***
В этот же день, ближе к вечеру, произошло еще кое-что, точно не обещавшее много веселья: позвонил ассистент и сказал, что у себя в офисе их ждет Оливер. Колин ожидал вызова «на ковер»: радовало только то, что вызывают их обоих, а не только Джея. По факту, ирландец в драке не участвовал, но ему критически важно было донести до режиссера суть конфликта, если тот будет сильно зол на Джареда. Когда они вошли в офис Оливера, он стоял у окна к ним спиной и смотрел на струйки воды, заливающие стекло. Где-то совсем близко раздался раскат грома. — Садитесь, — вместо приветствия гаркнул Стоун. Когда он развернулся, выражение его лица дополнительно подтвердило, что разговор будет не из приятных. — Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит, а? — начал он яростно. — Одного сегодня отправил экстренно вставлять зуб в какой-то левой имплантологии в Бангкоке, которая единственная работала в выходной, а у второго губы — почти как у Анжелины! Вы вообще в адеквате?! Как мы снимать будем?! — негодующий режиссер почти подскакивал на месте. — Джаред, у тебя есть что сказать в оправдание? — Мне очень жаль, мистер Стоун, — тихо сказал Джей, не опуская глаз. — Жаль ему, видите ли… — передразнил режиссер, — ты вообще в курсе, что Стретч боксирует почти всю жизнь? Откуда взялась эта ненормальная храбрость, мальчик?! Ты хоть представляешь, что он мог бы сделать с твоим ангельским лицом парой хороших ударов? — Вы не слышали, что он ему сказал, — встрял Колин, в котором все клокотало от того, что Джареда отчитывают. — Колин, я не с тобой разговариваю! — рявкнул режиссер. — Он назвал его шлюхой. Джей просто защищался. На пару секунд Стоун замолчал, собираясь что-то ответить, но тут в тишине послышался голос Джареда, теперь смотревшего в окно: — Ты забыл «царской». Он и мою принадлежность обозначил. Фаррелл отлично знал, сколько боли и унижения парень прячет за ровными интонациями. Это было нестерпимо; Колин сжал его руку, лежавшую на подлокотнике, и Джей ее не отдернул. — Мистер Стоун, — ирландец обратился к хмурому режиссеру, — понимаю, ситуация неприятная, но Гэри на нем срывается отчасти из-за нашей с ним стычки в Марокко. Если вы хотите наказать Джареда, то меня тоже накажите, я виноват не меньше. Оливер устало закрыл глаза и потер переносицу под очками. — Не хочу я никого из вас наказывать, Колин. Но, мальчики, — он пристально на них посмотрел, — если вы встали на этот путь, снимите, пожалуйста, розовые очки. Вы думаете, таких, как Стретч, мало будет? — Мы планировали это скрывать, — почти прошептал Джей. — Ну тогда старайтесь лучше! — желчно ответил Стоун. — Честно, я уже проклинаю тот день, когда настоял на вашем плотном взаимодействии! Но кто же знал, что все так далеко зайдет? Нет, безусловно, — режиссер словно сам с собой разговаривал, — ваши сцены получаются великолепными, но я порядком устал, что все на каждом углу обсуждают ваш роман, особенно ассистентки! — он перевел взгляд на пару, держащуюся за руки. — Между вами такой огонь, что его, наверное, из космоса видно! А мне нужно, чтобы все были сосредоточены на работе! Колин снова хотел что-то ответить в их защиту, но Стоун выставил вперед руки и произнес, на удивление, значительно мягче: — Слушайте, это ваше дело. Вы молоды, влюблены, счастливы — я за вас рад, правда. Но, пожалуйста, давайте просто доснимем фильм без дополнительных эксцессов? Пообещайте мне больше не лезть в драку. Иначе, Джаред, — он испепеляюще зыркнул на парня, — я вас расселю, и ты будешь жить в одном домике с Гэри! Колина аж передернуло от такой мысли. — Оливер, не надо… — Я все сказал, Колин. Научитесь защищать свою любовь без кулаков, по крайней мере, на время съемок, — отрезал режиссер. — Вы свободны. Пока они шли под одним зонтиком обратно, прижимаясь друг к другу, Джаред, державший Колина под руку, произнес ему на ухо, перекрывая шум дождя: — Кол, я говорил, что люблю тебя? Душа ирландца сделала сальто мортале, в конце рассыпавшись искрами по каждой клеточке его тела, даря непередаваемое тепло: — Если бы не твои опухшие губы, мой храбрый львенок, я бы тебя сейчас зацеловал, — Колин посмотрел в улыбающиеся глаза, — я тебя тоже очень люблю, Джей. Вместе мы со всем справимся.***
