали тяжелые витые сосульки. Обеденные столы ломи­лись от изысканного жаркого и соблазнительных десер­тов. Все радовались жизни, только Флер Делакур все вре­мя на что-нибудь жаловалась. — Эта ваша еда слишком тяжьёлая. Моя красивая ман­тия будет мне мала! — недовольно воскликнула она как-то вечером в Большом зале. — Гермиона, — как-то раз вдруг сощурился Сол,— твои зубы... —Что мои зубы? — Они другие. Я только сейчас заметил... прости за невнимательность. — Да, другие. Я Ашу попросила. Гермиона лукаво улыбнулась, и я тоже заметил: у Гермионы совсем другая улыбка. Резцы, которые всегда сильно выделялись, стали поменьше. — Маме с па­пой, конечно, не понравится. Я столько раз их про­сила уменьшить мне зубы, а они хотят, чтобы все было, как есть. Мои родители стоматологи, они счи­тают, что зубы и волшебство... Смотрите, Хэкон от Люпина вер­нулся! Я про сову. Сова Сола сидела на верху перил, украшенных со­сульками, и громко без умолку верещала, к ее лапке был привязан свернутый в трубку кусок пергамента. Все про­ходившие мимо смеялись, тыкая в крохотную сову паль­цем, а несколько девочек-третьекурсниц даже остано­вились. — Глядите, какая малютка! Просто прелесть! Голова совенка торчала из кулака Сола, и он (совенок, а не Сол) даже защебетал от счастья. — Вот, Гарри, держи, — прибавил Сол негромко, а третье­курсницы ушли. Сол отвязал письмо и передал мне, я спрятал его в карман, и все мы поспешили про­читать ответ Ремуса. Здравствуй, Гарри! И всем остальным тоже большой привет! Ты, как ты писал, догадался о русалках. Молодец! Но успокаивать­ся рано. Позади только первое испытание; у Крауча будет еще возможность под­ставить тебя под удар. Гляди в оба, особенно сейчас. Будь предельно осторожен, чтобы, не ровен час, не по­пасть в беду. Теперь обо мне: меня окончательно взяли на работу в Мунго! Мне дают оборотней и вообще сложные случаи, но я не жалуюсь: у меня есть Эймин. Кстати, он тут передает вам привет. А еще, представляете, я познакомился с прелестной девушкой! Она приехала в Мунго на профилактическое обследование, и мы встретились в вестибюле. Она стажер в Аврорате, зовут ее Нимфадора Тонкс. Она метаморф, то есть может менять свою внешность по желанию, а еще она не любит, когда ее называют по имени. Только "Тонкс"! Кстати, она двоюродная племянница Сириуса - дочь его кузины Андромеды. Я даже видел ее в юности, тогда она была маленькой, а теперь мы встретились вновь. А еще у нее есть подруга, тоже стажер - Люси Фрост. Угадайте, с кем она встречается? С Артемиусом Уиверби! Кстати, теперь он сержант-майор! * Ну что ж, это все новости, кажется. Пиши, если столкнешься с чем-то необыч­ным. Все время держи меня и крестного в курсе дела. Ремус. Рождественским утром я проснулся, как будто меня что разбудило. Я открыл глаза и едва не свалился с кро­вати: прямо на меня в темноте таращились круглые зеле­ные глазищи. — Добби?! — вскрикнул я. — Что тебе? — Простите Добби, сэр, — виновато пискнул эльф и отпрыгнул, прижав к губам длинные тонкие пальцы. — Добби пришел поздравить Гарри Поттера с Рождеством и подарить подарок. Добби не хотел пугать Гарри Пот­тера. Гарри Поттер позволил Добби навещать его, сэр. — Ладно, Добби, только в другой раз не таращись на меня, просто толкни, если я буду спать, — смягчился я. Я все еще тяжело дышал, но сердце уже перестало колотиться. — И не наклоняйся надо мной так низко, чуть носом не ткнул... Я отдернул полог. Мое восклицание разбудило Рона, Шеймуса, Дина и Невилла, и они выглядывали, слегка раздви­нув пологи, заспанные и взъерошенные. — Гарри, ты жив? Что стряслось? — сонно пробормо­тал Невилл. — Ничего, это Добби, — ответил я. — Спите. — Прибыли