***
Мейс Винду, магистр-джедай и старший член Совета, наблюдал за мерцающим светом Силы из своего окна, выходящего во внутренние сады. Он почувствовал, как и все остальные, ритуальную кульминацию Квай-Гона и его падавана. Он ощутил, что их глубокая любовь друг к другу и удовольствие их тел растворяют зародившуюся темноту и боль, оставленные смертью Лэты Астл. «Возможно, я ошибся на их счет», — подумал он. Только время покажет.Но во Благо. Часть 2
9 июля 2020 г. в 10:00
Каждый джедай — каждый мастер, каждый рыцарь, каждый падаван и большинство посвященных — почувствовали это, когда она умерла.
Оби-Вану приснилась Рю Дариат, которая погибла в том же самом оползне, который чуть не убил его. Он снова почувствовал, как ее вырвало из его рук, как она умерла. Но на этот раз с ней была связана боль: что-то обжигающе горячее, идущее сквозь грудь в сердце, опаляя, прижигая спазмированные легкие…
Он вскрикнул и вдруг осознал, что сидит в постели, запутавшись в потных простынях, как много ночей тому назад. Но боль никуда не делась. Его грудь горела огнем. Он не мог дышать. Рядом с ним, схватившись за грудь, в муках корчился Квай-Гон. Лицо его исказилось от боли и блестело от пота.
— Мастер! — Оби-Ван склонился над ним, задыхаясь от боли и страха, изо всех сил пытаясь вдохнуть.
Глаза Квай-Гона распахнулись и уставились куда-то мимо него, не видя или видя что-то еще за пределами темной комнаты. Его рука нашла руку Оби-Вана, сжимая в сокрушительной хватке. — Падаван… — выдохнул он.
— Нет! Квай-Гон!
Внезапно боль прекратилась. Оба они зависли в ее последе, дыша глубоко и неуверенно.
— С тобой все в порядке? — они сказали это одновременно, касаясь друг друга за грудь одинаковыми жестами.
«Это было бы смешно, — подумал Оби-Ван, — если бы не воспоминание о боли». В тот момент они уже знали, что источником не был ни один из них. Оби-Ван чуть не зарыдал от облегчения.
— Я думал, что это…
— Был ты… но нет. Это кто-то другой, — сказал Квай-Гон, снова закрывая глаза и ныряя в паутину жизни, с которой он был так тесно связан. — Мастер Брука, — тихо сказал он мгновение спустя. — В саду.
— Он убил ее? — в ужасе отпрянул Оби-Ван.
— Нет, падаван, — он покачал головой с глубокой печалью в голосе. — Намного хуже.
Они оделись и пошли в сад, как и многие другие этой ночью. Мейс Винду безошибочно нашел их среди тех, кто пришел сюда из любопытства и ужаса.
— Квай-Гон, — позвал его член Совета. Его рост делал его ясно видимым, даже в толпе, правда в основном, людей. Люди слажено разошлись в стороны, открывая свободный путь к Квай-Гону. Даже в полутьме главной дорожки сада магистр Винду выглядел мертвенно-бледным.
— Она не сказала, почему? — без предисловий спросил Квай-Гон.
Молча нахмурившись, Винду протянул ему датапад. Он включил его, почти незаметно вздрогнув при виде Лэты Астл, стоящей на коленях у садового пруда. Рукоять светового меча лежала точно перед ней.
— Мастер Джинн, — сказала запись спокойным голосом. Более спокойным со времени их последнего разговора. — Я думаю, что ты лучше остальных понимаешь, зачем я это делаю. За мои поступки отвечаю только я: ни ты, ни кто бы то ни было другой, ни уж тем более мой падаван, которого я люблю всем сердцем, не несет за это ответственности. Тем не менее, я не вижу альтернативы. У меня нет ни твоей эмоциональной силы, ни твоей стойкости, ни желания отдавать своего падавана другому. Совет решил разлучить нас, и я считаю, что не могу разорвать узы, как подобает, если Брук хочет иметь нового мастера. Я следую твоему совету, мастер Джинн, и делаю то, что лучше для моего падавана. — Голограмма погасла.
— Я знаю, что ты советовал ей не это, Квай-Гон, — злокозненно намекнул Винду. Его тон разозлил Оби-Вана, и он изо всех сил старался успокоиться. Но замечание, казалось, совершенно не затронуло его мастера. Эти двое были старыми друзьями, одноклассниками, бывшими любовниками, и их ссоры продолжались уже много лет. Обычно он вел себя более добродушно, если только речь не шла о делах Совета. Но сегодня, как и в подобных случаях, Оби-Ван нервничал и был раздражен.