Так получилось, что Розарио Доусон, игравшая в фильме первую жену Александра — Роксану, смогла присоединиться к проекту только в Таиланде. Оливер видел исключительно ее в роли жены Македонского, поэтому все сцены с Розарио пришлось снимать в дождливой тропической стране, чьи пейзажи едва ли походили на нужные по сценарию пустынные и каменистые виды, которыми изобиловало Марокко. Когда актриса наконец прибыла на базу, примерно через неделю после взбудоражившей всех драки, приготовления к ее сценам уже шли полным ходом. Для того, чтобы подготовить место свадьбы Александра и Роксаны и ночного пира в их честь, пришлось нанять чуть ли не полсотни тайцев, которые под руководством стаффа фильма работали в удаленной от базы, но не такой низинной местности: расчищали площадку, завозили камни, имитирующие скалы, возводили декорации в виде высоких стен и еще более высоких башен. Планировалось снять сразу несколько сцен за день: свадьбу Александра, затем ночной пир и разговор между Александром и Гефестионом. В напряженный график еще вклинивался крайне пикантный постельный эпизод между царем и его новоиспеченной супругой. Колина не очень беспокоило само взаимодействие с Розарио: он был уверен, что постельная сцена не станет таким камнем преткновения, как куча сложных съемок боев, ссор и недосказанной любви между Александром и Гефестионом, но, поскольку его мир сейчас во многом крутился вокруг возлюбленного, ирландца волновала реакция Джареда. Накануне «дня икс» Фаррелл, выйдя из душа, застал Джея перечитывающим свою часть сценария. — Кажется, Розарио еще вчера приехала, — сказал парень как бы невзначай, — вы уже успели пообщаться? — Да, поздоровались, — Колин подозревал, что за нейтральным тоном Джареда что-то скрывается. Фаррелл подошел к кровати и уселся по другую сторону от возлюбленного: читающий Джей выглядел сосредоточенным и прилежным, словно отличник, готовящийся к докладу. Колину сразу захотелось нарушить эту идиллию — он всегда был хулиганом, и сейчас эта правильность вызывала в нем какое-то глубинное озорство. Джаред будто бы не обращал на него внимания, но когда ирландец резко подвинулся к нему и сжал в объятиях, выдергивая скрипт из рук, Джей уставился на него с возмущением, упираясь ладонями в голую грудь; голубые глаза смотрели упрямо и недовольно, и это еще больше забавляло Колина. — Кол, ты не видишь… — Фаррелл пресек тираду, жадно целуя узкие губы и проникая языком в рот. Не давая опомниться, он повалил Джареда на кровать, зажимая под собой и лапая. Вот с кем должна быть его эротическая сцена, но она не для посторонних глаз. Джей всегда будет только его. — Колин, мать твою, прекрати, — Джаред пытался слабо сопротивляться в перерывах между поцелуями, но ирландец был сейчас так хорош в своем напоре, так в себе уверен и увлечен, что все возражения развеивались под действием этой животной силы. В попытке стянуть с парня халат Фаррелл взмахнул рукой и задел сиротливо лежавший рядом сценарий: скрепка отлетела, и страницы разметались по кровати. На подсознании проскочила мысль, что было в этом что-то фетишное, — иметь Джея на сценарии к «Александру», на истории, которая свела их вместе. Мужчина снова прижимал запястья любовника к кровати, вылизывая соски: почему-то ему дико нравилось лишать Джея возможности двигаться, и он по чуть-чуть позволял себе эту игру, зная, что больше парень по-хорошему не допустит. Джаред