Буду гореть

      И, конечно, Диаз при встрече суёт Эвану пистолет — кто бы сомневался! Правда, не тот, что у него отобрали. Другой. Новее.       — Этот лучше. Стреляет без осечек, — поясняет военный. — Сам проверял.       — Да не нужно, спасибо… — Бакли по-детски прячет руки, не желая забирать холодную железку.       — Ты боишься, — Диаз не спрашивает, а утверждает. Голос звучит почти поражённо.       Бакли пожимает плечами, отворачивается. Он немного пристыжен. Такой большой — даже выше военного медика — и боится. Трусишка.       — Человек и должен быть в ужасе от всего этого, — оправдывается он, пожевав губу. — Это инстинкт. Базовый.       — Здесь это дурость, а не инстинкт…       Их диалог прерывает отдалённый звук незнакомых голосов. Кто-то направляется к ним, не таясь.       Диаз вскидывается, как сторожевой пёс, оттирает Бакли подальше от двери и гасит фонарь.       — …Там трое человек*. С ними будет легко, — разбирает Эван в чужой речи.       Кто-то шепеляво отвечает. Из-за дефекта и расстояния невозможно понять, что именно.       Бакли и Диаз стоят едва дыша. Считают шаги. Двое чужаков в коридоре. Подходят всё ближе и ближе.       Палец военного на спусковом крючке напрягается — Эван слышит тишайший коротенький лязг металла, на который чуть надавливают непроизвольно, готовясь.       Ещё десяток секунд — и незнакомцы зайдут сюда. Бакли вбирает в лёгкие побольше воздуха и задерживает дыхание. Ему страшны не незнакомцы даже, а то, что он может увидеть, как Диаз их убьёт. Пальцы подрагивают в перчатках. Холодеют, игнорируя тепло шерсти.       Под чужими ботинками шуршит мелкий сор. Бак чувствует, как поднимаются волоски на загривке. Ещё одно мгновение — и…       И чужаки проходят мимо. Они просто срезают путь, проходя через здание на другую улицу. Тревожный звук шагов постепенно угасает.       Бак хрипит выдыхая, и резко наклоняется. Он упирается ладонями в колени и пытается справиться с накатившей тошнотой.       — Испугался? — вязкая тишина отступает тихим голосом военного медика. — Испугался…       Он подходит к Баку и тянет его за предплечья, выпрямляя.       — Иди сюда, — получается до трепета мягко. — Иди…       Никто не заботится включить фонарик. Они в кромешной темноте. Бакли чувствует чужие руки у себя сначала на плечах. Затем на шее. На подбородке. Нижней губе.       Жесткая подушечка чужого пальца медленно проводит по тонкой кожице. Съезжает по диагонали, к твёрдой линии челюсти. Эван уже думает спросить, что происходит, когда его губ касаются чужие.       Его глаза распахиваются по-мультяшному широко. В голове становится так пусто и звонко. Диаз словно открывает в его мозгах неприметную дверку и выметает весь бардак. И Баку так нравится эта пустота, что он со всем рвением отвечает чужим губам.       Он ловит дыхание Диаза, глотает его. Очерчивает языком кромку зубов и движется дальше. Военный медик не отстаёт и борется за главенство. Действует жестче, со всей страстью. Поджигает Эвана как спичку и укрывает руками, чтобы не потух.       Бакли проводит ладонями по чужим плечам, подбирается к шлему и дёргает фиксатор. Он снимает головной убор, кладёт его на подвернувшуюся коробку. Зарывается пальцами в волосы военного и рычит от того, что перчатки скрадывают ощущения. Он сердито сдёргивает их с рук и вновь прикасается к чужому затылку.       Диаз сминает его куртку, забираясь под низ. Поднимает свитер, вытаскивает из штанов футболку. Касается оголённой кожи. И Бак думает, что именно так ощущается удар электрическим током. Ему жутко неудобно из-за собранной гармошкой одежды. И он подаётся чуть назад, дёргает собачку, расстёгивая молнию. Диаз, уловив суть его движений, помогает сбросить её на пол.       Затем слышен резкий звук липучек на тактических перчатках** Диаза. Он снимает их и отбрасывает в сторону. Его руки снова забираются Эвану под одежду. Жадно стараются потрогать каждый дюйм. Отдать свой жар прохладному телу полностью, без остатка.       