подарки! — Шеймус заметил коробки у кро­вати. Невилл и Дин с Роном, раз уж проснулись, тоже по­спешили заняться подарками. А я снова поглядел на Добби. Тот стоял у моей кровати, виновато опустив голову, такая оплошность — испугал своего избавителя! На го­лове у эльфа красовался стеганый колпак для чайника, на верхушке которого, зацепившись петелькой, висела елочная игрушка. — Можно, Добби поднесет сэру Гарри Поттеру подарок? — робко спросил он. — Конечно. У меня тоже кое-что есть... для тебя. Я по­спешил открыть чемодан и достал оттуда пару носков. Добби растаял от умиления. — Носки — любимая одежда Добби, сэр! — Он тут же стащил с ног свои разномастные носки и натянул новые. — У Добби их семь пар, сэр... — Эльф подтянул носки до самых шортов, и глаза у него расши­рились. — Сэр, продавец в магазине ошибся, он дал Гар­ри Поттеру два носка одного цвета! — Как же ты, Гарри, допустил такой промах? — под­мигнул Невилл. По всей его постели валялись клочки разно­цветной бумаги, коробки и подарки. — Иди сюда, Добби, вот тебе бордовая пара. Будешь надевать один желтый, другой бордовый. Добби был сражен такой щедростью. — Как вы добры, сэр! — Глаза у него увлажнились, и он до земли поклонился Невиллу. — Добби знал, сэр, что сэр замечательный волшебник, ведь он — лучший друг Гарри Поттера, но сэр еще благороден и беско­рыстен... — Ну, что ты, Добби, ведь это всего лишь носки, — сму­тился Невилл. Но вид у него был явно довольный. — Вот это да! — Невилл распечатал мой пода­рок — «Полную энциклопедию волшебных растений» в подарочной обложке. — Спасибо, Гарри. Класс! А кстати, совсем об этом забыл: как те семена? Помнишь, на первом курсе? - Огород устроил. У тети с дядей. Тетя была в восторге! Она с ними уже два раза победила в конкурсе садоводов! А призы мы поделили. А Добби тем временем вручил мне свой небольшой подарок. Я развернул его — ну, конечно, носки! — Добби их сам связал, сэр, — захлебываясь от счас­тья и гордости, сообщил эльф. — Шерсть Добби покупа­л на собственные деньги, заработанные. Левый носок был ярко-красный с узором из метел, правый — зеленый с золотистыми снитчами. — Какие красивые! Большое тебе спасибо, Добби. — Я надел носки, и эльф прослезился. — А молодой хозяйке Сьюзен Добби подарил носок с розочками и носок с ангелочками, сэр. Ну, Добби пора, сэр. Добби пойдет стряпать для хозяйки рождественский обед, сэр. — И эльф, помахав всем на прощанье, исчез. А я стал разглядывать остальные подарки. Они были куда замысловатее собственноручного изделия Доб­би. Гермиона подарила мне книгу «Команды по квиддичу Великобритании и Ирландии»; Невилл — большой пакет шоколадных лягушек; Сол - настольный квиддич (как настольный футбол у магглов, только фигурки двигались сами), Луна подарила книгу, которую написал ее отец на основе заметок о морщерогих кизляках. От Юли я получил новую модную мантию. Даже не знаю, какую из двух теперь надеть. Обе выглядят по-парадному. Ремус прислал зеркало, причем в записке написал, что подарил такие всем, и можно поговорить, назвав имя собеседника. Сириус — складной перочинный но­жик с отмычками для всех замков и шилом, которое мгно­венно распутывает все узлы; Хагрид — огромную коробку моих любимых лакомств. Джулия подарила большущий пакет сладких домашних пирожков. Спрятав подарки, мы спустились в гостиную, где нас ждали девочки, они поблагодарили нас с Невиллом за подарки, мы - их, и все вместе пошли завтракать. До обеда наслаждались подарками у себя в башне, по­том вернулись в Большой зал, где нас ждало роскошное рождественское угощение. Столы так и ломились от жа­реных индеек, пудингов и всевозможного волшебного печенья. После чего отправились