самозабвенно под ним прогибался, обхватив партнера ногами. Сейчас Колин был не способен на долгие прелюдии: пальцы спустились ниже, одним движением проникая внутрь фактически насухую. Джаред дернулся, огромные глаза открылись — в них снова был бунт, и даже немного злости: он притянул мужчину к себе за шею и начал целовать, кусая губы, тоже намеренно делая больно. — Звереныш, — Фаррелл слизал кровь с прокушенной губы, смотря на бросающего вызов любовника с еще большим азартом, — думаешь, я так не могу? — он резко сомкнул зубы где-то на его ребрах, оставляя красную отметину на коже, а затем за несколько секунд надел презерватив, обильно залил сверху смазкой и рывком раздвинул худые коленки. Пока Колин втискивался в узкое отверстие, сдавливая бедра партнера, он параллельно пожирал глазами любимый, сносящий крышу образ его застигнутого врасплох Гефестиона: взгляд слегка отсутствующий и как будто смотрит сквозь тебя, рот приоткрыт в резком вдохе, пальцы комкают недочитанные белые страницы. Фаррелл почти сразу взял быстрый темп, не сдерживаясь, отчаянно трахая желанное тело, как в последний раз. Парень скулил и впивался ногтями в его спину, и Колин чувствовал, что Джею тоже нравится эта гонка, эти ритмичные движения, позволяющие забыться, раствориться в собственных ощущениях, дающие их телам возможность сливаться и быть одним существом — в этот момент и бесконечно долго. Внезапно Джаред надавил на его бедра, заставляя выйти, и не ожидавший подобного Колин даже это позволил, с недоумением смотря на любовника. Тяжело дыша, Джей изучающе вглядывался в лицо мужчины снизу вверх; наконец он произнес: — С ней ты таким же будешь? — С ней?.. — до Колина не сразу дошло, о чем речь, — с Розарио? Боже, Джей, — ему начинало казаться, что он недооценил степень коварства и ревнивости любовника, — ну что за бред? Фарреллу нестерпимо хотелось продолжения, снизу все горело, а Джаред смотрел так, будто это не он полминуты назад стонал в голос. Колин попытался снова войти, но парень изо всех сил его отпихивал. — Отвечай, — прошипел он, — ты же тоже сильно вживаешься в роль… У меня появилась конкурентка? На нее ты будешь так же смотреть? Колину ничего не оставалось, как поцеловать поджатые губы: он смотрел в голубые омуты, которые глядели в ответ напряженно и вопросительно. Прошелся пальцами по животу парня, груди, соскам и, сжав один, наконец произнес: — Ты глупыш, — не смог сдержать улыбки: Джаред нервно выдохнул, борясь с возбуждением, — я только с тобой такой — настоящий, и только на тебя я буду так смотреть… Тебе еще надоест, — снова прикоснулся губами к слегка приоткрывшимся чужим губам, — остальное — просто работа, обещаю. Джей наконец позволил целовать себя глубоко: он отвечал яростно, словно стремился заставить ирландца запомнить каждое касание своего языка. «Как будто я способен о тебе забыть хоть на секунду», — подумал Колин, спускаясь поцелуями к шее и оставляя засос, затем сразу его зализывая. Возбуждение доводило до исступления: ломая ослабевшее сопротивление, он сильнее развел ягодицы парня и снова вошел — полностью, до упора, дрожа от удовольствия и задевая чувствительную точку внутри любимого тела, отчего Джей закатил глаза, ахнул и наконец сдался, позволяя ирландцу с удвоенной силой себя трахать. Пока Колин кончал, сотрясаясь словно в ознобе, одновременно надрачивая Джею, он скороговоркой шептал ему на ухо, стремясь вбить эту мысль ему в голову — чтобы Джаред никогда больше не сомневался: — Есть только ты, Джей, любимый, только ты…***
