Буду гореть

      До следующей запланированной встречи с военным, Бакли успевает сбегать в тот аптечный склад. Промучиться очередной порцией багряных снов. До конца осознать, что ещё немного — и больница просто зачахнет.       Здание не переживёт эту зиму. Оно выстояло два артобстрела, парочку налётов, пожар. А вот её, белую равнодушную, уже нет, не вывезет.       Врачи пережили нехватку сна, недоедание, захват заложников, расстрелы пациентов прямо в палатах. Они выстояли многое — всего не перечислить. А зиму вряд ли вывезут. Сдадутся.       На лицах мелькающих в некогда белых коридорах постепенно проявляется обречённость. Как снимок полароида теряет свою чистоту, являя миру запечатлённый момент.       Коротковолновое радио, настроенное на местную станцию, не спасает, не даёт надеяться. Всё чаще эфир молчит. Или разражается плохими новостями. О перебоях в поставках гуманитарной помощи. Убийствах корреспондентов. Постоянных обстрелах. Новых местах, где может задеть снайпер. Группах мародёров.       Где-то там далеко телевидение вещает о политической борьбе действующей власти и оппозиции. Упоминают, что уже какой-то там месяц столица разваливающегося государства находится в осадном положении. Вскользь упоминают о жертвах среди мирных жителей. Говорят, пока что подсчёт погибших невозможен.       Бакли не хочет быть в числе сгинувших. И не желает такой судьбы никому из всё ещё живых. Никто не достоин такой участи.       Остервенело, феноменально зло, Эван думает, что он ещё будет гореть. У него будет шанс улыбнуться этому свету. И завести кота.       Откидывая пустозвонные мысли, он подходит к армейской базе. У него под глазом дёргается тоненькая жилка. Как бы он не убеждал себя, что всё будет хорошо, он не может не думать обратное.       Эван видит, как солдат на вышке замечает его и вскидывает винтовку. Он идёт дальше, без резких движений снимая ношу с плеч и поднимая руки.       Перед ним, в десятке метров, дверь контрольно-пропускного пункта. Она резко открывается, и Бакли оказывается на прицелах двух солдат.       — На колени! Руки за голову! — первое, чем они его приветствуют.       Они двигаются быстро и точно. Весьма деловито. Один из них огибает Эвана и тычет ему дулом автомата в спину, физически принуждая к коленопреклонной позе.       — Я пришёл торговать! — паника вырывается сиплым криком. — Спирт! У меня спирт на обмен!       Он кивает на рюкзак рядом с собой.       — Неизвестный у пропускного, — не обращая на его слова внимания, говорит в рацию армеец, стоящий перед ним.       Неразборчивый треск становится ответом.       — Эй, что у вас? — знакомый голос доносится из-за всё ещё распахнутой настежь двери.       — Сержант, у нас неизвестный. Хочет обмен.       Солдат отходит в сторону, показывая Бака, стоящего на коленях, руки за головой. Диаз сцепляется с ним взглядом. Переплетается. Это лишь секунда, но…       — Ладно, обыщите на предмет оружия и заводите. Я позову кэпа, — военный медик едва заметно кивает Эвану и отступает вглубь помещения.       Он проходит его насквозь и выходит в заднюю дверь. А Бака грубо поднимают за шиворот. Хлопают по рукам, туловищу, ногам. Вытаскивают покоцанный судьбиной Глок на семнадцать патронов из кармана. Удовлетворившись находкой, его сильно толкают под лопатку, понуждая идти. Бак каким-то миллион пятнадцатым нейроном отстранённо думает о будущем синяке на этом месте.       Второй солдат хватает его рюкзак и идёт следом.       Эвана заводят в небольшую комнатушку. Её делит пополам стол со следами потёкших чернил. По обе стороны от него два стула. Бака практически кидают на один из них. Рюкзак тоже кидают, вот только более аккуратно и на стол.       Яркое освещение неприятно режет глаза. Эван щурится и моргает. Чуть погодя он различает на заднем плане ряды коробок. Некоторые просто серые, без опознавательных знаков. На некоторых изображены флаги и кресты.       Очаровательно, гуманитарка оседает везде, где только можно. Но не там, где нужно.       Задняя дверь открывается. В комнату сначала заходит незнакомый мужчина с блестящей залысиной. За ним тенью просачивается Диаз.       — Что здесь? — скучающе спрашивает, видимо, капитан. Он смотрит мимо Бакли. Игнорирует его, пока один из солдат рапортует о случившемся.       — И что? Много спирта-то? — закончив слушать отчёт, мужчина обращает взор водянистых глаз на Эвана.       — С собой десять бутылок по четыреста, — бодро отвечает ему Бак, стараясь не съезжать взглядом на Диаза.       — Что хочешь?       — Провиант из посылок. У вас-то он как раз в наличии, не так ли? — глупый рот Бакли расплывается в отвратительной кривой улыбке. Глупая голова кивает на коробки.       — Я могу забрать у тебя всё, что мне надо и пристрелить, — так же скучно говорит капитан. — Ты же это понимаешь, да?       — Сэр, — Диаз поспешно вклинивается третьим. — При всём уважении, если вы его убьёте, то он не сможет принести ещё.       — Думаешь?       — Сэр, спирт — важный ресурс. Его никогда не бывает достаточно, — Эвану слышится издевательская нотка. Конечно, если жрать литрами, его никогда не бывает много.       — Сколько у тебя ещё есть? — спрашивает капитан у Бака.       — Достаточно, чтобы снабжать весь следующий месяц. Конечно, не за просто так.       Эван чувствует на себе короткий взгляд Диаза. Он помогает ему уверенно выдержать пристальное внимание их главного.       — Ладно, за каждую бутылку — консерва. Десять бутылок — десять банок.       — Мало. Накиньте ещё крупы. Полкило за бутылку плюс уже обещанное.       — Чёрт с тобой. Люблю чужую наглость. Иногда, — последнее слово звучит угрозой. — Диаз, выведи его за периметр — пусть ждёт там. Стивенс, Мнишек, заберите товар и дайте обмен.       Раздав указания, капитан окончательно теряет интерес к окружающему. Он тяжело встаёт и даже не выходит, а выносит своё тело из комнаты. И, кажется, что ноша очень неудобна.       — Ты — идиот, ты знаешь? — почти беззвучно говорит Диаз, когда они отходят от здания. — Можно было бы обойтись и без угрозы твоей тушке.       Он нарочито грубо его подталкивает, когда солдат на вышке смотрит в их сторону.       — Шевелись! — рычит Диаз. А затем едва слышно, — у вас совсем всё плохо?       — А ты как думаешь? — одними губами произносит Эван.       — Блять, — вырывается изо рта вояки.       — Именно, — поддакивает Бакли и останавливается чуть дальше смотровой вышки. — Встретимся на днях?       — Завтра в аптечном складе. Получится?       — Да.       Проходит немного времени, и Эвану возвращают рюкзак. Он проверяет его содержимое — не обманули ли. Один из военных говорит, когда и во сколько его будут ждать в следующий раз.       А потом Баку приказывают отправляться восвояси, пока не наступит оговоренная ночь обмена. И он идёт. Каждый шаг как под водой. Каждый шаг легче предыдущего. Словно он уходит с глубины. Непроизвольно тело Эвана крупно передёргивает. Он понимает, что боялся до потери пульса, только сейчас, когда страх уже отступает.       Ему так и не вернули потёртый Глок. Эван засовывает руки в карманы и с радостью ощущает их пустоту. Он ненавидит оружие. Он ненавидит его тяжесть. Ненавидит его воронённый блеск.