Сердце Воина. Часть I. Ранние дни

      — Перестань! О боги, Квай-Гон, пожалуйста! Хватит! Прекрати, прошу! Ну! Поторопись! Быстрее! — умолял Оби-Ван, находясь на грани того, что казалось припадком. Каждый нерв пылал, центры удовольствия в его мозгу взрывались, как бомбы. Квай-Гон мучил его. И наслаждался каждой минутой.       Оби-Ван лежал, растянувшись на кровати, как портовая шлюха, широко расставленными ногами, ступнями на полу. Квай-Гон стоял между ними на коленях, сводя его с ума пальцами и языком. И вот сейчас он погрузил третий скользкий палец туда, где уже было два, и провел языком по чувствительному древку члена, а затем сильно сжал основание, чтобы удержать от оргазма. Оби-Ван дернулся и впился пальцами в простыни, откинув голову назад в гортанном стоне.       /Впусти меня, любимый./       — Да! Ну же, Квай-Гон. Давай, — на выдохе взмолился тот.       Пальцы исчезли, оставив его растянутым и готовым к члену Квай-Гона. Он медленно скользнул внутрь и замер, привыкая к тугому обхвату. Ощущение было одновременно смутно неудобным и возбуждающим. Оби-Ван почувствовал себя невероятно, невозможно наполненным. В ответ на мысль кольцо мышц резко сжалось. Оби-Ван никогда не смог бы представить себе подобное чувство: насколько интимным ощущалось, когда его брали вот так, открывали, как шкатулку с сокровищами, проникали и грабили, пронзали плотью. Его делали уязвимым, но в совершенной безопасности, любили сдержанно, но так пронзительно остро, — именно так странно и восхитительно ощущался Квай-Гон внутри. Внутри него! Боги! Он никогда еще не чувствовал себя так близко к кому-то, таким поглощенным кем-то. Он удивлялся, почему вообще боялся рассказать о своих чувствах.       Мастер схватил его за бедра и начал двигаться. Он медленно отступил, пока почти полностью не вышел, а за тем погрузился снова с мощным толчком, который пронзил простату и послал электрический разряд вверх по позвоночнику, взорваться в голове. Оби-Ван вскрикнул, почти рыдая.       Его ноги дико дрожали, но он все равно попытался обхватить ими талию Квай-Гона. Сцепив лодыжки, он притянул мастера ближе, пока не почувствовал, как яйца прижались к его заднице.       — Останься так, — выдохнул Оби-Ван, напрягая и без того тугое кольцо мышц. — Я хочу чувствовать тебя внутри. Замри. Не двигайся.       Квай-Гон повиновался. Он пробежал большими руками по груди и животу Оби-Вана, вниз к его члену. Размазал предэякулят, сверкающий на головке вниз по стволу с ленивым оттягом, который вскоре заставил Оби-Вана подаваться бедрами вперед, разрываясь между ощущениями внутри и снаружи. Квай-Гон ускорил темп руки, заставив Оби-Вана дернуться следом, освобождая его член из теплого плена. Квай-Гон вновь толкнулся глубже. И снова. Очень скоро разрозненные толчки превратились в пульсирующий ритм, который заставил Оби-Вана цепляться за любую возможность обрести душевное равновесие, бездумно тянуться за последней лаской, которая могла бы наконец-то толкнуть его через край. Ладонь сомкнулась вокруг руки Квай-Гона, направляя, и он кончил, крича без слов. Сперма забрызгала обе руки, живот, простыни.       Внутри, восхитительно глубоко внутри него, мгновением спустя кончил Квай-Гон. Крепко прижимая задницу Оби-Вана к своему паху, он содрогнулся, пока его член пульсировал, проливаясь в нутро. Квай-Гон запрокинул голову назад, открывая длинную, изящную линию шеи за аккуратно подстриженной бахромой бороды. Оби-Ван с жадным восторгом наблюдал, как он отдается своему собственному удовольствию, закрыв глаза, дрожа веками, приоткрыв рот и тяжело дыша, с раскрасневшейся и блестящей в мягком свете кожей. Звук, который исходил от него, всегда был одинаков: судорожный вдох и мягкий выдох, сопровождаемый низким стоном, который начинался где-то глубоко в животе Квай-Гона. Оби-Ван чувствовал этот звук костями, словно треск земной коры.       Измученный, он опустился на тело Оби-Вана, сонно уткнувшись носом в сгиб шеи.       — Ох, любимый, — пробормотал он. — Мне так хорошо с тобой. Я и представить себе не мог…       Оби-Ван провел пальцами по тяжелым с проседью волосам, лишенный дара речи, передавая свое согласие только через прикосновение.       Они находились так несколько минут, слушая, как успокаиваются сердца друг друга, прежде чем Оби-Ван снова опустил ноги на пол, а Квай-Гон отпрянул, осторожно выходя. Оби-Ван выгнул бедра в ответ и вздохнул. Кончики пальцев коснулись лица падавана, но исчезли, покрытые соленой влагой.       — Я сделал тебе больно, милый? — спросил он с некоторой тревогой.       — Нет! Нет, Квай-Гон, — ответил Оби-Ван, сдавленно хихикая и вытирая глаза. — Не знаю, почему. Это просто так… будоражит: когда ты внутри. Мне нравится, когда ты входишь в меня.       Квай-Гон закинул ноги Оби-Вана на кровать и лег рядом, бедро к бедру, переплетая стопы, опершись на один локоть. Его пальцы проследили линию на теле Оби-Вана от горла до паха и обратно.       — Скажи мне, что ты чувствуешь, когда я внутри, Оби-Ван, — попросил Квай-Гон. Его рука двигалась с гипнотической медлительностью, едва касаясь кожи.       Оби-Ван закрыл глаза, позволив себе быть убаюканным тактильной магией.       — Это почти нереально, — ответил полусонный Оби-Ван далеким голосом. — Иногда мне кажется, что я сливаюсь с тобой в единое целое. Теряю себя. Распадаюсь.       Действительно, тот факт, что он лежал здесь рядом со своим мастером расслабляясь после любовных ласк, все еще казался нереальным. Хотя не сам факт их джедайского пути, а скорее ответная любовь Квай-Гона. Такие отношения между джедаями были редки сами по себе и неслыханны между джедаем и кем-то вне ордена. Но его мастер был страстным человеком, до краев полным любви. Оби-Ван не был его первым, хотя Квай-Гон не называл конкретных имен. Хотя в первые годы ученичества Оби-Вана Квай-Гон был глубоко влюблен в другого рыцаря — Тал, которую он знал с детства, но потерял. Тогда Оби-Ван задумался, сможет ли его мастер когда-нибудь снова полюбить другого человека.       И все же вот они, несмотря на прежний опыт Квай-Гона и опасения настоящего, несмотря на разницу в возрасте между ними, несмотря на их положения в качестве мастера и падавана, несмотря на правила ордена.       — Ты потерялся, любимый? — прошептал Квай-Гон ему на ухо, высунув язык, чтобы проследить им все завитки. Оби-Ван слегка вздрогнул. Да, он потерялся. Чертовски потерялся. Но он был не один.       Они почти не вставали с постели с тех пор, как Квай-Гон бросил его посреди нее три ночи назад, как будто они оба решили наверстать все годы потребности и страсти друг в друге. И это стало настоящей проверкой их самообладания, когда на следующее утро им нужно было дать отчет подкомитету Совета и Сената, которые посылали их на миссию. Им было необходимо представить свои отчеты, выслушать истории Риан и старших детей, которых они спасли, отвечать на вопросы, бесконечно обсуждать, давать рекомендации. И держать себя в руках и рамках приличия. Оби-Ван был убежден, что ему следует дать медаль за то, что он удерживал себя от беспокойных дерганий, усталых вздохов, постоянного верчения и других проявлений своего желания поскорее вернуться в их с мастером покои, в постель или любой другой уединенный уголок. Квай-Гон, как обычно, представлял собою восхитительный образ безмятежного мастера-джедая, пока дверь их каюты не закрылась за ними, а магнитный замок не переключился в режим «не беспокоить». Там он показал себя таким же голодным, как и его новый любовник, прижав Оби-Вана к двери лишь наполовину раздетым. Хотя вскоре после этого одежда оказалась хаотично разбросанной по комнате. Они забыли про занятия и тренировки, пропускали или просто сваливали в кучу все приемы пищи, сон переносился на время, когда ни один из них не мог оставаться в сознании ни мгновением дольше. Оби-Ван, кстати, был уже почти на этой стадии. Квай-Гон вновь и вновь заводил его, выжимал, а потом просто оставлял валяться бесформенной кучкой.       