kodokushi

Вону делает настолько глубокой вдох, что в груди стягивает, и несмело прикасается к дверной ручке. Приободрив себя, он настраивается и открывает дверь, после выглядывая в гостиную. Косится он в основном на комнату слева и замечает Суа в последний момент. Она издаёт приветственный звук, и Вону, подпрыгнув, чертыхается. — Что? — почти рявкает он, грозно глянув на Суа сверху вниз. — Э... Доброе утро? — А. Да. Утро. Доброе утро, — Вону мигом расслабляется и мысленно бьёт себя по затылку. Ну конечно, Суа всего лишь поздоровалась. Она ничего не знает. Никто ничего не знает. Это только между ним и Мингю. Как-то его утро не задалось. И не потому, что произошло вчера ночью. Нет. День был встречен всего-то не с той ноги. В ванной Вону пытается отвлечься, подумать о сегодняшних делах, насущих и возможных, но мысли перемещаются ко вчерашнему. Он всё твердит себе (будто не твердил до этого всю ночь), что это ничего не значит, Мингю просто перевозбудился, и эмоции взяли верх. Мингю, конечно же, не имел в виду ничего из того, что сказал. Он всего лишь по-товарищески испугался за Вону, потому что вчера дело было действительно серьёзным. И на этом всё. Никаких эмоций. Никаких чувств. И это не уговаривание самого себя, потому что и говорить здесь не о чем. Мингю не мог по-настоящему внезапно заявить такое без подготовки. Этого просто не может быть. К приходу на кухню ему удаётся вновь себя успокоить. Вону наливает по привычке стакан воды и неосознанно прислушивается к негромкому, но не потому, что его не должны услышать, а потому, что пока слишком рано кричать, разговору Суа и Рейвена, неторопливо завтракающих кофе и вчерашним кимпабом. — Нет, ты бы видел, — доверительно делится Суа, отхлёбывая от кружки. — Это был такой пиздец! Жаль тебя не было. — И хорошо, что не было, — где-то за спиной Рейвен издаёт лёгкий смешок, звонко стучит вилка о блюдце. Мысли тянутся не в том направлении, и Вону наливает ещё стакан. Это всё было не взаправду, продолжает повторять себе он. Всего лишь примитивный человеческий фактор. Мингю не сказал ему правду. Это не по-настоящему. — Я знаю, что это очень плохо, но иногда мне так интересно наблюдать за таким Мингю... Ведь он, ну, становится супер честным и говорит так открыто, одну правду... Как есть... Вону? Вону судорожно хватается за воздух ртом, опустив руку на грудь, и пытается откашляться — ещё чуть-чуть, и вода пойдет у него носом. Наклонившись над раковиной, он выкашливает лишнюю воду и чувствует, как становится душно. — Всё хорошо, дружище? – спрашивает Рейвен. —Да, — хрипит Вону, выпив ещё воды, чтобы убрать мокроту. Прочистив горло, он с невозмутимым лицом оборачивается к ребятам и, придав себе максимально незаинтересованный вид, интересуется: — А где Сынчоль?.. И... М-Мингю? — Сынчоль уехал по делам, а Мингю как обычно в спортзале, — с готовностью отвечает Суа, беззаботно болтая ногами. — Что-то случилось? — Нет, я так... — запнувшись, Вону кашляет в кулак. — Мне нужно кое-что сделать... – А, да, конечно, — Суа провожает взглядом Вону до люка, вывернув голову, Рейвен же не перестаёт спокойно ковыряться в блюдце. — Только не подумай не то! Я не собираюсь бесить зверя! Но было бы прикольно кое-что у него узнать... Нет, это не может так оставаться. Вону хотел дать себе ещё пару дней, чтобы всё обдумать, потому что сразу разобраться с этим оказалось сложно: присутствие Мингю за стеной беспокоило всю ночь, он очень долго не мог заснуть. Но, похоже, эти пару дней ничего не дадут, и он тупо вгонит себя в ещё большее сумасшествие. Они же живут вместе, они соседи, они вместе работают. И Вону не уверен, что сейчас у него выйдет притворяться перед остальными членами команды, что всё хорошо и между ними ничего не произошло. Возможно, Вону слишком драматизирует — Мингю всего лишь поцеловал его, люди целуются каждый день, не в штаны же он ему залез — но они взрослые люди и должны это как минимум обговорить. Это не пьяный поцелуй в баре на танцполе, не поцелуй у дома после свидания, это поцелуй после того, как его чуть не убили, а после признались в чувствах. Это заслуживает объяснений. Подбадривая себя тем, что он имеет на это полное право, а после и разозлившись из-за того, что, похоже, только его одного это и волнует, Вону топает по лестнице. Он целенаправленно, размахивая кулаками, несётся в спортзал, но... с каждым сокращающимся метром его скорость замедляется. У двери он останавливается насовсем. Запал куда-то пропал, и Вону неловко топчется, то прикасаясь, то убирая пальцы с ручки. Напомнив себе, что он вчера пережил, какие страшные вещи могли произойти, он тем самым даёт себе сил и, больше не думая, просто это делает — с грохотом выдёргивает ручку и залетает в спортзал. Правда, увидев Мингю, Вону снова тормозит так, что ноги заплетаются. Тот на его появление реагирует никак — занимается спокойно на тренажёре для плеч — и это дарит дополнительный стимул отойти от входа. — Не хочешь обсудить вчерашнее? — Вону старается говорить грозно, но, если честно, выходит какой-то испуганный писк. Скрестив руки на груди, он показательно хмурится и ждёт ответ. Держа в голове, что именно в его личное пространство вторглись, он тихо прикрикивает: — Йа. Мингю наконец соблаговоляет взглянуть в его сторону, только смотрит по-обычному, как смотрел бы в любой другой момент — как на стену. В глазах ноль интереса