Планета Хогвартс

- Интересно, а кто такой Арагог? - спросил я, когда мы собрались вечером в гостиной. - Надеюсь, этот Арагог не обладает огромными клыками и не извергает пламя изо всех отверстий. - Надо будет спросить у Хагрида, когда мы опять к нему пойдем... После осторожных расспросов Хагрида оказалось, что Арагог - это огромный паук-акромантул, "совсем безобидный", которого Хагрид вырастил из яйца. Хагрид же "и жену ему нашел, Мосаг, а то ведь тоскливо ему одному", и теперь в Запретном лесу была целая колония гигантских пауков, которые "ну на вид страшные немного, но никого не трогали никогда" и мы решили, что с этим надо что-то делать. И делать желательно радикально. Потому что в огромного паука, питающегося исключительно цветочным нектаром и с улыбкой раздающего детишкам конфеты, лично я не верю. В середине октября пришло время первого похо­да в Хогсмид. В день похода был сильный ветер, хлестал дождь. У дубовых входных дверей, как всегда, стоял Филч и проверял по списку, кому разрешено пойти в Хог­смид. Прогулка до Хогсмида оказалась малоприятной. Я обмотал лицо шарфом до самых глаз; та часть лица, которая осталась не прикрыта, быстро намок­ла и онемела от холода. По всей дороге в деревню виднелись ученики, сгибавшиеся под напором без­жалостного ветра. Мне несколько раз приходи­ло в голову, не лучше ли было бы нам сидеть сейчас в уютной теплой гостиной. Сол махнул рукой в толстой вязаной перчатке в сторону «Сладкого ко­ролевства». Мы все, спотыкаясь, ввалились вслед за Солом в пе­реполненную кондитерскую. — Слава Мерлину, — передернулся Невилл, когда мы оку­нулись в душистое тепло, пропитанное ароматом карамели. — Ой, смотрите, здесь есть сахарные пе­рья де-люкс — их хватает на несколько часов! Закупившись сладостями, мы стали думать, куда бы ещё пойти. — В «Три метлы», — предложил я. — Там хоть тепло. Мы снова обмотались шарфами и вышли из кон­дитерской. После сахарного тепла в «Сладком ко­ролевстве» ветер резал как ножом. Народу на улице было немного. Никто не останавливался поболтать, все бегом бежали по своим делам. Через несколько минут мы сидели за столиком с шестью бутылками сливочного пива. - Ну, а какие яблоки они больше любят? - Которые послаще, вроде "Фуджи" или "Ред Делишес", а так они и траву едят, и листья, но яблоки любят больше... Как только мы допили последние капли, Гермиона сказала: — Ну что, может, хватит на сегодня? Пошли об­ратно в школу. При такой погоде никуда больше не пойдешь - не идти же в то кафе в стиле "домик Амбридж". Мы кивнули. Погода, чем дальше, тем становилась хуже. Снова мы закутались в плащи и шарфы, натянули перчат­ки. Как раз в это время Кэти Белл с подружкой вы­ходили из трактира. Мы тоже вышли и дви­нулись за девочками по Главной улице. Сдвинув бро­ви, я нагнул голову навстречу ветру и ледяному дождю и зашагал, похоже, нам придется еще и в нашей гостиной выпить чего-нибудь согревающего (нет, я имею в виду чай! Или горячий шоколад). Через некоторое время я начал замечать, что голоса Кэти Белл и ее подруги, которые доносил к нам ветер, становятся все громче и пронзитель­нее. Я прищурился, вглядываясь в неясные за дождем фигурки. Девочки спорили о каком-то пред­мете, который Кэти держала в руке. — Тебя это не касается, Лианна! — донеслись до меня слова Кэти. Они завернули за угол. Здесь мокрый снег летел еще гуще. Я поднял руку в перчатке, чтобы смахнуть снег с шапки, и как раз в этот мо­мент Лианна сделала попытку выхватить у Кэти свер­ток; Кэти потянула к себе, и сверток упал на землю. В ту же секунду Кэти взмыла в воздух — очень грациозно, вытянув вверх руки, словно хо­тела