Буду гореть

      Первые два месяца пролетают как один день. Гладко и довольно весело.       Коллектив местной пожарной части сплочён и целен. Бакли вливается в их маленькую семью, как хоть и дальний, но любимый родственник. Несмотря различия в менталитете, у них достаточно точек соприкосновения, чтобы сдружиться до хлопков по плечу и походам в местные бары.       Почти каждый день Эван созванивается с сестрой или с кем-нибудь из сто восемнадцатой. И постоянно скидывает в общий чат своей родной бригады фото какой-нибудь местной достопримечательности или еды, которая вызывает у него удивление несочитаемостью ингредиентов.       Иногда ему в ответ прилетают ссылки на тревожные новости в политических колонках. Мэдди часто спрашивает об обстановке и может ли он уехать из страны раньше оговоренного. Эван отмахивается. Серьёзно, тут всё нормально. Сверху вечно кто-то с кем-то гавкается, и это ещё не повод для беспокойства. Ему-то здесь виднее, чем своим из-за океана.       Итак, жизнь Бакли идёт вперёд. Подозрительно легко, как по дорожке из жёлтого кирпича. Всё складывается как нельзя лучше. Трудности у него вызывает только местный язык — Эван оказывается, на редкость, невосприимчив к обучению. И всё же он умудряется научиться выговаривать десяток общих фраз — чем очень гордится.       Но судьба любит равновесие: что удачу, что невезенье — она отсыпает всем соразмерно. И, если сегодня фортуна сыплет вам на голову золотые фишки, то завтра-послезавтра с тем же успехом она вдарит вам по темечку наковальней проблем.       Так, ещё не зная планов вселенной, Бакли обедает в небольшой кафешке с двумя медиками-волонтёрами. Они, как и он, выходцы из Америки. Он из Калифорнии, а они — супружеская пара врачей из Таллахасси. Эвану нравится иногда встречаться с ними и другими иностранцами. Такие междусобойчики всегда заканчиваются весёлыми сплетнями о местном быте. Многие вещи вызывают недоумение, и Баку нравится, что ему есть, с кем их можно обсудить, не боясь обидеть.       Когда им уже подают сливовое мороженное на десерт, они слышат с улицы громкий хлопок. А через долю секунды здание, где расположено кафе, сотрясает взрывная волна.       Бакли и его спутники мгновение недоуменно переглядываются, а затем выбегают из заведения. Они оглядываются по сторонам, определяя по столбу дыма эпицентр происшествия. Не сговариваясь, они бегут туда. Пока они пересекают небольшой сквер перед зданием ратуши, гремит ещё один взрыв.       Наверное, Эвану не стоило закатывать глаза на тревогу сестры. Может, нужно было чаще смотреть новости или внимательней прислушиваться к тихим разговорам о политике, что велись в последнее время всё чаще. Вероятно, тогда бы для него не стали неожиданостью все последующие теракты. Взорванные ратуша и посольство. Переполненные местные больницы. И объявление осадного положения.       Его, вместе с другими иностранцами, уведомляют об эвакуации спустя семьдесят два часа после первой волны взрывов. Им надлежит собрать документы и вещи первой необходимости к семи часам утра следующего дня, а затем пройти к зданию Полицейского Управления, где теперь ютятся оставшиеся работники администрации города.       Жена младшего сержанта, обнадеживающе ему улыбается и говорит, что это скоро закончится, когда он высказывает свои переживания по поводу их семьи. Эван вообще не думает, что это правильно — вот так покидать этих добродушных людей во время беды. Ему претит мысль о том, что он через несколько часов будет в безопасности, когда они останутся в осаде. Но младший сержант встряхивает его за грудки и выпинывает из дома к назначенному времени.       До указанной локации от силы двадцать минут прогулочным шагом. Бакли уже преодолевает почти половину пути, когда за спиной слышится неясный гул. Минута — и тягучий звук заканчивается очередным взрывом.       