Джаред собрал разбросанные по кровати листы сценария, влажные от пота и спермы, стекшей с его живота. «Снова эта вселенская задумчивость, — думал Колин, наблюдая за любовником, — не к добру». Наконец парень тихо произнес: — У вас же с Розарио сцена до нашей? — Да, днем, после свадьбы. — Ну конечно, логично… — Джей избегал смотреть Фарреллу в глаза, — сначала — свадьба, потом первый брачный секс. А наша сцена — после всего этого, — он скатал сценарий в трубочку и продолжил сдавливать его руками, будто несчастному тексту и так за сегодня мало досталось, — я там должен плакать, когда буду тебе кольцо дарить. Думаю, у меня как раз будет подходящее настроение. — Джей, — ирландец подошел к парню, обнял его за плечи и ласково взял за подбородок, — ну ты чего? Сколько тебе раз сказать, что, кроме тебя, мне никто не нужен? Карие глаза встретились с голубыми; мужчина видел во взгляде возлюбленного эмоции, которые трудно было идентифицировать. Он уже ждал, что Джаред сейчас разразится какими-нибудь желчным и резким ответом, но тот неожиданно улыбнулся: Колин чуть не задохнулся от того, как поменялся его взгляд — эти влюбленные глаза он не променял бы ни на что на свете. Джей обвил его шею руками и чмокнул в губы: — Прости меня, Кол. Я как ребенок. Я знаю, что это только работа. — Малыш, ну конечно. Пожалуйста, я не хочу, чтобы ты из-за этого переживал, — Колин прижал парня к себе и поцеловал в висок.***
Остаток вечера прошел вполне мирно. Наутро всех погрузили в автобусы и перевезли в новую локацию, которую так долго и упорно готовили. Колин был поражен тем, как хорошо удалось воссоздать аутентичную атмосферу их прошлого места съемки: огромная площадь, окруженная каменными постройками, смотрелась как часть настоящего древнего города на Ближнем Востоке. Сцена свадьбы была отснята с первого дубля. Где-то глубоко внутри Колину не давала покоя мысль, что все эти брачные сцены были неприятны Джареду, и он пытался разделаться с ними побыстрее. Днем они с Розарио, режиссером и парой операторов — совсем маленьким съемочным составом — уединились для того, чтобы запечатлеть пресловутую сцену агрессивной прелюдии Александра и Роксаны. Розарио оказалась вполне адекватным партнером: с ней было комфортно работать, и за пару дублей им удалось разделаться и с «первым сексом». Фаррелл все время представлял на ее месте возлюбленного, секс с которым в последнее время был по несколько раз на дню, поэтому передать нужное поведение и эмоции не составило труда. С Джаредом они пересеклись уже вечером, перед съемкой ночного пира. Колин не сомневался, что за его короткими вопросами про отснятый материал и подчеркнуто вежливым и улыбающимся выражением лица скрывается куча негатива. Сейчас, на виду у всех, ситуацию было не исправить, и Фаррелл пообещал себе, что как только им удастся уединиться, он будет безостановочно доказывать Джею свою любовь. Перед сценой пира Колину нужно было разобраться с еще одним делом: он оставил Джареда издалека наблюдать за репетирующими свадебный танец Розарио и другими актрисами, а сам двинулся к мужским раздевалкам. Гэри Стретча ирландец нашел загримированным и готовым к съемкам. — Стретч, на пару слов. — Что нужно, Фаррелл? — мужчина явно был не в восторге от образовавшейся компании. — Я могу и тут поговорить, или твой разговор — такой приватный? К ним начали медленно подтягиваться другие коллеги по цеху, видимо, уже готовящиеся их разнимать. — Да без проблем, — спокойно ответил ирландец, шагнув почти вплотную к мужчине. Несмотря на ровный голос, глаза Колина излучали смесь ярости и презрения, — я тут вспомнил, что у тебя в этой сцене одна-единственная роль, кроме как изображать массовку, — ты же должен дать Гефестиону по лицу? Гэри хотел что-то ответить, но Фаррелл его перебил, повышая голос: — Так вот, Стретч, предупреждаю: попробуешь приложить чуть больше силы, чем легонькое касание, и я, поверь, — Колин стоял так близко к боксеру, что их носы почти соприкасались, — найду способ прибавить к трофею Джареда еще несколько твоих зубов. — Ох, как ты о нем печешься, Колин, самому-то не противно? — желчно