Хотя у Оби-Вана и был опыт, он едва ли представлял себе некоторые из тех вещей, которые Квай-Гон проделывал с ним. И едва ли он представлял, как хоть что-то во Вселенной может чувствовать себя так же хорошо, как Квай-Гон делал ему. На самом деле «хорошо» было совершенно неподходящим словом. «Есть, — размышлял он, — очень явные преимущества в том, чтобы иметь любовника на 35 лет старше». Оби-Ван всегда считал, что «экстаз» — это преувеличение, не важно про секс речь или про что-то другое. Мастер показал ему что это не так.       Экстаз в руках Квай-Гона тоже проявлялся во множестве различных оттенков и цветов: страстный, взрывной экстаз, который состоял из жара и молний, как это было только что; медленный экстаз, который постепенно нарастал с прикосновениями, поцелуями и нежными словами, а затем расцветал долго и плавно, когда Квай-Гон наконец входил или покидал его; хитрый экстаз, который внезапно настигал его после особенно жестокого движения; сонный, теплый экстаз, который он чувствовал сейчас, который состоял частично из послевкусия оргазма, частично из благодарности и полностью из любви; яростный экстаз, который он испытал после возвращения в покои после заседания Сената, когда Квай-Гон голодно развернул его к себе и поцеловал. А потом распахнул тунику, небрежно стянул его штаны до колен и почти поглотил стояк целиком; удовлетворенный экстаз, который он чувствовал прошлой ночью, прижавшись к Квай-Гону в горячей, ароматной ванне, пока они омывали друг друга и целовались; радостный, уморительный экстаз от приступов смеха и щекотливых припадков, которыми они мучили друг друга, оставляя задыхающимися и с больными боками после того, как находили новые места для изысканной пытки; и волшебный экстаз простого исследования, когда находишь что-то совершенно новое в давно знакомом, когда смотришь на другого свежим взглядом. Волшебно. Удивительно. Чудесно.       И очень изнурительно. Он погрузился в сон вместе с Квай-Гоном, когда рука последнего легла на его бедро, притягивая ближе. Сбитые в углу покрывала волшебным образом укутали их.       Когда он снова проснулся, было уже светло. Судя по всему, позднее утро, и Квай-Гон — чудо из чудес — все еще спал. Это был первый раз, когда Оби-Ван застал своего мастера, не вставшего с рассветом, или, конечно же, задолго до него. Они лежали рядом, Оби-Ван лежал на боку, положив одну руку на спину Квай-Гона, который даже во сне выглядел исключительно красивым. Не часто Оби-Ван имел удовольствие видеть своего мастера в таком уязвимом положении. Квай-Гон, казалось, всегда бодрствовал, всегда был настороже, всегда контролировал себя, даже в медитации, даже — Оби-Ван криво усмехнулся — когда мочился в лесу. Теперь он выглядел почти совсем другим: его подвижный и часто улыбающийся рот был расслаблен и приоткрыт, пронзительные глаза скрыты тяжелыми веками, обветренное лицо разгладилось от беспокойства и настороженности. Во сне он выглядел моложе: уязвимый, мирный, более безмятежный, чем Оби-Ван когда-либо видел. Вот она — самая его суть.       Оби-Ван почувствовал, как его поглощает ощущение, окрашенное темнотой — еще один вид экстаза, на этот раз немного острый. До того, как они приняли решение спать вместе, Оби-Ван мало что знал о предыдущих любовниках Квай-Гона, да и вообще спал ли он с Тал? Теперь Оби-Ван был уверен, что эти любовники были если и не многочисленными, то по крайней мере талантливыми — все, что его интересовало, несмотря на праздное любопытство. Сейчас он знал, что последний раз был до Тал, когда Оби-Ван еще не знал его. Тогда все закончилось плохо: не смертью, но гневом и горечью. В первом настоящем поцелуе, который они разделили, Оби-Ван ощутил не только желание, но и напряжение, похоть и страх, которые принадлежали не ему. Тогда он недоумевал, откуда все это взялось, но теперь понимал по крайней мере частично.       