Квай-Гон печально покачал головой:
— Нет, Мейс. Я сказал ей, чтобы она не позволяла своим чувствам затуманивать рассудок и поступала так, как будет правильно для мальчика. Я думал, она найдет ему другого мастера. Не это. Если бы я заподозрил ее в таком отчаянии и неуравновешенности, то сообщил бы тебе или кому-нибудь в Совете. Когда ты сказал ей, что разлучаешь с учеником?
— Утром. Казалось, она восприняла это хорошо. Лучше, чем мальчик. Он был очень расстроен.
— Да. Он встретил моего падавана в тренировочных залах; Оби-Ван сказал то же самое.
— Когда она пришла к тебе, Квай-Гон?
— Сразу после того, как мы вернулись из Граффиаса. Я отвел Оби-Вана к целителям. Тогда она была расстроена, но не настолько, чтобы потерять равновесие. Мы разговаривали всего несколько минут. С тех пор я ее больше не видел. Возможно, мне следовало снова разыскать ее, — с сожалением закончил он.
Оби-Ван внимательно наблюдал за Квай-Гоном и Винду, чувствуя в первом чувство вины, а во втором — глубокое опасение. Он начинал разделять некоторые опасения своего мастера за их совместное будущее.
— Магистр Винду, — тихо позвал Оби-Ван, отчасти надеясь избежать оценивающего взгляда, отчасти чтобы отвлечь его, а отчасти потому, что он чувствовал, что это было правильно, — я хотел бы найти Брука. Может, он с ней?
Винду скептически посмотрел на него:
— И что ты намерен сделать, падаван? Как ты думаешь, он примет от тебя утешения?
— При всем моем уважении, Мастер, мы знаем друг друга уже очень давно. Мы не были до конца дружелюбны, но мы одногодки, и у нас есть история, как и у вас с моим Мастером.
— К нему следуй, юный Оби-Ван, — раздался позади них голос Йоды. Маленький магистр-джедай расчистил еще один проход сквозь толпу, появившись вслед за Винду и другими членами Совета. Мнение мастера Йоды, казалось, решило вопрос само собой, как часто бывало с этим маленьким магистром-джедаем.
Оби-Ван поклонился всем трем мастерам, пробормотал «с вашего позволения, Мастер» Квай-Гону, который кивнул в знак согласия, и пошел к дальнему концу толпы, которая разошлась перед ним и образовала тихий, почтительный полумесяц вокруг поляны, где лежало тело Лэты Астл.
Щиты Брука просто отсутствовали, его разум и сердце были широко открыты и излучали боль и чувство вины. Оби-Ван — и все остальные, кому это было интересно — чувствовали его с того момента, как входили в сад. Сила этих эмоций была почти тошнотворной и хаттски въедливой. Оби-Вану пришлось укрепить собственные щиты, чтобы не попасть в объятия ужаса и смятения своего старого врага. Любая враждебность, которую он когда-либо чувствовал к нему, исчезла, сменяясь всепрощающим сочувствием.
Он был удивлен, обнаружив Брука стоящим на коленях рядом с ней. Ее голова лежала на его коленях. Остекленевшие от шока глаза наблюдали, как рука невольно приглаживала ее волосы. Он, честно говоря, не ожидал, что Брук будет реагировать на смерть своего мастера чем-то, кроме гнева. Он редко видел Брука в каком-либо другом настроении, кроме гнева или неистовства. Было больно видеть его таким, больно видеть его одного. Неужели у него так мало друзей? Неужели их нет в храме? Нет, он точно видел в толпе Даврин и Аалто, оба отстраненные, как будто и не знают Брука, хотя эта троица всегда была неразлучна. «Да что с ними такое? — удивился Оби-Ван. — Разве они не видят, что он страдает?»
Было также больно видеть тело мастера Астл. Ее лицо исказилось в гримасе боли, которая, как подозревал Оби-Ван, была не только физической. Сама рана была на удивление маленькой, но точно нацеленной в сердце; она не мучалась. Рукоятка ее светового меча лежала рядом, деактивированная. В воздухе все еще стоял запах горелой ткани и плоти.
Оби-Ван подошел к Бруку и коснулся его плеча, затем опустился на колени рядом. Брук, казалось, не замечал его присутствия. Он гладил волосы своего мастера с неподдельной нежностью, что удивило Оби-Вана. Устроившись рядом, Оби-Ван снова коснулся его плеча, открылся толпе вокруг и попытался направить их тепло и поддержку через себя в Брука.
— Мне очень жаль, — сказал он.
Тогда Брук наконец-то поднял голову, хотя Оби-Ван еще не был уверен, что тот понимал, кто перед ним:
— Это я виноват, — ошеломленно пробормотал он. — Я недостаточно сильно любил ее.