прошипел Гари. — Прямо как папуля о своей дочурке. — Я все сказал. Не нарывайся, Стретч, — Ирландец не планировал сейчас устраивать драку. Он просто подозревал, что боксер собирается воспользоваться шансом, подвернувшимся благодаря сценарию, поэтому проигнорировать этот факт оказалось выше его сил, даже если Джей снова будет на него злиться за заступничество. Колин развернулся и собирался выйти из раздевалки, но заметил нежданного зрителя в тени ее входа и застыл: видимо, Джаред слышал весь или почти весь их разговор. — А вот и наш неприкосновенный ангелочек, — Гэри и остальные тоже заметили Джея, — любовничек очень печется о твоей мордашке… — Прям сейчас хочешь получить?! — рявкнул Колин: в нем все мгновенно воспламенилось. — Прекратите, парни, это ничем хорошим не кончится, — подал голос Эллиот Кауэн: никому из коллектива не хотелось снова наблюдать взбешенного режиссера, который будет раздавать пинки направо и налево. Неясно, как бы завершился конфликт: мужчины были опять готовы начать перепалку, а затем и перейти в рукопашную, но Джаред шагнул из тени и в несколько шагов преодолел расстояние до Фаррелла. — Кол… — он потянул мужчину за плечо, — посмотри на меня. Колин не мог не обернуться. Джей стоял совсем близко, и от его тела, казалось, исходили вибрации, которые ощущал только влюбленный ирландец; подведенные голубые глаза гипнотизировали, заглядывая в самую душу. Неожиданно, на виду у всех, Джаред взял в ладони лицо мужчины и, почти касаясь его губ своими, произнес: — Ты помнишь, что сказал Оливер? Пойдем, он того не стоит. Колин впал в ступор от таких интимных касаний на публике — от Джареда, который еще недавно хотел с ним порвать из-за страха быть разоблаченными, он такого не ожидал. Понятно, что их сейчас окружали люди, которых, за исключением Гэри, можно было назвать друзьями и которые и так про них знали, но все равно Фаррелл почему-то почувствовал себя окрыленным. Пока мужчина разбирался со своими эмоциями, Джей воспользовался ситуацией и, потянув его за руку, повел за собой к выходу. Когда они почти переступили порог, в помещение вбежал взъерошенный ассистент и сообщил, что всем срочно нужно занять свои места на площадке, «начинаем через три минуты».***
Суета и напряжение висели в воздухе: сцена пира была масштабной, задействовала кучу людей, включала длинный танцевальный номер, а еще для съемок привезли живую пантеру — один из подарков молодоженам. Роль Колина в этой сцене была совсем несложной: он должен был восхищаться танцем новоиспеченной супруги, принимать поздравления и выглядеть крайне расслабленным. Где-то в середине сцены Александр отвлекался на конфликт Гефестиона и Клита, в процессе которого хилиарх получал по лицу, но требовалось показать, что царя это взволновало несильно: он должен был быстро переключиться на созерцание прелестей Роксаны. В отличие от Александра, Колин наоборот был весь на нервах. На задворках сознания витала мысль, что у него уже развился синдром гиперопеки в отношении Джея, но, с другой стороны, сегодня для парня и так был непростой день, поэтому Фаррелл очень хотел по максимуму о нем позаботиться. Чем больше Колин играл Александра, тем больше его бесил этот персонаж в своих отдельных проявлениях. Безусловно, его полководческие и лидерские навыки вызывали уважение, но по отношению к своему единственному настоящему возлюбленному он зачастую вел себя довольно сомнительно. У ирландца тут, конечно, был конфликт интересов: он любил Джея и ни за что бы ему не изменил, но вот у Александра в этом плане все было значительно менее принципиально, имелись стратегические и политические интересы, да и вообще по сценарию складывалось ощущение, что царь не отказывал себе ни в каких связях, которые его интересовали. Гефестион же должен был страдать: он делил возлюбленного и с завоеванным миром, и с женами, и с гаремом… Роман Колина и Джареда стал отличным подспорьем для фильма: Гефестион получался очень реалистичным не только благодаря актерскому таланту Джея, но и за счет того, что во многих сценах — например, как все сегодняшние — ему и играть-то особо не приходилось: Колин читал в глазах возлюбленного печаль и попытки скрыть ревность и униженность. Фаррелл представлял, какой кровью дался парню этот день, поэтому даже приготовил ему сюрприз: ночь будет особенной, и ирландец точно заставит его забыть о пережитом стрессе.***
