Планета Хогвартс

После мы вернулись в гостиную Гриффиндора к своей обычной горе домашних заданий. Через полчаса, потраченных мной на новую звездную карту для урока астрономии, на пороге комнаты возникли Фред и Джордж. — Рона с Джинни нету? — спросил Фред, озираясь и придвигая к себе стул. Я покачал головой. — Вот и хорошо. Мы смотрели, как они тренируются. На матче их разнесут в пух и прах. Без нас они ровным счетом никуда не годятся. — Брось, Джинни не так уж плоха, — великодушно заметил Джордж, садясь рядом с ним. — Честно говоря, я вообще не понимаю, где она научилась так играть, — ведь мы никогда не брали ее с собой на тренировки. — Да она с шести лет лазит в сарай у вас в саду и таскает оттуда ваши метлы по очереди, стоит вам только зазеваться, — сказала Гермиона из-за шаткого штабеля учебников по древним рунам. — Правда? — с невольным уважением сказал Джордж. — ну, тогда все понятно. — А Рон? Взял он хоть один мяч? — поинтересовалась Гермиона, глядя на близнецов поверх «Магических иероглифов и логограмм». — Он способен на это лишь в тех случаях, когда думает, что никто на него не смотрит, — сказал Фред, закатывая глаза. — Поэтому нам нужно попросить зрителей, чтобы в субботу они отворачивались и начинали беседовать между собой, как только кваффл полетит в его сторону. Ему не сиделось на месте; он подошел к окну и вгляделся в сумерки. — По мне, квиддич был единственным, ради чего стоило торчать в этой школе. Гермиона бросила на него суровый взор. — У вас же скоро аттестация! — Я ведь тебе говорил, аттестация нас мало волнует, — сказал Фред. — А вот Забастовочные завтраки пора выпускать в продажу: мы выяснили, как избавиться от этих фурункулов. Достаточно нескольких капель настойки растопырника — спасибо Ли за идею... Джордж широко зевнул и вперил мрачный взгляд в затянутое облаками ночное небо. — Даже не знаю, хочу ли я идти на этот матч. Если Захария Смит нас побьет, как бы мне не пришлось наложить на себя руки. — Лучше уж на него, — твердо сказал Фред. — Вот чем плох квиддич, — рассеянно произнесла Гермиона, уткнувшись в рунический текст. — Он сеет вражду и непонимание между факультетами. Она оторвалась от перевода, чтобы заглянуть в «Словник чародея», и увидела, что Фред и Джордж смотрят на нее с одинаковой гримасой отвращения, смешанного с недоверием. — А что? — с вызовом сказала она. — В конце концов, это только игра! — Гермиона, — сказал Фред, покачав головой, — тебе, конечно, виднее, что к чему, когда речь идет о всяких там чувствах, но ты просто не понимаешь, что такое квиддич. — Возможно, — сердито ответила она, возвращаясь к своему переводу, — но мое счастье, по крайней мере, не зависит от умения Рона ловить мяч. Единственным достоинством матча оказалась его краткость — мучения гриффиндорских зрителей длились всего двадцать две минуты. На звание худшего игрока, по мнению Гарри, с равным правом претендовали трое - Рон, пропустивший четырнадцать мячей, Слоупер, который целился в бладжер, но врезал Анджелине битой по лицу, и Керк, который завопил и свалился с метлы, когда на него понесся Захария Смит с кваффлом в руках. Каким-то чудом Хаффлпафф победил с перевесом всего лишь в десять очков: Джинни изловчилась выхватить снитч прямо из-под носа у пуффендуйского ловца Саммерби, так что конечный счет составил двести сорок против двухсот тридцати. — Отличный рывок, — сказал я своей рыжеволосой преемнице в гостиной, где царила такая унылая атмосфера, какая бывает разве что на похоронах. — Просто повезло. — Джинни пожала плечами. — Снитч летел не очень быстро, а у Саммерби простуда: он чихнул. И зажмурился в самый неподходящий момент. В любом случае, когда ты вернешься в команду... — Джинни, мне запретили играть навсегда. — Ты не будешь играть, пока в школе остается