— Это неправда, — мягко, но со всей убежденностью и искренностью, на которые он был способен, ответил ему Оби-Ван. — Это она слишком сильно любила тебя, Брук. Здесь нет твоей вины. Она была мастером, не ты. Она отвечала за твои поступки, а не ты за ее.
— Нет, ты не понимаешь, — сказал Брук ровным голосом, обеспокоив Оби-Вана. — Сегодня ночью мы переспали, в первый раз. Она знала, что они собираются разлучить нас, и так сильно этого хотела, что я согласился. Но это было просто… трахом. Я вообще ничего не чувствовал. И она это знала. Я сделал ей больно. Посмотри, как я обидел ее, — сказал он, касаясь ее холодных, скривившихся губ.
Слова подвели Оби-Вана. Казалось, для такого огромного чувства вины любые доводы были просто неуместны. То, что сделала мастер Брука, было эгоистично и жестоко. Она использовала своего падавана для собственного удовольствия и нужд, и при этом ранила его, возможно, неизлечимо.
От необходимости что-либо говорить Оби-Вана спасло появление целителей, двое из которых взяли на себя заботу о теле, а двое других — о Бруке, который безучастно последовал за ними. С этими словами толпа начала расходиться по своим комнатам, пока наконец в садах не остались только он, Квай-Гон и Совет. Оби-Ван отдал магистру Винду саблю мастера Астл.
Квай-Гон положил руку на плечо своего падавана, успокаивающе сжимая. Оби-Ван хотел прижаться к нему, почувствовать руки мастера, но знал, что это может подождать, пока они не останутся наедине. Здесь, перед лицом огромного провала отношений, которые могли оказаться их собственными, было бы и дерзко, и грубо вести себя настолько небрежно-ласково.
— Я все еще думаю, что ты дурак, Квай-Гон, — сказал Винду, продолжая ту часть их разговора, которую пропустил Оби-Ван. — Вы создали опасный прецедент. А теперь взгляни на результаты.
— Я всегда уважал твое мнение, Мейс, даже когда не соглашался с ним, — мягко ответил Квай-Гон. — Но я думаю, что на самом деле ты имеешь в виду, что я подал плохой пример. Я не могу ни принять это, ни согласиться с этим. В моем поведении с падаваном тебе не на что жаловаться, да и его воспитание от этого не пострадало. Нравится тебе это или нет, но эти отношения — случившийся факт, и он никому не навредил. Я знаю, что ты чувствуешь по этому поводу. Пожалуйста, не повторяйся. Я уже говорил, что не собираюсь обсуждать это с тобой, особенно в присутствии моего падавана.
— Будем надеяться, Квай-Гон, что нам никогда не придется обсуждать это по таким причинам. Убедитесь, что вы закончите свою работу здесь. Это самое меньшее, что ты можешь сделать, — ответил Винду с явным отвращением на лице и повернулся на каблуках. Мягкий гнев горячей вспышкой пронесся мимо них. Остальные члены Совета ушли вместе с ним, оставив только Йоду.
— Правильно Мейс сказал, Квай-Гон, — вставил свое слово маленький мастер-джедай. — Опасный прецедент вы создали. Мало кто жизнь вдохнуть сможет. Но, уверен я, под силу тебе. — Йода перевел свой пристальный взгляд на Оби-Вана. Было похоже, словно яркий прожектор пристально осветил все темные углы его души. Оби-Ван боролся с желанием съежиться. — Вам обоим.
— Да, Магистр Йода, — пробормотал Оби-Ван, кланяясь.
— Ты слышишь меня, Квай-Гон? — требовательно спросил Йода, не услышав ответа. За раздражением в его голосе послышалось некоторое веселье, как будто он говорил с угрюмым, но любимым ребенком.
— Да, мой Мастер, — ответил Квай-Гон, очень похожим тоном. Оби-Ван подавил улыбку.
— Хорошо. Одной трагедии много слишком. Видеть подобное вновь я не хотел бы. Сделайте правильно все. Спокойной ночи, Квай-Гон, падаван.
— Спокойной ночи, Магистр Йода, — сказал Оби-Ван. Квай-Гон пробормотал свой ответ, глядя на рощу, где Лэта Астл оборвала свою жизнь.
И вот они остались одни.
Через мгновение Квай-Гон встряхнулся и коснулся щеки своего падавана грубыми пальцами:
— С тобой все в порядке?
Оби-Ван кивнул, потираясь о руку, ища в этом прикосновении тепла, уверенности и любви.
— Брук сказал, что они переспали. Он думает, что ее смерть — его вина, потому что он не любил ее.
Квай-Гон закрыл глаза, скрывая страдальческий вздох, и притянул Оби-Вана в свои объятия.
