Сердце Воина. Часть I. Ранние дни

      Квай-Гон сорвал покрывало, заставив молодого человека сжаться от внезапного сквозняка.       — Вставай, Оби-Ван. Время для утренней медитации.       Едва успев, Оби-Ван подавил полусонный стон. Пожаловавшись, он получит 50 отжиманий и утреннюю медитацию без одежды. В снегу. Во имя Ситхов, он заплатил за сломанную ключицу Брука десятикратно! А ведь это был лишь третий день из двух декад «Придирок к Падавану», как он называл упражнения Квай-Гона на гнев. Он разрывался между радостью, что повредил только ключицу, и обидой, что Чан не получил больше. Возможно все это могла оправдать хорошая трепка Брука.       Очевидно, он слишком медленно вставал, потому что мастер за ногу стащил его на пол и поставил на колени. Они уже покрылись синяками от долгих часов сидения на камнях у очага в медитации-размышлениях о собственных страхах. Оби-Ван закусил губу, чтобы подавить стон боли.       — Да, Мастер, — сказал он вместо этого, все еще сонным голосом. — Благодарю вас, Мастер.       — Поторопись, падаван. Дни здесь короткие.       «Не такие уж к криффу короткие», — мрачно подумал он. Сон был единственной передышкой от мучений Квай-Гона, но он заметил, что выспаться ему не дадут. На улице все еще было темно. Так было и когда он ложился спать.       — Да, Мастер. Благодарю, Мастер. — Из предыдущего опыта он знал, что эти слова были единственным безопасным ответом, и буквально все зависело от их тона. И от выражения лица тоже. И от языка тела. И от тонких эмоциональных нюансов, которые мог почувствовать только мастер-джедай. Короче говоря, все зависело от его умения держать состояние неспровоцированного спокойствия, контроль над которым никогда не был особенно хорош по утрам.       — Снаружи. Без рубашки и сапог, — добавил Квай-Гон, чувствуя его внутреннее ворчание.       Оби-Ван безжалостно подавил свою реакцию на новые условная. «Снаружи» означало на деревянном крыльце, которое было, по крайней мере, мягче, чем камни очага врезавшиеся в колени. Но также это означало холод. Метровые сугробы шли сразу от крыльца. Да и температура за последние три дня на этом жалком ледяном шарике еще ни разу не поднялась выше нуля. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и медленно выдохнул.       — Полчаса.       — Да, Мастер. Благодарю, Мастер. — Пробормотал Оби-Ван с, он надеялся, искренним спокойствием и согласием. Или, по крайней мере, искреннем теплом. Это все, что у него осталось, во всяком случае на это время. Он встал, потирая распухшие колени, и заковылял к рефрешеру.       — Ты волочишься, будто размазня, падаван. Ходи как настоящий джедай!       Упс. Попал прямо по больному. — Да, Мастер. Благодарю, Мастер.       Он выпрямился, стараясь не хромать.       — Не задерживайся, падаван.       — Конечно нет, Мастер.       Но несмотря на свою резкость, Квай-Гон дождался, когда он выйдет из благословенно горячей воды, чтобы отереть его полотенцем.       — Сядь, глупый падаван, — приказал он, и Оби-Ван повиновался. Он едва подавил вздох, когда большие мозолистые руки мастера втерли успокаивающую мазь в его разбитые колени. — Возможно сегодня тебе лучше посидеть на своей ленивой попе, дурачок, вместо того чтобы бездарно калечить совершенно здоровые коленки.       — Да, Мастер, — с облегчением ответил Оби-Ван. — Благодарю вас, Мастер.       — Сразу же после ты должен присоединиться ко мне в Гилдхолле. Комиссия снова хочет посмотреть в этой области.       — Да, Мастер, — это означало отсутствие завтрака и еще больше раскопок. — Мастер, можно мне спросить?       — Да, Оби-Ван. Что тебе интересно сейчас? — как будто он разговаривал с надоедливым ребенком.       — Почему Комиссия по военным преступлениям ждала до середины зимы?       — Они приехали сразу, как только было обнаружено местонахождение могил, глупый падаван. Земля сейчас тверже, но и тела тоже. Чего не было бы с ними, будь мы в середине лета. И ты должен быть благодарен, что не придется терпеть вонь и жару, так как именно тебе придется находиться с ними в одной траншее.       — Да, Мастер, — признал Оби-Ван, действительно благодарный даже за малейшее одолжение в этой миссии. Если последний раз он и Квай-Гон были на «раздражающей» миссии по установлению фактов о работорговле на территории приграничья, то этот раз был намного хуже. Мир, в котором они находились сейчас, Граффиас, был населен конкурирующими человеческими колониями и коренными жителями. С приходом колонистов местные буквально катапультировались на гораздо более высокий технологический уровень. Раньше, чем оказались готовы. Лишь недавно, спустя почти десять лет партизанской войны, удалось достигнуть мирного соглашения между колонистами и «индигами». Толчком к заключению договора послужил запрос к Сенату и Республике о помощи в восстановлении разрушенного войной мира. Но вслед за согласием и помощью пришло расследование Комиссии по военным преступлениям, в которое Квай-Гон был приглашен сторонним наблюдателем.       За время войны обе стороны совершили свою долю зверств, но часть пакета помощи была помечена «специально для индигов». Ее доля зависела от того, насколько жестокими были зверства против них, поскольку колонисты заселили мир без приглашения. Как раз перед прибытием джедаев группа республиканских добровольцев наткнулась на довольно новую братскую могилу, которая сейчас была раскопана. Квай-Гон наблюдал вместе с комиссарами, послав своего ученика в траншею вместе с дроидами-копателями и командой криминалистов, чтобы убедиться, что не было никакого вмешательства в явные доказательства.       Если благодаря холоду там и не было реальной вони, она все равно ощущалась психологически. По мере того, как дроиды копали, становилось ясно, что яма была полна молодых и старых тел. Кости были маленькие, иногда крошечные, или сильно шишковатые и стертые в суставах; черепа без зубов от старости или маленькие и полные молочных, даже не проросших из челюсти. Многие из них несли на себе следы насилия: переломы, химические ожоги и тому подобное. Если бы защита Оби-Вана ослабла хотя бы на мгновение, он мог бы услышать их голоса и почувствовать последние мгновения их ужаса. Всего через два дня его начали мучить кошмары.       