И вот Александр замечает небольшую потасовку неподалеку от себя: Гефестион ругается с Клитом, толкает его, и через несколько секунд брюнет резко бьет его по лицу. Наблюдавший это Колин внутри напрягся значительно сильнее, чем показал, искренне надеясь, что Стретч услышал его во время последнего разговора. Но дальше царь должен был снова переключиться на созерцание танца: Фаррелл мучился незнанием и отчаянно ждал окончания сцены. Наконец зазвучало долгожданное «Стоп! Снято!», и Колин сразу стал искать возлюбленного глазами. Как ни странно, его нигде не было, и второй опрошенный мужчиной ассистент сообщил, что Джея увели гримироваться для финальной сцены вечера — разговора Гефестиона и Александра. Фаррелл быстрым шагом подошел к гримеркам: в одной из них он застал Джареда в окружении двух гримеров сидящего перед зеркалом. Их взгляды встретились через отражение, и Колин почувствовал, как с души упал камень: зажившие после прошлого инцидента губы были такими же, как и до съемки, гример как раз начинала подбирать нужный мейкап, чтобы создать иллюзию небольшого рассечения после удара. Мужчина замер в немом созерцании лица любовника, которое транслировало типичную для него задумчивость — верный признак страстей, которые на самом деле кипели в парне. Душу Колина внезапно до краев переполнила щемящая нежность: так хотелось остаться с Джаредом наедине, обнять его, посадить на колени, погладить, чтобы тот забыл обо всем, через что ему сегодня пришлось пройти, чтобы он расслабился и почувствовал себя самым любимым и желанным, единственной истинной парой Фаррелла. — Колин, вы можете присесть вот тут, если хотите, — произнесла одна из гримеров, загадочно улыбаясь и переглядываясь с коллегой. — Спасибо, Джессика, я вам не помешаю, — наконец выдавил из себя ирландец, садясь на стул рядом с зеркалом. Ему показалось, глаза Джареда потеплели: грим уже начали наносить, поэтому улыбаться и говорить он не мог, но смотрел в глаза Фарреллу неотрывно, и тот почти видел нити, соединявшие их взгляды. В словах они и не нуждались: будто телепаты, они считывали мысли друг друга, и Фаррелл снова ощутил сумасшедшее, пугающее своей силой единение с возлюбленным.***
У них оставалось буквально несколько минут перед съемкой. Зайдя за постройку, оборудованную под опочивальню царя, они встали рядом, так и не нарушив молчания. Колин понял, что не в силах больше не чувствовать тепло тела Джея и не греть его своим, поэтому он прижал его к себе и обнял так крепко, как только мог. Любимые пальцы взъерошили ему волосы на затылке; парень положил подбородок ему на плечо и, касаясь щекой щеки, тихо произнес: — Твоя протекция мне помогла: Гэри меня едва коснулся, пришлось очень постараться реалистично отбросить голову. — Уверен, ты недоволен, что я снова влез, но я все равно безумно рад это слышать, — Колин засунул руки ему под одежду и медленно массировал напряженную спину. — Мое мужское эго бунтует, конечно, но твоя безграничная забота создает у меня внутри такую нужную подушку безопасности, что я при всем желании не способен от нее отказаться, — Фаррелл знал, что парень улыбается. — Этому я тоже рад. Свою безграничную заботу я не контролирую, поэтому тебе остается только смириться. Ты как вообще? — мужчина