Амбридж, — поправила меня Джинни. — Есть разница. В любом случае, когда ты вернешься, я попробую себя в охотниках. И Анджелина, и Алисия учатся последний год, а мне больше нравится забивать голы, чем ловить снитч. Я посмотрел на Рона, который сгорбился в углу, уставившись на свои колени и сжимая в руке бутылку сливочного пива. — Анджелина все равно не хочет его отпускать, — сказала Джинни, словно прочитав мои мысли. — Она уверена, что у него есть потенциал. Рон покинул поле под очередной куплет песни «Уизли — наш король», которую распевали слизеринцы, ставшие теперь фаворитами в борьбе за Кубок. Приблизились Фред и Джордж. — У меня даже не хватило духу над ним подшутить, — сказал Фред, глядя на скорбную фигуру Рона. — Знаете, когда он пропустил четырнадцатый... — Он отчаянно заболтал руками, изображая тонущего щенка. — Ладно, оставим это для вечеринок. Вскоре Рон потащился в спальню. Из уважения к его чувствам я не сразу пошел за ним следом, чтобы Рон, если захочет, мог притвориться спящим. И действительно, когда я поднялся в комнату, Рон храпел чуть громче, чем надо; если бы не это, и впрямь можно было бы подумать, что он спит. Я лег в постель, размышляя о матче. Смотреть его с трибуны было ужасно. Мне очень понравилась игра Джинни, но я знал, что мог бы поймать снитч быстрее... был момент, когда крохотный мяч порхал около лодыжки Керка; если бы Джинни не промедлила, она могла бы выцарапать для Гриффиндора победу. Амбридж сидела несколькими рядами ниже нас. Раз-другой она повернулась, чтобы посмотреть на меня; ее широкий жабий рот был растянут, как мне казалось, в злорадной торжествующей усмешке. Едва вспомнив об этом сейчас, в темноте, я загорелся гневом. Храп Рона постепенно сошел на нет, сменившись глубоким, медленным дыханием спящего. Я не мог заснуть гораздо дольше; тело устало, но мозг никак не хотел отключаться. Утром в понедельник мы явились в Большой зал одновременно с почтовыми совами. Гермиона была не единственной, кто с нетерпением ждал свежего номера «Пророка»: почти всем не терпелось узнать новости о сбежавших Пожирателях смерти, которые, несмотря на многочисленные сообщения людей, якобы видевших их в разных местах, до сих пор не были пойманы. Гермиона отдала сове кнат и торопливо развернула газету, пока я наливал себе апельсинового сока; а передо мной на стол тоже села сова. — Ты к кому? — спросил я, отодвигая у нее из-под клюва стакан с соком, и, наклонившись, прочел имя и адрес получателя: Гарри Поттеру Большой зал Школа «Хогвартс» Нахмурясь, я протянул руку, но не успел взять у совы письмо, как еще три, четыре, пять сов сели на стол рядом с ней и принялись теснить друг друга, наступая в масло и опрокидывая солонки: каждой хотелось вручить свое послание раньше других. — Это еще что такое? — изумился Невилл. Все гриффиндорцы обернулись посмотреть, что происходит, и тут, ухая и хлопая крыльями, опустились еще семь летучих почтальонов. Я разорвал желтый конверт. Из него выпал плотно сложенный мартовский номер «Придиры». Я развернул его и увидел свое лицо, ухмыляющееся с обложки. Поперек фотографии большими красными буквами шла надпись: ГАРРИ ПОТТЕР СНОВА ЗАГОВОРИЛ: ПРАВДА О ПОЖИРАТЕЛЯХ СМЕРТИ Всем известно, что Пожиратели Смерти - группа тёмных волшебников, последователей Лорда Волдеморта. У каждого имеется особый знак Пожирателя Смерти — Чёрная метка, посредством которой они могут связываться с Тёмным Лордом. Задолго до формирования организации, Том Риддл, известный как Волдеморт, набирал себе сторонников в Хогвартсе. Его идеи разделяли разношерстные студенты, считавшие Риддла своим товарищем и выполнявшие различные его приказы. Шайка Риддла состояла из трех типов юных волшебников: слабых, нуждающихся в сильном покровителе, амбициозных, ищущих славы, и