Он проснулся прошлой ночью, потея и дрожа, думая, что его хоронят заживо, и обнаружил себя крепко зажатым в объятиях Квай-Гона. Образы лиц — человеческих лиц — кричащих от ужаса, прилипли к нему, как мокрые простыни.       — Тише, падаван, — прошептал мастер, целуя его в затылок. — Это всего лишь сон. Просто сон.       Любого другого это бы успокоило. Но джедаи не видели снов. Они видели мертвое прошлое, зарождающееся будущее, живое настоящее — во сне, но они не видели снов. Квай-Гон, не одаренный способностью видеть будущее, называл это чепухой, уверял его, что все, даже джедаи, иногда видят сны. Но Оби-Ван придерживался своего собственного мнения, которое больше соответствовало учению Йоды. Было ли это в прошлом или в будущем, он не был уверен. Он надеялся, что это было в прошлом, хотя захоронением, которое они обнаружили, и не было человеческим.       — Некоторые из них были еще живы, Мастер, — прошептал он в темноту. — Ранены, но все еще живы.       Квай-Гон вздохнул и потер гусиную кожу на руках своего ученика большими, теплыми, добрыми руками:       — Без сомнения, так оно и было, падаван. И это не первый раз. И он не будет последним. Это уже в прошлом. Отпусти и возвращайся ко сну, любимый. У нас завтра длинный день.       Тот, который начался с получасовой медитации на холоде.       Он был почти рад, что Квай-Гон заставил его сделать это. Он чувствовал себя обновленным и чистым так, как не чувствовал себя с самого приезда. Он вбирал в себя холод, делая его частью себя, насыщая им свою душу. Тем не менее, перед встречей с мастером он убедился, что полностью согрелся.       — Падаван, ты опоздал, — были первые слова, которые он услышал, прибыв в Гилдхолл. Он знал, что это было не так, но все равно принял, не испытывая боли.       — Да, Мастер. Мои извинения. Это больше не повторится, Мастер.       — Ты уже говорил это раньше, Оби-Ван. Я не вижу никаких улучшений, — отрезал он. — Делай или не делай.       — Да, Мастер. — Оби-Ван почувствовал, что несмотря на все усилия, его лицо вспыхнуло. «Это же игра. Это не то, что он на самом деле думает о тебе». Тем не менее, он был огорчен, обнаружив, что ему потребовалась большая часть дороги к могиле, чтобы очистить себя от негодования. Это его удивило. Даже в первый раз пройдя через эти упражнения несколько лет назад, он знал, что Квай-Гон только подстрекал его, что это не было отражением личных чувств мастера, независимо от слов или действий. Внезапно Оби-Вана настигли сомнения. Разделенная с мастером постель так сильно изменила их отношения. Квай-Гон, всегда мастер и мастер, не казался сильно взволнованным этим и не переставал свои подколки, когда они прибыли к месту.       — Ладно, тогда бегом в траншею, чтобы они могли возобновить раскопки. Пошел вон отсюда. Все уже ждут! — Квай-Гон ударил его по голове, как будто он был ребенком, и отправил вниз по четырехметровой лестнице в широкую траншею, которую дроиды выкопали за последние три дня. Кости и обломки черепов торчали из замерзшей грязи вместе с кусочками ткани и кожи, детской игрушкой, — кусочками жизней, погребенных как будто под внезапной лавиной. Оби-Ван подавил дрожь и подошел к Рю Дариат, молодой женщине, работавшей атташе при одном из комиссаров. Он узнал ее, как бывшую посвященную храма, с которой они виделись детьми. Не будучи избранной падаваном, но одаренной и чувствительной телепаткой, она присоединилась к дипломатическому корпусу за несколько лет до того, как Оби-Ван стал учеником.       — Утро, падаван Кеноби, — сказала она, улыбаясь. Ее слова вырвались облачком пара. В том, как она произнесла это не было ревности; Рю любила свою работу и саму себя. Увидеть ее снова было здорово. Ее солнечная улыбка делала все намного более терпимым.       — Утро и вам, атташе Дариат. Как скоро это будет «посол Дариат»? — поддразнил он.       — По-моему, очень нескоро, — фыркнула она. — Никогда, если мне предстоит заниматься подобным.       «У нее прекрасная улыбка», — подумал Оби-Ван.       Ее кожа была цвета слегка полированной бронзы, черные глаза, черные волосы, коротко подстриженные над ушами, и фигура жительницы тяжелого мира: крепкая и, ну, чувственная. Даже под слоями теплой одежды. Несмотря на то, что она была на пару лет старше, Рю все еще была новенькой и достаточно молодой, как и он, чтобы получить самую плохую работу. Такую, как стоять в могиле и наблюдать, как другие ее вскрывают.       — А почему не доброе? — вдруг спросил он.       — Ничего доброго в этом нет. Особенно когда тебе приходится стоять посреди этого весь день. — Она скорчила гримасу. — А что с мастером Джинном? Сегодня утром встал не стой ноги?       Оби-Ван улыбнулся, чувствуя, как краснеют его уши, немного смущенный тем, что она видела разговор между ним и Квай-Гоном.       — Нет, вообще-то, это тренировка.       — Тренировка? — Она выглядела озадаченной. — Унизить тебя перед другими — это по твоему тренировка?       — Чтобы держать себя в руках. Это стандартный набор упражнений. Мне нужен был курс переподготовки, так что теперь я обречен на две декады.       Рю выглядела испуганной:       — Ты шутишь! Бедняжка. Ты заставляешь меня радоваться, что я покинула храм.       — Я переживу это, — сказал он, пожимая плечами. — Мне приходилось переживать вещи похуже.       — Неужели? Например, что? Мне всегда было интересно, что за подготовку получают падаваны. Они как-то очень туманно рассказывали об этом юнлингам. Поделишься, чем ты занимался и что такое этот твой мастер Джинн? И кто с кем спит из наших классов?       