задал мучащий его вопрос. — Кол… — Джаред отстранился, заглядывая ему в глаза, — не знаю, зачем тебе это говорить, но я все равно скажу, — он моргнул и окинул взглядом лицо ирландца, проходясь пальцами по виску, скуле и спускаясь на шею, отчего Колин покрылся мурашками, — я никогда не привыкну к тому, что в фильмах ты будешь играть любовь, страсть, будешь кого-то касаться и целовать… — Джей… — как же ему еще сильнее показать свою чувства, думал Колин. — Я знаю, — перебил парень, печально улыбаясь, — работа есть работа, и я с этим смирюсь. Но во мне всегда теперь будет очень много Гефестиона, который ревнует Александра ко всему миру и боится его потерять, — он запрокинул голову, бормоча: — а вот и слезы, нужно поберечь для сцены… Фаррелл сжал его руку, пытаясь выдать самый убедительный ответ на свете, но тут за постройкой резко возник тот же взъерошенный ассистент и скороговоркой произнес: — Всем по позициям, Колин — вы внутри, Джаред — перед входом. Джей высвободил руку и завернул за угол. Сердце ирландца обливалось кровью.***
Колин стоит перед входом, взволнованный и напряженный — ему не пришлось это играть. И вот после стука в дверь входит его драгоценное создание — только о нем все мысли мужчины: на плечах Джареда шуба, голову венчает золотая тиара. Подведенные голубые глаза, как обычно, отправляют душу Колина в полет в другую галактику: он бы сейчас сгорел от желания, но застывшие в любимых глазах слезы пронизывают болью, и он лишь надеется, что сможет хотя бы частично ее забрать. Гефестион прикладывает палец к губам — конечно, он же просто любовник, которого нужно скрывать, он не хочет поставить Александра в неловкое положение перед новой женой — и немного трясущимися руками разворачивает маленький сверток. В нем красивый перстень, который он надевает на безымянный палец своего царя, от чего Колин внезапно ощущает что-то сакральное: они теперь с Джеем связаны свыше. — Я нашел его в Египте, — голос Гефестиона дрожит, глаза блестят от скопившейся в них прозрачной жидкости, — мужчина, который продал мне его, сказал, что оно сохранилось еще с тех времен, когда люди были близки к солнцу и звездам. Я всегда думал о тебе, как о солнце, Александр… «Боже, ангел мой, прекрати, ты рвешь мне душу», — Колин из последних сил сдерживает собственные подступившие слезы. Он просто сдохнет, если эта сцена потребует больше одного дубля. Гефестион пытается улыбнуться, и это еще сильнее показывает глубину его переживаний. Они импульсивно обнимаются. — Я желаю тебе сына. Ты великий человек. Тут в кадре появляется Роксана, и им приходится отстраниться друг от друга: Гефестион, с отчаянием проигравшего, смотрит на соперницу сверху вниз, отходит от возлюбленного все дальше и наконец покидает уже не свою территорию. — Ты… любишь его? — говорит Роксана со странным акцентом. — Это — Гефестион, — Колин впервые открывает рот с начала сцены. Он спускается к жене по лестнице, всеми фибрами души ненавидя сейчас Александра и всю эту историю. — Любовь может быть такой разной, Роксана, — произносит он, а глотку раздирает невысказанное: «Это — Джаред. Центр моей вселенной. И любовь у меня — только одна».***
Колина и Джея высадили на подъезде к их домику уже ближе к полуночи. Радовало только то, что завтра был выходной, поэтому можно было растянуть вечер насколько хватало сил. Они медленно побрели к своему жилищу. — Кол… — проговорил Джаред настороженно, — что это за огоньки у нас в окне? Мужчина растянул губы в улыбке и взял возлюбленного за руку: — Скоро увидишь, — он уже предвкушал, как покажет парню свой сюрприз, для которого пришлось втихаря нанять несколько тайцев, обслуживающих базу отдыха, и потом молиться, что их уровень английского оказался достаточным для восприятия идей мужчины. Когда они очутились у своего крыльца, дико вымотанный