Как приручить Гефестиона

      Колин проснулся по будильнику: на кровати он лежал один, в ванной шумела вода. Сначала пришло чувство окрыленности, с которым он засыпал, но оно почти сразу сменилось горечью: их с Джаредом ночь в обнимку — скорее всего, единичный, исключительный случай.       Ирландец уже успел натянуть штаны и находился в процессе застегивания рубашки, когда Джей вышел из ванной; как ни в чем не бывало, он бодро улыбнулся Колину:       — Доброе утро.       — Доброе, как твои ноги?       — Да почти прошли, — парень, закутанный в халат, обхватил себя руками, как будто боялся, что Фаррелл сейчас полезет проверять, — помнишь, что мы сегодня снимаем?       — Еще бы я забыл, — вскинул брови Колин, — кстати, мы так ни разу нормально и не порепетировали. Нужно бы…       — Они же хотели только часов в девять начать? Давай за полчасика где-нибудь пересечемся и порепетируем, — предложил Джаред и пошел собираться.       — Кажется, ты само спокойствие, — ответил Колин, — уже не переживаешь, как мы будем играть совместные сцены?..       Фаррелл хотел спросить что-то еще, но в следующее мгновение застыл, словно загипнотизированный: стоя к нему спиной, Джей внезапно скинул на кровать халат, снова оставшись в одних трусах, и начал рыться в шкафу.       — Думаю, я начал лучше понимать своего персонажа, — просто ответил он.       Боом… У Колина в голове словно ударили в гонг. Что ты имеешь в виду? Может, как-то прокомментируешь?..       Но парень не спешил ничего добавлять, поэтому ирландец взял себя в руки и постарался не показывать, как его взволновала эта брошенная спокойным голосом фраза. Что это значит? Насколько вероятно, что Колин просто выдает желаемое за действительное?..       Пока они ехали до съемочной площадки, в Фаррелле проснулся не очень свойственный ему пессимизм: наверняка Джаред просто имел в виду, что стал лучше понимать Гефестиона с позиции роли и того, как нужно его играть. Это вовсе не означает, что у парня появились к нему чувства… Поэтому не стоит травить себя ложной надеждой.       Весь день Фаррелл на себя дико злился: стоит только мальчишке что-то брякнуть — и это надолго выбивает его из колеи. Все-таки им стоит поговорить: он должен найти мужество открыться Джареду — тогда, по крайней мере, парень, возможно, будет четче формулировать мысли и перестанет испытывать его своими соблазнительными взглядами и похабным покусыванием губ.       Ожидаемо, что в этот день у Колина все шло через одно место: люди бесили, он бесил людей в ответ и даже нагрубил — хотя сразу же извинился — ассистентке, которая по ошибке налила молоко в его черный кофе.       Обычно во время съемок Колин был лидером, помогал другим, подбадривал… Но сегодня он больше всего хотел, чтобы от него побыстрее отстали: нужно же было начинать искать в себе силы поговорить с тем, по кому он сох.       В восемь тридцать вечера основной каст должны были отвезти в гостиницу — на площадке оставались только актеры и съемочная группа, которые участвовали в вечерней сцене разговора Александра и Гефестиона.       В поисках Джареда и обещанной репетиции Колин шел по площадке и, проходя мимо шатра, отведенного под раздевалку, краем уха услышал голос Гэри Стретча:       — Да не, ну это же просто невыносимо! — шумно разглагольствовал мужчина. — Он весь день на всех срывается, слышали, что он сказал Сьюзи?!       — Ладно тебе, Гэри, он же извинился, — послышался спокойный голос Вэла Килмера.       — И тем не менее! — Гэри не замолкал. — Слышь, Джаред, когда ты наконец ему дашь? Очевидно же, что он так бесится, потому что до сих пор тебя не трахнул, а? — он расхохотался.       У Колина перед глазами натурально все покраснело. Он пулей влетел в шатер, огляделся — разговоры сразу оборвались — и в два шага преодолел расстояние до своей жертвы: резко взял Гэри за грудки и с силой толкнул на деревянный столб, отчего вся конструкция шатра затряслась:       — А в лицо мне слабо это сказать, а, Гэри? — прошипел он.       — К… Колин, да ты че… — выдавил из себя опешивший мужчина, от неожиданности даже не пытавшийся оторвать от себя обидчика.       Их с разных сторон окружили люди, но Фарреллу было на это плевать.       — Эй, Колин, остынь, что ты его слушаешь, — выставляя перед собой руки ладонями вверх, попытался разрешить ситуацию Вэл.       — Извинись, — снова с шипящим свистом проговорил Колин, еще сильнее вдавливая мужчину в колонну.       — Кол, ну прости… Да ладно тебе, — проговорил Гэри.       — Не передо мной, дружище, — ирландец покачал головой, — ты повел себя с Джаредом, как последний мудак, вот перед ним и извиняйся.       Немного помедлив, мужчина выкрикнул куда-то за спину Колину:       — Джаред, прости! Я ж просто пошутил!       Через пару секунд Фаррелл услышал:       — Кол, пошли, нам пора репетировать, — как-то монотонно проговорил Джаред.       Ирландец расцепил кулаки; Гэри негодующе засопел, набравшись храбрости что-то ответить, но Колин его опередил:       — Будешь дальше так шутить — останешься без зубов, Гэри, — и обернулся в сторону, откуда только что слышал дорогой ему голос.       Джаред стоял с широко открытыми глазами; казалось, у него напряжено все тело. Колин поймал его взгляд и кивнул по направлению к выходу. Никто из присутствующих не проронил ни слова, пока они выходили.       Непонятно почему, они пошли не вглубь съемочной площадки, а от нее — в окружавшую островок жизни пустыню, по которой стелились сумерки.       — Не надо было этого делать, — проговорил Джаред сквозь зубы, — я и сам могу за себя постоять, Колин!       — Да я не сомневаюсь, Джей… — начал оправдываться мужчина: он понимал, что Джаред расстроен, но не думал, что он будет так уж против выходки Колина, — просто…       — Просто они и так уже меня в твои телки записали, а теперь все это не забудут до конца съемок! — парень кричал: Фаррелл чувствовал в этом крике ярость, горечь и почти что слезы. Он затормозил и дернул его за руку, разворачивая к себе.       Они стояли очень близко; внезапно стало так тихо, словно они были на совершенно необитаемой планете: пустыня благоволила им, позволяя разобраться со всем без лишних глаз и ушей.       Сумерки не скрыли чудесный лазурный цвет радужки, который стал еще ярче оттого, что глаза Джареда увлажнились. Колин просто не мог терпеть этот взгляд: его ангельское создание страдало от унижения, а мужчина, как ни крути, был виновен по всем статьям. Фаррелл не удержался и взял его лицо в ладони:       — Джей, прости меня… Если бы не мое поведение последнее время, ничего бы не было… — проговорил он глухо. Ему самому хотелось разреветься, скинуть с себя, наконец, весь стресс. Он снова не удержался: легонько провел большими пальцами по нежной коже скул.       — Нет, Колин, — проговорил парень глухо, — всегда виноваты оба… Я, кажется… — он запнулся, приоткрыв рот, — вжился в роль слишком сильно… Стал проникаться тем, что чувствует Гефестион…       Для Фаррелла это уже было перебором: не важно, выдавал ли он сейчас желаемое за действительное — решение могло быть только одно. Он закрыл глаза и припал губами к губам Джареда — осторожно, но не собираясь скрывать свою страсть. Поздно было что-то скрывать.       Парень вздрогнул, но не отстранился — застыл, закаменел, наверное, даже не дышал. Колина ничего более не сдерживало, и он проник языком в полуоткрытый рот. Он думал, что получил только одну попытку, и вкладывал в этот поцелуй всю свою страсть, стремясь донести чувства, заложить их в самую душу Джея.       Фаррелл был будто в невесомости, по кругу сходя с ума от ощущения, что он наконец целует Джареда, касается его губ и лица; но еще больший шок он испытал, когда понял, что парень начал отвечать на поцелуй, положив руки ему на грудь и сминая пальцами ткань туники.       Когда они оторвались друг от друга, Колин, тяжело дыша, боялся открыть глаза. Снова столкнуться с реальностью. Какой она будет?       — Колин, — прошептал Джаред. Руки исчезли с его груди, и он тоже поспешил убрать вспотевшие ладони от лица парня, — уже, наверное, почти девять, пошли на площадку…       — Конечно, — пробормотал ирландец, все еще не смотря на человека рядом. «Отлично порепетировали», — отстраненно подумал он.       Колин быстрым шагом направился к огням площадки, не в состоянии отделаться от ощущения заветных губ на своих губах и от звука мягкого шуршания песка сзади, тревожимого Джаредом при ходьбе.

