Буду гореть

      — Ты идиот? — первое, что слышит Эван, когда выныривает из сна.       Он открывает глаза и часто-часто моргает. Хмурится. Смотрит на Диаза в своей комнате, при свете дня и не верит в то, что видит. Он пробует приподняться к изголовью. От движения в лёгких что-то смещается, и он глухо кашляет в кулак.       Вояка цыкает и укладывает его назад. Держит горячую ладонь на груди, пока кашель не прекращается.       Бакли успокаивает своё сбитое дыхание, разглядывая Диаза. Смотрит на беспорядок в волосах. Отмечает до странного мягкое выражение лица. Окунает свой взгляд в карие бездны. Следует к расслабленной линии губ…       — Красивый, — заключает он, завершив осмотр. А потом смешно морщится, когда понимает, что сказал это вслух.       — Приятно слышать, — ехидно звучит в ответ.       — Так как ты… Что ты тут делаешь?       — Тебя лечу, я же медик, — вопреки ворчливому тону, Диаз мягко очерчивает ладонью овал лица Эвана. — Я ждал тебя. Искал. В итоге пришёл сюда, а ты тут… Не гасни больше, хорошо?       Бакли кивает, соглашаясь. Перехватывает чужую руку у своего лица и кладёт себе под щёку. Закрывает глаза.       — Ты здесь надолго?       — Ночью, ближе к утру уйду.       Эван чувствует, как Диаз чуть наклоняется к его лицу. Кончиком носа проводит по виску. Касается губами мочки уха.       — Я так хочу с тобой остаться — не поверишь, — горячее дыхание перемежает слова, щекочет. — Но, блять, не могу. Совсем не могу…       — Ничего, — Эван говорит медленно, чтобы не спровоцировать кашель и не убить момент, — ты потом... После всего… После всего этого, мы встретимся. Я уговорю тебя переехать в Эл-Эй. Ты представишь меня сыну, а я тебя — сестре. Перезнакомлю вас со всей своей сто восемнадцатой бригадой… Мы столько всего ещё сделаем… Выпьем миллион чашек кофе…       Язык Бакли всё сильнее заплетается, и он, неожиданно для себя, понимает, что снова засыпает. Он пробует бороться, но Диаз успокаивающе начинает массировать его затылок, ещё больше вгоняя в сон. Он пригревается на руке своего медика. Пригревается под его дыханием.       В следующий раз Эван ненадолго возвращается в действительность, когда вокруг уже темно. Под головой всё ещё ощущается чужая рука. Сам военный, судя по очертаниям, сидит на полу, уткнувшись лицом куда-то в одеяло.       Бакли вяло улыбается и снова проваливается в забытьё. Диаз сейчас — его мифический будущий кот. Он тоже, оказывается, может отгонять кошмары.       Вместо привычной красноты, под веками Эвана золото и шоколад. Знакомые губы в улыбке. Белые простыни. Лёгкая тюль на окне. Завтрак. Во сне он улыбается карим глазам напротив. Проводит под веками невесомо, кончиками пальцев гладя неприметные морщинки. Он знает, что вот здесь, вот в этом всём и есть его место. Именно в этом человеке. И ему так хорошо.       Уже утром, когда Бакли будят, чтобы сделать уколы, он с горечью понимает, что Диаз уже ушёл. Они снова не попрощались, да как же так-то?       Эвану требуется ещё шесть дней, чтобы встать на ноги. Он всё ещё слаб, но ему уже многим лучше. Потихоньку он включается в жизнь больницы. Снова таскается в детское отделение. Делает перевязки. Уколы. Он пока что не выходит никуда — здоровье ещё не позволяет развернуться настолько.       Каждый день он надеется, что Диаз снова придёт к нему, но этого не происходит. Бака расспрашивают о его друге, что так неожиданно помог с лекарствами, а он не знает, что говорить. Военный, пока находился с ним рядом, не рассказывал, что за легенду наплёл местным. Эван просто глупо улыбается и молчит. Пусть думают, что хотят.       