или хотя бы стыда, смущения, а Вону буравит взглядом, ожидая хоть чего-то. Пауза затягивается, слишком затягивается, Мингю даже не перестаёт разминаться, и Вону тоскливо вздыхает. — Слушай. Мингю, — ещё только утро, а он уже устало падает на скамейку. — Помнишь, очень давно я тебе говорил, что меня не интересуют отношения, любовь и всё такое. Я не смогу ответить тебе. Я... — А разве я просил ответа? — негромко перебивает Мингю, и тон опять настолько низкий, что трудно разобрать. Бросив тренажёр, он встаёт и направляется прямо к скамейке. Вону, уже не зная, чего от него ожидать, напрягается, но остаётся сидеть. — Но как же... Это... Мингю приближается медленно. Неожиданно сев на колени, как при молитве, он тянется вперёд, и Вону усилием воли заставляет себя не двигаться. Мингю лишь берёт его за руки, а это не настолько страшно. Вону позволяет, и всем вниманием завладевает прикосновение пальцев к коже. Эти руки в крови, но Вону чувствует одно только приятное тепло. — Я тоже давно тебе говорил, что... это просто появляется. Желание что-то сделать для тебя. Защитить, — огрубевшие подушечки пальцев проходятся по запястьям, останавливаются на пластырях от наручника, Вону следит за их осязаемым танцем. И чувствует себя самым большим дураком на Земле. Мингю когда ему это сказал, лет сто назад, как в другой жизни, а смысл этих тяжёлых важных слов доходит до него только сейчас. Он как всегда не так всё понял, даже не разглядев романтический подтекст. А как он тогда Мингю ответил... О святые. Ещё никогда Вону так не хотелось провалиться сквозь землю прямо в ад. — Я не думал говорить, потому что ответ для меня не важен. Но... ты должен знать. Это правильно. — И что мне с этим по-твоему делать? — Вону издаёт измученный смешок, без усмешки, действительно не представляя, что теперь будет. Как он может спокойно относиться к Мингю и принимать его помощь, при этом зная, что он для этого человека не просто очередной товарищ по команде на время? — Я... Я и без этого пытаюсь держать дистанцию, но теперь всё так, и я... Я... — Больше никакой дистанции, — почти сразу отвечает Мингю, его пальцы скользят выше, на ладонь. Пройдясь по линии сердца, он чуть ли не умоляет: — Забудь про дистанцию. Позволь мне сократить её. Я хочу быть рядом и защищать тебя. От подобных заявлений голова кругом, а ещё эти приятные касания пальцев к коже, непривыкшей к человеческому контакту. Больше никакого напряжения или дискомфорта, это чувствуется, точно по-другому и не может быть — только рука Мингю в руке Вону. Пока Вону пытается собрать мысли в кучу, его тело отзывается на прикосновения, и пальцы одной руки смыкаются, коснувшись знакомого шрама на костяшках. — Это нечестно, — наконец находит слова Вону, боясь взглянуть Мингю в глаза. — Как человек ты мне интересен. Мне нравится проводить с тобой время. Я... Готов тебе довериться, я хочу. Но это другое. Твои чувства невзаимны. Я не могу пользоваться ими. Это нечестно по отношению к тебе. — Мне всё равно, — пальцы их сцепленных рук переплетаются, по ладони второй Мингю выводит мягкие линии. — Нет, Мингю, — его имя Вону произносит эхом. — Больше никаких вопросов. Теперь я прекрасно понимаю в чём дело, мне всё понятно, и больше я не буду устраивать тебе допросы с пристрастями. Но это не значит, что я продолжу делать вид, что ничего не знаю, и продолжу пользоваться тобой. Это... — Вону нервно сглатывает, запоздало замечая, что Мингю больше не сидит на коленях. Он приподнялся, и между их лицами не такое уж большое расстояние. Именно в этот момент, спустя два месяца, Вону подмечает, что у Мингю не просто чёрные бездонные глаза. Такие глаза у О Сехуна или Гёри, у Рейвена, выразительные и прожигающие, но пустые. А у Мингю они не такие. Они с невообразимыми светлыми вкраплениями прямо у зрачков. Они не пустые, и в их глубине Вону видит что-то такое, что заставляет его желудок ухнуть. — Это... Дверь в спортзал распахивается. Вону и Мингю сидят в той же позе, только поворачивают головы к мурлыкающей Суа с тремя аптечками под мышкой. Радостно шепча слова песни, она бросает на них невольный взгляд. В её лице при этом не меняется ничего, словно она смотрит в пустоту, но шаги замедляются, глаза пробегаются по комнате, и она, прямо на ходу развернувшись, возвращается к выходу. Мурлыканье Суа обрывается, стоит двери за ней закрыться. — Эти... Сколько, две? Эти две недели или даже два месяца показали, что заставить тебя меня не вытаскивать невозможно, — Вону почти сразу забывает про Суа, поскольку перед ним снова эти на самом деле яркие глаза. — Поэтому единственное, что я могу, — это дать тебе что-то взамен. Но... дать мне нечего. У меня ничего нет. — Говори со мной. — О чём? — Вону снова неловко хмыкает, и Мингю высвобождает свою руку. — Обо всём. Просто говори. У тебя с Сынчолем договорённость. Я помогу тебе дойти до конца. Уничтожу любого на твоём пути. И прослежу, чтобы этого, — Мингю берёт в ладони правое запястье Вону и вдруг целует в косточку ладони, задержав пальцы на пластырях, — больше не было. Пару секунд Вону ошарашенно смотрит на Мингю сверху вниз, а следом, смутившись, перенаправляет внимание куда-то на тренажёры. Хочется как вчера сбежать, но он заставляет себя удержать зад на скамейке. Он взрослый, уже не мальчик, а мужчина, до двадцатипятилетия осталось совсем немного. Так поступают только дети. Поэтому Вону