полетать. И все-таки было в этом что-то очень странное, что-то неправильное, жуткое... Ветер бе­шено трепал ее волосы, но глаза Кэти были закры­ты и лицо застыло без всякого выражения. Мы и Лианна замерли на месте, не сво­дя с нее глаз. Поднявшись на шесть футов над землей, Кэти вдруг ужасно закричала. Глаза ее распахнулись, но то, что она видела или чувствовала, очевидно, при­чиняло ей нестерпимую боль. Она кричала, не пере­ставая. Лианна тоже закричала и стала дергать Кэти за щиколотки, пытаясь стащить ее вниз. Мы бросились на помощь, дружно по­тянули Кэти за ноги, но тут она рухнула прямо на нас. Мы с Невиллом успели ее подхватить, но она так билась и корчилась, что мы едва могли ее удержать. Тогда мы опустили ее на землю. Кэти продолжала биться и кричать и явно никого не узнавала. Я огляделся: вокруг не было ни души. - "Арей!" - "Сам вижу..." - "Что хоть с ней?" - "Ничего хорошего, поверь мне" Гермиона подбежала к плачущей подружке Кэти и обняла ее. — Ты Лианна, да? Девочка кивнула. — Это произошло вот прямо так, ни с того ни с сего, или... — Это случилось, когда пакет порвался, — всхлип­нула Лианна, показывая валяющийся на земле про­мокший насквозь пакет из оберточной бумаги. Бумага разодралась, сквозь дыру поблескивало что-то зеленоватое. Кэти наконец очнулась, встала на ноги и я присел на корточки. Из разорванного па­кета выглядывало старинное ожерелье с опалами. — Видимо, оно проклято, — сказал я, вниматель­но рассматривая украшение. — Наверное, Кэти к нему прикос­нулась. Я задрал голову и посмотрел на Кэти. — Откуда эта дрянь у тебя? — Да я не помню! Я пошла в ту­алет в «Трех метлах», а вернулась с пакетом в руках, и знала только, что это якобы сюрприз для кого-то в Хогвартсе, а меня попросили передать. А кто мне его дал, не помню... — Пошли в школу, — сказала Гермиона. — Пой­дем... Я поколебался, потом размотал шарф и, не обращая внимания на судорожный вздох Юльки, аккуратно обернул шарфом ожерелье и поднял с земли. — Нужно будет показать его МакГонагалл, — сказал я. Идя вместе с Юлей позади Кэти и Лианны, я лихорадочно думал. Кто мог подложить Кэти проклятое ожерелье? Кому оно предназначалось? Скорее всего, это был какой-то слизеринец, у кого еще такие представления о "приятных сюрпризах"? И память Кэти стер, чтоб она не помнила, кто ей дал его. — Здравствуйте, профессор МакГонагалл! — произнес Сол. Я поднял глаза. И правда, навстречу нам с ка­менных ступеней у входа в Хогвартс сбежала про­фессор МакГонагалл, не обращая внимания на летя­щие хлопья мокрого снега. — Кэти Бэлл говорит, ее прокляли... Прошу всех немедленно ко мне в кабинет. Что это у вас в руках, Поттер? — Это та штука, которую она потрогала, — от­ветил я. — Боже милосердный! — ужаснулась профессор Макгонагалл, забирая у меня ожерелье. — Мистер Маркинсон, нужно от­нести это ожерелье профессору МакХампти как можно скорее, только смотрите не трогайте его! Ни в коем случае не разворачивайте шарф! Сол побежал в кабинет ЗОТС. Мы поднялись за профессором МакГонагалл в ее кабинет. Заляпанные мокрым сне­гом окна дребезжали под ударами ветра, в комнате было зябко, хотя в камине потрескивал огонь. Про­фессор Макгонагалл закрыла дверь, обошла вокруг письменного стола и встала лицом к нам, Кэти и продолжавшей безудержно всхли­пывать Лианне. — Итак, — отрывисто спросила она, — что про­изошло? Запинаясь, то и дело останавливаясь и глотая слезы, Лианна рассказала, как Кэти пошла в туалет в «Трех метлах» и вернулась со свертком, на кото­ром не было никаких надписей, как они заспорили, нужно ли передавать неизвестные предметы неизвестно от кого, как на­чали