***

      — Мотор! Поехали! — пронеслось по площадке.       … Они стоят у тотема Фобоса, которому молится Александр. Обмениваются заученными репликами. Затем направляются обратно к лагерю, и Колин делает несколько шагов спиной, смотря на своего полководца; тот говорит:       — Я всегда в тебя верил, Александр, но эта задача может оказаться для нас непосильной, — заглядывает мужчине в лицо.       Со смеющимися глазами Колин отвечает:       — Разве Патрокл сомневался в Ахилле, когда они стояли плечом к плечу при осаде Трои?       — Патрокл погиб первым, — так же с улыбкой парирует Джаред.       Они останавливаются у шатра:       — Если тебе суждено пасть, если Македонии суждено потерять своего царя, перед смертью я за тебя отомщу и отправлюсь следом, — в голове у ирландца повисает мысль: да, окажись они в аналогичных обстоятельствах, он бы сто процентов сделал то же самое.       — Я поступил бы так же, — отвечает его Гефестион: просто написанная кем-то реплика, но Колину она сейчас представляется самым романтичным признанием за всю его жизнь.       Они смотрят друг на друга несколько секунд, и Фаррелл отчаянно пытается понять, что у Джареда в голове: он жалеет об их поцелуе? Или?.. Лицо парня не дает подсказок, все четко по сценарию: Джаред заглядывает ему за плечо и вопросительно смотрит, интересуясь, кто там в шатре у царя:       — Накануне битвы очень сложно оставаться одному, — отвечает Колин, всеми фибрами души сейчас ненавидя Александра: «Ох, Джей, будь я на его месте, в этом шатре был бы только ты… Да и вряд ли бы мы на кого-то напали — я бы тебя из постели не выпускал…»       Джаред отвечает спокойно:       — Возможно, сегодня нам суждено проститься навсегда, мой… Александр… — легкие движения головой, вздернутый подбородок, проникновенный взгляд — у Колина в голове записывается собственный фильм, который он будет пересматривать снова и снова. Он тепло улыбается и отвечает:       — Не бойся, Гефестион, мы в самом начале пути, — не первые их объятья, но для ирландца все равно дико волнующие: их лица так близко, будто царь собирается поцеловать своего полководца, но в результате просто крепко и очень искренне его обнимает, утыкаясь носом в плечо. Затем Александр отстраняется, невесомо гладит Гефестиона по волосам, дотрагивается ладонью до груди и, разворачиваясь, заходит в свой шатер.       Кажется, только в шатре Колин вспомнил, как дышать. У него кружилась голова, сознание отчаянно пыталось увильнуть от бури эмоций хотя бы на время.       — Блестяще!!! — послышался крик Стоуна. — Снято с первого дубля!       «Ну слава богу, хоть переснимать не придется», — хотелось привалиться к чему-нибудь и просидеть так до утра.       Но нюни распускать было некогда: Колин встал и вышел наружу. Решил не избегать Джареда — сам к нему подошел:       — Мы молодцы, — проговорил он как-то без интонации, смотря на парня: «Боже, что в твоем взгляде?» Джаред улыбался, но смотрел странно: ни один его привычный взгляд не был похож на этот.       — Ага… — только и ответил парень, прежде чем их окликнули, позвав собираться в гостиницу.       Колин плелся к шатру на ватных ногах. Минут через сорок он должен будет остаться с Джеем наедине. Ирландец не был настолько малодушен, чтобы говорить себе, что лучше бы не случилось никакого поцелуя, но волнение перед грядущим было дичайшим: завтра он либо проснется нереальным счастливчиком, либо едва ли не впервые ощутит всю горечь человека с разбитым сердцем.