— Сила, падаван, может быть, Мейс и прав. Может быть, я и дурак…
Оби-Ван отпрянул и сердито посмотрел на него.
— Дурак, если думаешь, что наша ситуация такая же. Я люблю тебя, Квай-Гон. Вот почему это работает. Мы не просто трахаемся друг с другом. Ты никогда не попросишь меня об этом, а я никогда не дам тебе этого. Только не с тобой. То, что она сделала, было неправильно, так неправильно…
Квай-Гон коснулся пальцами губ Оби-Вана, призывая к молчанию.
— Тише, падаван. Она все еще была рыцарем и старше тебя по званию. Прежде чем заслужишь право критиковать, ты должен усвоить собственные уроки.
— Значит, ты считаешь, что она поступила правильно?
— Разве я это сказал, глупый падаван? — Квай-Гон резко упрекнул его, возвращаясь к «мастеру-падавану». — Я просто напоминаю тебе о субординации. Смотри, не забывай об этом, Оби-Ван.
Пристыженный, он опустил глаза.
— Да, мой Мастер. Спасибо, Мастер.
Квай-Гон приподнял его подбородок пальцем.
— Нет, она поступила неправильно. И нет, я никогда не попросил бы тебя об этом. И я надеюсь, что ты никогда не позволишь мне, даже если я попрошу. Я надеюсь, что ты более высокого мнения о себе. То, что я хочу, должно быть добровольным, в обе стороны, иначе это не имеет никакой ценности. — Он снова обнял Оби-Вана и немного жадно поцеловал. Падаван с радостью ответил, желая урвать хоть немного тепла мастера, чтобы согреться.
Закончив, Оби-Ван остался в объятиях мастера, прислушиваясь к успокаивающему звуку спокойного и ровного сердцебиения Квай-Гона.
— Если бы я не испытывал к тебе таких же чувств, если бы я не любил тебя так же сильно, как сейчас, что бы ты сделал, мастер? Ты бы позволил им разлучить нас?
Квай-Гон молчал. Когда это растянулось на несколько минут, Оби-Ван сначала похолодел, а потом разозлился.
— Любовь моя… — начал Квай-Гон, чувствуя, как эмоции его падавана меняются.
— Ты бы так и поступил, правда? — Недоверчиво воскликнул Оби-Ван. — Ты бы их послушал. Ты бы и сейчас так поступил? Во всем остальном ты готов оспаривать Совет до последнего атома, но я мало что значу…
— Падаван! — Голос Квай-Гона прозвучал как удар хлыста, и Оби-Ван рефлекторно отдернулся от него. Мастер держал его на расстоянии вытянутой руки, слегка встряхивая. — Молчи! Если ты не можешь сказать ничего мудрого, ничего не говори, глупец. Ты бы хотел, чтобы мы повторили все, что только что произошло здесь? Да, я откажусь от тебя, если Совет потребует этого. Я бы не сделал этого без борьбы, не сейчас, потому что я знаю, что ты любишь меня и как сильно, и я верю — я знаю — мы можем сделать эту работу на всех уровнях. Но я скорее отпущу тебя, чем позволю им разлучить нас. Это было бы слишком больно для нас обоих.
— Если бы ты не разделял моих чувств, — продолжал Квай-Гон, — я бы продолжал скрывать их от тебя. Если бы это стало невозможно, я бы нашел другого мастера до того, как этого потребовал Совет. Ты настолько важен для меня, что я готов пожертвовать твоим присутствием ради тебя же самого. Нет ничего более важного для меня, чем твоя жизнь и твое обучение, что одно и то же для меня. Ты хоть это понимаешь? Молодой человек, которого я люблю, когда-нибудь станет великим джедаем. Я не настолько эгоистичен, чтобы встать у него на пути или позволить ему погибнуть из-за моей собственной небрежности.
Оби-Вану стало очень стыдно. Его мастер был прав, называя его дураком.
— Мне очень жаль, Мастер. Я, я позволил своим чувствам…
— Ты позволил своему страху обнажить твой здравый смысл, падаван. Именно это меня и беспокоит. — Квай-Гон потер руки и плечи Оби-Вана через слои ткани, успокаивая синяки, которые он оставил там. — Я думаю, что у нас обоих еще есть над чем поработать. Я думаю, что пришло время пройти через упражнения на страх вместе. Ты уже готов к ним.
— Да, Мастер, — сказал Оби-Ван потрясенно глядя в сторону. Он ожидал примерно таких же неприятностей, как и от упражнений на гнев, но он знал, что мастер был прав. В нем было очень много страха, сосредоточенного на потере Квай-Гона. Ему было одновременно приятно и тревожно осознавать, что Квай-Гон чувствует то же самое.