прогуляться. Пушистый снег лежал нетронутой пеленой, только к кораблю Дурмшт­ранга и карете Шармбатона протоптаны дорожки. Тут же замелькали снежки. Наконец около пяти часов вечера Гермиона сказала, что пора готовиться к балу и вернулась в замок. — Ты что, три часа будешь готовиться? — крикнул вслед Невилл, зазевался и получил от Сола увесистым снежком по макушке. Полдника сегодня не было: Святочный бал начинал­ся с угощения. К шести часам стемнело, не прицелишься, и мы, все облепленные снегом, побежали в башню. Полная Дама весело болтала на холсте с Виолеттой, под­ружкой с нижнего этажа, у их ног внутри рамы валялись пустые коробки из-под конфет с ликерной начинкой. — Светляки, — мы назвали пароль. — Верно, со-сопляки, — хихикнула Полная Дама и пу­стила нас внутрь. В спальне мы облачи­лись в праздничные мантии. Гриффиндорская гостиная уже наполнялась участни­ками бала. На всех вместо обычных черных мантий — парадные. На лестнице меня ожидала Юля в золотисто-бежевой мантии, которая очень ей шла. Она была еще красивее, чем обычно, темно-рыжие волосы заплетены в длинные, перевитые золотыми лентами косы, на запя­стье золотой браслет. Я улыбнулся: — Ты... э-э... здорово выглядишь. — Спасибо, — поблагодарила она и, обратив­шись к Рону, сообщила: — Парвати просила передать, что Падма ждет тебя в холле. —Угу, — кивнул Рон. — А где Гермиона? - спросил Невилл. Юлька пожала плечами. — Ну что, пойдем? — Пойдем, — сказал я. Из гостиной вышел Фред и ве­село нам подмигнул. В холле яблоку было негде упасть. Скорей бы про­било восемь — двери зала распахнутся и начнется долгожданный бал! Многие все еще искали в толпе своего кавалера или даму с других факультетов. Невилл встретился с Луной. Пар­вати нашла сестру Падму. — Привет, — вскинула голову Падма. Она не уступала сестре красотой, бирюзовая мантия очень ей шла, как и малиновая Парвати. Падма придирчиво оглядела Рона. — Привет, — мрачно отозвался Рон, не глядя на Пад­му: глаза его кого-то высматривали в толпе. Заметив приближавшуюся Флер Делакур, Рон шаг­нул за спину Фреда и пригнулся. Флер шла в сопровож­дении Роджера Дэвиса, капитана команды когтевранцев. На ней была мантия из серебристо-серого атласа. Ничего не скажешь, писаная красавица! Подождав, пока эта пара пройдет, Рон вынырнул из-за спины брата. — Да где же Гермиона? — опять спросил Невилл. Из подземной гостиной по лестнице поднялись слизеринцы. Впереди вышагивал Малфой в черной бархат­ной мантии с высоким воротником. Малфой вел под руку Пэнси Паркинсон в светло-розовой мантии, обильно ук­рашенной рюшками и бантами. Кребб и Гойл были оба в зеленом и походили на замшелые валуны; Гойл вел под ручку Миллисенту Буллстроуд, такую же крупную, как он сам, для Кребба пары, видимо, не на­шлось. Дубовые входные двери тяжело отворились, и в холл вошли гости из Дурмштранга во главе с профессором Каркаровым. Сразу за ним шел Крам с девочкой, видимо, Эвелиной Оксли, чьи светло-каштановые волосы, то ли от природы, то ли специально завитые мелкими кудряшками, были убраны под кремовый ободок, а мантия была того же цвета. Пришел и Сол с Гермионой, которая была в красивой голубой мантии. В раскрытые двери я ус­пел заметить перед замком на лужайке возведенный вол­шебством грот, полный розовых кустов, среди которых высились каменные скульптуры Санты и северно­го оленя. Над кустами и скульптурами порхали разно­цветные светляки. Это были настоящие живые феи, толь­ко совсем крошечные. — Участники Турнира, пожалуйста, пройдите сюда, — прозвучал голос профессора МакГонагалл. Юлька просияла, поправив изящным движением ленты. «До скорого», — помахали мы друзьям и двину­лись через галдящую толпу, куда