тянуть сверток каждая к себе и бумага порва­лась. Тут Лианна снова залилась слезами, и больше от нее ничего нельзя было добиться. — Ну, хорошо, — довольно мягко сказала про­фессор МакГонагалл, — ступайте обе в больничное кры­ло, попросите у мадам Помфри успокои­тельное. Когда Кэти и Лианна ушли, профессор МакГонагалл по­вернулась к нам. — Что случилось, когда Кэти прикоснулась к оже­релью? — Она поднялась в воздух, — сказал Сол, как раз успевший вернуться из кабинета ЗОТС. — А по­том начала кричать и упала на землю. А потом Гарри... помните артефакт Поттеров? - Ясно, — кивнула профес­сор МакГонагалл. — Но вы, конечно, можете мне изложить свои соображения по поводу этого ужас­ного происшествия? Долю секунды я молчал. — Я думаю, это кто-то из Слизерина дал Кэти ожерелье, про­фессор. — Это очень серьезное обвинение, Поттер, — ска­зала профессор МакГонагалл после короткого мол­чания. — У вас есть доказательства? — Нет, — сказал я, — но... но его явно подложили ей специально, ведь она не помнит, кто ей его дал, значит, этот кто-то не хотел, чтоб она потом указала на него, значит, он знал, что это опасная вещь. И Кэти сказала, что это был "сюрприз", для кого-то в Хогвартсе... кто ещё, как не слизеринец, а скорее всего, сын или дочь кого-то из Пожирателей, мог это сделать? — Ну, как вы думаете, кому Кэти должна была пе­редать ожерелье? — спросил Невилл, когда мы подни­мались по лестнице в гриффиндорскую гостиную. — Кто его знает, — сказала Гермиона. — Во вся­ком случае, этот человек чудом спасся. Открывая па­кет, он наверняка прикоснулся бы к ожерелью. — Мало ли кому его могли послать, — сказал я. — Дамблдору — отпрыск Пожирателя смерти был бы еще как рад от него избавиться. Он у них, навер­ное, цель номер один. Или... — Или тебе, — тревожно сказала Гермиона. — Вот мне как раз нет, — сказал я. — Я же шел за Кэти от самого трактира, что ей стоило повернуть­ся и отдать мне эту штуку? Было бы гораздо логич­нее сделать это подальше от Хогвартса. Не понимаю, по­чему он велел ей нести пакет в замок? — Лабардан! — решительно произнесла Гермиона, остановившись перед портретом Полной Дамы. Портрет повернулся на петлях, открывая проход в гриффиндорскую гостиную. Там было полно на­роду и пахло отсыревшей одеждой, как видно, мно­гие вернулись из Хогсмида пораньше из-за мерзкой погоды. Но не было слышно испуганных голосов, разговоров и предположений — очевидно, никто еще не знал о том, что случилось с Кэти. — Если подумать, покушение было проведено не очень-то умно, — сказал Невилл. — В итоге проклятие даже не попало в замок. Не слишком надежный способ. — Ты прав, — согласилась Гермиона. — Совершенно не­продуманная попытка. — А с каких это пор слизеринцы у нас стали великими мыслителями? — спросил я. На последней тренировке перед субботним матчем Рон опять разнервничался. — Я лучше уйду. Я бездарный вратарь. — Никакой ты не бездарный, и никуда ты не уй­дешь! — яростно крикнул я и сгреб Рона за ворот мантии. — Ты, когда в форме, любой самый трудный гол можешь взять, у тебя только с психи­кой проблемы! Помнишь, в прошлом году мы победили! - Да но тогда я думал, что ты подлил мне... - Так представь, что я сделал это снова! Заиндевевшая трава похрустывала под ногами, когда мы шли на стадион. — Хорошая сегодня погода, правда? — сказал я. — Ага, — отозвался Рон. Я рассеянно улыбнулся в ответ, натянул через голову красную мантию, и мы вышли на поле. Одна половина стадиона была красной с золотом, другая — сплошь зеленое с серебром. Среди воплей и хлопков я ясно раз­личил рычание знаменитой шляпы Луны Лавгуд в виде львиной головы. Я подошел к судье