агрессивных, требующих лидера, который направил бы их силы в нужное русло. В школе они отметились неприятными и скверными инцидентами, которые, впрочем, связать с компанией предусмотрительного и блестящего ученика Риддла не удавалось. Впоследствии, большинство (если не все) этих школьных «друзей» Тома стали Пожирателями Смерти. Пожиратели Смерти устраивали беспорядки, нападали без причин на магглов, убивали их, причём нередко это были массовые убийства. Магов, отказавшихся перейти на сторону Волан-де-Морта, часто тоже убивали или же подвергали заклятию Империус. Семьи убитых магов часто уничтожались. Пожиратели держали в страхе магическую Великобританию до тех пор, пока Волдеморт не был развоплощён при попытке убить Гарри Поттера. Многие считали, что Тёмный Лорд погиб (хотя официально было объявлено только то, что он «исчез»). После его исчезновения большинство Пожирателей сочли за лучшее отречься от прежнего хозяина. Они сумели убедить суд волшебников Визенгамот, что были околдованы. Но до нас дошли сведения, что не все из тех, кто заявлял, будто находился под заклятием Империус, на самом деле были ему подвержены. Из доверенного источника мы получили имена Пожирателей Смерти, избежавших Азкабана: Альберт Гойл Корвин Кребб Алекто Кэрроу Амикус Кэрроу Уолден Макнейр Люциус Малфой Теодор Нотт-старший Кеннет Пиритс Торфинн Роули Корбан Яксли Известно также, что сбежавшие Долохов, Руквуд, братья Лестрейнджи и супруга Рудольфуса Беллактриса, а также еще пятеро Пожирателей до сих пор разгуливают на свободе. Министерство, похоже, забыло о том, что можно использовать дементоров для этой цели. Или дело в другом? У нас появились подозрения, что стражи Азкабана подняли массовый бунт против работодателей с целью присоединиться к Волдеморту, который, суля по всему, предложил им больше жертв: не скудную диету из эмоций полусумасшедших узников, а полноценное «питание» на просторах всей Англии. Это, скорее всего, и помогло Пожирателям Смерти сбежать из Азкабана. Возникает вопрос: как долго господин Министр будет закрывать глаза на очевидное и когда наконец поймет, что его "страусиная" политика может стоить жизни сотням магов и магглов? — Неплохо, правда? — сказала Луна, подходя к гриффиндорскому столу и втискиваясь на скамейку между Фредом и Роном. — Он вышел вчера, и я попросила отца выслать тебе бесплатный экземпляр. Думаю, все это письма читателей, — она кивнула на сов, которые по-прежнему бродили по столу перед нами. — Я тоже так подумала, — нетерпеливо сказала Гермиона. — Гарри, ты не будешь возражать, если мы... — Пожалуйста, — сказал я, слегка озадаченный. Юля с Гермионой сразу же принялись вскрывать конверты. — Этот малый считает, что ты совсем съехал с катушек, — сказал Невилл, проглядывая письмо. — Так-так... — А эта женщина советует тебе пройти курс лечения Шоковыми заклятиями в больнице святого Мунго, — разочарованно сказала Гермиона, комкая второе письмо. — Зато тут вроде бы ничего плохого, — медленно произнес я, читая длинное письмо от колдуньи из Пейсли. — Ого! Она говорит, что верит мне! — А этот колеблется, — сказал Фред, с энтузиазмом взявшийся распечатывать письма вместе с ними. — Говорит, что ты вроде не похож на сумасшедшего, но лично он не хочет верить, что Сам-Знаешь-Кто возродился, поэтому не знает, как ему теперь быть. Тьфу ты, только пергамент зря перевел! — А вот еще один, которого ты убедил, Гарри! — возбужденно воскликнула Гермиона. — «Прочтя эту статью о Пожирателях и дементорах, я вынужден заключить, что «Пророк» обошелся с Вами крайне несправедливо... Хотя мне очень не хочется верить в возвращение Того-Кого-Нельзя-Называть, я вынужден признать, что Вы говорите правду...» Да это же просто чудесно! — Еще одна думает, что ты просто гонишь волну, — сказала