С тех пор, как Квай-Гон впервые взял его на руки, Оби-Ван знал, что мастер нуждался в близости так же сильно, как и сам Оби-Ван. Квай-Гон нуждался в нем, он хотел его. Не просто хороший и расслабляющий трах с кем-нибудь, где-нибудь, который у него предположительно был в прошлом, нет. Он хотел именно Оби-Вана, в частности, и по конкретным причинам. Оби-Ван никогда раньше не чувствовал себя таким нужным или желанным, таким необходимым. Но, в свою очередь, он никогда раньше не держал в своих руках чье-то счастье и не хотел так сильно поделиться им. Он понял, что хочет этого для Квай-Гона. Он хотел, чтобы его мастер всегда мог спать вот так, без забот, без застарелой боли, в безопасности и покое. Он хотел, чтобы Квай-Гон знал, как сильно он был любим, и как много его любовь значила для Оби-Вана.       Внезапно Оби-Ван понял, что до сих пор именно Квай-Гон был тем, кто делал большую часть работы. Не то чтобы Оби-Ван возражал. У его хозяина, казалось, был бездонный запас трюков в рукаве, которыми он хотел поделиться, и все из которых были очень приятными. Но внезапно он почувствовал себя немного эгоистом, получая больше, чем отдавая. Хотя он не рискнул бы утверждать, кто из них наслаждается больше. Квай-Гон заставлял его кончать снова и снова, и наблюдением доставлял удовольствие себе, осознавая, как хорошо партнеру благодаря его умениям. Такая отдача имела свою собственную награду. Оби-Вану вдруг очень захотелось вернуть часть удовольствия, которое он получил. Он захотел посмотреть в лицо Квай-Гона в экстазе, до которого довел бы его собственноручно. Он захотел услышать отчаянный стон Квай-Гона, зная, что сам вырвал его.       Квай-Гон перекатился во сне, бессознательно притягивая его. Твердый член оказался зажат между ними, когда Оби-Ван прижался ближе. Он нежно провел пальцами по спутанным со сна волосам мастера, прижимая их лбами друг к другу, а затем поцеловал: его веки, морщинку между бровями, его щеку, висок, соленую кожу под мочкой уха. К тому времени, как Оби-Ван добрался до рта, Квай-Гон проснулся и потянулся к нему. Их руки обвились вокруг, сплетая тела сильнее. Оби-Ван поцеловал Квай-Гона со всей нежностью, которая была внутри него, даря ее как подарок. Сонная благодарность и тепло волной разлились по их связи.       Губы встретились и разошлись, встретились и разошлись, встретились и разошлись, в бессильной попытке насытиться. Наконец, немного отстранившись, они посмотрели друг другу в глаза, кобальтово-голубые в сине-серые, оба в дымке от медленно разгорающегося желания. Оби-Ван наклонился вперед и снова поцеловал Квай-Гона, рука легла на затылок, а язык жадно впился между губами.       — Моя очередь, — пробормотал он, возвращаясь к поцелую и перекатывая Квай-Гона на спину.       /-Твоя очередь, — уступил Квай-Гон. — Прекрасный способ разбудить меня, мое сердце./       Так оно и было. Он улыбнулся, когда Оби-Ван оседлал его и развел руки в стороны, медленно поглаживая от плеч до кончиков пальцев. Туда-обратно, пока между ними не появился почти видимый поток энергии. Оби-Ван ловко подобрал его и пальцами перенаправил к волосам Квай-Гона. От энергии голову начало покалывать, а запутанные волосы начали лосниться, распутываясь сами собой. Оби-Ван нагнулся ближе и провел руками по затылку мастера, проталкивая покалывающую волну вниз по позвоночнику к паху. Когда волна достигла цели, Квай-Гон вздрогнул, издав тихий довольный стон. Оби-Ван сцепил пальцы за шеей мастера и потянул вверх, пока голова не откинулась назад, затем несколько раз провел вверх и вниз, расслабляя мышцы, о напряжении которых он и не подозревал. Квай-Гон вздохнул и опустился на кровать, отдаваясь своему падавану, своему возлюбленному.       