матча, мадам Хуч. Она стояла на поле, готовая выпустить мячи из ящика. — Капитаны, пожмите друг другу руки, — сказа­ла она, и мои пальцы хрустнули в мощной лапе Урхарта, нового капитана слизеринцев. — Все на метлы! По свистку... три... два... один... Прозвучал свисток. Я и другие игроки с си­лой оттолкнулись от мерзлой земли и взвились в воздух. Я кружил над стадионом, выискивая снитч, и заодно приглядывал за Малфоем, который выписы­вал зигзаги далеко внизу. И вдруг раздался голос, на­столько непохожий на привычный голос нашего бессмен­ного комментатора, что это просто резало слух. — Ну вот, игра началась, и я думаю, нас всех уди­вил состав команды, которую Поттер собрал в этом году. Многие считали, что Рональд Уизли не войдет в команду, учитывая его крайне неровные выступ­ления в качестве вратаря в прошлом сезоне, но, ко­нечно, тут сыграло свою роль то, что его старшие братья давно друж­ат с капитаном... Слизеринская половина трибун встретила эти слова издевательскими выкриками и аплодисмента­ми. Я вытянул шею, стараясь рассмотреть ком­ментаторскую площадку. Там стоял высокий худой светловолосый мальчик со вздернутым носом и го­ворил в магический рупор, когда-то принадлежав­ший Ли Джордану. Я узнал Захарию Смита, иг­рока из команды хаффлпаффцев, который был мне глубоко несимпатичен. — А вот и первая атака слизеринцев, Урхарт мчит­ся через поле и... - У меня екнуло под ложечкой. — Уизли берет мяч. Что ж, раз в году и палка стреляет. Я нырнул в гущу игроков, высматривая, не мелькнет ли где-нибудь неулови­мый снитч. Рон пару раз пропустил голы, но Гриффиндор всё же вёл - шестьдесят-тридцать. Причем из шести голов Слизерину три забила Джинни. После этого Захария перестал громко спрашивать, не присутствуют ли брат и сестра Уиз­ли в команде только благодаря дружбе своих старших братьев с Поттером, зато теперь он взялся за Пикса и Кута. — Разумеется, у Кута не самое подходящее те­лосложение для загонщика, — свысока заметил За­хария, — как правило, у них мускулатура более раз­вита... — Врежь ему бладжером! — крикнул Куту я, пролетая мимо, но Кут, широко улыбаясь, напра­вил очередной бладжер на Малфоя, который толь­ко что разминулся со мной. Я с удовольствием услышал глухой удар, говоривший о том, что блад­жер попал в цель. Наконец и Рон начал улыбать­ся, а когда толпа встретила особенно эффектный его бросок хоровым исполнением любимой старой песенки «Рональд Уизли — наш король», он сделал вид, что дирижирует, зависнув в воздухе. — Воображает о себе невесть что, — послышался ехидный голос, и я чуть не свалился с метлы — Малфой сильно и явно умышленно меня толкнул. —Этот предатель чистокровных... Мадам Хуч в этот момент смотрела в другую сто­рону, а когда оглянулась на гневный рев гриффиндорских болельщиков, Малфой уже умчался. Я погнался за ним, горя желанием дать сдачи. — По-моему, Малфой из команды Слизерина за­метил снитч! — сказал Захария Смит в мегафон. — Да, он определенно что-то увидел, пока Поттер хло­пает ушами! «Смит и в самом деле идиот», — подумал я. Не видел, что ли, как мы с Малфоем столкнулись? Но тут же я понял, что Смит был прав: Малфой не случайно понесся прочь, он углядел то, чего не заметил я: высоко над нами яркой искор­кой на фоне чистого голубого неба стремительно летел снитч. Я набрал ходу. Ветер засвистел в ушах, заглу­шая комментарии Смита и вопли толпы на трибунах, но все-таки Малфой опережал меня, а преимущество Гриффиндора составляло пока всего лишь сотню оч­ков. Если Малфой успеет первым, Гриффиндор про­играет... Малфою оставалось до снитча каких-нибудь несколько футов, он уже протянул руку... но тут