показала МакГонагалл, — справа от двери было небольшое свободное простран­ство. Профессор была в мантии из красной шотландки, тулью шляпы украшал довольно-таки безобразный венок из чертополоха. Она объяснила чемпионам, что пока надо постоять здесь: мы войдем в зал парами, церемон­но, после того, как все остальные усядутся за столы. Флер Делакур с Роджером Дэвисом встали первыми у самых дверей. Дэвис не верил своему счастью и не отрывал за­чарованного взгляда от красавицы Флер. Подошли Сед­рик с Чжоу и Крам с Эвелиной. Двери в Большой зал распахнулись, и толпа хлы­нула в зал. Поклонницы Крама, те, что устраивали засаду в библиотеке, проходя мимо, казалось, готовы были убить Эвелину. Когда все наконец расселись по местам, МакГонагалл велела нам встать друг за другом парами и сле­довать за ней. При нашем появлении весь зал захлопал, и про­фессор МакГонагалл повела нас к большому круглому сто­лу в дальнем конце, за которым сидели судьи. Стены зала серебрились инеем, с темного, усыпанно­го звездами потолка свисали гирлянды из омелы и плю­ща. Длинные обеденные столы исчезли, вместо них — сотня столиков, каждый человек на десять. На столиках уютно горят фонарики. Недалеко от судейского стола я заметил Падму с Роном. Дамблдор, возглавлявший судейский стол, встретил подошедшие пары сияющей улыбкой, Каркаров — не­жданное совпадение — смотрел на Крама и Эвелину со­всем как те поклонницы. Людо Бэгман в пурпурной мантии, расши­той золотыми звездами, громко аплодировал вместе со всеми. Мадам Максим, сменившая черную атласную уни­форму на свободную мантию из легкого светло-лилово­го шелка, тоже вежливо хлопала. Мисте­р Крауч был в темно-синей с иголочки мантии. Ос­тальные места предназначались для участников состяза­ния с их дамами. Отливающие золотом тарелки, перед которыми ле­жали меню, все еще были пустые. Я нерешительно взял карточку с рождественской виньеткой и огляделся — официантов нет. Дамблдор, однако, внимательно изучал список блюд, после чего заказал, глядя в свою тарелку: «Свиные отбивные!» И на тарелке тотчас явились с пылу с жару котлеты. Тут все сразу смекнули, что делать, взяли меню, и золо­тые тарелки наполнились едой. Неподалеку Эвелина увлеченно бе­седовала с Виктором Крамом. Я не слышал ни разу, чтобы Крам с кем-то разго­варивал. Он все больше молчал, а теперь разговорился, да еще с явной охотой. — У нас тоже ест дворец, — услышал я, — не та­кой болшой и комфортэбелный, как ваш, всего четыре этажа. И очаг мы топим только для колдовства. Но тер­рытория наша ест болше и красивей, правда, зимой ден со­всем короткий, а ночь длинная. Зато летом мы долго летаем по озерам и горам... — Эй, Виктор, — рассмеялся Каркаров, но глаза его оставались холодные и пустые, — смотри не скажи чего-нибудь лишнего, как бы твоя очаровательная собеседни­ца не нашла к нам дорогу. Дамблдор улыбнулся, и в глазах у него запрыгали ис­корки смеха. — У тебя, Игорь, все тайны да тайны. Можно подумать, ты не любишь гостей. — Мы все, Дамблдор, печемся о своих владениях. — Каркаров оскалил желтые зубы. — И ревностно оберега­ем вверенные нам очаги знаний. Мы по праву гордимся, что никто, кроме нас, не знает все их секреты, и мы бди­тельно храним их. Разве не так? — А я, Игорь, не стал бы утверждать, что знаю все сек­реты Хогвартса, — добродушно ответил Дамблдор. — Не далее как сегодня утром отправился я в туалет, свернул не туда, и очутился в прелестной, совершенно незнако­мой комнате с превосходной коллекцией ночных горш­ков. Позже я вернулся получше осмотреть ее, а комнат­ка-то исчезла. Я, конечно, все равно ее отыщу. Возмож­но, она доступна только в полшестого утра, а может, ког­да месяц в фазе