Юля, выбрасывая за плечо скомканное письмо, — зато эта пишет, что ты обратил ее в свою веру и теперь она считает тебя настоящим героем... даже фотографию свою приложила, ого! — Что здесь происходит? — раздался позади тонкий, фальшиво-приторный голосок. Я поднял взгляд от вороха конвертов, которые держал в руках. Там стояла профессор Амбридж — ее жабьи глаза навыкате озирали разгром, учиненный совами на столе перед нами. Позади нее он увидел толпу жадно наблюдающих за нами учеников. — Кто это прислал вам столько писем, мистер Поттер? — вкрадчиво спросила Амбридж. — А что, разве это преступление — получать письма? — громко осведомился Фред. — Поосторожнее, мистер Уизли, а не то оставлю после уроков, — предупредила Амбридж. — Ну, мистер Поттер? - Поклонники пишут, - нагло улыбнулся я, наводя на письма и "Придиру" невербальную иллюзию. - Я ведь знаменитость, вот и получаю письма от фанатов. Между тем в коридорах все только и делали, что тайком от Амбридж цитировали друг другу статью. Я слышал, как обо мне шептались в коридорах перед занятиями, за обедом и на задних партах во время урока, а Гермиона, заглянув в туалет для девочек перед лекцией по древним рунам, сообщила, что во всех кабинках только об этом и судачат. — А потом они заметили меня — очевидно, они знают, что я тебя знаю, — и налетели с вопросами, — сказала Гермиона с сияющими глазами, — и по-моему, Гарри, они тебе верят, честное слово, — думаю, ты их все-таки убедил! Ученики стали заколдовывать страницы со статьей так, что любой посторонний видел в них только выдержки из учебников, или волшебным образом превращали их в чистые, снимая заклятие лишь тогда, когда им хотелось перечитать статью снова. Преподавателям, разумеется, запрещалось упоминать статью согласно Декрету об образовании номер двадцать шесть, однако они все равно находили способ выразить свои чувства. Профессор Спраут наградила гриффиндорцев двадцатью очками, когда я передал ей лейку; лучезарно улыбающийся профессор Флитвик под конец урока заклинаний впихнул мне в руки коробку попискивающих сахарных мышек, сказал «тс-с!» и поспешил прочь, а профессор Трелони в коридоре вдруг истерически разрыдалась и заявила, что я доживу до преклонных лет (о-о-о, профессор, вы и не представляете, до насколько преклонных!) и стану миллионером, Министром магии и отцом двенадцати детей (ну, с этим мы с Юлей посмотрим). Если мне и нужно было что-то еще для полного счастья, этой мелочью стала реакция на происшедшее Малфоя, Кребба и Гойла. В тот же день, ближе к вечеру, я увидел их в библиотеке: сдвинув головы, они тихо переговаривались. С ними был еще один худосочный мальчишка; Гермиона шепнула, что его зовут Теодор Нотт. Они оглянулись на меня, когда я искал на полках книгу с инструкциями по частичному исчезновению. Гойл угрожающе затрещал суставами пальцев, а Малфой стал что-то яростно нашептывать Креббу. Я прекрасно знал, почему они так себя ведут: я назвал Рите их отцов в числе Пожирателей смерти. В довершение всего Луна сказала за ужином, что никогда еще выпуск «Придиры» не расходился так быстро. — Папа печатает дополнительный тираж! — сообщила она, возбужденно выкатив глаза. — Ему в это просто не верится: похоже, что ты интересуешь людей даже больше, чем морщерогие кизляки! Кстати, они с мамой передавали вам всем привет. В этот вечер в гостиной факультета меня чествовали как героя. Фред и Джордж дерзко увеличили обложку «Придиры», заколдовали ее и вывесили на стену, так что моя гигантская голова озирала присутствующих, время от времени выдавая громогласные сентенции вроде «В МИНИСТЕРСТВЕ ОДНИ ИДИОТЫ!» или «НАЕШЬСЯ НАВОЗА, АМБРИДЖ!» Гермиона сочла это не слишком забавным: она сказала, что ей не дают сосредоточиться, и, раздраженная, рано отправилась спать. Через