— Но не сегодня. — Квай-Гон обхватил его щеку рукой, наклонился и поцеловал так осторожно, словно это был их первый поцелуй. Удивленный, Оби-Ван ответил ему с большей страстью, но Квай-Гон тут же остановился. — Помедленнее, любовь моя. У нас есть работа, которую нужно сделать, и она должна быть сделана с осторожностью и внимательностью, а не с твоим обычным диким самозабвением, как бы я ни любил это качество в тебе.
— Мастер? Я не… — начал Оби-Ван, ничего не понимая.
— Ты что, ничего не чувствуешь? Здесь была смерть, насильственная, страшная, злая смерть, и она запятнала это место Темной стороной. Это только что окрасило наш собственный разговор. Что-то подобное не может оставаться в пределах границ храма. Мейс и Совет ожидают, что мы займемся очищением, поскольку они, похоже, считают нас ответственными за это.
— О, — тупо произнес Оби-Ван. Теперь, когда Мастер указал ему, он действительно почувствовал, удивляясь, почему он упустил это раньше.
/Потому что ты уже боялся, любовь моя. Темная сторона — это прежде всего страх,/ - сказал ему Квай-Гон.
— Что же нам делать, Мастер?
— Как ты думаешь, падаван? Жизнь, чтобы уравновесить смерть. Уверенность сердца, чтобы уравновесить страх. Мы будем заниматься любовью здесь, с заботой, радостью и внимательностью, без оговорок, как в первый раз.
— Я надеюсь, не так же неловко, — Оби-Ван улыбнулся легкой, кривой, озорной улыбкой, которую так любил Квай-Гон.
— Нет, любовь моя, — согласился Квай-Гон, усмехнувшись воспоминаниям. — Немного более официально. Следуй за мной.
— Да, Мастер. /С удовольствием./
Квай-Гон улыбнулся и снова наклонился, чтобы поцеловать его почти целомудренно, не прикасаясь больше ни к чему. И снова Оби-Ван ответил ему, но в этот раз также целомудренно. Через несколько мгновений Мастер провел языком по его губам, и Оби-Ван открыл ему рот, позволив Квай-Гону исследовать его, найти щекотливые места, попробовать их на вкус, прежде чем повторить за ним, мягко толкнувшись в его рот. Они возвращали друг другу свое удовольствие, пока оно не превратилось в замкнутую петлю: поцелуй с пристальным вниманием, запоминая ощущения, которые он создал, пульс, количество вдохов, дрожь в руках. Никогда еще Оби-Ван не испытывал такого стремительного возбуждения от одного лишь поцелуя.
/Тише, любовь моя. У нас впереди долгий путь./ Квай-Гон отступил назад, снял с плеч плащ своего падавана, и аккуратно убрал его на траву.
— Возьми мой и разложи. Земля очень холодная. Мы можем использовать твой как одеяло, если понадобится.
Оби-Ван сделал так, как ему было сказано, следуя изгибам и мускулам плеч и рук мастера, пока снимал с них тяжелый материал. Квай-Гон вздрогнул под его руками и потянулся к поясу Оби-Вана, ловко расстегивая его. Оби-Вану потребовалось еще немного времени, чтобы убрать руку мастера. Они так сильно дрожали. Квай-Гон снова вовлек его в поцелуй.
/Медленно-медленно, любовь моя. Думай об этом как об упражнении на контроль./
— Я так мало знаю о тебе, — пробормотал он, снова криво улыбнувшись.
— Я понял, падаван.
Квай-Гон улыбнулся в ответ. Его руки приступили к оби падавана. Медленно разматывая, при каждом движении по спине, он соприкасался с Оби-Ваном пахом, пока все, что мог делать Оби-Ван — это лишний раз просто не думать об эрекции, своей или Квай-Гона, не так важно. Квай-Гон аккуратно сложил длинный кусок ткани и положил его рядом с поясом Оби-Вана, затем позволил падавану снять свои вещи. Каждый раз, когда его руки встречались за спиной Квай-Гона, Оби-Ван целовал его: рот, пульс на шее, впадину на горле. Он так же аккуратно сложил оби и уложил его к поясу Квай-Гона.
Мастер наклонился за очередным чуть более агрессивным поцелуем и сорвал тунику с его плеч. Оби-Ван начал всерьез возвращать поцелуй, теряя себя в текстуре, жаре и вкусе губ своего мастера, но Квай-Гон прервал его, отступая, чтобы сложить одежду. Через мгновение Квай-Гон вернулся, оставляя следы поцелуев по горлу, к плечам и ключицам. Оби-Ван, усмехаясь, снял с него тунику. На этот раз, когда он отошел, чтобы сложить одежду, Квай-Гон жадно смотрел ему вслед.