одна четверть или когда слишком пол­ный мочевой пузырь. Я прыснул в тарелку с гуляшом. Крауч нахмурил­ся, а Дамблдор чуть заметно подмигнул мне. Ну, это я знаю - Выручай-Комната. Еще на первом курсе Сол там рассказал нам с Юлей, кто он такой... Тем временем Флер Делакур, изящно повернув голо­ву в сторону своего кавалера, в пух и прах разносила уб­ранство замка. — П'госто убожество! — обвела она взглядом искрящи­еся инеем стены Большого зала: как и все французы, она немного картавила. — У нас Т'гапезную ук'гашают ледяные скульпту'гы. Они не тают и пе'геливаются всеми цветами 'адуги. А какая у нас еда! А хо'г лесных нимф! Мы едим, а они поют. И в холлах никаких ужасных 'гыца'гей без головы. А поп'гобуй залети к нам полте'ггейст, его выгонят с т'геском, вот так! — И Флер с силой хлопнула по столу ладонью. Роджер Дэвис глядел на прекрасную Флер затуманен­ным взором. Восхищение его было так велико, что он вряд ли ее слышал, пронося вилку мимо рта. — Конечно! — стукнул он по столу так, как Флер. — Да! С треском! Я окинул взглядом зал. Хагрид сидел за одним из учительских столов и, не отрываясь, глядел в нашу сторону. На нем был новый костюм, и прическа была куда лучше прежней. Он махнул рукой, и мадам Максим, заметил я, отве­тила тем же. Опаловое ожерелье на ее могучей шее мяг­ко переливалось, отражая огоньки фонарей. После ужина Дамблдор встал и пригласил всех по­следовать его примеру. Взмахнул волшебной палочкой, столы отъехали к стенам, образовав пустое простран­ство. Еще один взмах, и вдоль правой стены выросла сце­на— с барабанами, гитарами, лютней, виолончелью и во­лынкой. На сцену вышел ансамбль «Ведуньи», встреченный восторженными рукоплесканиями. У "Ведуний" были длинные растрепанные волосы, черные мантии нарочи­то порваны и потерты. Я с нетерпением ждал, чтобы они заиграли. "Веду­ньи" разобрали инструменты, фонарики на столах погас­ли, и участники состязания со своими дамами поднялись со своих мест. — Пойдем, — шепнула Юлька. — Сейчас полагается танцевать. «Ведуньи» заиграли медленную песню "Мagic Works". ** Мы вышли на середину зала, которая была ярко освещена. Юлька реши­тельно взяла обе мои руки, одну положила себе на талию, другую крепко сжала. Я глядел поверх го­лов, но скоро и сами зрители, разобравшись на пары, присоединились к танцующим, и я перестал ощу­щать на себе взоры десятков глаз. Рядом с нами танцевали Невилл с Луной. Дамблдор танцевал с мадам Максим. Она была чуть выше него, впрочем, для дамы ее роста и полноты мадам Максим танцевала вполне грациозно. "Моуди" неуклюже топтался с профессором Синистрой, которая явно опа­салась его деревянной ноги. — Какой он ужасный! — шепнула Юлька на ухо мне. Деревянная нога Грюма бухала уже далеко, и он не мог слышать ее слов. — По-моему волшебные глаза давно пора запретить. - Согласен. А вдруг он и сквозь одежду своим глазом видит? Услыхав последнюю дрожащую ноту, выведенную во­лынкой, все захлопали, а я еще не сразу высвободился из объятий Юльки. — Пойдем посидим? — наконец предложил я. «Ведуньи» заиграли новый танец, веселый и быстрый "Do the Hyppogriff". *** — Нет, — возразила Юляша, — давай танцевать. Мне эта песня очень нравится! И мы так лихо отплясывали, что другие пары шарахались от нас, боясь за свою жизнь. Но потом все же мы пошли за столик. Подошла раскрасневшаяся Гермиона и села рядом. — Привет, — сказал я. — Очень жарко, — обмахивалась ладонью Гермиона. — Сол пошел за лимонадом. Стол судей опустел. Дамблдор танцевал с профес­сором травологии Спраут, Людо Бэгман — с Мак­Гонагалл, мадам Максим с Хагридом носились в бешеном вальсе по всему залу, грозя сбить с ног пары, танцующие в опасной с ними близости. Не