Они провели утро, наблюдая, как команда криминалистов перемещается среди дроидов-копателей, помечая фрагменты скелетов и составляя схемы их размещения, прежде чем удалить и отсортировать их. Разговаривали о тренировках Оби-Вана и его жизни с Квай-Гоном. Зацепили кусочек ее обучении и тренировки в качестве «политического подборщика мозгов», как она это назвала. Когда наступил полуденный перерыв, Квай-Гон оставил его в траншее «охранять» и велел принести ему скудную еду. Рю казалась оскорбленной. Она вернулась после своего перерыва с парой кусочков фруктов, которые убеждала его съесть, пока Квай-Гон не смотрит. Он пытался убедить ее, что заплатит за это позже.       — Он не может быть таким жестоким, — настаивала она. — А ты должен поесть.       — На самом деле это не жестокость, — убеждал он ее, слизывая сок с пальцев. — Он давит на меня физически и морально, чтобы я выяснил, где мои пределы. Чтобы мы оба это понимали. Работая вместе в экстремальных ситуациях, он должен понимать, насколько он может рассчитывать на меня. Как и я должен знать это о себе.       — А как насчет его пределов?       — Ну, он же Мастер-джедай, — прагматично заметил Оби-Ван. — А я его третий ученик. Я не думаю, что когда-либо увижу его пределы.       По крайней мере, не в таких ситуациях. Все же были вещи, которые могли заставить Квай-Гона переступить через край. Например, в постели с Оби-Ваном. Хотя с тех пор, как начались эти упражнения, ничего подобного между ними не было. И не будет, пока они не закончат. Оби-Ван подавил вздох. «Да, Мастер. Благодарю, Мастер».       Когда протрубили конец рабочего дня, Рю пригласила его к себе на небольшую вечеринку, которую она устраивала для всей молодежи в Комиссии.       — Не рассчитывай на меня, — ответил он, поблагодарив ее за приглашение. — Сомневаюсь, что мне позволят прийти. Я, вероятно, буду медитировать, или выполнять ката, или еще что-то вроде чистки сапог до полуночи. Но я спрошу.       Но Квай-Гон удивил его:       — Иди. Думаю, твои колени все еще ни на что не годны, что делает тебя еще более бесполезным, чем обычно. Только не опаздывай. Утром, когда я встану, я хочу видеть тебя на улице, выполняющим ката.       — Да, Мастер. Спасибо, Мастер.       — Впервые за много дней ты сказал это искренне, Оби-Ван.       — Да, Мастер, — усмехнулся он. Квай-Гон улыбнулся в ответ. Фасад «злого мастера» на мгновение треснул, позволяя настоящему мастеру Оби-Вана выглянуть наружу. — Иди, пока я не передумал, падаван. Повеселись.       Что он и сделал. Хорошо было пообщаться со сверстниками. Не то чтобы у него не было друзей в храме или из университета, где он иногда посещал занятия в рамках своей подготовки, но он так редко видел кого-нибудь из них. Он слишком часто был с Квай-Гоном, всегда в новом месте, всегда чему-то учился. Внезапно его мастер показался ему, ну, старым. Скучным. С тех пор как они приехали сюда, он был очень упертым, играя роль жесткого, лишенного чувства юмора, бесстрастного, холодного, сдержанного, идеального мастера-джедая, оседланного глупым падаваном. Он никогда раньше не чувствовал себя так далеко от Квай-Гона, особенно с тех пор, как они стали любовниками. Испытав вкус его любви, он теперь еще больше жаждал тепла Квай-Гона. Ему было трудно думать о внезапной отчужденности иначе, как об разрыве и отказе, хотя Оби-Ван и знал, что это не так.       Находясь здесь со сверстниками, он почувствовал себя так, словно вылез из пещеры и обрел теплый летний день и цветущее поле.       Пусть Оби-Ван был там самым молодым, он чувствовал себя старше всех. Ему потребовалось некоторое время, чтобы расслабиться. Он даже выпил бокал, который ему подал честолюбивый молодой дипломат.       — Ты слишком серьезен, малыш, — сказали ему. — Взбодрись.       Он впервые за три дня наслаждался нормальной едой, компанией, разговорами и смехом, и особенно остроумием и образованностью Рю. Но все закончилось слишком быстро. После долгих рабочих дней и раннего пробуждения все подустали и рано легли спать; Оби-Ван задержался, чтобы помочь Рю, как он себя успокоил, навести порядок. Она предложила ему еще выпить, и он согласился, хотя первая порция была достаточно крепкой, чтобы он слегка опьянел.       — Спасибо, что пригласила меня, — поблагодарил он, пока они сгребали мусор в перерабатывающие контейнеры. — Я прекрасно провел время.       — Тогда соберемся снова, — сказала она, улыбаясь. — Я рада, что ты смог прийти. — Она наклонилась и поцеловала его, чмокнув в губы и чуть задержавшись. Вздрогнув, он почти ответил. — Хочешь остаться? — предложила она. И это ему тоже нравилось — ее прямота.       — Мне жаль, — сказал он, чувствуя себя полным идиотом. — Кажется, я ввел тебя в заблуждение, Рю. Ты мне очень нравишься, и при других обстоятельствах я бы сказал «да».       — Только не говори мне, что это какие-то джедайские штучки, — сказала она, скрестив руки на груди и бросив на него саркастичный взгляд. — Я точно знаю, что падаваны не должны соблюдать целибат.       Оби-Ван рассмеялся:       — Нет. По крайней мере, не всегда.       — О, так это опять мастер Джинн? Твои упражнения?       — Да. И еще кое-что. У меня есть любовник. — То, что это фактически была одна и та же причина, было лишней информацией, которой он предпочел не делиться.       — Кто-нибудь, кого я знаю? — лукаво спросила она.       Оби-Ван усмехнулся:       — Возможно. — И больше ничего не сказал.       — Понятно. Верный и сдержанный. Замечательно. Хорошие джедайские качества, падаван. — Она отступила назад и отвернулась. Он чувствовал ее разочарование, но также правдивость слов и уважение. — Тогда дуй домой, пока мы оба не наделали глупостей. Увидимся утром.       — Спокойной ночи, Рю. Спасибо. Я был рад снова тебя увидеть.       — Спокойной ночи, Оби-Ван. Добрых снов.       Покинув дипломатический комплекс, Оби-Ван был удивлен, увидев дождь, и плотнее закутался в плащ. Воздух стал намного теплее, а земля под ногами стала скользкой от грязи и слякоти тающего снега. Его координация оказалась хуже, чем он рассчитывал, так что пришлось идти осторожно. Но даже так, за короткий промежуток от комплекса до их квартиры, он по колени измазался в грязи. «Да Ситх тебя задери! — подумал он. — Мне придется вычистить сапоги и плащ, прежде чем лечь спать. Это займет полжизни, а уже и так поздно!»       