— Терпение, сердце мое, — ухмыльнулся падаван, почувствовав ситуацию.
— Ты, — сказал Квай-Гон, садясь на раскинутый плащ разуться, — сводишь меня с ума.
— Позволь мне.
Разув, Оби-Ван толкнул Квай-Гона назад, оседлав его бедра. Медленно проведя руками вверх от талии, по твердым мышцам, чувствительной коже и шрамам, Оби-Ван пальцами проследил контуры и бледные линии. Прежде чем он успел зайти дальше, Квай-Гон схватил его за запястья, закинул ногу на талию и перевернул их, меняясь местами.
— Твоя очередь, падаван, — предупредил он, вернувшись к раздеванию.
— Не верится, что все сложено так аккуратно, — рассмеялся Оби-Ван, наблюдая, как мастер поставил их сапоги в ряд. — Обычно она разбросана по всей комнате или тянется от двери.
— Возможно, до этого еще дойдет, — ответил Квай-Гон с притворной серьезностью.
— Возможно, — согласился Оби-Ван. — Примерно сейчас все должно стать немного хуже. Теперь моя очередь. Мне будет легче, если ты ляжешь или встанешь.
— А что бы ты предпочел?
Оби-Ван глубоко вздохнул.
/И кто теперь сводит с ума? / — Мне на самом деле все равно. Я просто хочу, чтобы ты избавился от них. Лежа звучит неплохо.
Квай-Гон послушно скатился с него, призывно раскинув руки и выжидающе взглянув. Оби-Ван снова улыбнулся, качая головой.
/Задира, вот ты кто./ — Взгляни на себя. Ты что, спрятал кусок хлеба в своих штанах? — Квай-Гон громко рассмеялся, звук, который Оби-Ван так любил, хоть и слышал очень редко. Смех его учителя был глубоким и насыщенным, но вскоре перешел в низкий стон, стоило Оби-Вану потереться щекой, а потом и губами в паху Квай-Гона, оставив влажное пятно на его эрекции.
— Я думал, ты собираешься их снять, — чуть задыхаясь, прошептал Квай-Гон.
— Когда придет время. Ты что-то говорил об упражнении на контроль?
— Не заставляй меня делать это самому, — предупредил он.
— Ладно, ладно. Ты же понимаешь, что начиная отсюда наш контроль подвергается большому риску, — напомнил он Квай-Гону, расстегивая брюки и стягивая их вниз вместе с нижним бельем. Квай-Гон поднялся со своего плаща и вздохнул, когда Оби-Ван освободил член из ткани. — И никакого хлеба, — заметил молодой человек.
— Пожалуйста, никаких сравнений с едой. Слишком вульгарно.
— Я думал, ты любишь пошлости. Или ты предпочитаешь похабщину?
Квай-Гон коснулся его щеки.
— Только не здесь. Только не сегодня.
Оби-Ван выглядел смущенным.
— Нет, конечно же, нет. Извини. Я позволил себе отвлечься.
— Ты отлично справляешься, — подбодрил его Квай-Гон, лежа на спине, пока падаван медленно стягивал последнюю часть его одежды, по пути исследуя поглаживаниями внутреннюю сторону бедер Квай-Гона, над и под коленями, вниз по икрам и лодыжкам и, наконец, по его стопам. Руки оставляли жар и дрожь позади себя. Оби-Ван уже почти закончил складывать брюки, когда мастер схватил его за отворот штанов и притянул к себе.
— Я думал, что у тебя больше терпения, Мастер, — печально произнес падаван.
— Больше, чем ты думаешь, — хриплым голосом ответил Квай-Гон, переворачивая его на живот, опускаясь верхом и отщелкивая застежки на его талии. Большие руки, которые почти могли обхватить его талию, стянули ткань с бедер, вниз по заднице, вокруг пульсирующей эрекции к ногам плавным, непрерывным движением. Отбросив их в сторону, он отпрянул и коснулся спины Оби-Вана.
— Вставай. Взгляни на меня.
Оби-Ван снова поднялся на колени и повернулся к Квай-Гону. Палец коснулся его щеки и мазнул по губам. Оби-Ван приоткрыл их и коснулся языком подушечки, поймал палец зубами и пососал, перекатывая по языку, как леденец, в то время как другая рука мастера скользнула по его груди. Оби-Ван повторил эти движения обеими руками, поглаживая кожу Квай-Гона, как будто ему нужно было запомнить, как меняется ее текстура от сосков до шрамов на ребрах, животе и спине.