Он все еще чувствовал себя немного ошеломленным новым развитием событий, глубиной и интенсивностью чувств, которые он не испытывал годами. Как и у многих джедаев, у него были любовники в прошлом, хотя целибат был скорее правилом, нежели исключением в ордене. Просто так было проще с их образом жизни. Длительные отношения… не поощрялись. Но Квай-Гон знал, что ему это нужно, и ему никогда не казалось неправильным любить и быть любимым. По крайней мере, пока Ксанатос не предал его, а Тал не умерла. И даже с Тал он не ощущал такого глубокого желания, которое пробудил в нем Оби-Ван. Его любовь к Тал была теплым убежищем, где его оберегал равный. Тогда как Оби-Ван наполнял его светом до ожогов, как не смогла бы Тал.       Широкие пальцы Оби-Вана двигались вниз по его телу, едва касаясь, ослабляя узлы натруженных мышц, вытягивая их смешавшуюся энергию из самых глубоких, самых натянутых нервов.       В первый раз, когда Оби-Ван сделал так, Квай-Гон был поражен изяществом и уже не знакомой ловкостью, в этих тяжелых руках. Теперь же рот Оби-Вана следовал за пальцами, все более горячий, влажный и настойчивый. Места, к которым прикасался Оби-Ван, становились не просто точками давления, но точками, заставлявшими Квай-Гона выгибаться и задыхаться: мягкая кожа за мочками ушей и под подбородком, вниз по шее к впадине горла, через линию ключиц к нежной плоти подмышек, к ореолам сосков, и снова вниз через центр мускулистого живота. Даже мертвые шрамы на грудной клетке Квай-Гона, где не осталось нервов, чтобы чувствовать, превращались в полосы обжигающего льда следом за языком. Оби-Ван касался и целовал его повсюду, находя каждое известное место и создавая новые, пока Квай-Гон не застонал низким голосом и не начал извиваться под его прикосновениями.       Он почувствовал, как его ноги мягко раздвинули, то время как свободная рука лениво кружила по животу. Оби-Ван опустился на колени между ног Квай-Гона, его рука вернулась к свободной, где они остановились, и уже вместе продолжили спускаться вниз по бедрам. Язык погрузился в пупок и мягко облизал, пока пальцы перебирали линию темных волос, идущих к паху. Следуя этой линии до ее логического конца, Оби-Ван сомкнул руку вокруг затвердевшего, изогнутого ствола Квай-Гона и опустил свои губы к головке. Обводя ее языком и нажимая на щелку, он пытался выдавить и собрать из нее всю жидкость. Квай-Гон издал низкий, бархатный стон, чувствуя, как эти подвижные мягкие губы смыкаются вокруг. Оби-Ван провел языком вниз по стволу, а затем плавно облизал до самого верха. Квай-Гон снова вздрогнул и застонал. Его руки неуверенно перебирали волосы Оби-Вана, не желая отвлекать, лишь желая убедится, что он был настоящим. Оби-Ван вобрал в себя головку снова и принялся с усердием всасывать. Квай-Гон застонал громче, толкая свои бедра вверх. Оби-Ван подчинился, принимая его глубже, втягивая сильнее изредка задевая ствол зубами, словно высасывая сначала связность, затем речь, а затем саму мысль. Боги, Квай-Гон уже забыл, как это приятно! Это было так давно…       — Нет! — ахнул Квай-Гон, отстраняясь и смутно удивляясь, что он все еще способен говорить.       — Ш-ш-ш, милый, — прошипел Оби-Ван. Его собственный голос был слегка хриплым от возбуждения. Он снова наклонился вперед, быстро поцеловав Квай-Гона. Свесив кончик своей косы ему на грудь, он принялся дразнить его соски, пока они не затвердели, поднимая стада мурашек на руках. Оби-Ван тут же провел косой вниз, рисуя свою карту дрожи на чужом теле.       Затем он сделал нечто ошеломляющее: тугой спиралью обернул свою косу вокруг члена Квай-Гона, взял головку и туго всосал, с громким чпок оторвав губы от плоти. Квай-Гон дернул бедрами и громко охнул от удивления, заставив Оби-Вана злорадно улыбнуться. Оби-Ван отпрянул, дергая за собой косу. Бедра Квай-Гона дернулись следом, но коса раскрутилась сама, создав странную смесь ощущений из шелкового трения и крутящего момента. Не знавший этого чувства, Квай-Гон мучительно застонал. Хотя, в некотором смысле, его и правда мучили. И все же Квай-Гон надеялся, что Оби-Ван продолжит свою необычную пытку.       