Буду гореть

      Город засыпает, просыпается мафия*. Бакли дёргает губой при воспоминании, как в детстве он играл в эту игру со своими друзьями. Тогда было весело. Сейчас — не очень.       Ночная прохлада окутывает его. Темнота ненадёжно скрывает от потенциальных врагов. По спине бьёт походный вместительный рюкзак, а карман куртки неудобно оттягивает пистолет.       Главный врач настаивает, чтобы все, кто выходил на поиск необходимого, брали с собой оружие. Эван отбрыкивается сколько может, но всё равно становится обладателем побитого жизнью Глока на семнадцать патронов. Эта стальная штука внушает ему ужас. Он теперь каждый день видит, что эта железяка и её дальние родственники могут сделать с телом человека. Бак не хочет иметь с этим ничего общего.       Он умышленно пропускает экспресс-уроки по стрельбе от полицейских, которые охраняют больницу. Эван правда думает, что проблюётся или упадёт в обморок, если попробует стрельнуть даже по учебной мишени.       Однажды, перед тем как он идёт на вылазку, его подлавливает полицейский и проводит кратчайший курс по обращению с оружием.       — Хотя бы выучи, как снимать с предохранителя, — говорит ему Дан, один из копов, на уже прочно укоренившемся за месяцы пиджине** из смеси двух местных диалектов и английского. — Смотри, перемещаешь штифт по бороздке до упора, и готово.       Эван лишь кивает, вызывая раздражённый вздох у своего учителя.       — Парень, тебе необязательно стрелять, — втолковывает ему полицейский. — В большинстве случаев человеку нужно только показать, что готов его покалечить. Если ты уверенно обращаешься с оружием, даже не стреляя... Держишь его правильно, снимаешь с предохранителя заученно… Тогда враг понимает свои риски и отступает. Это базовый инстинкт. Понял?       — Понял, — Бак торопливо прячет пистолет в куртку. После стылой рукояти ему хочется сполоснуть руки, но он давит этот порыв. Тогда он прощается со своим случайным учителем и выходит в ночь.       Бакли передёргивает от прохладного ветерка, и он поднимает повыше воротник. Под полной луной на горизонте ему достаточно чётко виден массив делового центра. Там до осады была хорошая аптека при платном медицинском центре. Эван инфантильно скрещивает пальцы и трижды просит кого-то сделать так, чтобы ему сегодня попались необходимые лекарства.       Тихо и осторожно Бак заходит в здание. Тоненький лучик фонарика прорезает густую тьму. Недавно ему достаточно подробно объяснили, где именно следует искать аптечный склад. Он идёт вглубь провала коридора, надеясь, что всё правильно понял.       Переход выводит его в большой холл с огромными окнами во всю стену. Луна, словно верный сообщник, освещает Эвану путь. Он чуть улыбается ей, прежде чем нырнуть в следующий тёмный коридор, ведущий в противоположное крыло.       — Чёрт, — шипит Бакли, когда его фонарик начинает светить тусклее. Видимо, ему всё-таки нужно было проверить батарейки перед походом.       Он идёт дальше пока наконец не видит приоткрытую дверь с нужной таблицей. Он скользит в неё. И тут же понимает, что не один.       Первое, что он видит в комнате — спина в военной форме. Солдат вздрагивает и медленно поворачивается к нему. В тусклом свете фонарика не разглядеть лица незнакомца. Старый ли, молодой ли. Бакли трясущейся рукой вытаскивает пистолет и делает, как учил его Дан.       — Я вооружён, — сообщает Бак военному, который просто стоит и смотрит на него.       — Вижу, — отвечают ему из-под шлема.       — Я… Мне нужны антибиотики для больницы, — Эван серьёзно не знает, что говорить. Ему ещё не доводилось встречать армейцев. Так что он вообще без понятия, что делать. — Я не могу уйти без них.       — Ну, окей. Хорошо, — военный медленно пожимает плечами. — Может, опустишь пистолет?       — Неа… Нет.       — Ну, — длинно выдыхает солдат, — тогда не плачь…       И он делает выпад, молнией врезаясь в Эвана, выбивая из его рук Глок и фонарик.       Военный слепо бьёт в лицо, но Баку удаётся уклониться. Немыслимым кульбитом он скидывает с себя тело в камуфляже и бежит на выход.       Бакли почти пересекает холл, когда его догоняют и прыгают на спину. Вояка подминает его под себя. Эван, больше от адреналина, чем осознанно, выворачивается и бьёт лбом в подбородок. В какой-то момент схватки он успевает порезать костяшки о чужие зубы, а незнакомец — вырвать ему прядь волос.       Они дерутся с переменным успехом. Пока военный окончательно не блокирует Бака, усаживаясь ему на грудь и пряча его руки себе под колени.       Он бьёт Бакли по лицу раз, другой и вдруг останавливается.       — Да в пизду! — как-то безнадёжно вскрикивает он, рывком поднимаясь и сплёвывая на пол сгусток крови.       Он отходит от Бака, что зажимает разбитый нос, и ударяет берцем по подвернувшейся на пути банкетке.       Эван вообще не понимает, что происходит. Убьют его сегодня или нет. В ушах противный звон — спасибо большое тяжёлым кулакам вражины. Он пытается сесть, игнорируя дурноту.       Видя его безуспешные попытки, военный снова оказывается около него и одним уверенным движением вздёргивает на ноги. Он подтаскивает его к стене и опускает на пол. Теперь Бакли может сидеть, опираясь спиной. И его это радует достаточно, чтобы обрести дар речи.       — Какого чёрта это было?! — гудит он, хлюпая носом. — Зачем сразу было бить?!       — Ты первый начал мне угрожать, — солдат цыкает языком, разглядывая в лунном свете лицо Эвана.       Задумчиво он качает головой и тянется к нему. Бак отшатывается, чем зарабатывает ещё один раздражённый цык.       — У тебя нос смотрит вбок. Дай вправлю, — вкрадчивый тихий голос немного сбивает Эвана с толку. — Я — военный медик.       — Шикарно, — тянет Бакли в ответ. — Сначала пиздить, а потом лечить.       — Ещё раз говорю, сам виноват.       Чужие горячие пальцы бесцеремонно убирают руки Эвана от лица и ощупывают нос. После осмотра, без предупреждения, военный делает парочку болезненных манипуляций, но после них Бакли становится чуть легче.       — И вот ты снова красавчик, — хмыкает названный медик и тяжело плюхается рядом.       Они сидят так долгие минуты, наблюдая, как в лунном свете оседает пыль, взбаламученная их потасовкой.       — Эван Бакли, — представиться не кажется правильным, но Бак делает это.       — Американец?       — Ага.       — Я тоже. Эдди Диаз, миротворец, — военный ехидно тянет последнее слово и делает воздушные кавычки.       Он снимает шлем и ерошит тёмные волосы. Эван смотрит на него, отмечая, что Диаз не многим старше его самого. Тем временем солдат достаёт флягу откуда-то из-под разгрузки.       — Будешь? — он тянет её Эвану. — Вполне сносный ром.       Бак пожимает плечами, берёт алкоголь и делает небольшой глоток.       — Сюр какой-то, скажи, — вдруг удивлённо говорит военный, когда Эван передаёт ему флягу обратно. — Я даже не понимаю, какого хрена происходит вокруг.       — Аналогично.       — Жили себе люди. Дружили, женились… Всё чинно, мирно, а тут какая-то скотина вылезает из ниоткуда и говорит: вот эта вера хорошая, а эту — на хуй, вот этот язык зашибись, а вот этот фу… — Диаз делает глоток и пару раз кашляет в кулак. — И ведь люди его послушались. Они же пошли убивать…       Бакли не знает, что сказать на это. Он забирает из чужих рук алкоголь и снова делает обжигающий глоток. И, правда, вокруг какой-то адовый сюр.