Квай-Гон тихо застонал и закрыл глаза, положив руку на сердце Оби-Вана. Теперь они дышали в унисон, медленно и глубоко, с трудом сдерживая возбуждение. Оби-Ван положил руки на грудь Квай-Гона, чувствуя, как энергия учителя бурлит под ними. Квай-Гон же провел влажным пальцем по его позвоночнику. Оби-Ван вздрогнул, чувствуя, как его собственная энергия поднимается по столбу нервов и костей, следуя за прикосновением. Они наклонились для еще одного поцелуя, на этот раз медленного и глубокого. Оби-Ван вздрогнул, по всему его телу побежали мурашки, волосы на затылке встали дыбом.
— Такого раньше не было, — выдохнул Оби-Ван, когда они немного отстранились друг от друга.
Глаза Квай-Гона, казалось, светились в темноте.
— Никогда любовь моя. После этой ночи уже ничто никогда не будет прежним. — Он скользнул руками вниз по спине Оби-Вана, по твердым мышцам его задницы, впиваясь в них пальцами и крепко прижимая к себе. Члены плотно прижались друг к другу. Руки Оби-Вана повторили узор, и их рты снова сомкнулись, языки смаковали вкус, толкаясь и скользя вокруг, бедра почти непроизвольно толкались к разрядке. Квай-Гон опустил его на плащ и через несколько мгновений снова отстранился, глубоко вздохнув.
— Подожди, любимый, подожди. — Выдохнул Квай-Гон, отодвигаясь назад и снова переворачивая на живот.
Дыша как после марафона, Оби-Ван немного дрожал в прохладном воздухе сада и старался не думать о том, что они находятся во внутреннем дворе, прикрытые лишь окружающей средой и тенью листвы. Любой, у кого есть набор макробиноклей в верхних комнатах увидит отличное шоу.
/А для тебя это имеет значение? Ты смущен, падаван? /
Удивляясь самому себе, он обнаружил, что это вовсе не так. Ему как-то даже начхать.
/Нет, это просто чувствуется… правильно? /
/Потому что так оно и есть, любовь моя, признает это Мейс или нет./
Квай-Гон опустился на колени между ног Оби-Вана и положил руки ему на спину, почти не касаясь кожи. Тепло его тела и связь с Силой мягко накрыла кожу словно еще один плащ.
/Встреть меня, любовь моя. Протяни мне руку./
Под его прикосновением Оби-Ван расслабился и закрыл глаза, открывая себя Силе, присутствию в ней Квай-Гона. Но рядом ощущались боль и отчаяние от смерти Лэты Астл, которые все еще висели тяжелой тенью на роще. Он чувствовал губы Квай-Гона на своей шее, мягкие прикосновения вниз по плечу, в то время как его руки скользили по спине, полные тепла, любви и Силы. Он вздохнул от прикосновения, потянулся к своему мастеру и почувствовал, как твердость и яркость его присутствия прогоняют прочь эту тень.
/Именно мы вдвоем и то, что у нас есть, делает нас сильнее Тьмы. Не только меня одного./
Оби-Ван открыл себя своему мастеру физически и ментально. Квай-Гон подтянул к себе его бедра, поднимая на четвереньки, чувствуя его возбуждение, а также полноту любви в своем сердце. Он потянулся и схватил член Оби-Вана, размазал смазку, уже просочившуюся из кончика, по стволу в ленивом, чувственном движении. Оби-Ван застонал и толкнулся в руку, желая большего прикосновения, нуждаясь в нем, посылая это желание и любовь.
Теплые, скользкие пальцы пробежались по чувствительной плоти и мышцам в расщелине задницы. Другая рука продолжала поглаживать, безумно медленно, как раз достаточно, чтобы скрасть любую связную мысль.
— Ну же, Квай-Гон, — взмолился он хриплым шепотом. Тот медленно провел пальцем по тугому кольцу мышц, вызвав у Оби-Вана тихий стон и долгую дрожь.
— Мне нравится. Не останавливайся, — выдохнул Оби-Ван, толкаясь в руку. Квай-Гон повернул палец внутри и погладил сладкое пятно простаты. Вторая рука отпустила член и вместо этого схватила мошонку, сжав и несильно потянув.
/- Скажи мне, сколько это стоит./
— Больше, чем сон… больше, чем… Ах! Там! Да! еще… больше, чем еда, больше, больше, чем дыхание, Квай-Гон, — задыхаясь, извивался Оби-Ван. — Я хочу тебя… внутри себя… больше всего на свете.
— Еще немного, любимый, — пробормотал Квай-Гон, пройдясь мягким жестом по спине. Его рука снова опустилась к расщелине, и на этот раз уже два пальца скользнули внутрь, мягко растягивая вход. Это заставило Оби-Вана задрожать, издав мучительный стон. Другая рука жестоко ласкала его яйца. Пальцы Квай-Гона двигались взад и вперед, расширяя проход в его тело.