в него врезался ещё один бладжер. Пользуясь заминкой, я рванулся вперед и схватил крохотный крылатый мячик. — ЕСТЬ! — завопил я. Сделав разворот, я устремился к земле, держа снитч в высоко поднятой руке. Когда зрители осо­знали, что произошло, их рев почти заглушил фи­нальный свисток. — Джинни, ты куда? — крикнул я, пока на меня набрасывалась с объятиями вся команда, едва я спустился на землю. Но Джинни пролетела мимо и с жутким треском врезалась в площадку комментатора. Под визг и хо­хот толпы команда гриффиндорцев приземлилась возле кучи досок, под которыми слабо барахтался Захария. Я слышал, как Джинни преспокойно объясняет разгневанной МакГонагалл: — Извините, профессор, забыла затормозить. Задыхаясь от смеха, я вырвался из рук осталь­ных игроков и крепко обнял Джинни, хлоп­нул по плечу ликующего Рона. Команда Гриффиндора ушла с поля в обнимку, радостно потрясая в воздухе ку­лаками и махая своим болельщикам. В раздевалке царила приподнятая атмосфера. — Будем праздновать в гостиной, Шеймус мне ска­зал! — вопил Дин, не находя себе места от избытка чувств. Когда мы вошли, празднование было в самом разгаре. Меня, Джинни и Рона встретили новым взрывом приветствий и аплодис­ментов. Скоро нас обступила толпа гриффиндорцев, наперебой поздравлявших его. На шею Рону бросилась Лаванда, и они стали целоваться прямо посреди гостиной. Они так плотно сплелись в объятиях, что трудно было сказать, где чьи руки. — Он как будто съесть ее хочет, правда? — бес­страстно заметила Джинни. — Ну, наверное, ему пора уже познакомить ее с родителями. Хорошо сыгра­ли сегодня, Гарри. И она пошла к столу взять себе еще сливочного пива. На следующем уроке ЗОТС профессор МакХампти велел нам достать перья и пергаменты, так как хотел прочитать небольшую лекцию. - На прошлом уроке, - начал он, - мы выяснили, что далеко не все из вас способны закрыть свой разум от противника. Поэтому мы попробуем на сегодняшнем уроке разобраться, что же такое окклюменция и легиллименция, а вашим заданием на дом будет попрактиковаться в этом. Кто знает, что такое окклюменция? Так, мистер Поттер? - Окклюменция — магическая защита ума от проникновения извне, способность преграждать путь к своему сознанию людям, искушённым в легилименции, то есть в умении считывать образы в чужом мозге. Благодаря окклюменции можно запутать противника, даже самого отличного легилимента, так, что он не распознает вашу ложь, приняв её за правду. - Верно. Пять баллов Гриффиндору. Кто мне скажет, что нужно делать для того, чтобы преуспеть в окклюменции? Да, мисс Грейнджер? - Хорошие окклюменты способны подавить чувства и воспоминания, и, таким образом, помешать легиллименту узнать их истинные мысли, - ответила Гермиона. - Это можно сделать двумя способами. Первый - полное очищение разума, но это доступно далеко не каждому, ведь очень трудно полностью избавить своё сознание от мыслей. Второй способ - заменить истинные мысли теми, которые хочешь показать легиллименту, или на что-то нейтральное, вроде моря или звездного неба. - Пять баллов Гриффиндору, мисс Грейнджер. А теперь все записываем. Итак, сегодня мы изучим Легилименцию и способ противостояния этому заклинанию - Окклюменцию. Искусство легилименции чрезвычайно сложное, оно требует множества интеллектуальных и психологических затрат. И могу сказать, что не все сразу смогут овладеть этим искусством. Только наиболее усидчивые и внимательные. Начнем с определения самого предмета. Итак, легиллименция - это умение извлекать чувства и воспоминания из чужого ума. Сразу хочу оговориться, это не имеет ничего общего с представлениями магглов о чтении