Буду гореть

      — Ладно, пошли искать тебе лекарства, — через некоторое время говорит военный медик, убирает флягу за пазуху и пробует встать.       Ему удаётся принять вертикальное положение только со второй попытки.       — И не смотри на меня так, я не хлипкий, — бубнит он Бакли. — Это просто не первая моя баклажка за сегодня.       Пошатываясь, словно дерево на ветру, он ждёт, когда Эван встанет с ним рядом. Они идут на ощупь обратно на склад. Там Диаз находит свой армейский фонарик и включает его.       — Так что, амоксициллин и трамадол* — спрашивает он, ковыряясь в дальних коробках.       — Да, ещё противоспалительные и противовирусные, — Бак подходит ближе к военному и заглядывает ему за плечо. — Если попадётся, то что-нибудь из местной анестезии.       — Всё, что пожелаете, — фыркают ему в ответ.       Спустя полчаса Эван полностью укомплектован медикаментами. Ему бы хотелось спросить, как так получилось, что такой склад до сих пор не разграбили, но он не решается. Да и какой смысл?       — Присядем на дорожку? — Диаз болтает в фляге остатками алкоголя.       — Может, хватит?       — Не сегодня.       — Почему?       Вопрос вырывается изо рта Бакли и умирает в тишине. Военный с минуту неподвижно стоит, глядя на свои руки. Эвану кажется, что он даже не дышит. Внезапно Диаз замахивается и с силой кидает флягу в дальний угол. Она звонко ударяется сначала об стену, а затем и об пол. Резкий звук оглушителен в вязком безмолвии.       — Как же тяжко-то, — военный прячет лицо в ладони и шумно выдыхает.       — Что? — Эван незаметно отступает к выходу, не понимая поведения Диаза. Ему кажется, что он совсем неадекватен.       — Я сегодня убил мелкого пацана. Шёл со своими ребятами по улице, а он выбегает и кидает мне в лицо эфку**. Ну, я не растерялся… Поймал её и отбросил обратно… — быстро проговаривает военный медик, проглатывая окончания. Его голос ломок и истерично безумен. — А когда мы уже пришли в лагерь, я нашёл его глаз у себя под воротником. Я-то думал всю дорогу, что мне так мешает… Бляяя, это такой пиздец…       А у Бакли тошнота подбирается к горлу. Он пятится, глядя на всё, что угодно, только не на военного.       — Почему я её бросил к нему? Я же мог кинуть её в другую сторону, — Диаз болезненно растирает себе горло и грудь. Его взгляд блуждает по помещению, пока не фиксируется на глазах Эвана. — Ну и как мне теперь жить, а?       Бакли смотрит на него и не знает ответа. В свете мощного армейского фонаря, оставленного на одной из коробок, он видит, как солёные дорожки прокладывают себе путь. Диаз морщится и зло смахивает непрошенную влагу.       И снова Бак козыряет своей импульсивностью. Вмиг преодолев расстояние до военного, он сжимает его в объятьях. До боли в рёбрах. Он ощущает крупную дрожь чужого тела, и пытается перебороть её, зафиксировав его в своих руках. Эван даже думать сейчас не хочет обо всей этой ситуации. Он просто видит чужую боль и ужас и не может не попытаться утешить.       — Как мне теперь дышать? — хрипят ему в шею.       — Не представляю, — он крепче сжимает тело в камуфляже.       Военный содрогается и сильнее тыкается в плечо, в шею Эвана. Открытый участок кожи, где заполошно бьётся жилка, опаляют горячие выдохи и слёзы.       Они стоят так достаточно долго, чтобы у Бакли затекли ноги, а истерика Диаза постепенно сошла на нет, оставив неприятную вялость.       — Это… — мямлит вояка, нехотя разрывая объятия. — Это всё… Я…       — Тихо, — Бак сжимает его плечи и стукается своим лбом о чужой. — Тихо, ну! Что было — то не исправить. Теперь надо думать, что делать дальше, чтобы хоть как-то отработать карму.       — И что? Этого хватит?       — Нет! Конечно, нет! Никогда не хватит! Никогда не будет достаточно!.. Но это будет уже хоть что-то!       Диаз стоит и смотрит в опухшую переносицу Бакли, ловя каждое слово. Эван почти видит, как в чужих мозгах каждая произнесённая им буква находит своё место. Прорастает робкими росточками надежды на, хотя бы частичное, искупление.       — Хочешь, приходи в больницу, — предлагает Бак. — Нам нужны врачи… А тебе нужен кто-то, кто выслушает тебя.       — Нет, не хочу. И не могу. Я, всё-таки, не на вашей стороне.       — Как всё сложно, — Эван сокрушённо вздыхает.       — И не говори.       — Знаешь, через два дня я буду в частном секторе на юге. Если хочешь, приходи туда, примерно, в это же время.       — Посмотрим, — глухо откликается военный медик. — Может быть, и приду.       Они окончательно расцепляются. Расходятся в стороны.       Диаз надевает шлем и затягивает фиксатор на подбородке. Накидывает ремень автомата на плечо, а само оружие перетягивает на грудь, на изготовку. Эван находит свой фонарик, проверяя: работает ли. Конечно, нет. Чуть светит — тускло-тускло — а затем окончательно гаснет.       — На, — военный шарит у себя в разгрузке, а затем кидает ему пачку батареек AA. — Должны подойти, если не ошибаюсь.       — Спасибо, — Бак сразу перекручивает картонную упаковку, разламывая её. — Кстати, а почему это место не разграбили?       — Да тут ещё недавно растяжки были на каждом шагу. Такие, с небольшим зарядом. Зданию не вредило, а вот человеку хватало. Как кто сюда заходил — обратно на своих двоих уже не выходил. А теперь уже и народу почти не осталось, кто бы знал об этом складе…       — Что? — Эвана бросает в ледяной пот. А его новый знакомец ведёт себя так, словно говорит о погоде.       — Да не ссы. Тут они уже почти все отвзрывались. А ты разве не знал о сюрпризах?       — Нет… Мне сказали только, что здесь уже должно быть всё чисто, так как давно ничего не случалось…       Военный лишь хмыкает и двигается на выход.       Бакли и Диаз проходят здание насквозь и выходят на другую улицу. Они не прощаются. Просто расходятся в разные стороны. Эван лишь раз оборачивается. И ему кажется в этот момент, что его знакомец тоже смотрит ему вслед. Однако потёмки скрадывают детали, смазывают очертания так, что он не совсем уверен.       Улица пустынна. С неба капает мелкая пакость, что и дождём не назовёшь. Бак плотнее вжимается в поднятый воротник и торопливо идёт в больницу. Или в убежище. Или домой. Вот тут уж как посмотреть.       Вернувшись с вылазки, Бакли никому не говорит о встреченном военном. Расползшийся синяк под глазами и опухший нос он объясняет севшими батарейками на фонарике. Типа сами попробуйте походить на ощупь в незнакомом помещении.       Он отдаёт найденные медикаменты и идёт в душ. Эван мысленно благодарит неизвестного ему человека, который в самом начале пиздеца протянул трубы от источника, что протекает неподалёку. А ещё благодарит кого-то свыше, что эти трубы ещё не перебили.       Вода не то чтобы тёплая, но и не совсем холодная. Эван быстро смывает свой пот и чужие слёзы.       После душа он бредёт к себе в комнату. Раньше тут был кабинет окулиста. Теперь же глазного доктора нет, а иностранный пожарник без дома есть. Вот он и занимает пустующую нишу.       Бакли укладывает своё тело на койку и кутается в два одеяла. Что поделать, он — зябкий малый.       Сон приходит на удивление быстро. Вот только видение кошмарно. Эвану всю оставшуюся ночь снится рыдающий Диаз в красных ошмётках. Маленькие мальчики без глаз. Фляги, наполненные кровью. И так по кругу. И по кругу.