Что он и сделал. На этот раз, когда коса раскрутилась, Оби-Ван опустился на его член с голодом хищной птицы, вбирая его, издавая низкий горловой стон в упершуюся в глотку головку. И начал сглатывать, когда Квай-Гон, наконец, не выдержал и кончил, скуля и брыкаясь. Оби-Ван досуха выдоил его оргазм и оставил его полностью истощенным и почти потерявшим сознание от чувств. Где-то на задворках разума Квай-Гон осознал, что растянулся на простынях и задыхается, словно раненный, от боли. И где-то рядом кто-то пробормотал жутко непристойную цепочку ругательств на разных языках. Возможно, этим «кто-то» был он.       Когда Квай-Гон снова открыл глаза, Оби-Ван сидел на корточках между его ног, выглядя чрезвычайно довольным собой. Он наклонился вперед и взял валик с изголовья кровати, затем порылся в ящике прикроватной тумбочки, пока не нашел уже початый тюбик смазки. Он легко провел руками по ногам Квай-Гона и схватил его за бедра.       — Приподнимись, милый, — сказал он. Квай-Гон сделал и со стоном ощутил, как под него засунули тот самый валик.       — Падаван, у меня есть определенные ограничения… — слабо запротестовал он.       — Я не уверен, что верю вам, Мастер. Особенно в свете последних трех дней, — ответил Оби-Ван. Уголок его рта приподнялся в полуулыбке, которую так любил его мастер. Он помолчал немного, открывая тюбик, но выглядя слегка неуверенно. — Так, можно?..       — Тебе не нужно спрашивать, любимый, — сказал ему Квай-Гон, все еще неровно дыша. — Только не здесь, помнишь?       — Мне показалось это правильным. Возможно, привычка. — Он наклонился и поцеловал Квай-Гона, который жадно впился в ответ, прикусывая нижнюю губу.       — Я твой, Оби-Ван, — тихо сказал он, поглаживая тыльной стороной ладони щеку своего ученика. — Делай как знаешь.       Оби-Ван воспринял слова о капитуляции с той же серьезностью, с какой он обдумывал уроки Квай-Гона, делая ему честь своим торжественным взглядом. Но Квай-Гон боялся, что его падаван будет кланяться прямо здесь, на кровати, стоя на коленях между его ног. Он улыбнулся этому образу, и это, казалось, немного улучшило настроение Оби-Вана.       — Я хочу сделать все правильно для тебя, — серьезно сказал он.       — Так и будет. Как бы ты ни прикасался ко мне, все будет правильно, — ободряюще сказал ему Квай-Гон, беря тюбик из его руки и покрывая пальцы Оби-Вана смазкой, один за другим. Закончив, он переключился на эрекцию.       Оби-Ван улыбнулся. Вскоре эти пальцы ласкали анус Квай-Гона и чувствительную плоть вокруг — еще одно удовольствие, о котором он почти позабыл. Спустя всего несколько минут он почувствовал, что снова становится твердым. «Серьезно? — ошеломленно подумал он, когда губы Оби-Вана вновь опустились на ствол, уговаривая вернуться к жизни, — в моем-то возрасте?» Его ученик просунул палец внутрь, нащупал простату, и медленно вышел.       Квай-Гон удивленно прорычал:       — О, крифф, милый! Не останавливайся, — почувствовав, как его мозг плавно ускользает.       Внешний мир растворился, и он отпустил его с легким уколом совести. В конце концов, тот прекрасно справлялся и без него как минимум с момента их доклада Сенату. Что могут решить еще несколько часов? Все, что сейчас имело хоть какое-то значение — это Оби-Ван, стоящий на коленях между его ног, его сладкий рот вокруг члена и второй палец, скользящий внутри, обещая еще больше удовольствия.       