не убирает свои руки. Главное не краснеть, потому что с этим настоящие проблемы. У него это происходит не как у обычных людей. Не пятнами, не шея, не уши, краснеет лицо и причём полностью, и выглядеть он начинает, будто только что вышел из бани. Это слишком заметно и, самое главное, унизительно. В его жизни существует мало моментов, которые заставляли бы краснеть, и Вону не хочет их создавать. — Э, ладно... М, мне... нужно в душ. Скоро же завтрак, — сбивчиво объясняет он, и Мингю понимающе кивает, хотя не почувствовать запах его лосьона для бритья невозможно. И волосы тоже мокрые. Господи, какой же Вону нелепый идиот. — До встречи. Мингю согласно моргает и поднимается на ноги. Вону, отчаянно пытаясь быть непринуждённым, с сжатыми плечами идёт к выходу. У двери он останавливается, вспомнив о самом важном. — Мингю, — отвлекает Вону напоследок. — Извини, что я вчера тебя таким неприятным способом выгнал, фактически сбежал. Меня, знаешь... Нечасто целуют товарищи по команде. Я немного... растерялся. Мингю в ответ смотрит на него пару секунд, а затем пренебрежительно фыркает, далее отворачиваясь к тренажёру. Реакция не самая понятная, но Вону тотчас становится на душе хорошо: этот поцелуй не поменял его привычный мир и не изменил ему человека, которого он только начинает узнавать. Всё осталось тем же. Этим же днём после обеда Вону оказывается вновь на нулевом этаже, только теперь в офисе, с Сынчолем и Рейвеном. Настало время дальше работать над этапом сотрудников, наконец-то закончить и идти вперёд. Дополнительной работы нет, и Вону готов полностью сосредоточиться на всём, что ему сейчас поставят в задачи. Вот только у Рейвена и Сынчоля опять немного другие планы. — Это точно надёжнее? — Вону недоверчиво переспрашивает, однако всё равно делает то, что ему говорят — собирает и компонует все файлы в одну папку, чтобы потом перенести на флешку. — Намного. В первую очередь для тебя, — положив ладонь на спинку стула, Рейвен наклоняется и следит за происходящим на мониторе. — Ты не оставишь никаких следов, а работа будет выполнена. Вону неуверенно ведёт головой, но больше не возникает, приступая к копированию целого гигабайта информации. Конец этапа сотрудников, черёд слива данных исследований, чтобы Кан Хёнджо не смог вернуть всех обратно. Изначально предполагалось, что этим всем займётся Вону, было даже некое расплывчатое решение — взлом новостных сайтов, проникновение на сетку эфира, что-то в этом роде. Но это очень сложно для Вону, поэтому план был на одних словах, точно они не решили, а теперь Рейвен заявил, что необязательно так стараться. У него есть связи в СМИ, и он спокойно передаст слив другим людям. Ведь хорошо, когда за тебя работают другие люди, не так ли? Свою цель они в любом случае выполнят. Звучит действительно хорошо, но что-то Вону всё же напрягает. Зависеть лучше только от себя. — Малыш Вону, а я не пойму, ты больше всех работать, что ли, хочешь? — весело вопрошает Сынчоль, не отрываясь от телефона, сидит он на соседнем стуле. Зачем-то включив компьютер, Сынчоль облокачивается о стол двумя локтями. — Нет, — бурчит в ответ Вону, наблюдая за ползущим индикатором копирования. — Нам осталось самое заёбистое — главный офис и Кан Хёнджо. Работать и думать придётся много, отдыхай, пока дают. — Я просто... — Вону прерывается из-за звонка обычного телефона. Здесь всего два вероятных варианта звонящего, и вариант с Юн Джонханом заставляет непроизвольно возвести глаза к потолку. — Я сейчас. Отойдя от столов в сторону шкафа с рабочими приспособлениями, Вону принимает вызов. Он тяжело вздыхает и не успевает ничего сказать, как Юн Джонхан заговаривает первым: — Сегодня в пять пятнадцать, на Чонгак. С задней стороны «Помидорки». Вону выдавливает из себя непонятный звук, ничего путного, потому что Юн Джонхан тут же сбрасывает этот неожиданный звонок. Однако этого было более, чем достаточно, потому что всё понятно и без слов. По загривку проходятся мурашки, а волнение скручивает внутренности в узел. Это знак. Наконец-то, спустя почти что целый месяц. — Раз работы нет, то я и не нужен, верно? — Вону подпрыгивает к столам так резво, что пугает, Сынчоль суматошно пытается поймать телефон, но он всё равно улетает на клавиатуру. — Я свободен? Могу отлучиться ненадолго? — Думаю, да... — медленно отвечает Рейвен, в ожидании подтверждения слов посматривая на Сынчоля. Копирование не завершено, осталось тридцать процентов, и Вону оставляет всё, как есть, встав коленом на стул, чтобы дотянуться до ноутбука. — А в чём, собственно, дело? — проницательный затычка в любой бочке Сынчоль сразу заинтересовывается, заблокировав телефон и наблюдая за мельтешениями Вону. — Это по поводу... — сам Вону косится на Рейвена, с сомнением замявшись. — По поводу второго дела. Мне вернут телефон. — А, да, конечно, конечно, — Сынчоль, как китайский болванчик, понимающе кивает. — Вперёд. — Спасибо, — одними губами произносит Вону и улетает наверх. В своей комнате он оставляет ноутбук на кровати и переодевается в более приличные вещи, хотя, если честно, он бы и в домашнем отправился — часы услужливо показывают без пяти четыре. Захватив с собой и раскладушку, и обычный телефон, Вону несётся в прихожую и натыкается в ней на Мингю. Потупив взгляд, он наклоняется к полке за кедами. Несмотря на то, что они всё обсудили, с их серьёзного разговора прошло всего