час-другой шутка приелась и мне — особенно когда колдовство стало сходить на нет, и моя голова на плакате просто выкрикивала отдельные слова вроде «АМБРИДЖ!» или «ИДИОТЫ!» с уменьшающимися интервалами и все более и более высоким голосом. В конце концов у меня заболела моя собственная голова. Под разочарованные возгласы ребят, которые сидели вокруг, я объявил, что мне тоже необходимо лечь пораньше. Когда мы шли с ужина, мы услышали чьи-то крики. Мы поспешили на шум. Крики доносились из вестибюля; подбегая к каменной лестнице, ведущей из подземелья, мы слышали их все отчетливее. Выскочив туда, мы обнаружили, что в вестибюле полно народу — взбудораженные ученики кучей вывалили туда из Большого зала, и на мраморной лестнице тоже стояла плотная толпа. Мы протолкались через компанию высоких слизеринцев и увидели, что ребята образовали в середине огромный круг — у кого-то были взволнованные лица, у кого-то даже испуганные. Прямо напротив нас, с другой стороны вестибюля, я заметил профессора МакГонагалл; она выглядела так, словно сцена, открывшаяся ее глазам, вызывала у нее легкую дурноту. Посреди вестибюля, с палочкой в одной руке и пустой бутылкой из-под хереса в другой, стояла профессор Трелони, и вид у нее был абсолютно сумасшедший. Волосы ее встали дыбом, очки перекосились, так что левый глаз казался больше правого, а бесчисленные шали и шарфы хаотически свисали с плеч, создавая впечатление, что она расползается по швам. На полу рядом с профессором лежали два огромных чемодана, один вверх ногами — похоже было, что его спустили по лестнице вслед за ней. Профессор Трелони в ужасе смотрела на кого-то, находившегося у подножия лестницы, но скрытого от нас. — Нет! — выкрикнула она. — НЕТ! Это невозможно... так же нельзя... я отказываюсь в это верить! — Вы не знали, что все к этому шло? — сказал тонкий голосок, в котором слышалось жестокое удовлетворение, и я, чуть сместившись влево, увидел, что человек, повергший Трелони в такой ужас, — не кто иной, как профессор Амбридж. — Хоть вы и не в силах предсказать даже погоду на завтра, вы, конечно же, не могли не понимать, что ваш убогий стиль работы и неодобрение, которое я ясно продемонстрировала вам во время моих инспекций, делают ваше увольнение неизбежным! — Вы н-не можете! — взвыла профессор Трелони; из-под ее огромных очков струились слезы. — Вы... н-не можете меня уволить! Я п-провела здесь шестнадцать лет! Х-хогвартс — м-мой родной д-дом! — Он был вашим домом, — сказала профессор Амбридж, и я с отвращением заметил, что ее жабье лицо растянулось в злорадной усмешке при виде того, как профессор Трелони, безудержно рыдая, рухнула на один из чемоданов, — но перестал им быть час назад, когда Министр магии подписал приказ о вашем увольнении. А теперь будьте добры покинуть замок. Вы нам мешаете. С жадным наслаждением она смотрела, как профессор Трелони содрогается и стонет, в отчаянии раскачиваясь на своем чемодане взад и вперед. Мы услышали приглушенные рыдания и оглянулся: Лаванда и Парвати, обнявшись, тихо плакали друг у дружки на плече. Потом я услыхал шаги. Отделившись от зрителей, профессор МакГонагалл подошла к Трелони и стала утешать прорицательницу, легонько похлопывая ее по спине и одновременно вынимая из складок мантии большой носовой платок — Ну-ну, Сивилла... успокойся... вот, вытри слезы... все не так плохо, как ты думаешь... тебе не придется покидать Хогвартс... — Неужели, профессор Макгонагалл? — ледяным тоном осведомилась Амбридж, сделав несколько шагов вперед. — И кто же уполномочил вас сделать подобное... — Я, — раздался звучный голос. Дубовые парадные двери распахнулись. Стоявшие рядом с нами ученики посторонились, освобождая путь Дамблдору, только что появившемуся на пороге. Я понятия не имел, что на ночь глядя