Хотя это и не заняло полжизни, но заняло гораздо больше времени, чем ему хотелось бы, как и оттирание пола от собственных следов. Он тихо проскользнул в спальню на кровать рядом с Квай-Гоном. Тот, Оби-Ван не сомневался, хотел лишний раз помучить его, позволив им разделить постель и не заниматься сексом, пока упражнения не закончатся. Но сегодня это не имело особого значения. Немного пьяный и очень уставший, он через несколько минут заснул. Тем не менее, он был благодарен за присутствие теплого тела мастера, когда спустя некоторое время он снова проснулся от того же кошмара живых похорон. Потея и задыхаясь, он все еще слышал, как кто-то кричит. Кто-то, кого он знал, чья личность ускользнула от него, как и марево сна. Были и другие, некоторые из них — покрытые золотистым мехом индиги, которые смотрели на раскопки светящимися в темноте глазами.       Руки Квай-Гона обхватили его, успокаивая, гладя по волосам, мягко покачивая.       — Все в порядке, милый. Тише. Просто еще один сон.       Добрые слова и теплое прикосновение хозяина вывели его из этого кошмара. Хотя чувство все еще оставалось с ним, ощущаясь слишком реальным. Но в конце концов он снова провалился в беспокойный сон, от которого проснулся гораздо позже, чем рассчитывал.       — Никчемный падаван. Подъем! — Голос Квай-Гона был ледяным.       На улице было светло, а не сумерки, как он ожидал. Внутренние часы подвели его. «Черт, — это была первая осознанная мысль Оби-Вана. — Я уже проспал. Теперь он никогда не остановится». Прежде чем мастер успел сорвать с него одеяло, Оби-Ван проснулся и вскочил на ноги. Ну, скатился на ноги, изо всех сил стараясь проснуться. В голове у него стучало, а во рту стоял привкус мертвого гаммореанского хряка. «Меня не могло так развезти с одного бокала… Двух». Однако все улики указывали на это.       — Если ты собираешься придаваться разврату, Оби-Ван, то будь так любезен делать это в свое свободное время. Сейчас у тебя есть обязанности.       С пылающим лицом он поднялся и принял это, несмотря на обиду. Квай-Гон знал, что он не был из тех падаванов, который напиваются до состояния нестояния, пока мастер не видит. «Вот почему это не должно тебя беспокоить. Он это знает. Ты знаешь, что он это знает. Это всего лишь упражнения!»       — Да, Мастер. Мне очень жаль, Мастер. — Теперь он понял, почему Квай-Гон отпустил его прошлой ночью: чтобы был новый повод для издевательств над своим падаваном.       — Сколько ты выпил?       — Всего два бокала, Мастер.       — На пустой желудок.       — Нет, Мастер. Я поужинал и там были закуски, Мастер.       Квай-Гон удивленно поднял бровь:       — Я никогда не подозревал, что ты такой легкомысленный, Оби-Ван.       Оби-Ван задался вопросом, был ли этот смешок искренним или же для пользы упражнения. Но недолго думая, решил обезопасить себя и предположить, что все же второе.       — Да, Мастер. Мне очень жаль, Мастер.       Квай-Гон вздохнул так, как будто его обременили безнадежнейшим из всех возможных падаванов.       — Благодаря тебе у нас уже нет времени на ката или медитации. Оденься.       — Да, Мастер. Благодарю, Мастер.       — Не благодари, падаван. Ты даже не представляешь, что я для тебя приготовил.       Оби-Ван мог сказать, что максимум, который может предложить его мастер — еще большая скука. О, да! И без компании Рю, чтобы разрушить ее.       Они встретились с Комиссией и вернулись к месту захоронения. Его отослали в новую секцию, чтобы он присмотрел за местом, где криминалисты обнаружили нечто особенно интересное. Рю помахала ему рукой, но, стоя под строгим и внимательным взглядом Квай-Гона, он не осмелился ответить ей более чем кивком.       Сегодня траншея была совершенно другим местом. Его удивило, что люди вообще там работали. Ночью вода все затопила. Лишь недавно ее откачали, оставив дно грязным, скользким и все еще мокрым. Стены траншеи истекали землей, словно загустевшей кровью. Сегодня она больше походила на могилу, чем на яму в земле, в чем он отчаянно убеждал себя все это время. Запах гнили — скорее растительной, чем трупной, к счастью — окружал его, вызывая тошнотворные спазмы в пустом желудке. На этот раз он был рад, что пропустил завтрак. Отвратительный вкус пропал с языка, а головная боль уменьшилась до острой боли в глазу при резких движениях. Но несмотря на улучшения, он все еще чувствовал головокружение и был не в себе. Оби-Ван беспокойно огляделся вокруг, нервы напряглись без всякой видимой причины. «Просто похмелье», — подумал он.       На другом конце траншеи, недалеко от Рю, два дроида-копателя работали киркой и лопатой под присмотром Комиссии.       Еще три члена команды сгрудились поблизости с его стороны, осторожно открывая рукой что-то, что дроиды-копатели случайно обнаружили накануне. Что-то, что они хотели удалить из земли, прежде нового затопления. Оби-Ван с интересом наблюдал за ними, завороженный кропотливой работой и тщательностью, с которой они ее выполняли. Он был полностью поглощен этим зрелищем, когда крик позади него вкупе с ударом страха, достигшим его через Силу, привлек его внимание к другому концу траншеи.       Это, казалось, происходило в замедленной съемке. Много позже Оби-Ван собрал воедино всю последовательность событий. Он оторвал взгляд от сцены, за которой наблюдал, и увидел, как вода хлынула в противоположный конец, словно кто-то включил шланг. Один из дроидов-копателей рухнул первым под водопад. За ним второй. А затем и Рю кинулась к нему с выражением ужаса на лице. Стена траншеи рядом с ней начала прогибаться, соскальзывая вниз, в то время как верхняя часть опасно изогнулась, как нисходящая волна. За пределами траншеи, хвосты* начали соскальзывать обратно. Опора под ними рухнула. Член Комиссии, работавший в том конце, был похоронен почти мгновенно.       — Рю! — Закричал Оби-Ван, с Силой прыгая к ней. Он за мгновение добрался до нее и схватил за талию. В тот же момент Квай-Гон окликнул его, с Силой швыряя петлю веревки. Он поймал петлю и обмотал вокруг запястья как раз в тот момент, когда поток грязи и воды подхватил их с Рю и потащил. Он крепко держал ее, держал веревку, держал дыхание, надеясь, что сможет удержать все, пока Квай-Гон и другие не вытащат их. Земля и глина, вода и мусор хлынули на них, толкая дальше, разрушая стены по всей длине траншеи. Он чувствовал, как Рю вцепилась в него, окаменев от страха.       /- Потерпи,/ — он попытался послать ей мысленное сообщение. Все, что он чувствовал в ответ, был лишь ужас.       В следующее мгновение он с силой врезался во что-то, что показалось ему дном, и Рю вырвало из его объятий. После этого лишь тьма.              Когда он проснулся, было уже темно. Он не помнил, когда и где он заснул. В комнате тоже было темно, и это была не та комната, которую он делил со своим мастером. Его голова болела, плечо ныло, а все остальное тело ощущалось, как после тренировочного боя с Квай-Гоном. И это еще не все. Пересчитывая остальные повреждения, он понял, что горло у него саднило, а в груди раздался хриплый кашель, готовый вырваться наружу.       «С похмелья не бывает», — подумал он.       — Нет, любовь моя. Я бы хотел, чтобы это было лишь оно. — из темноты раздался мягкий голос Квай-Гона. Без резкости и холода, которые он привык слышать последние несколько дней. Большая рука мастера легко коснулась его лба, а затем коснулась отросшей щетины. Зажегся мягкий свет, окутавший комнату, которая оказалась медицинской кабиной. Квай-Гон сидел рядом и выглядя усталым.       — Как ты себя чувствуешь, падаван?       — Даже не знаю… болит, — сказал он наконец. — Все.       — Тебя здорово помяло. Ты что-нибудь помнишь?       Оби-Ван покачал головой и тут же зашипел, решив больше никогда так не делать.       — Помнишь, где мы?       — Граффиас? — сонно отозвался падаван.       — Хорошо, — подбодрил его Квай-Гон. — Зачем мы здесь?       — Комиссия по военным преступлениям… они проводили раскопки…       Затем все вернулось назад, в том же ужасном порыве, как стена из воды и грязи, несущаяся на них. — Рю, — сказал он сдавленным голосом. — Я отпустил ее.       — Ты не отпускал ее, — мягко сказал ему Квай-Гон. — Когда мы вытащили тебя, ты мертвой хваткой вцепился в две вещи: в веревку, которую я тебе бросил, и в ее пальто. Крепления лопнули. Ее тоже вытащили. Ты поступил очень храбро, падаван. Ты сделал все, что должен был сделать. Ты сделал все, что смог.       — Она умерла, да? — тупо сказал он, и пустота разверзлась внутри него.       — Да, милый. Прости. Погибло довольно много.       — Что случилось? — спросил он, просто чтобы что-то сказать. Впрочем, ему было все равно. Важно было то, что он подвел Рю. Она была мертва.       Они были одноклассниками, старыми друзьями. Они снова стали друзьями, а теперь она погибла в несчастном случае, который он предвидел и не сделал ничего, чтобы предотвратить!       — Большую часть сделал дождь. В быстро прогрел землю, там скопилось много водяных карманов. Один из дроидов задел большой в другом конце от тебя. Когда вода хлынула в траншею, то обрушила опору под хвостами*, они тоже рухнули. Все это смешалось в реку грязи и снова похоронило траншею. Большая часть Комиссии погибла. Ты единственный человек, которого мы вытащили живым.       Квай-Гон наклонился и поцеловал его в лоб, щеку, уткнулся носом в ухо.       — Мы почти потеряли тебя, любовь моя, — тихо добавил он. Оби-Ван слышал беспокойство и облегчение в голосе мастера. Но это совсем не утешительно. — Ты два дня пробыл в Бакта-резервуаре и с тех пор почти все время спишь. Мы вернемся на Корускант, как только ты достаточно окрепнешь, поскольку Комиссия приостановила работу. А теперь тебе надо снова лечь спать.       Он согласился без возражений, не особенно заботясь о том, проснется ли снова.              Несколько дней спустя, после его освобождения из медцентра и непосредственно перед их отъездом, была поминальная служба. Квай-Гон сказал, что они будут присутствовать в парадном. С тех пор, как он получил это право, Оби-Вану редко удавалось носить свое «черное одеяние». В основном на Корусканте на официальных государственных обедах, устраиваемых тем или иным планетарным сановником. Они посещали их вместе с Квай-Гоном, который, казалось, знал их всех.       Сейчас он не особенно любил носить парадную форму, хотя Квай-Гон никогда не переставал восхищаться им в плотно сидящем черном. Да и Оби-Ван не был в восторге от всей этой поминальной службы, потому что не был уверен, что сможет пройти через нее, не выставив себя полным дураком.       — Передай мне свои сапоги, падаван. Я начищу их, когда закончу, — предложил Квай-Гон, сидя на стуле с полиролью в руках. — Мы дадим твоему плечу еще немного отдохнуть.       Мастер был заботлив и нежен с тех пор, как медики отпустили его. Упражнения на гнев и сложные ката были отложены на некоторое время. Он был благодарен за эту передышку. Он все еще чувствовал боль, особенно в вывихнутом плече, все еще кашлял из-за воспаления от кусочков грязи в легких, и все еще легко уставал. А еще он не спал. Два, три, иногда четыре раза за ночь он просыпался от успокаивающего голоса Квай-Гона, который освобождал его от кошмара. А иногда от реальности, которая в него превращалась.       — Благодарю, Мастер. Может, мне заплести тебе волосы?       — Если хочешь, падаван. Они выглядят лучше, когда ты заплетаешь их. А я все еще достаточно тщеславен, чтобы заботиться о своем внешнем виде.       — Лжец, — улыбнулся Оби-Ван. — В тебе нет ни капельки тщеславия.       — Я был достаточно тщеславен, чтобы выбрать красивого молодого ученика, не так ли? — сказал он, схватив Оби-Вана за талию и осторожно притянув его к себе на колени для поцелуя. — Мне нравится видеть тебя в черном.       — Раньше я выглядел лучше.       — Ну и кто же теперь тщеславен? Впрочем да, ты выглядишь бледным и немного худым. Хочешь отрастить себе бороду?       