ничего, и ему пока неловко быть с Мингю наедине. Специально он его не избегает, ни в коем случае не бегает, но в его присутствии тотчас как-то теряется, теряются слова, мысли ловят одну тему. А ещё этот трепет в груди, как от неожиданной долгожданной встречи, когда они буквально живут за стеной друг от друга. — Я за телефоном, — по ходу вспомнив, что Мингю ничего не знает, Вону завязывает шнурки правого кеда и дополняет: — Это насчёт моего личного дела. Рейвен и Сынчоль работают над сливом. Натянув второй кед, Вону быстро напяливает куртку и делает шаг к двери, как Мингю тянется в его сторону. Проход он не загораживает, но Вону всё равно останавливается в ожидании. — Я могу поехать с тобой? — негромко, как любой другой человек сказал бы в смущении, спрашивает Мингю, и Вону заторможенно моргает. Удивляет при этом не вопрос, а то, что его вообще спросили. — Малыш Вону! — раздаётся за спиной голос Сынчоля, но Вону озадаченно таращится на Мингю и поворачивается к нему, только когда он дошаркивает до прихожей. — Я понимаю, это твоё самое главное, самое личное, ты нам давно дал понять, но... Учитывая последние события, — глаза невольно притягивают тонкий белый пластырь на губе Сынчоля и бурый синяк на подбородке, — всё-таки тебе не стоит ехать одному. Умоляю! — Со мной поедет Мингю, — указав большим пальцем, Вону прячет руки в карманы, а Сынчоль цепко сканирует его взглядом, словно это чужой человек. — Ладно... Смотри, чтобы этот вёл себя хорошо. Мингю на это закатывает глаза, а после бросает тяжёлую сумку у туфель Рейвена, стягивает маску и закидывает кепку на полку. Вону не знает, обсуждали ли эти двое произошедшее и решили ли для себя что-нибудь, но ведут они себя так, будто ничего не было, и Вону им следует. Пусть в том, что Сынчолю чуть не разбили лицо, есть только его вина, ему как-то не хочется в это углубляться. Всегда легче сделать вид, что ты здесь не при делах, чем брать ответственность. Добираться до станции Чонгак не сильно долго, но есть один нюанс — сейчас послерабочее время, когда все спешат скорее домой. Они в Каннаме встают в пробку, и даже то, что у них мотоцикл, ни на что не влияет, потому что затор сильный. Мингю пытается объезжать и находить какие лазейки на дороге, но это не особо помогает. К тому же дважды им приходится подвинуться из-за машины скорой помощи. Вону едва держится за куртку Мингю, сгорая от нетерпения, и время в ожидании освобождения пути тянется, как пастила. Он едва выживает эти долгие тридцать две минуты, до последнего сдерживаясь, чтобы не спрыгнуть с мотоцикла и не пробежать пешком. По этой причине просто замечательно, что совсем скоро дорога освобождается, и он остаётся на своём месте. Они пару раз перебрасываются рабочими фразами, возможно, Вону отвечает невпопад. Ехать с Мингю привычно удобно, но, если честно, сейчас он бы так реагировал на любого другого человека рядом с собой. Тихое предвкушение новой зацепки заглушается ненавязчивым шёпотом о том, что это опять тупик, и поразительно, как Вону удаётся вытерпеть эту пытку разума ровно до точки встречи. Мингю паркуется с внешней стороны магазина, и, пока он устанавливает защиту к стойкам для велосипедов, Вону стягивает шлем и направляется на задворки. Он проходит мимо мусорных баков и припаркованного грузового автомобиля, расстояние между магазинами достаточное, но он всё равно крадётся, шаги неторопливые и осторожные. Юн Джонхан ждёт никак не на задворках, приходится пройти дальше и встретить его на пересечение улиц. Бьёт свет от уже включённых вывесок, гул создаёт близкая проезжая часть. Прохожих совсем немного, Вону пересекает дорогу по жёлто-белой «зебре», и улица тем временем пустеет. Не скрываясь, он подходит прямо к Юн Джонхану и уважительно глубоко кланяется. — Привет, Джон-сонбэ. — Привет, Вону-я. На это ласковое обращение Вону аж голову вскидывает. По типично безразличному лицу настроение Юн Джонхана не определить, но он давно научился узнавать всё по глазам. Сейчас холодного блеска нет, и это выглядит, как хороший знак. Юн Джонхан одет в кожаную куртку с голубой рубашкой, чёрные джинсы, на плече до бедёр свисает сумка-портфель. Ветер роняет длинные волосы на глаза. Юн Джонхан манерным движением протягивает зажигалку, и Вону сдержанно помогает ему закурить, подставив ладонь. Юн Джонхан значительно ниже, как, может, Рейвен и Сынчоль, и, пока он не видит, Вону пронзает его уничтожающим взглядом. — Ты же понимаешь, что всё этим не закончится? — Юн Джонхан глубоко затягивается и поднимает глаза. Вону нацепляет на себя вежливую маску послушного хубэ. — Ты уже вовлечён. Я найду тебя, где бы ты не прятался. — Как тебе будет удобно, Джон-сонбэ, — телефон пока не у него, поэтому Вону не прекращает вести себя заискивающе. — Не надо мне отлизывать, — Юн Джонхан стряхивает пепел в специально предназначенную для этого мусорную урну-пепельницу. Они стоят под коротким навесом закрытого магазина фруктов, здесь такая же парковка для велосипедов, телефонный автомат и малюсенькое нецензурное граффити на стене. — Говори, как есть. — Боюсь, тогда я могу не получить телефон. — Это ты обо мне такого мнения? — взметнув бровь, Юн Джонхан делает тяжку и вдруг искренне коротко смеётся, и это, наверное, второй или третий раз в жизни, когда Вону видит (и слышит) подобное. — Допустим. Но я хочу это услышать. — Хочу забрать телефон и больше