/Скажи мне, почему? /
Сила речи теперь исчезла. Он ответил единственным доступным ему способом:
/Потому что я люблю тебя. Боги, как я люблю тебя! Ты — часть меня. Самая лучшая часть меня. Ты сделал меня тем, кто я есть./
— Ты помнишь, когда в последний раз говорил мне это, любовь моя? — Голос Квай-Гона стал дрожать, а собственный контроль наконец-то сходил на нет.
/В гневе. На этот раз с благодарностью. С любовью./ — Пожалуйста, Квай-Гон… — простонал он, чувствуя, как дрожат его руки.
Квай-Гон склонился над ним, поцеловал в шею, языком очертил ухо.
/Ты сам себя сделал, любовь моя. Я только немного помог./— Не поможешь, пожалуйста? — Он поднес свою руку ко рту Оби-Вана.
Тот легкомысленно рассмеялся и сплюнул в руку. Потом услышал, как Квай-Гон сделал то же самое, и задрожал в предвкушении.
/Сейчас… Пожалуйста, сейчас. Нуженуженуженуже…/
Он почувствовал, как пальцы заменил влажный от слюны член мастера, и заставил себя расслабиться, хотя это было самое трудное, что он когда-либо делал в таком возбуждении. Квай-Гон скользнул внутрь, пока его пах не оказался плотно прижат к заднице Оби-Вана. Падаван вздрогнул и застонал, мышцы напряглись.
/Медленно, любовь моя. Мы сделаем это очень медленно./
Квай-Гон приласкал спину, коснулся мягкими губами, шелковистой бородой и щекотливыми прядями длинных волос.
/Я хочу этого единения с тобой больше, чем моей собственной жизни, Оби-Ван. И я бы отдал ее тебе и ради тебя. Без раздумий, даже ради одного удара сердца. Безоговорочно./
— Нет! — шарахнулся Оби-Ван. Сама мысль об этом была слишком болезненна, и все же он чувствовал то же самое. Как он мог отказать Квай-Гону в столь самоотверженной жертве?
— Да, любовь моя. Я сделаю это, когда придет время.
/Но сейчас я могу дать тебе лишь это единение в Силе./
Квай-Гон начал двигаться, и в то же время Оби-Ван почувствовал их общее присутствие, наполняющее рощу светом. На этот раз он мог видеть, действительно видеть Свет, которому они служили и в котором ходили. Он окружал и проходил сквозь. Соединенные тела были связующим звеном Силы и красоты, тепла и Света. Вместе они осветили ночь и наполнили воздух вокруг себя. Оби-Ван понял, что когда они достигнут кульминации, каждый человек в храме, переживший смерть Лэты Астл, почувствует то же самое. Они двигались в унисон под звуки тяжелого дыхания, возвращая удовольствие друг другу. Голоса срывались на хрип. Квай-Гон глубоко погружался в тело Оби-Вана, но они продолжали искать друг друга, как молния ищет землю.
— О Сила, О Сила, Квай-Гон! — Оби-Ван завыл, будто раненый зверь.
/Я здесь, любимый,/ — ответил он и полностью раскрылся. Все щиты, которые он когда-либо строил в своей жизни, растворились туманом в солнечном свете.
Этого оказалось достаточно, чтобы нарушить ритм, чтобы заставить его окаменеть от взгляда в душу его Мастера.
/Квай-Гон… я даже не подозревал/ - он словно ослеп и тут же прозрел. Все то, что он так любил, было здесь, но слегка изменилось от эмоций, проходящих между ними. Даже темнота, которую он нес в себе, была не столько злом, сколько мучительной слабостью в этом Свете.
/Тебе не нужно…/ - начал Квай-Гон, снова начиная плавное движение, преодолевая сопротивление в их восхождении к экстазу.
/Я так хочу./ — Его собственные тщательно возведенные щиты рухнули, оставив его широко открытым, транслирующим. Позади него Квай-Гон всхлипнул и задрожал:
— О, милый, — пробормотал он и потерся щекой о волосы Оби-Вана. — Какое у тебя огромное сердце, мой падаван.
/Не больше, чем у моего Мастера,/ — Пожалуйста, Квай-Гон, — сказал он голосом, полным желания, — давай закончим это.
/Да. Уже пора./
Они снова закачались в унисон, восстанавливая ритм. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы подвести их обоих к краю пропасти. Оби-Вану показалось, что он смотрит вниз с огромной высоты, а затем Квай-Гон толкнулся вперед, и он упал. Свет взорвался под веками и в его голове, удовольствием их обоих. Их голоса эхом разнеслись по роще, в унисон, в экстазе, в любви.