Они пытаются дышать через нос, чтобы как можно дольше продлить поцелуй. Получается очень шумно и смешно. И щекотно щекам. Они смеются, стукаясь зубами. И снова сливаются монолитом. Нерушимым. И, кажется, что вечным.       Бак нащупывает застёжки на военной разгрузке, но не может с ними справиться. Он дёргает ткань и твёрдые элементы упорно и безрезультатно. Диаз улыбается, чувствуя его исступление, и помогает. Он заученно, на автомате, проходится по бокам, дёргает ремни. На мгновение отрывается от губ напротив, чтобы скинуть жилет. Снова целует.       Эван мягко прерывает танец языков, чтобы спуститься, ведя губами вниз на округлый подбородок, а затем на шею. Нежную кожицу колет однодневная щетина. Это так ново по ощущениям, что Бак приходит в иррациональный восторг. Он жмурится и дарит улыбку чужой солоноватой коже. Губы чувствуют, как в горле военного рождается стон.       Он расстёгивает форму, проводит ладонью по чужому животу и выше, приподняв подол свитера. Его пальцы пробегаются по твёрдой груди. Цепляют жетоны и ещё что-то железное, но меньшего размера. Эвану хочется включить свет и раздеть военного. Посмотреть на него. Сравнить вид и ощущения. Свести их воедино... Но здесь так холодно. И Бак отказывается от своего желания. Он ещё успеет насмотреться. По крайней мере, он рассчитывает на это.       Диаз водит расслабленными ртом по его лицу — ищет губы. Находит. Они снова вплавляются друг в друга. Пока чужой язык так занимательно исследует его рот, Бак не замечает, как пальцы медика нащупывают болты на его джинсах и расстёгивают их. Он издаёт короткий писк, когда ладонь Диаза внезапно оказывается у него в трусах. Он дёргается от неожиданности, но его лишь крепче прижимают к себе.       Эвану неудобно. Диазу тоже.       Военный тихо шепчет протяжное «Блять» в поцелуй, стараясь нащупать хоть какую-нибудь горизонтальную поверхность поблизости, что могла бы выдержать Бака. Поиски не приводят ни к чему, и он сдаётся. Несильно ударяет Эвана по внутренней стороне стоп, заставляя расставить ноги шире. Чуть приседает и подхватывает его под задницу. Дёргает на себя, поднимая. И бёдра Бака крепко обхватывают его талию. А затем он опускается со своей ношей на пол. На форменную куртку, скрывающую пыль и грязь.       Он обхватывает член Эвана и проводит по нему вверх и вниз. Ладонь горячая, что заводит. Но сухая, что не совсем приятно. Бак слегка напрягается от двояких ощущений, и Диаз замечает это. Он на мгновение выпускает плоть и плюёт на ладонь. Затем возвращает всё обратно. И так гораздо лучше.       …Так лучше, что Баку кажется, что его мозги вытекают вместе с предэякулятом. У него больше не остаётся никаких мыслей. Всё существо сосредоточено на чужих уверенных движениях. Он даже забывает, как дышать. Он просто сидит на крепких камуфляжных бёдрах, раззявив рот, и растворяется в ощущениях.       — Давай, дыши… Дыши…       Шёпот Диаза слышится, как из бездны. Или это Эван в ней, а военный как раз вне? Неизвестно. Но он слушается. Хрипло втягивает воздух. Со стоном выдыхает. Диаз же ужесточает ласку. Он почти больно сжимает член Эвана. Но только почти. Ускоряет движения. И Баку хватает пяти минут, чтобы кончить.       Неосознанно его рот выдаёт несколько протяжных горловых «А». Диаз съедает их в агрессивном поцелуе. Он мычит ему в ответ. Притирается так близко, что сиамским близнецам и не снилось. Делает десяток поступательных движений. И вдруг крупно вздрагивает. Одни раз. Другой.       Несколько секунд он молчит и почти не двигается. А затем смеётся.       — Я обкончал себе штанишки, — говорит он сквозь смех куда-то в шею Бака. Тот слюняво фыркает в ответ.       Отсмеявшись, он целует Эвана в согретую кожу и приводит в порядок его одежду. Он застёгивает штаны. Приглаживает пуловер на талии.       — Давай помогай. Здесь холодно, — ворчит он, пытаясь аккуратно заправить футболку. — Мне не нравится, когда ты мёрзнешь.