никогда тебя не видеть, — Юн Джонхан, разглядывая сигарету, подбадривающе мычит, и Вону смелеет. — Но перед этим послать тебя куда подальше. Так, чтобы ты понял, что я не твоя игрушка. — Ты никогда не был моей игрушкой. Ты скорее... одно из моих творений. Это звучит ещё хуже. Они без слов смотрят друг на друга, а следом Юн Джонхан снова прыскает. — Всё, что в тебе есть, — это всё моё. Твой тип мышления, знания, процесс работы, всё принадлежит мне. Я сделал тебя. — Но ты не можешь вернуть это обратно. Так и- — Почему, могу. Ты продолжишь работать на меня, а я получать заслуженную награду. Все твои успехи, умения... Это была не благотворительность. — Я давно всё вернул. — О, долг куда больше, чем ты думаешь, — ещё одно стряхивание пепла, расстояние между ними заполняет мерзкий сигаретный дым, но Вону не двигается. — И этот телефон твоей сестрёнки. Я говорил, что оплата может растянуться на полгода. То, что я возвращаю телефон раньше, ещё ничего не значит. Ты должен мне. — Хорошо. — Просто соглашается Вону, без споров, без защиты своих интересов. Ему всё равно. Он всего лишь хочет получить телефон обратно. Юн Джонхан, конечно же, уловив смену настроения, прищуривается. Не докурив, он бросает сигарету в урну-пепельницу и залезает в большой карман сумки-портфеля. Достав телефон Минхи, он, однако, не спешит его возвращать, и Вону гипнотизирует знакомые замусоленные наклейки. — Мир — бессердечное место, помнишь? — говорит Юн Джонхан и перебрасывает телефон в руках. Если он его уронит, то Вону точно вцепится ему в горло. — И в будущем тебе снова понадобится моя помощь. А я буду этого ждать. — Очень сомневаюсь, — Вону не может удержаться от фырканья. — Чон Вону, ты всё такой же. Совсем не меняешься. Сколько же в тебе самостоятельности и гордыни. — Ошибаешься. Я больше не тот маленький двадцатилетний мальчик. Испуганный и непонимающий, что происходит в мире, — сложно сказать, что именно решает — тон голоса, серьёзный взгляд, выпрямленная спина — но Юн Джонхан вдруг заинтересовывается. Он перестаёт бросать телефон, как яблоко какое, и прислушивается. — Я повзрослел. И изменился. Теперь я понимаю многое. — Полагаю, и связями ты хорошими тоже обзавёлся? — Юн Джонхан подбородком указывает куда-то за спину, и Вону вспоминает, что, вообще-то, приехал не один. Мингю стоит перед пешеходным переходом, руки в карманах куртки, а плечи напряжены, и Вону очень хорошо знает это выражение лица. И это впервые заставляет не обеспокоиться, а помогает решить, что сказать. — Да, — твёрдо отвечает Вону, сам удивляясь своему наглому тону. — На самом деле сейчас я работаю с очень серьёзными людьми. Ты на их фоне кажешься... маленькой пешкой. — И что, прямо-таки могут меня убрать, если я тебя обижу? — Юн Джонхан на сказанное не оскорбился, на его лице остаётся легкомысленная заинтересованность. — Не просто убрать, — Вону договаривает не до конца и по-особенному не пытается себя вести, но до Юн Джонхана доходит. Что-то заставляет его напрячься, расслабленность уходит, а тёмно-синие от линз глаза леденеют. Но Вону впервые не страшен этот лёд. — Проблемы? — рядом возникает Мингю, и Юн Джонхан направляет свой холодной взгляд на него. Мингю, конечно же, по барабану, и плечи Юн Джонхана опускаются. Вону давно это приметил — то, какое впечатление оказывает Мингю на людей. Дело то ли в росте, то ли в телосложении, то ли в его чёрных глазах. Юн Джонхан смотрит на Мингю снизу вверх мгновение другое, а затем поверженно щёлкает языком. — Да. Чон Вону больше не маленький испуганный двадцатилетний мальчик, — он протягивает телефон, и пальцы Вону жадно смыкаются на крышке. Больше они никогда его не отпустят, ни за что. — Спасибо, — Вону прячет драгоценный телефон в карман. — Давай больше никогда не встречаться. Юн Джонхан не отвечает, послушно отступая на пару шагов назад. Собираясь уходить, Вону вдруг получает в спину: — Успеха тебе с твоим призраком прошлого. Надеюсь, ты наконец-то её найдёшь. В этой фразе нет ничего плохого, слова без скрытого подтекста, но Вону мрачнеет. Возможно, всё дело в том, что это сказал такой человек, как Юн Джонхан, который как раз и взламывает чужие телефоны и продаёт жизни безобидных людей на чёрном рынке. Вону переходит «зебру», вырывается вперёд и между магазинами останавливается. От чего-то становится паршиво. Он вспоминает, что сделал ради этого телефона, вспоминает, как получил его, вспоминает, что будет, если телефон всё-таки окажется пустышкой. Он внезапно понимает, что устал — это давит на спину и плечи, заставляя сгорбиться. Этот месяц, второй с «Ветеранами», вышел не особо приятным, и страшно представить, что ему приготовил октябрь. Вону не хочет отходить от линии слишком далеко, пусть к этому всё идёт уже очень давно. Если телефон окажется тупиком... всё кончено. Почувствовав подкатывающую к горлу тошноту, Вону прижимает ладонь к губам и доходит до улицы. У мотоцикла он сворачивает налево, но прежде предупреждает: — Дай мне... дай мне пару минут. Я пока... пойду пешком. Вону глубоко дышит и отходит на совсем немного, потому что Мингю сбивает неожиданным вопросом: — Дело в твоей сестре Минхи? Вону застывает, рука съезжает с губ. Он медленно оборачивается и заставляет себя не впадать в беспокойство раньше времени. — Откуда ты... Откуда ты знаешь? — Вону запрещает себе паниковать, однако всё равно становится не по себе. Предчувствие