Как приручить Гефестиона

      На утро они проснулись в реалиях съемочного процесса: события лихорадочно сменялись одно другим, нужно было одеваться и есть за минимальное время, как в армии; они все время куда-то неслись, затем съемочная площадка, костюмы, грим, дубль — первый, второй, третий… А после съемок их гнали тренироваться: бой на тяжеленных мечах, езда верхом — благо, им пока еще разрешали пользоваться седлами, обещая в скором времени отобрать — и прочие радости «военной» жизни. Их привозили в гостиницу под ночь, и Колин мертвым падал на кровать, едва заставляя себя сходить в душ.       В первые дни съемок, даже в этих нечеловеческих условиях, когда нужно было без отрыва уходить в сложную морально и физически работу, он время от времени высматривал на площадке Джареда: парню тоже было явно тяжело, но очевидно, что он был кремень: никогда не жаловался, был со всеми вежлив и молча выполнял любые задачи. Короткая тога шла ему безумно, словно он был перерождением какого-нибудь древнего грека, с улыбкой думал Колин.       Постепенно Фаррелл начал замечать, что, когда они с Джаредом проводили время вдвоем в номере, — в основном, с момента приезда со съемок и до отхода ко сну, — они минимально разговаривали, зато те незначительные действия, которые они делали в отношении друг друга, выполнялись обоими словно по наитию. Колин не знал, как это стало получаться, но они действительно понимали друг друга с полуслова, а то и вообще без слов; ему было с Джаредом так комфортно, будто он был не едва знакомым человеком, находящимся с ним в изолированном пространстве, а частью его самого.       Во время съемок у Колина случались сцены, дававшиеся особенно тяжело: они переснимались по несколько раз и все равно оставляли режиссера — а иногда и его самого — неудовлетворенным. Ирландец нашел для себя удобные перила, на которые можно было облокотиться, у входа в деревянный домишко для инвентаря: мужчина часто бегал туда курить, особенно когда сильно нервничал. Джаред все время его там находил — и Колин, который бы отогнал любого, кто просто подошел бы к нему ближе десяти метров в такие моменты, всегда был счастлив видеть парня. Его Гефестион умел правильно подбадривающе улыбнуться и просто молча встать рядом, слегка касаясь Колина плечом, — точь-в-точь как во время их еще не отснятой сцены на балконе — и мужчине сразу легчало. Ирландец думал, что в такие моменты они походили на идилличную старую пару, у которой горы воспоминаний за плечами и разговоры просто не требуются — все и так понятно по глазам.       Ему даже начало казаться, что некоторые коллеги по цеху стали недолюбливать Джареда: он умел перетягивать внимание «царя» на себя при любых обстоятельствах, и Колин, которого все знали как душу компании, вечного весельчака и собутыльника, зачастую отклонял предложения спуститься в бар и пропустить по паре бокальчиков, предпочитая этому просто остаться вечером в номере и спокойно что-нибудь почитать перед сном, слыша, как парень тоже перелистывает страницы.       То была одна ипостась состояния Колина в эти дни. Но были моменты, когда угнетенное тренировками и активной работой либидо внезапно напоминало о себе, и тогда, как по щелчку, он начинал сходить с ума, видя Джея хоть за версту. В голову снова и снова лезли обреченные мысли, что он его никогда не получит, даже пытаться не стоит — только испортит то хорошее, что было между ними. И ему казалось, что парень улавливал такое его состояние: бессознательно или нет, Джей начинал смотреть на него из-под полуопущенных ресниц очень сексуально и вызывающе, от чего у бедного ирландца внутри все клокотало. Колин еле удерживался от того, чтобы схватить наглеца за волосы, подтащить к себе и кусать эти бесстыжие губы, пока они не взмолятся о пощаде.       В таком нестабильном режиме они провели первые три недели после приезда в Марракеш.       В один из вечеров, как раз накануне съемок сцены у шатра Александра перед битвой с персами, в их номере случилась мелкая неприятность: древний кондиционер заклинило, и что бы они не делали, он упорно показывал восемнадцать градусов — температуру терпимую, но не супер комфортную, особенно с учетом того, что их одеяла сложно было назвать толстыми. В выходной дежуривший в гостинице персонал работал медлительно, и человека, разбирающегося в кондиционерах, смогли вызвать только на завтра, клятвенно попросив не открывать окно, дабы не доломать кондиционер еще больше. Актерам предлагали переселиться, но было поздно, и они, переглянувшись, решили потерпеть до починки устройства.       Уже за полночь Фаррелл вышел из душа, куда всегда ходил вторым, пропуская Джареда вперед, и услышал, что вопреки обыкновению парень не сопит в подушку, а беспокойно ворочается.       — Чего не спишь?       Джаред высунул нос из-под одеяла:       — Да ничего, мелочи…       — Давай, колись, ты обычно в это время уже дрыхнешь без задних ног, — ирландец присел на краешек кровати парня.       — Да вот… — начал Джаред неуверенно. — Я сегодня во время езды стер себе ноги с внутренней стороны, довольно сильно, видимо…       — Ну что ты за катастрофа, и врачу небось не показал? — спросил Колин укоризненно.       — Все уже собирались в гостиницу, я подумал — перетерплю, — тихо ответил Джей.       «Упрямый мальчишка», — с теплотой подумал Колин, а в слух произнес:       — Давай я гляну.       — Да ладно тебе, Колин, — слабо запротестовал парень.       — Так, мы это уже проходили, — спокойно сказал ирландец, — если на тебе есть хотя бы трусы, я откидываю одеяло.       Комментария по поводу трусов не последовало: Джаред просто поджал губы, уставившись на ирландца то ли смущенно, то ли недовольно.       Фаррелл стянул с парня одеяло — мечтал бы он сделать это при других обстоятельствах — и, мельком оглядев обнаженное тело в одних только боксерах, мысленно возрадовался своей вымотанности после трудного рабочего дня: желание не вышибло ему мозги моментально.       Ирландец негромко выдохнул и раздвинул сжатые коленки парня: внутренние поверхности его бедер алели натертостями — такие «боевые раны» Колин бы незамедлительно пошел показывать доктору.       — Джей, это точно нужно чем-то помазать, иначе что ты завтра будешь делать? Давай я схожу к врачу, — Фаррелл направился к выходу, попутно удивляясь, что не услышал в спину ни одного протеста.       Номер доктора удобно находился на их же этаже. Колин негромко, но уверенно трижды стукнул в дверь, которая открылась секунд через двадцать, явив невысокого плешивого дядечку в очках.       — Простите за поздний визит, мистер Дэвис, но мне очень нужна какая-нибудь мазь от натертостей, — сразу сказал Фаррелл.       — Проходите, Колин, — доктор жестом пригласил его зайти, — что у вас случилось?       — Джаред перескакал сегодня на лошади, — усмехнулся ирландец.       — Ооо… Что же он ко мне не подошел? Может, мне сходить его осмотреть? — обеспокоенно спросил доктор.       — Думаю, пока будет достаточно мази.       Доктор дал ему тюбик и проводил до двери, продолжая смотреть крайне встревоженно: Фаррелл с улыбкой подумал, что, вероятно, ему кто-то проспойлерил, что стало с врачом по сюжету «Александра» после смерти Гефестиона.       Джаред продолжал лежать на кровати, уставившись в потолок и сводя-разводя колени. Он молча вопросительно посмотрел на подошедшего к кровати ирландца.       — Мазь с обезболивающим эффектом, — весело помахал тюбиком мужчина. — Ты позволишь? — он кивнул на бедра и открутил крышечку.       — Давай, — Джаред развел ноги, повернул голову вбок и прикрыл глаза. «А можно ли как-то еще сильнее уставать на тренировках?» — подумал Фаррелл; состояние «комфортных» отношений, на фоне которого Колин не страдал от страсти, не предполагало таких испытаний.       Он искренне старался поменьше пялиться на стройное, красивое, да просто идеальное тело и сосредоточиться на красных отметинах на бедрах. Слегка придерживая подергивающуюся от прикосновений правую ногу за коленку, он нанес мазь на бедро, затем повторил то же со второй ногой. Он подспудно ощущал, что нетравмированная кожа парня — такая же холодная, как тогда, в самолете.       После процедуры он целомудренно накрыл Джареда:       — Спи, Джей, — тихо сказал ирландец, нависая над объектом своего желания.       — Снова спасибо, Кол, — парень слегка улыбнулся.       Фаррелл усилием воли выпустил из рук одеяло и пошел к своей кровати. Минут десять он сам пытался заснуть на холодящих простынях, потом повернулся в сторону Джареда и увидел, что тот так и лежит на спине с открытыми глазами. Внезапно его посетила совершенно бредовая мысль, которую он решился незамедлительно озвучить, боясь, что мозг включится, и он передумает:       — Джаред…       — М? — парень повернул к нему голову.       — Хочешь, иди ко мне? Вместе теплее будет, — проговорил Колин; язык был словно ватный. Сразу же обругал себя последними словами — боже, какая отвратительная идея! Он сейчас точно откажется, им обоим будет потом неловко, это же просто катастрофическое предложение!       Джаред издал какой-то странный звук — вроде бы усмехнулся — и, ошарашив ирландца, плавно встал, беря в охапку свое одеяло. Колин, почти не веря своим глазам, сначала наблюдал, как тот подходит к его кровати, накрывает дополнительно, а затем почувствовал прикосновение кожи к коже: парень неуклюже устраивался сбоку, смотря куда-то в район шеи Фаррелла и не зная, как положить руки. Он не прижимался к мужчине, но все равно находился так близко, что Колин ощущал его теплое дыхание.       Ирландец чувствовал себя пятнадцатилетней девчонкой в летнем лагере, в кровать к которой, минуя комендантшу, впервые пробрался мальчик. Как Джей отреагирует, если он его сейчас обнимет? В конце концов, объективно — они же не делают ничего такого, что парень может счесть противоестественным? Экстренные условия, кондиционер сломался, нужно как-то греться… К тому же у Джареда есть брат, неужели они так в обнимку никогда не спали, пусть и в детстве?..       Фаррелл решил разыграть свою единственную карту: позволил себе еще немного подвинуться и положить руку за спину парня, лежащего с закрытыми глазами; его кожа все еще была прохладной.       — Прижмись сильнее, так быстрее согреешься, — с надеждой проговорил мужчина, и Джей почему-то послушался и действительно к нему прильнул, подрагивая.       — Колин?.. — пробормотал он сквозь сон немного вопросительно. Но продолжения не последовало, парень просто мирно засопел.       Фаррелл понимал, что, может, это их первый и последний момент такой сильной близости, и он закончится, пройдет, пролетит просто мгновенно; но все равно он чувствовал себя восхитительно. Подсознание вовсю вопило, что ирландец влип в историю посерьезнее обычного физического влечения, — однако он сейчас ощущал такое блаженство и благодарность вселенной за эти мгновения, что было не до размышлений. Вскоре усталость все-таки взяла свое, и он провалился в сон.