Он знал, что был жаден последние несколько дней — хотя он не уверен, дней ли? Ох, Лорды Темной стороны, если так — то он был чертовски жаден, и эго… — Оби-Ван оттянул крайнюю плоть его члена и провел языком по обнаженной макушке. Квай-Гон на мгновение потерял способность думать, пока Оби-Ван не остановился, — эгоистичный. Да, он был жаден и эгоистичен, желая все как следует изучить, желая видеть, как его возлюбленный мучается и стонет, зная, что это его рук дело, желая, наконец, сделать с Оби-Ваном все то, о чем он так долго думал и мечтал. И совершенно забыв, что у Оби-Вана были свои мечты и фантазии о — Оби-Ван медленно раскрыл его, нежно погладил внутри и добавил третий палец. Квай-Гон застонал и выгнул спину, почти становясь на мостик, — вот эти его фантазии. Очевидно, что это была одна из них. Оби-Ван, казалось, наслаждался этим так же, как и он сам. Он умело работал пальцами, растягивая и дразня, пока зрение Квай-Гона не потеряло четкость, и он не ощутил, что теряет контроль. Он пытался сопротивляться этим пальцам, пульсировал мышцами, чувствуя, все же, огромную потребность внутри себя.       — Ну же, любовь моя, ради Силы, давай, — попросил он. — Я хочу тебя. Заполни меня. Войди в меня.       Это было так давно.              Квай-Гон попросил, а Оби-Ван дал. Молодой человек поднял его ногу, чтобы положить себе на грудь, прижал свой горячий, твердый, скользкий член к кольцу мышц, а затем мягко вошел внутрь. Мелкая дрожь трепета охватила его, когда он увидел, как лицо Квай-Гона расслабилось от удовольствия. Его спина вновь выгнулась дугой, когда Оби-Ван крепко прижался к заднице, проникая глубоко внутрь. Квай-Гон схватил его за бедра, удерживая неподвижно, мышцы пульсировали вокруг члена, даря невероятные ощущения обоим. Окутанный этим тугим шелковистым теплом, Оби-Ван почувствовал, как в нем поднимается гортанный стон.       Они и не подозревали, что могут оказаться еще ближе, почти раствориться друг в друге — Оби-Ван будто бы снова чувствовал Квай-Гона внутри себя. Словно это его собственные мышцы пульсировали, растягивались и наполнялись. И теперь он не был до конца уверен, что закрыв глаза, разберется, кто из них кто; Квай-Гон же чувствовал не свою руку, обнимающую его член, да и почти все тело Оби-Вана, словно несколько часов назад. Они оставались в таком положении в течение долгих мгновений, ошеломленные, немного покачиваясь и не осознавая этого. В конце концов, этого оказалось слишком много для Квай-Гона. Он застонал и прижался к Оби-Вану.       — Оби-Ван… — пробормотал он таким глубоким голосом, что его почти невозможно было узнать. — Пожалуйста.       Оби-Ван встряхнулся от почти транса, в который впал.       — Да, — прошептал он, немного задыхаясь, и опустил поднятую ногу на свое плечо, сжав ягодицы Квай-Гона освободившимися руками. Он начал двигаться, его дыхание сбилось с первым толчком. Сила, как туго. Он почувствовал чужое тело: как мастер поднял свободную ногу, обхватил его вокруг спины, притягивая ближе. Они нашли правильный ритм вместе всего через несколько мгновений, и рука Квай-Гона сомкнулась на его собственном члене, двигаясь согласно толчкам внутри. Оби-Ван сжал бедра, и начал толкаться сильнее, подражая движениям Квай-Гона, чувствуя, как его собственный оргазм подступает от паха через живот, вверх по позвоночнику. Смутным ощущением добавилось осознание Квай-Гона, идущего следом. Он видел, как волна движется сквозь Квай-Гона, как она движется сквозь его собственное тело, как напрягаются полосы твердых мышц на животе, как напрягается грудь, как плечи давят матрас, как изящно изгибается шея, как открывается челюсть, как прикрываются глаза.       Раньше у них не получалось, но на этот раз они достигли кульминации вместе. Энергия текла через них и между ними, пронизывая воздух подобно туману, делая ощущения острее, но одновременно размывая образ напротив. Они выкрикивали имена друг друга. Оби-Ван чувствовал свой последний толчок, дрожь и порыв, как будто это был Квай-Гон внутри него. На этот раз он полностью потерял себя, сливаясь с телом и духом своего избранника. Квай-Гон же чувствовал себя наполненным кульминацией Оби-Вана, как он был источником удовольствия и был необходим для достижения собственного. Их общий оргазм накатил на него, как огромная, яркая всепоглощающая волна. И Квай-Гон с радостью утонул в ней.       