чего-то нехорошего сковывает, и он встаёт посреди дороги как вкопанный. О Минхи знают лишь трое плюс друзья-полицейские Бён Бэкхёна. И больше никто, кроме причастных. Неужели... — Твоя история на базе. Про маленькую Минхи, — спокойно объясняет Мингю, не обратив внимание на возникшее напряжение, и Вону тоже неосознанно расслабляется. — Вы с Сынчолем всегда упоминали это имя, как твою оплату за работу. И та строка в Википедии. — Какая строка? — потерянно переспрашивает Вону, моргнув. — Дети Чон Джиука. Чон Вону... И Чон Минхи. Строка Википедии... Вону успел позабыть об этом. Да у него и мысли не возникало, что тогда кто-то вообще обратил на это внимание, не то что запомнил. Мингю ждёт ответ, и Вону, успокоившись так же быстро, как и вогнал себя в беспокойство, едва уловимо кивает. Костяшками утерев назревающие слёзы, он признаётся: — Да, оплата Сынчоля за мою работу — помощь с делом моей сестры Минхи. Этого не избежать. Недавно Вону стало казаться, что раз он делится этим с большим количеством людей, то это становится частью его жизни, всего лишь частью, а не всем. А ещё ему казалось, что он может жить с этой болью, а не через. Но то ли это разговор с Юн Джонханом его довёл, то ли переживания из-за полезности телефона, но Вону не сдерживается, и всё же даёт слезам спуститься по щекам. Он не плачет, не в привычном смысле, его глаза всего лишь застилает влага, и он судорожно выдыхает. — Произошло что-то плохое, — Мингю скорее утверждает, чем спрашивает, но Вону всё равно издаёт удручённый звук согласия и зажмуривается, чтобы согнать слёзы. — Очень плохое. — Ты... Мингю не договаривает, и Вону открывает глаза. Вряд ли это то, что он подумал. Конечно, ему это неинтересно. Однако Мингю смотрит настолько пристально, что Вону с каждой секундой сомневается в своих суждениях всё больше. Сейчас он не противится тому, чтобы историю Минхи знали посторонние. И Мингю тем более не посторонний, если узнали чужие люди из Тэгу, то почему нет? Это не потребность. Вону не хочет погружаться в воспоминания и начинать всё сначала. Но это Мингю. Он просил говорить с ним. Вону представляет, каково это, когда рядом есть человек, которому можно доверить что-то настолько важное. Вону давно мучает желание доверять Мингю, не это ли станет существенным началом? С утра Мингю пообещал, что поможет на этом пути, значит, ему стоит узнать, из чего состоит этот путь. — Если ты не против... я бы хотел рассказать тебе о том, что произошло, — робко предлагает Вону и возвращается к мотоциклу. Мингю за ним наблюдает, не сразу сдвинувшись с места. — О Минхи. Почему я здесь. — ...Уверен? — Да. Если ты хочешь мне помогать, ты должен всё знать, — Вону поникши опускается на своё место и массирует шею, а Мингю помогает ему с застёжкой шлема. Случившаяся мини-истерия выжала оставшиеся за день силы, наступает вечер, и в голове мелькает уж слишком будничная мысль о том, что сегодня стоит лечь пораньше. — Уверен, ты знаешь истории и с концом похуже, но это важно для меня. Мингю качает головой, правда, непонятно, на что именно, но почему-то Вону кажется, что это не на предложение выслушать историю Минхи. Мингю быстро набрасывает шлем на себя, проверяя ещё раз застёжку Вону, поддаёт газу, и они уезжают, обдав парковку для велосипедов дорожной пылью. Сегодняшним вечером в офисе их никто не ждёт, однако Вону всё равно не хочется заходить внутрь. Кажется, что стены снова будут сдвигаться, давить и отбирать кислород. Лучше, если они поговорят на улице, и тёплый вечерний ветер унесёт все печали и боль за собой. Поэтому Вону ждёт, пока Мингю установит мотоцикл на место, и неуютно дёргает рукой, издав неясный звук. — Мы можем поговорить на воздухе? Необязательно куда-то идти, просто... не в офисе, — говоря это, Вону посматривает на ржавые садовые качели, хотя этот вариант нравится меньше всего. Мингю, немного подумав, указывает на крышу дома, и Вону вспоминает, что во время разговора с Рейвеном видел ведущую наверх лестницу. Конечно, один этаж это и не высота толком, но незнакомая обстановка создаст видимость отдельности от их обычной повседневной жизни, даст пространство, так что он соглашается. На крыше оказывается довольно мило, пусть и довольно просто. Здесь есть пара скамеек, треснутый, но с виду крепкий столик, неожиданно уличный гриль, безликие коробки и устроенные с одной стороны, лицевой, цветочные прямоугольные клумбы. Они встают со стороны двора, и Вону тотчас вцепляется в холодные металлические перила. С подобной высоты ничего почти не видно, даже участки соседей, но он смотрит куда выше, на горный хребет и стремительно краснеющее разводами небо. Мингю аккуратно останавливается рядом, боком, его внимание на одном Вону. — Я вообще-то из Кояна. Я понимаю, что это почти Сеул, но всё равно. Разница существенная, она чувствуется, — дав себе время и собравшись с мыслями, начинает Вону, пальцы скользят по круглым перилам. Начинает он издалека, потому что ему хочется, чтобы Мингю узнал не только про трагедию. Они должны пройти через всю историю целиком. — Переехали из-за этих дурацких «Free Dom Comp». Родители были нацелены на сотрудничество последние несколько лет, и, когда перед ними поставили условие — все обсуждения и определение филиала только в Сеуле — решение было принято за нас. Переезд прошёл сносно. По крайней мере для меня. Минхи же вписалась в новую школу