понадобилось директору под открытым небом, но его фигура на фоне туманных сумерек казалась весьма внушительной. Оставив двери широко распахнутыми, он двинулся через ряды зрителей к заплаканной, дрожащей Трелони, которая по-прежнему сидела на чемодане, и замершей около нее МакГонагалл. — Вы, профессор Дамблдор? — спросила Амбридж с особенно неприятным коротким смешком. — Боюсь, вы не понимаете ситуации. У меня имеется, — и она вытащила из складок мантии свиток пергамента, — приказ об увольнении, подписанный мною и Министром магии. Согласно Декрету об образовании номер двадцать три, генеральный инспектор Хогвартса обладает правом присутствовать на занятиях, назначать испытательные сроки, а также увольнять любого преподавателя, чьи методы она — то есть я — сочтет не соответствующими нормам, установленным Министерством магии. Я решила, что профессор Трелони профессионально некомпетентна. Я освободила ее от должности. К нашему огромному удивлению, Дамблдор продолжал улыбаться. Он опустил взгляд на профессора Трелони, которая все еще бурно всхлипывала, сидя на чемодане, и сказал: — Разумеется, вы совершенно правы, профессор Амбридж. Как генеральный инспектор, вы имеете полное право увольнять моих преподавателей. Однако у вас нет права выгонять их из замка. Боюсь, — продолжал он с коротким вежливым поклоном, — что подобные решения по-прежнему находятся во власти директора, и мне угодно, чтобы профессор Трелони осталась жить в Хогвартсе. При этих словах профессор Трелони не то икнула, не то истерически хихикнула: — Н-нет, я п-пойду, Дамблдор! Я ос... оставлю Хогвартс и п-поищу счастья еще... еще где-нибудь... — Нет, — отрезал Дамблдор. — Мне угодно, чтобы вы остались, Сивилла. — Он повернулся к МакГонагалл. — Могу я попросить вас проводить Сивиллу обратно наверх, Минерва? — Конечно, — ответила та. — Вставай, Сивилла... Из толпы поспешно вышла профессор Спраут и взяла Трелони под другой локоть. Вместе они провели ее мимо Амбридж и двинулись вверх по мраморной лестнице. За ними суетливо побежал профессор Флитвик; вынув по дороге палочку, он скомандовал: «Локомотор, Чемоданы!» — и багаж профессора Трелони, всплыв в воздух, тронулся вслед за ней. Сам Флитвик замыкал процессию. Профессор Амбридж застыла на месте, не сводя глаз с Дамблдора, который по-прежнему благожелательно улыбался. — И что, — сказала она шепотом, разнесшимся по всему вестибюлю, — что вы будете с ней делать, когда я назначу нового учителя прорицаний и ему понадобится ее комната? — Это не проблема, — вежливо ответил Дамблдор. — Видите ли, я уже нашел нового учителя прорицаний, а он предпочитает жить на первом этаже. — Вы нашли?.. — пронзительно воскликнула Амбридж. — Вы? Позвольте напомнить вам, Дамблдор, что, согласно Декрету номер двадцать два... — Министерство имеет право на назначение подходяще­го кандидата в том — и только в том — случае, если директор не сумеет найти такового, — сказал Дамблдор. — Но я рад сообщить вам, что в данном случае мне это удалось. Назначение уже состоялось. Позвольте представить... Он повернулся к раскрытым входным дверям, в которые затекала легкая ночная дымка. Мы услышали стук копыт. В толпе учеников раздалось встревоженное шушуканье, и те, кто был ближе всех к дверям, торопливо попятились. Некоторые даже споткнулись, стремясь как можно скорее очистить дорогу новому преподавателю. В туманной дымке появилось лицо — снежно-белые волосы и поразительной синевы глаза, голова и торс человека на теле пегой лошади. — Это Флоренц, — с беспечной улыбкой сказал Дамблдор остолбенелой Амбридж, которая смотрела на директора так, будто он сообщил, что все уроки в Хогвартсе теперь будут вести инопланетяне (кстати, относительно Флоренца она была бы права в этом предположении). — Надеюсь, он вас устроит.