Они очнулись рядом друг с другом. Оби-Ван прижимался к груди Квай-Гона, пот уже высыхал. Но ни один из них не был уверен, как они оказались в таком положении. Квай-Гон чувствовал себя так, словно весь его мир распался на части и был собран совершенно по-новому; все вокруг него, казалось, слегка изменилось — стало чуть ярче, чище, теплее.       — Точно. — Оби-Ван чувствовал его спокойствие через их связь и улыбнулся про себя. Это было именно то, на что он надеялся. Он слегка вздрогнул, и Квай-Гон снова накрыл их обоих одеялами, поглаживая сильными пальцами по спине.       — Спасибо, любимый, — тихо сказал Квай-Гон. — Спасибо, — и поцеловала его в макушку. — Я уже давно не чувствовал себя так хорошо отлюбленным.       — И как давно? — Рискнул спросить Оби-Ван. Его вопрос был встречен молчанием, и Оби-Ван не стал настаивать. — Не обязательно отвечать на мое праздное любопытство.       Но Квай-Гон, казалось, только прикидывал, хотя ответ удивил Оби-Вана:       — За три года до того, как я встретил тебя. Действительно, очень давно.       — И кто это был? — продолжил расспросы Оби-Ван. «Только не Тал, — подумал он. — Когда все закончилось, они перестали спать вместе».       — Кто бы это ни был, он обошелся с тобой плохо.       — Неужели это так очевидно?       — Не для всех, но все же. Любовнику трудно такое пропустить. Ты так удивлен и так благодарен… и так жаждешь угодить.       Квай-Гон перевернул его на спину и окинул оценивающим взглядом:       — Я всегда знал, что ты гораздо лучше разбираешься в людях, чем я, падаван.       Оби-Ван покраснел, как всегда, когда Квай-Гон делал ему искренний комплимент:       — Ну, может быть в тебе, а не во всех людях вообще. Все закончилось плохо, не так ли? Прости.       — Да. С отвратительной ссорой, которая не имела никакого отношения к нашим чувствам. Нам так и не удалось все наладить. Это стало и концом нашей дружбы.       Несколько кусочков головоломки под названием «история Квай-Гона», наконец собралась в голове Оби-Вана вместе:       — Магистр Винду. Вот почему вы сейчас так холодны друг с другом. Я знал, что раньше вы были хорошими друзьями.       Квай-Гон вздохнул.       — И именно поэтому он так суров с тобой. И так неодобрительно относится к нам.       — Ты все еще заботишься о нем. «Ему, наверное, следовало бы приревновать», — подумал он, теперь осознавая все. И, порывшись в своем сердце, не нашел даже проблесков ревности.       — Мы были однокурсниками. Мы вместе прошли через ясли, были выбраны падаванами одновременно, стали рыцарями с разницей в один год. Как ты и сказал, мы были друзьями долгое время. Мейс был рядом со мной в самые худшие моменты моей жизни, а я — в его.       «Не все, — подумал Оби-Ван, подсчитывая. — Не было, когда он потерял Ксанатоса. И когда потерял Тал. Не было, когда старый друг и бывший любовник нуждался в тебе больше всего, магистр Винду». Там, где не было никакой ревности, вдруг вспыхнул праведный гнев.       Почувствовав это, Квай-Гон крепко обнял его и поцеловал. — Спасибо тебе за это негодование, падаван, но оставь его. Я причинил Мейсу такую же боль, как и он мне. Такие ссоры редко бывают односторонними. У нас обоих есть претензии и мы оба слишком упрямы. Да и теперь у меня есть ты. И ты гораздо больше, чем просто компенсация, любимый, чтобы ты там не надумал. Ты — настоящий подарок. — Он задумчиво пропустил косу Оби-Вана между пальцев. — Но, я должен признаться, что никогда не думал, что эта штука может быть так полезна, — сказал он, пощекотав ей чужое ухо. Оби-Ван хихикнул и оттолкнул его руку.       — Прекрати, — сказал он, подавляя зевок и позволяя себе отвлечься. — Мне понравилось твое лицо, когда ты кончал. — Он протянул руку и провел пальцем по горлу Квай-Гона, чувствуя его пульс. — Ты почти растворился в наслаждении.       — В экстазе, — пробормотал Квай-Гон, — по-моему, это более подходящее слово.       Оби-Ван улыбнулся.       — Да, определенно.