с первых дней. У неё появилось много друзей, целая компания из девушек и парней, она была такой... радостной. Такой по-настоящему счастливой. Всё шло как обычно, мы отпраздновали дни рождения, а затем... что-то изменилось. И это стало моей первой ошибкой. Не думал Вону, что сломается на первом же штыке истории. Шмыгнув носом, он отворачивается от Мингю, чтобы вытереть влагу со щёк, и больше не обращает внимание на дрожащий голос. — Я затупил. Я должен был догадаться, что что-то не так. Поведение Минхи ни с того ни с сего круто изменилось — она стала хуже учиться, мало разговаривала с нами, часто закрывалась у себя, у неё был такой загнанный вид, как будто она чего-то... чего-то боялась. А ещё она очень много ругалась с родителями, грубила госпоже Мун, меня посылала пару раз. И я, идиот, думал, что это переходной возраст, стресс перед экзаменами. Ну, подумаешь, с кем не бывает. Все дети такие. И поэтому я ничего не сделал, я... пустил ситуацию по течению. Но если бы я вмешался... Если бы я хоть что-то сделал, успел бы поговорить с ней, пока она ещё была жива... Может, тогда бы это не случилось. Может, я остановил бы её, — Вону закусывает губу, чтобы сдержать всхлип. — Всего поговорить... Она бы рассказала в чём дело. И мы бы это остановили. Мы бы её спасли. Я бы... Тогда бы у меня сейчас была сестра. Вону зажмуривается, но не чтобы сдержать слёзы, а чтобы не пустить к себе в голову воспоминания последнего дня, когда он видел Минхи живой. Его он искренне ненавидит, даже больше дня фотографий или дня похорон. Этот день он предпочитает каждый раз забывать и держать где-то вдалеке, иначе тоска съест изнутри. — В последний вечер, когда я видел её живой, она сказала, что пойдёт встретиться с друзьями в парке ненадолго, у нас рядом с домом был один, нужно было перейти в другой частный сектор. А затем она пропала на целых три дня. Я всё ещё думал, что она так показывает свой характер, пытается заставить нас обратить на неё внимание. Мы её, конечно, сразу начали искать. Но... Нашли совсем в другом месте. В ночном клубе «Reide» — она ходила туда пару раз потанцевать с друзьями из школы... Одну. Совсем одну. Минхи изнасиловали, задушили и бросили умирать. И всё, что она после себя оставила — это... Это... — перед глазами фотографии, и Вону зажмуривается сильнее, так, что становится больно. — Она умерла одна. То есть... Её задушили, но не... не до конца. Как нам объяснил судмедэксперт, она была просто в бессознательном состоянии. Это можно было бы остановить. Если бы кто-нибудь за эти три дня зашёл к ней. Если бы её не оставили одну, если бы... Вону открывает глаза и вперивается взглядом в самую верхнюю точку Пукхансана. Это не было бы настолько тяжело, если бы он знал, что шансов у Минхи не было. Но они были. Хоть как-то ей можно было помочь, но никого не было рядом, и случилось то, что случилось. Она умерла. — Ты бы её видел, — это Вону произносит почему-то шёпотом. — Она была как сломанная кукла, волосы в разные стороны, конечности в другую... И этот цвет кожи, синяки, она... Она была не похожа на себя... Она была как... Как... — Кодокуши, — внезапно тихо произносит Мингю с непонятной интонацией, будто это слово не корейское. — Что? — сбившись с мысли, Вону при этом чувствует, что его отпускает. Мингю рядом, и фотографии уходят. — Кодокуши, — куда медленнее и понятнее повторяет Мингю, его глаза тоже где-то на верхушках Пукхансана, о крышечное ограждение он опирается локтями. — Так японцы называют одинокую смерть. Когда человек умирает один, а тело находят только через время. Тот след, что он оставляет после себя — это кодокуши. След смерти, разложения, трупн- Мингю замолкает и тягостно вздыхает, недовольный собой. Но Вону не в обиде, до него быстро доходит, что он знает об этом, просто не слышал название: в Японии это действительно распространено. Фотографии ушли, и он представляет, что такое кодокуши. Но не силуэт тела трупной жидкостью на линолеуме в опустевшей квартире, он думает о другом. Одинокая смерть, что оставила после себя въедливый след, отпечаток на жизни другого человека... Да, кажется, Вону сейчас тоже это видит. — Ко-до-ку-ши, — благовенно шёпотом повторяет он и, несмотря на то, что это ужасно и очень печально, ловит прилив лёгкости, точно в жизни стало на одну загадку меньше. — Моя Минхи стала кодокуши. Налетает сильный порыв ветра, треплет футболки и волосы и поднимает собранную усердным трудом Рейвена листву. Привычно пахнет кимчи от кого-то из соседей, прохлада обдаёт мокрые щёки Вону, вдалеке на хребте загораются маленькие точки фонариков у тропы для поздних путешественников. Самое противное позади, он это преодолел. Теперь Мингю знает почему и осталось что. — И теперь это моя цель — найти тех, кто её бросил. А ещё я хочу узнать, что именно произошло. Что привело к этому моменту. Я хочу... правды. И справедливости, — последнее слово Вону произносит как-то неуверенно, к нему приходят воспоминания об одном их разговоре о справедливости. Точнее, это был монолог, потому что вопросы Вону на эту тему остались без ответа. — За эти пять лет я очень плохо продвинулся. И этот телефон — мой последний шанс. Вону рассказывает Мингю всё. И про скриншоты, которые привели к секс-торговле, и о связи с Кан Хёнджо, и о уничтоженных уликах. Он рассказывает даже то, что не знает Китэ, и тем более то, что не знает Сынчоль. Вону