Джаред слабо улыбнулся, но по глазам было видно, что он заинтригован. Ирландец притянул его за подбородок и мягко поцеловал в губы: — Ты же знаешь традицию, что когда люди женятся, муж перед первой брачной ночью должен перенести супругу на руках через порог их дома? Джаред прыснул: — Ты на что намекаешь? — Давай, бросай вещи и иди сюда. — Эй, а почему я жена? — Ты не жена. Но не упрямься, — Колин подхватил парня на руки и, не переставая смотреть в смешливые глаза, — какое же счастье было видеть в них радость, — понес по ступенькам в дом. Толкнув носком ботинка специально незапертую дверь, Фаррелл шагнул внутрь — и с огромным удовлетворением услышал шокированно-восторженное «вау» Джея. Тайцы постарались на славу и сделали все именно так, как просил мужчина: весь пол и кровать их малюсенького домика застилал плотный ковер из лепестков роз — красных, бордовых, фуксийных; на полу и на окнах то тут, то там стояли композиции из свечей, создающих своим светом в отражении лепестков удивительную романтичную ауру. На столике рядом с кроватью стояло ведерко, откуда выглядывало горлышко бутылки шампанского. Колин поставил ошарашенного парня на ноги, не прекращая обнимать, и поцеловал: наконец-то, он ждал этого весь день. Языки сплетались, любовники жались друг к другу, будто вокруг не существовало пространства, ладони хаотично проходились по одежде в ожидании, когда она окажется на полу. Фаррелл подумал, что сейчас эта хижина на отшибе — их персональный микрорай. — Не подозревал, что ты настолько романтик, — прошептал Джей, прерывая поцелуй, но продолжая обвивать руками шею мужчины. — Тебе нравится? — все было прекрасно, но Колин все равно волновался. — Ты с ума сошел? Как такое может не понравиться? — Джей полуприкрыл глаза, все еще подведенные тушью, медленно прошелся языком по шее Колина и сжал зубами мочку уха, обдавая горячим дыханием, — пойдем в душ, а потом я тебе покажу, как мне тут нравится. — Пока мы не начали непрерывно трахаться, — от действий любовника у Фаррелла за полсекунды встал, но нужно было закончить одну важную мысль, — я хочу, чтобы ты знал, — он посмотрел Джею в глаза, широко открытые, смотрящие на мужчину в упор, — малыш, я люблю тебя просто безмерно, я выиграл джекпот, и никто больше мне не нужен. Я весь день думал только о тебе. — Я знаю, Колин, — парень счастливо улыбался, — я тоже никого так никогда не любил. Меня это пугает, но ничего уже не поделаешь, — он резко поцеловал мужчину в губы, — а еще меня пугает, что если мы не окажемся в постели через пять минут, я развоплощусь от желания, и ты потеряешь «жену» в первую же брачную ночь.***
Они смогли друг от друга оторваться, когда сил совершать какие-либо действия не осталось совсем. Джей обзавелся несколькими свежими засосами, за которые Колин скороговоркой извинялся, а потом все равно продолжал их делать. У него самого спина покалывала от царапин, поэтому ирландец полагал, что парень чувствует себя вполне отомщенным. Фаррелл подозревал, что они не заснут до утра, поэтому попросил достать ему еще кое-что важное: утренний свет вовсю заливал комнату, и тонкие занавески его фактически не блокировали. Он перегнулся через лежащего на спине любовника и достал из тумбочки две черные маски для сна. Джей хмыкнул: — Очень функциональная вещь, можно БДСМ-сессии устраивать с завязанными глазами. Колин сразу представил, как берет Джея, когда на нем эта маска, за что последний получил очередной поцелуй-укус: — Сейчас не время подкидывать мне идеи, малыш, — он надел маску на Джареда и потянул его под одеяло, стараясь снова не возбуждаться, затем надел такую же на себя. Прижимая к себе горячее тело, мужчина подумал, что он на ощупь знает уже, наверное, каждый сантиметр кожи возлюбленного: через эти касания его нутро не прекращало заполняться чистой эйфорией.