И конечно, в этот момент Эван окончательно плюёт на эвакуацию. Он идёт на чьи-то крики и делает свою работу. К нему молча присоединяется младший сержант, который тоже прибегает на шум. В этот момент Бакли чувствует, что окончательно принят этим местом.       Так, теракты учащаются с каждым днём. И вскоре военные начинают отвечать артобстрелами по условным позициям врага. Но почему-то попадают больше по мирным жителям.       Как-то незаметно в городе становится опасно покидать дома в светлое время суток — бомбёжки теперь регулярны и, почти всегда, днём. Практически на всех главных улицах работают снайперы. И им плевать кто ты — они тупо делают свою работу и всё.       Ещё через месяц район, где находится дом, приютивший Эвана, также попадает под горячую руку военных. Хорошо, что младший сержант с женой и их семнадцатилетним сыном в это время разгребают завалы на другом конце города. Бакли счастлив, что супруга и ребёнок главы семейства не захотели отсиживаться дома, когда требовалась помощь.       Их новым жилищем становится пожарная часть, где уже проживают несколько других спасателей вместе с семьями. Места не так, чтобы много, и Бакли решает напроситься в ближайшую больницу — там нужны крепкие люди, знающие основы первой помощи. И его отрывают с руками и ногами. Выбирать-то не из кого. Часть населения успела сбежать из города. Часть прячется по подвалам, выбрав относительное спокойствие для себя, а не альтруизм. А ещё часть просто убита.       Младший сержант, давший Эвану кров, с женой и сыном пропадают через три месяца с начала осады. Как Бак не пытается, ему так и не удаётся узнать об их судьбе. Просто исчезли. Стёрлись. Как и все вокруг. То погибают, то пропадают. И этому нет конца.       Он учится основам сталкерства. Привыкает передвигаться быстро и незаметно. Даже иногда ходит на ночной недорынок и торгуется с местными барыгами за необходимые больнице лекарства. Также он привыкает не бежать на каждый крик о помощи, на болючем опыте убеждаясь, что это может быть западнёй. Нехорошие люди так ловят простофиль, чтобы отобрать у них тот мизер, который они имеют.       Пока Бакли осваивается в новой действительности, она становится ещё хуже. Гуманитарную помощь для мирных жителей всё чаще перехватывают мародёры, боевики или сами военные. Продовольствие и медикаменты всё труднее и труднее достать.       Иногда, не в силах уснуть, Эван холодеет от ужаса, думая, что они тут просто все умрут от голода медленной и мучительной смертью. У него болит сердце от того, что для сестры он навсегда может стать пропавшим без вести в далёкой-далёкой стране. Всё чаще он не засыпает, а проваливается в тяжёлую полудрёму, которая лишь дразнит уставшее тело и разум, не даря должного отдыха.       Однако Бакли всё ещё иногда улыбается новому дню. И даже верит, что это всё можно пережить. Просто нужно приложить чуть больше сил и упорства.       Так, после провальной вылазки за гуманитаркой, Бакли возвращается в больницу. Он сжимает кулаки до белых костяшек, когда видит, как врач тяжело опирается на стол, после его известия, что помощь уже разворовали.       — Sve će biti u redu, — одна из немногих запомненных фраз слетает с языка Эвана. Тот, кто пытался научить его, говорил, что она значит «Всё будет хорошо». Бак не совсем уверен в своём произношении, но он старается. Ещё он добавляет, уже на своём родном английском, что в следующую ночь он непременно посетит дальнюю аптеку, о которой ему как-то раз уже говорили, и найдёт необходимые антибиотики, во что бы то ни стало.       Врач устало кивает ему и предлагает травяной чай. Бакли отказывается. От такого напитка его обычно тянет в сон, а у него ещё шесть часов перевязок и прочей помощи медперсоналу.       Сбегать к себе в комнату, чтобы переодеться, не хватает сил. И Эван просто оставляет свою форменную пожарную куртку на вешалке в кабинете врача и уходит к пациентам.       Ничего, думает он, ему непременно повезёт следующей ночью. По крайней мере, он делает вид, что верит в это.