танцевал один Каркаров, он вообще куда-то исчез. Очередной танец кончился, и все снова захлопали в ладоши. Людо Бэгман поцеловал руку МакГонагалл и пошел к столу. Тут к нему подошли близнецы — Что это они себе позволяют? — нахмурился Крауч-старший, подозрительно глядя на братьев. — Как они смеют при­ставать к министерским работникам! Никакой почти­тельности! Впрочем, Бэгман скоро избавился от близнецов, уви­дел меня, махнул рукой и подошел. — Надеюсь, они не успели вам надоесть, мис­тер Бэгман? — без промедления спросила Гермиона. — Что? А нет, нисколько! Они более подробно рассказа­ли мне о фальшивых волшебных палочках, они ведь такие выдумщики, и спросили, будет ли на них спрос. Я пообещал свести их с моими знакомыми в фирме «Зонко». Похоже, у Фреда с Джорджем грандиозные планы, раз они решили через магазины продавать свои безделки с подвохом. — Пойдем погуляем, — шепнула Юлька. И мы все встали, по краю зала обошли танцующих и вышли в холл. Парадные двери были распахнуты настежь, в розовом саду мерцали, порхая с куста на куст, крохот­ные феи. Мы спустились по лестнице и очутились в гроте, полном цветущих розовых кустов, между ними бежали извилистые дорожки, мощенные цветной плит­кой, над кустами высились каменные статуи. Где-то плес­калась вода, должно быть, фонтан. Здесь и там на резных скамьях сидели ученики, отдыхая от танцев. Мы дошли до большого каменного оленя, за которым искрились струи мощного фонтана. На скамье у самой воды сидели две огромные фигуры, любуясь лунными бликами. — Я как вас увидел, сразу все понял, — раздался поче­му-то охрипший голос Хагрида. Мы замерли: в такие минуты лучше, навер­ное, не мешать... — Что поняли, 'Агрид? — промурлыкала басом ма­дам Максим. — Понял, что мы с вами... одинаковые. У вас кто, отец али мать? — Я не понимаю вас, Агрид... — У меня — мать. Может, последняя в Англии. Я ее и не помню толком... она нас бросила. Мне и трех годков не было. Да и какая из нее мамка! Не в их это обы­чае. Что с ней сталося? Не знаю. Может, давно померла... Мадам Максим молчала. Я, сам того не желая, прислушался. Хагрид никогда не рассказывал нам о своем детстве. — Как она ушла, отец долго убивался. Крохотной был такой. Я его в шесть лет на комод сажал, коли надоест шибко. Оченно любил его смешить... — Хагрид замолчал. Мадам Максим сидела, не шевелясь, и молча гляде­ла на серебристые струи фонтана. — Отец, конечно, меня растил... а потом взял и помер — я только в школу пошел. И мне уж тут все самому пришлось. Дамблдор, однако, помог. Всегда был такой добрый... Хагрид вытянул из кармана огромный шелковый в крапинку платок и громко высморкался. — Что это я все о себе... Мне про вас интересно. Вы-то по матери, по отцу? Мадам Максим вдруг поднялась и сказала: — Здесь холодно. — Но какой бы холодной ни была по­года, голос ее звучал еще холоднее. — Пора идти в замок. — А? В замок? Посидите еще, я никогда не встречал других, как я. — Других каких? — ледяным тоном спросила мадам Максим. «Промолчи, Хагрид, не отвечай», — молил я. Я стоял в тени, стиснув зубы, и надеялся, что Хагрид не ответит... — Полувеликанов, конечно, кого же еще? — Да как вы смеете, Агрид?! — вскричала мадам Мак­сим. — Такой оскорблений! Полувеликан? Муа? Я... я просто широка в кости! И она умчалась, с треском ломая кусты. Испуганные светлячки стайками взмывали в воздух, а Хагрид остался сидеть на скамье и глядел ей вслед — в темноте нельзя было разобрать, что выражало его лицо. Потом он встал и пошел, но не в замок, а во мрак ночи, в сторону своей хижины. * Воинское звание в Великобритании. ** https://m.youtube.com/watch?v=4l5ACTUo37g *** https://m.youtube.com/watch?v=um463a-x0qk