А затем, ещё через пару-тройку дней, когда ночь только-только опустилась на город, Диаз всё-таки появляется. Он заходит в его комнату, затворяет дверь. Быстрым шагом пересекает пространство и целует Бака. Оттягивает зубами нежную кожицу. Действиями просит впустить дальше, глубже.       Эван забывает о книге, которую старался быстренько дочитать, пока ещё почти вольноотпущен по состоянию здоровья. Тянет Диаза за шею ближе. Притирает его к себе.       Вояка разрывает поцелуй и проводит языком по горлу Бака, ловя вибрацию от зарождающегося стона.       — Я скучал, — Диаз отрывается от кожи Бакли и устраивается на кровати рядом с ним. — Чуть с ума не сошёл, пока тебя не видел, серьёзно.       — А чего не приходил? — любопытствует Эван, надеясь, что это не звучит укором.       — Военные дела, — вояка пожимает плечами, после небольшой заминки. — Поверь, это скучно и не стоит разговоров. Лучше расскажи, как сам.       Пока Эван начинает делиться последними событиями своей жизни, Диаз, скинув ботинки и куртку, забирается на кровать. Он подлезает под бок Бака и устраивается со всем комфортом.       — Только не говори, что собираешься спать, — Бакли прерывает рассказ и дёргает вояку за непокорные каштановые пряди.       — Нет, не буду, — Диаз в подтверждение мелко кивает головой. — Просто поговори со мной.       — Что-то случилось? — сердце Эвана пропускает удар, когда его вопрос остаётся безответным. — Эй…       Он отстраняется от Диаза, обхватывает лицо ладонями. Заставляет посмотреть на себя.       — Всё хорошо, — взгляд тёмных глаз вплетается в светлый. — Просто немного устал.       Тон спокойный, лёгкий. Но Бак понимает, что ему врут. Нагло. В глаза.       Словно что-то почувствовав, прочитав на лице, Диаз тянется к его губам. Требовательно целует. Языком стирает всё, что Эван успевает надумать. Запускает горячие руки под тёплую кофту и с силой проводит по бокам. По спине. Прессу.       Бакли вспоминает, как тогда, на складе хотел его раздеть. Он тянет вверх чужой свитер. Конечно, в больнице не то, чтобы поддерживается комфортная температура, но хотя бы теплее, чем на улице или в заброшках… Градусов на десять.       Когда свитер оказывается на полу, Эван жадно оглядывает чужое тело. Запоминает расположение уродливого шрама под ключицей. Ещё одного на пятом ребре. Прикасается к ним пальцами. Сначала робко, но потом смелее. Прижимается губами к солоноватой коже. Мелкими поцелуями повторяет путь своих рук, что блуждают по торсу Диаза.       А потом чужие ладони трогают его подбородок, понуждая остановиться и поднять голову. Военный проводит языком по его губам. Целует нос, веки. Попутно пробует выпутать Эвана из его ста одёжек.       Бакли помогает ему снять свою кофту, под которой оказывается тёплый батник и футболка. Пока он выпутывает свои длинные руки, из одежды, ему слышится, как Диаз обзывает его капусточкой. Эвану кажется, что это слишком нелепо, чтобы быть правдой, так что он выбрасывает это из головы.       Они сталкиваются губами, когда Бак откидывает вещи. Диаз крепко, до боли прижимает его к себе. Вплавляет его в жар своей грудной клетки. Эван чувствует своим животом, как сокращается чужой пресс при движении. Ощущает лёгкую щекотку от волосков на торсе. И он не может вспомнить, было ли что-то более интимное за всю его сексуальную жизнь.       — Либо мы сейчас же останавливаемся, либо идём до конца, — говорит Диаз, блуждая руками по его спине, пробуя на вкус правое плечо. — Выбирай.