Оби-Ван пожал плечами и поморщился, вспомнив о больном. К тому времени, как медики выпустили его, щетина росла четвертый день. Он так и не удосужился побриться — скорее от безразличия, чем по какой-то другой причине. На самом деле, только уговоры Квай-Гона заставляли его принимать душ и одеваться каждый день с тех пор. Борода, по крайней мере, уже прошла стадию нелепого кустика и теперь выглядела более презентабельно.       — Меньше хлопот, — сказал он. — Возможно, пока мы не вернемся на Корускант.       — Падаван, — начал Квай-Гон тоном, от которого Оби-Ван невольно сжался, — я знаю, что ты скорбишь…       — Я не хочу говорить об этом, — прервал он с ноткой паники в голосе, вставая и подходя к спине мастера. Он молча расчесал волосы Квай-Гона, пока они не начали трещать от статики, разделил на пряди и начал заплетать от самого затылка.       — Когда-нибудь тебе придется сделать это, милый, — сказал ему Квай-Гон.       — Нет. Не придется, — проскрежетал он.       Квай-Гон молчал еще несколько мгновений, а затем сказал:       — Не так туго, пожалуйста. У меня разболится голова, когда ты закончишь.       — Прости, — пробормотал Оби-Ван, распустил то, что сделал, и начал снова, на этот раз мягче. На полпути он вдруг остановился, уронив руки на плечи мастера.              Квай-Гон почувствовал, как пальцы мальчика впились в него, и напрягся. Мгновение спустя Оби-Ван прижался лбом к макушке Квай-Гона и молча покачал головой.       — Она была у меня в руках, — сказал он наконец сдавленным голосом. — Я действительно держал ее.       — Никто в этом не сомневается, падаван. Ты сделал все возможное.       — Почему я не смог удержать ее? — В его голосе звучала такая боль, что Квай-Гону захотелось снова притянуть его к себе. Но это был урок, который нужно было преподать.       — Ты был ранен, — рассудительно сказал он. — Оползень, который вырвал ее, сломал тебе руку, падаван. Нам потребовалось трое крепких людей и Сила, чтобы вытащить тебя. А когда мы вытащили, при этом вывихнув тебе плечо, ты был без сознания и перестал дышать. В твоих легких были грязь и вода. Одно из ребер сломано. Мы потратили несколько секунд, чтобы откачать из тебя землю и заставить снова дышать.       Квай-Гон невесело усмехнулся:       — К счастью, твоя голова очень крепкая, поэтому ты отделался сотрясением, а не переломом черепа. На тебе не осталось живого места. Как ты думаешь, почему ты два дня провел в Бакта-резервуаре на респираторе? Почему ты так болен сейчас? Почему все еще кашляешь и принимаешь антиинфекционные препараты? Неужели ты думаешь, что способен был спасти ее? — Когда Квай-Гон закончил, в его голосе прозвучали резкие нотки, но не гнева, а раздражения.       Он почувствовал, как тело Оби-Вана напряглось от шока и боли. Он отшатнулся, заставив Квай-Гона повернуться лицом и наблюдать, сохраняя бесстрастное выражение. Удивление на лице Оби-Вана сменилось на внезапный гнев. Гнев, который Квай-Гон пытался вызвать уже несколько дней. Он не удивился ему, но от этого было не легче.       — Нет! — воскликнул Оби-Ван, — возможно, даже ты не смог бы спасти ее, мастер. А я бы смог, если бы не послушал тебя!       Квай-Гон ждал этих слов. Но они все равно уязвили его, потому что, возможно, могли быть правдой.       — О? — он ответил с намеком на не совсем напускной сарказм. — Теперь ты стал всемогущим? Настоящий подвиг для простого падавана.       — Я знал, что это случится! — в ярости закричал Оби-Ван. — Я знал, что это был не просто сон, о чем ты постоянно твердил.       Квай-Гон встал и прислонился спиной к стене, высокий и внушительный в своих черных одеждах. Он скрестил руки, как будто это был случайный разговор, а не урок. — Тогда почему же ты не действовал соответственно?       — Потому что ты…       — Нет, — спокойно оборвал Квай-Гон, шагнув вперед и ткнув пальцем в грудь Оби-Вана. — Потому что тебе не хватило смелости принять свои убеждения, падаван. Ох, Сила знает, как часто ты видел мои споры с Советом, чтобы научиться этому! Если бы ты был уверен в себе, то ответственность лежала бы на тебе: говорить, действовать, делать что-то, а не просто ждать, когда это произойдет. Я могу быть твоим учителем, но я не всегда прав, и я не знаю всего — урок, который ты тоже должен был усвоить много лет назад. Это твоя неудача, а не моя. И я должен сказать, что это довольно высокая цена за твои глупость и трусость. Я ожидал от тебя большего.       Оби-Ван отшатнулся назад, как будто Квай-Гон ударил его, затем взял себя в руки и расправил плечи, вызывающе глядя на мастера. Вздернув подбородок, дыша быстро и глубоко, он сверкнул гневной зеленью из-под хмурых бровей.       — Ты сделал меня тем, кто я есть, — выплюнул он, быстро повернулся и вышел из комнаты.       Квай-Гон печально посмотрел ему вслед, чувствуя себя отвратительно жестоким. Он закончил заплетать волосы и одеваться, и пошел на службу один. Оби-Вана там не было. Никто не спрашивал почему. Квай-Гон был рад этому. Он не стал бы оправдывать Оби-Вана, но и не хотел позорить. Сегодня было сказано достаточно жестких слов.       Квай-Гон нашел его позже стоящим возле теперь уже оцепленной могилы. Два дня назад снова шел сильный снег, покрывая сырую землю нетронутым белым одеялом, оставляя лишь мягкие очертания тени и света в лучах заходящего солнца. Судя по следам и отсутствию наземного транспорта, его ученик прошел несколько километров от их квартиры пешком. Теперь он стоял возле кордона, закутавшись в плащ. Даже на расстоянии Квай-Гон мог сказать, что он дрожит. Вблизи его губы посинели, а глаза лихорадочно блестели.       — Пойдем, падаван. Ты сделаешь себе хуже.       — Они просто оставили их здесь, — тихо сказал он, стуча зубами.       — Да. Земля слишком мягкая, чтобы рисковать копать снова. Придется подождать до весны, когда она высохнет.       — А почему они не подождали с самого начала?       — Глупость. Политическая целесообразность. Нетерпение. Неопытность. — Квай-Гон пожал плечами. — Выбирай любое. Все. Ни одного. Настоящее становится в будущем серией выборов, каждый из которых ведет к другой связке выборов, пока не будет достигнут некоторый конечный результат, падаван. Многие пути ответвляются от каждого момента «здесь и сейчас», и даже джедай не может знать всех вариантов, которые приведут к одному результату. Инженеры предупредили их, чтобы они не копали, но криминалисты настаивали. Если бы они подождали день или два, ничего этого не случилось бы, а может быть, это случилось бы только на день или два позже. Возможно, погибло меньше людей. А может, и больше. Я скорблю о потере жизни, как и ты, но я рад, что твоя жизнь была спасена, любовь моя. — Квай-Гон взял Оби-Вана за руку. — А теперь пойдем. Тебе нужна теплая еда и горячая ванна.              Он позволил Квай-Гону отвести себя к спидеру и усадить на пассажирское сиденье, позволил километрам, которые он прошел пешком, проскользнуть незамеченными, позволил отвести себя в их квартиру. Квай-Гон снял с него плащ, усадил его, снял сапоги и завернул в одеяло. Он приготовил чай, а затем суп, и наблюдал, как Оби-Ван ест и пьет все это.       После еды он почувствовал себя лучше, немного менее опустошенным, немного более уверенным в себе, как будто он наконец проснулся от другого кошмара.       — Мастер, то, что я сказал раньше… — начал он, когда Квай-Гон взял у него пустую тарелку.       Квай-Гон провел рукой по волосам Оби-Вана. — Ты действительно думаешь, падаван, что я сделал тебя тем, кто ты есть?       — Отчасти, — честно ответил он.       — «Каков мастер, таков и падаван», — процитировал Квай-Гон храмовый афоризм. — Возможно, это чрезмерное упрощение, но в какой-то степени верное.       — В какой-то степени. Я знаю, что ты прав. Что на мне лежала ответственность сказать что-то, что-то сделать.       — А если бы ты сделал, как ты думаешь, что случилось бы?       — Возможно, Рю и остальные все еще были бы живы.       — А может, и нет. Ты не можешь этого знать. Единственное, в чем мы уверенны — это прошлый и настоящий моменты. Это элементарный урок, падаван. Неужели ты забыл об этом?       — Я, кажется, очень многое позабыл в последнее время, — тихо сказал он, отводя взгляд.       Квай-Гон обхватил ладонью щеку падавана и повернул его к себе.       — Не так много, как ты думаешь, любовь моя. В последние несколько дней ты терпеливо сносил мои уколы, придирки и оскорбления.       — Но не сегодня.       — Это лишь показывает, что ты не позволяешь мелочам беспокоить тебя. Смерть друга — это не мелочь. Особенно когда из двоих один выживает, а второй умирает. С таким же успехом это мог бы быть ты, мертвый и похороненный в той траншее. Если бы так случилось… ну, я совсем не уверен, что перенес бы это лучше, падаван. Един с Силой или нет — отсутствие есть отсутствие. Ты бы оставил огромную дыру в моей жизни. Больше, чем та, которую оставила Тал.       — Мы с Рю не были так близки…       — Нет, но со временем могли бы… -сказал Квай-Гон. — Ты забываешь, что я видел вас вместе каждый день. Вы были одноклассниками, старыми друзьями. Она заботилась о тебе, или собиралась позаботится. Как и ты о ней.       Оби-Ван кивнул:       — Да. Мне очень жаль, Мастер.       — За что же? Ты думаешь, я не знаю тебя, Оби-Ван? Что я не уверен в твоих чувствах ко мне?       Падаван некоторое время молчал. Квай-Гон терпел. Хотя на самом деле он очень хотел встряхнуть этого мелкого потворствующего своим желаниям идиота перед собой так, чтобы у него застучали зубы.       — Пожалуй, что так? Я не был уверен в твоих чувствах ко мне.       — Из-за упражнений.       — Да. Глупо с моей стороны, — сказал Оби-Ван, смущенный своими сомнениями.       — Возможно, непредусмотрительно, но вряд ли глупо. И этого следовало ожидать. Помнишь, что я тебе говорил, когда мы впервые это обсуждали?       — Да, Мастер. Что это… что любовь друг к другу делает нас — меня — уязвимыми. Я думал, что понимаю, хотя на самом деле нет. Теперь я осознаю. Я так сильно хотел угодить тебе, быть любимым тобой, что позволил этому желанию затуманить мои суждения.       — Да. Ты должен был доверять своим инстинктам и чувствам. Не моим.       Квай-Гон опустился перед ним на колени и посмотрел в глаза, держа лицо его между ладонями:       — Мы можем не соглашаться, Оби-Ван, мы можем даже поссориться из-за твоих действий, но ты должен понимать. Я не могу приказать тебе, что чувствовать или думать или даже, в конечном счете, что делать. Я никогда не понимал твоего дара предвидения. Ты единственный из моих учеников, кто владеет им. Да и мой Мастер никогда не обсуждал его со мной. Неужели в своих снах ты действительно видишь будущее, мой падаван?       — Иногда, — пожал он плечами. — Иногда это только прошлое, иногда то, что происходит сейчас. Иногда только то, что я хочу, чтобы случилось. А что видишь в своих снах ты, Мастер? Это единственное, чем мы еще не делились, — сказал он немного задумчиво.       — Я не знаю, сможем ли мы вообще, поскольку ни один из нас не является сноходцем. Я могу сказать, что вижу жизнь, Живую Силу. Я вижу, как рождаются новые жизни, как они растут, изменяются, дают еще больше жизни, стареют, умирают и снова становятся едиными с Силой. Это огромная сеть. Я вижу, как тесно мы все связаны друг с другом, как сильно мы нуждаемся друг в друге, чтобы жить в Свете. Иногда во сне, когда мой ум достаточно спокоен, я слышу песню. И я слышу твой голос, твою жизнь, поющую среди остальных. — Он наклонился и поцеловал Оби-Вана.              Жест Квай-Гона, казалось, надломил что-то внутри него. Оби-Ван жадно принял поцелуй и отдал в ответ больше. Его язык раскрыл губы Квай-Гона, жадно впитывая, ища эту связь. Рю была мертва, и это была потеря, с которой ему придется жить, независимо от того, была ли эта ответственность на нем или нет. В этот момент он больше всего хотел перестать видеть вещие сны, которые уже считал проклятьем. А вместо этого он желал разделить с мастером его погружения в Живую Силу. Ему нужно было почувствовать, как жизнь проходит через них обоих.       — Квай-Гон, покажи мне, — хрипло попросил он, соскальзывая со стула на колени и ощупывая руками одежду мастера. — Пожалуйста. Мне это нужно. Ты мне нужен.       — Скажи мне, чего ты хочешь, любовь моя, — согласился мастер, чувствуя острое, как голод, и жестокое, как горе, желание Оби-Вана. Он проворно расстегнул застежки и снял одежду, сделав то же для падавана, оставив их обоих обнаженными до пояса. Ледяные руки Оби-Вана прошлись по груди и спине Квай-Гона, наклоняя ближе для еще одного жадного поцелуя. Квай-Гон ответил, пробуя на вкус, смакуя и прикусывая, пока они оба не начали задыхаться. Оби-Ван вцепился в задницу Квай-Гона так сильно, что наверняка оставит синяки. Он потерся о него, ощущая эрекцию напротив.       — Встань, — приказал он своему мастеру голосом мрачным и грубым.       Квай-Гон повиновался, направляя дрожащие руки Оби-Вана к своему паху, подталкивая освободить ноющий член от сковывающей одежды.       Там не было ни предисловий, ни прелюдий, ни поддразниваний, ни их обычной любовной игры. Как только член Квай-Гона освободился, рот Оби-Вана оказался на нем. Будто человек, страдающий от всепоглощающей жажды, Оби-Ван вобрал до самого конца, с напряжением двигаясь и посасывая. Его пальцы снова и снова впивались в свежие синяки мастера. Квай-Гон вскрикнул и схватил Оби-Вана за короткий хвостик, но не было никакой необходимости направлять. Его бедра почти сами собой упирались в лицо падавана, а удовольствие росло намного стремительнее, чем он обычно позволял себе. Было ясно, чего хочет Оби-Ван, поэтому он открыл себя Силе, а через нее падавану, который тихо застонал в ответ. Почувствовав, что связь между ними усилилась и углубилась, Квай-Гон позволил себе кончить: судорожно, обильно, без всякого предупреждения. Вырвавшийся у него крик был похож на крик раненого, но то, что он ощутил несомненно было удовольствием, огненным экстазом, а не болью. Он тут же передал эти ощущения своему возлюбленному.       Оби-Ван вздрогнул и жадно впился в него, затем поднялся на ноги и притянул губы Квай-Гона.       /Открой рот./       Когда его губы открылись, падаван предложил ему последний глоток семени. Они смаковали его, словно один глоток вина на двоих. Квай-Гон почувствовал себя странно тронутым этим жестом нежности и благодарности.       Он снял с себя последнюю одежду. Скользнув руками вниз по телу Оби-Вана, он расстегнул его штаны, стягивая до самых щиколоток, и сам опустился на колени. Освобожденный от одежды, член Оби-Вана был блестящим и твердым, уже сочась предэякулятом. Стоя на коленях, Квай-Гон чувствовал себя послушником перед своей святыней. Он вывел Оби-Вана из груды одежды, наклонился и поцеловал, а затем лизнул самый кончик. Поглаживая дрожащие ноги, он снова открыл Себя силе, позволил ей течь вокруг и сквозь себя, теплым одеялом закручивая вокруг Оби-Вана. Падаван вздохнул и погрузил свои руки в густые волосы Квай-Гона, поглаживая их, отдаваясь прикосновениям мастера, как к преклонению, с полным доверием.       Квай-Гон работал медленнее: посасывал и облизывал, водя языком вокруг макушки, слегка потирая древко своей бородой, выдыхая теплый воздух на самый кончик, пока Оби-Ван не задрожал с головы до ног.       — Сейчас. Пожалуйста! — почти задыхался падаван. Квай-Гон взял его сильно и глубоко, заставив Оби-Вана содрогнуться и почти сразу же кончить. Руки судорожно обвили затылок Квай-Гона, зарываясь в его волосы. Он почти плакал.       Словно в странном ритуале, Квай-Гон встал и поцеловал своего возлюбленного, повторяя его жест, разделяя последний глоток семени, словно глоток жизни. Языки и губы сплелись в страстном жаре, чтобы ощутить общий вкус. Разделяя семя, Квай-Гон снова открыл свое восприятие падавану, позволяя видеть через свои чувства беспорядок жизни вокруг и внутри них, и чувствовать свою связь и место в ней. Даже будучи лишь частью восприятия от мастера, это ощущение было почти таким же сильным, как оргазм, сотрясая его вновь.       — Спасибо, — сказал наконец Оби-Ван, с благодарностью прислоняясь к Квай-Гону. Он тяжело дышал, с дрожащими мышцами, едва способный стоять на ногах.       — Пойдем в постель, милый. Позволь мне донести тебя.       Он позволил Квай-Гону взять себя на руки, хотя обычно это заставляло его чувствовать себя глупо и по-детски. На этот раз он почувствовал облегчение. Он вдруг ощутил небывалую усталость: не обычную сонливость после секса, а глубокое эмоциональное истощение. Он хотел перестать думать, перестать чувствовать, перестать знать, а просто побыть на какое-то время.       Квай-Гон опустил его на кровать и лег рядом с ним, обняв Оби-Вана, целуя его лоб, глаза и, наконец, губы. Голод, нужда и страх наконец исчезли, обжигающий костер сменили угольки тепла. Они тихо лежали рядом, Оби-Ван прижался к подбородку своего мастера, дыша так ровно, как будто он спал, хотя Квай-Гон знал, что это не так.       Пожалуй, впервые с начала миссии он почувствовал, как мальчика наполнило умиротворение, и был рад этому. Им обоим надоело упражняться, надоели бедствия и жестокости этого мира, надоели глупости бюрократов, надоела безжалостная судьба или слепая удача, которая бессердечно забирала одно, оставляя другое.       Оби-Ван немного поворочался в его объятиях и наконец заснул. Пусть очень скоро он снова вырвется из его рук и, как всегда, беспокойно бросится на простыни. Сначала это беспокоило Квай-Гона, потому что казалось, что во сне Оби-Ван пытался убежать от него. Теперь он понял, что это была всего лишь подавленная энергия молодого человека, выходящая таким образом. Потому что так же часто, как он «убегал», он обвивался вокруг тела Квай-Гона, спутывая их обоих в уютный кокон простыней.       Оби-Ван слегка вздрогнул, и тихий, пугающий звук вырвался из него.       — Не сегодня, — пробормотал Квай-Гон, поглаживая волосы Оби-Вана. Он провел своими длинными пальцами по вискам падавана, по его беспокойным векам и прогнал сновидение, наблюдая, как лицо расслабилось.       — Сладких снов, любовь моя, — прошептал он и остался наблюдать на всю ночь.