мыслей. Ум - не книга, которую можно раскрыть, когда тебе заблагорассудится. Мысли не напечатаны внутри черепа. Мозг - это сложный и многослойный орган. Уметь пользоваться легиллименцией - это значит быть способным при определенных условиях проникать в чужое сознание и правильно интерпретировать добытые сведения. Овладение техникой легилименции позволит вам наверняка отличать правду от лжи, воспринимать чужие воспоминания и ощущения. Для удачного опыта легилименции необходим зрительный контакт, но это не всегда является решающим контактом. Важно иметь с объектом какую-либо связь. Однако именно зрительный контакт делает вашу жертву наиболее уязвимой в момент опыта по легилименции. На проникновение в разум могут влиять родственные связи, какие-либо другие связи. Итак, что нужно для того, чтобы проникнуть в чужой разум. Прежде всего, запомните взмах палочкой и само заклинание - Легиллименс. Но недостаточно просто верно произнести заклинание. Необходимо мысленно сконцентрироваться на объекте проникновения. Все вокруг перестает существовать, ваше сознание не существует в вашей телесной оболочке, оно способно существовать самостоятельно, перемещаясь само по себе. Оно проникает в ткань чужого сознания. Воспринимает чувственные образы. Первые попытки легилименции могут оказаться неудачными. Вы плохо сконцентрировались. Или же вы провалитесь в чужое сознание, тогда вам трудно будет выбраться обратно. Для этого вы должны настроить свое сознание, максимально сосредоточиться. Каждое выше движение, в данном случае движение мысли, выверено до самых малейших мелочей. Ваш оппонент может сопротивляться, подсознательно накладывая на вас заклятие. Не сопротивляйтесь ему в таком случае. Еще одной важной для легилименции основой служит повышение эмоционального уровня оппонента. Если он зол или напуган, вам будет проще проникнуть в его сознание. Если он спит, то будет также проще проникнуть в сознание. Итак, теперь я хочу, чтобы вы попробовали. Разбейтесь на пары и возьмите волшебные палочки, сконцентрируйтесь. Произносите заклятие. Не позволяйте посторонним чувствам вмешиваться. Не допускайте насилия. Упорство и воля. - Легиллименс! - послышалось со всех сторон. - Так, - спустя минуту спросил профессор. - У кого получилось? Мы все четверо подняли руки. То же сделали Нотт и Малфой. - Поздравляю! За удачную первую попытку каждый из вас получает по пятнадцать баллов. Остальные - продолжайте тренироваться. Со второй попытки это удалось еще и Шеймусу. С третьей - Паркинсон. - Ну, думаю, достаточно, - сказал профессор МакХампти. - Те, кому не удалось, запишите первое домашнее задание: научиться хорошо концентрироваться. А теперь снова все пишем. Поговорим немного об окклюменции, искусстве заграждать свой рассудок от чужого проникновения. Ведь и вы сами можете стать жертвой проникновения извне. Для того, чтобы противостоять наложенному заклятию, вам необходимо, опять же максимально сосредоточиться, при этом отбросить эмоции, очистить сознание. Тренируйтесь очищать сознание. Не допускайте противника в свое сознание, примените свою волю. Учитесь контролировать свои эмоции, через эмоции вы становитесь уязвимым. Не придавайте чувствам и воспоминаниям решающего значения. Это делает вас легкой добычей для того, кто обладает искусством легилименции. Заграждение разума - это борьба, постоянная борьба, но постоянные тренировки помогут вам противостоять чужому проникновению. Итак, мы поговорили об этих заклинаниях, но запомните: использовать их во зло запрещено. Домашнее задание для всех: научиться подавлению своих эмоций, чтобы противостоять легиллименции.