Буду гореть

      Они видятся спустя почти три недели. Всё происходит очень быстро. Скомкано.       Бакли возвращается с вылазки. Снежная порошка скрипит под ногами. Тихий звук чувствуется слишком громким. Кажется, что он разносится по угрюмым улицам далеко-далеко. Эван старается ступать тише.       Он обходит здание больницы. И, свернув за угол, к дверям приёмного покоя, видит Диаза. Он в военной форме, но безоружен. Кричит, чтобы его пропустили. Нервничает. Злится.       Эван подходит ближе, и военный поворачивается к нему. Рывком обнимает. Показывая, что соскучился. Сильно.       — Нужно срочно идти, — торопливо говорит он. — Тебя выведут через туннели.       — Чего? — Бакли удивлённо вскрикивает, глядя на взволнованного медика.       — Давно ходили слухи, что есть выход из города, — Диаз облизывает губы и придвигается ближе. — Когда увидел тебя такого болезного, я начал искать. Мы же не хотим, чтобы ты тут совсем погас, да?..       Эван заторможено кивает, едва веря в то, что ему говорят. Это кажется каким-то сном. Бредом. Слишком хорошим, чтобы быть правдой.       — Я знаю, что ты не уйдёшь один, но и не сможешь забрать с собой всех, — продолжает Диаз. — Так что вот тебе компромисс: бери с собой детей и женщин, что сейчас здесь. Забирай их и вали.       Военного слегка потряхивает. Он на взводе и адреналине. Эван всматривается в карюю радужку. Пристально. Остро. Отводит взгляд. Глядя в какую-то точку пространства за плечом Диаза. Предложенный план не идеален, но это уже что-то…       — Эй, смотри на меня… Смотри… — его лицо ловят руки в тактических перчатках. — Всё не совсем хорошо, знаю… Но лучшего уже не будет.       Диаз гладит его скулы большими пальцами. Придвигается ближе, шепчет в губы успокоение. Делится горячим дыханием.       Эван краем глаза видит, что дверь уже открыта. Он не знает, как давно. Из коридора за ними наблюдают несколько пар глаз.       — У нас есть ещё время? — Бак переплетает свои пальцы с чужими. — Нам нужно поговорить с главврачом.       Военный коротко кивает. Эван тянет его в помещение. Мимо безмолвных бывших полицейских, которые лишь уступают им путь. Они, скорее, слышали каждое слово, что уж ещё добавить…       Почти родные коридоры впитывают их шаги. Бак торопится, почти бежит. За его спиной громыхают тяжёлые берцы. Диаз следует за ним. Их руки соединены крепко-крепко. Им больно от давления на костяшки, но они не в силах ослабить хватку.       Эван влетает в нужный кабинет. Наскоро объясняет ситуацию. Врач смотрит на него, на Диаза. Хмурится.       — Так вот, значит, как, — мужчина говорит до странного спокойно и тихо. — Ты — армеец, помогаешь другой стороне, обманом заходишь сюда, одевшись по гражданке… И как тебе верить?       — Никак, — просто соглашается Диаз, коротко пожав плечами. — Но Эван мне доверяет. Вы верите ему. Этого должно быть достаточно.       Услышав своё имя, Бакли только сейчас осознаёт, что они с Диазом до этого самого момента не произносили имён друг друга. Это так странно.       — Эдди не подведёт, — чужая ладонь в его руке слегка дёргается. — Он надёжен.       Ему хочется улыбнуться до безобразия широко, когда он краем глаза видит, как Диаз смотрит на него. Так беспомощно. Беззащитно. Но это длится всего лишь секунду. Он снова закрывается, поворачиваясь к врачу. Он чуть приподнимает бровь, ожидая ответ.       — Это не бесплатно, — не спрашивает мужчина, утверждает. — У нас нет ничего…       — Неважно. Проводнику уже заплатили, — обрывает его Диаз. — Но нужно идти сейчас. В двух кварталах отсюда нас уже ждут. Понимаю, что спонтанно, но по-другому не вышло.       Врач, задумчиво закусив губу, встаёт и подходит к окну. С одного края небо уже начинает светлеть. Скоро очередное утро в очередной раз возьмёт и убьёт сумерки.       — Ну и чего стоим? — встряхнув вселенскую усталость, он разворачивается к ним. — Времени нет. Собирайте, кого можете и идите.       — А вы… — Эван пытается сформулировать свои мысли обречь в слова. — Как же это… Вы же все останетесь. Как мы можем…       — А мы как-нибудь и без вас обойдёмся, — обрывает его мужчина, но затем мягко продолжает. — Эв, ты вообще не должен тут быть. Это не твоя война. Ты сделал уже достаточно. Так что остановись. Бери детей, женщин. И уходите отсюда.       Врач всем видом показывает, что разговор окончен. Бак чувствует, как Диаз вытягивает его прочь из комнаты.       — Эй, — он прислоняет Эвана к стене, как большую куклу. — Ты всё слышал. Теперь соберись. Давай…       И Бак отмирает. Грубо хватает Диаза за шею и целует. Поцелуй не длится долго. Может быть, от силы, парочку секунд. Но его хватает, чтобы Эван почувствовал себя уверенней. Лучше.       А потом они бегут в детское отделение. Попутно разыскивают медсестёр — единственных женщин, что находятся в больнице постоянно. Их четверо. И они плачут, пока наскоро собираются. За какие-то жалкие минуты, новость об уходе облетает всё здание.       Люди выходят в коридоры. Обнимают девушек, детей, ставших за эти месяцы родными. Они пожимают Эвану руку, хлопают по плечу, говоря, что он молодец. А ему так стыдно, что оставляет их здесь. Во всей этой чернухе. Он думает, что может отказаться. Пусть медсёстры и дети уходят, а он ещё побудет тут.       — Даже не думай, — яростный шёпот врезается ему в ухо. Диаз больно сжимает его запястье. — По лицу вижу, что пакость планируешь. Захочешь остаться — я тебя сам четвертую, понял?       Эван упрямо не отвечает, пытаясь выкрутить руку из стальной хватки.       — Я тебя спрашиваю, ты меня понял? — военный грубо дёргает его, заставляя вскрикнуть не только от неожиданности, но и от дополнительной порции боли.       И Бак кивает. Злость и жёсткость Диаза ошарашивают его. Пугают. Его отпускают, и он пробует отстраниться. Но не может — не дают.       — Прости, — руки в беспалых перчатках гладят его лицо, волосы. — Я просто забочусь о тебе, пойми…       Голос Диаза тревожно дрожит. Бак видит, что он не совсем в порядке. Какие тёмные круги под его глазами. Как уголок губы подрагивает в нервном тике. Как напряжены плечи…       — Всё в порядке, — в конце концов, говорит Бак, удерживая Диаза за предплечья. — Эдди, всё хорошо… Идём.       Они почти бегут через небольшой задний двор медучреждения. Диаз, идущий впереди, говорит подождать и заходит в один из переулков. Через минуту он возвращается уже со своим автоматом.       Военный ведёт их через пустые тёмные дворы. Через сквозной дом. Снова останавливает их на углу здания, которое после всех бомбёжек больше напоминает гигантскую кучу камней, чем когда-то жилое помещение.       Он отходит вниз по улице.       В свете полумесяца Эван приглядывает за ним. Видит, как к нему подходит тёмная фигура. Они коротко переговариваются, но Бак не может разобрать, о чём. А потом Диаз негромко его зовёт. По имени.       Бакли следует на голос во главе шугливой процессии. Незнакомый мужик сомнительного вида информирует их, каким путём они пойдут. На всякий случай, предупреждает, что нужно быть тише. Говорит, что Бак будет замыкающим, чтобы прикрывать более хрупкую часть колонны.       Проводник начинает идти. За ним тянутся медсёстры. Между ними идут дети. Эван тоже делает шаг, когда Диаз останавливает его.       — На, держи, — он пихает ему маленький кусочек металла под перчатку. — Чтобы не забывал…       — А ты…       — Неа, мне нельзя с тобой, — Диаз предупреждает его вопрос. — Давай, иди. Не забывай. Иди…       Он коротко прижимается к его губам. А затем подталкивает Эвана к уходящей группе.