впускает Мингю туда, где ещё никто никогда не был — в свои мысли и переживания. — Связь с чатом из катока мне уже не восстановить. Так что моя цель — это всё остальное, — Вону достаёт телефон и нежно проводит большим пальцем по брелоку. — Проверю абсолютно всё. Всю её фотопленку, все сохранённые документы, смс-сообщения, заметки... Всё, что есть. Буду искать, пока не найду хоть что-то. — Когда ты найдёшь, я буду здесь, — Мингю говорит решительно, брови сведены к переносице, руки до побеления костяшек сжали перила. Вону неосознанно цепляет то, что он использовал слово «когда». — Готовый убрать любого. — Я не знаю, сколько это займёт времени. До телефона я додумался лишь спустя пять лет и- — Я не тороплюсь. Стоит всё обдумать и логически просчитать, не забывать, что дело «Кубика» может закончиться уже на следующей неделе, а дело Минхи — куда позже, но сейчас Вону не хочет об этом думать. Он должен фокусироваться на одном настоящем, ведь жизнь успела показать, что всё меняется за секунду. Кто знает, что будет завтра. И где будут они. — Единственное — без геройства, — интуиция подсказывает, что стоит предостеречь, хотя в то же время другое предчувствие говорит, что это бесполезно. На лице Мингю возникает лёгкое недопонимание, и Вону легонько прикасается к его плечу, предплечью, свежему шраму поверх старого на ладони... Это может идти бесконечно, и Вону убирает руку. — Не нужно жертвовать собой ради меня. Я не твой президент или хозяин. Мингю на сказанное остаётся невозмутимым. В своей манере он выглядит так, словно в одно его ухо влетело и тут же вылетело из другого, и Вону поверженно опускает подбородок к груди. — Посмотрим по моему настроению, — отвечает наконец Мингю, а Вону искренне недоумевает, где этот остряк был всё это время. Нет, Мингю всегда таким был, только до этого комментарии всегда были злые и саркастичные. А сейчас он говорит как... живой человек. На ум невольно приходит их недавняя «прогулка», и Вону, облизывая нижнюю губу, прячет улыбку. — Знаешь, ты бы понравился Минхи, — неожиданно делится настолько сокровенным он. Имя Минхи приятно перекатывается на языке, если не используется в контексте трагедии. О ней вообще очень приятно говорить просто как о младшей сестре, так давно это было в последний раз. Не вечность, а целый миллиард вечностей назад. — Вряд ли характером... Ей нравились высокие муж... Ну, парни. Мингю осматривает себя как в первый раз, дёргает за ворот куртки, а затем, будучи немного сбитым с толку, не спеша напоминает: — Мы одного роста. — У меня высокие родители, особенно, если ты помнишь, Чон Джиук. И мы с Минхи тоже получились высокими, она, может, всего на полголовы ниже меня. Нетрудно догадаться, что она была выше многих одноклассников и особенно одноклассниц. Поэтому для неё была важна даже пара сантиметров, — Вону выпрямляет плечи, вернув телефон на место, и ровной ладонью меряет разницу между ними, Мингю навряд ли специально тоже перестаёт горбиться. — Это немного усмиряло её комплексы. Мингю хочет что-то сказать, подаётся вправо, но в итоге молчит. У Вону, очевидно, все мысли тотчас притягиваются к утреннему разговору — а о чём ещё можно подумать после подобных рассуждений о симпатии? Они вполне всё обсудили, но что-то Вону продолжает беспокоить. Это максимально неважная вещь, она очевидная и не требующая дополнений, однако так и подмывает спросить. Наверное, не стоит к этому возвращаться, будить то, что он не сможет потом проконтролировать. Так говорит здравый смысл. А та часть, что ответила Мингю, грызёт мысли, заставляя всё узнать. Кого слушать в итоге Вону не знает. — Знаю, немного странно говорить об этом сразу после всего, что я рассказал о смерти сестры, но я хотел у тебя кое-что узнать, — это о Мингю, поэтому предельно ясно за кем победа. Никаких вдумчивых здравых решений. Вону говорит себе быть взрослым, поэтому удерживает взгляд на Мингю, не отводит его позорно на горный хребет. — По поводу вчерашнего. Поцелуя. Мы, э... Обсудили ситуацию в целом, но сам поцелуй... Тебе же... Тебе же понравилось? Произошедшее вчера действительно никак не изменило Мингю, поскольку он в знакомой манере смотрит на Вону, как на идиота — никаких поблажек и снисхождений. Вону сбивается и, перебирая пальцы, дёргая заусенцы, невозмутимо ведёт головой. — Я имею в виду то, что мы оба мужчины. Тебя это... никак не смущает? — Разве похоже, что я заинтересован в женщинах? — Ну, — Вону скрывает неловкость кривым смешком, чешет за ухом. — Кто тебя знает. Кто знает.. в ком ты заинтересован... и- — Я заинтересован в тебе, — не моргнув и глазом, с лёгкостью заявляет Мингю. Вону застывает на мгновение, щёки обжигает жар смущения. Он опускает голову, дёргая пальцы сильнее, и рассматривает перила с таким вниманием, будто высмотрел там что-то новое. Раньше было куда легче. Как же раньше было легче. Когда он ничего не понимал. Тогда это тоже вводило в ступор, но Вону хотя бы были непонятны мотивы Мингю. Сейчас же ему известно, что он нравится другому человеку, и это не то, что непривычно, это дико. Вону сложно представить, как это может произойти. С утра он об этом не думал ни разу, а сейчас его бьёт осознанием, что Мингю воспринимает его совсем по-другому. Он для него не просто временный товарищ по команде. — Мне не интересны отношения и всё подобное не только из-за Минхи, — признаётся Вону, немного отойдя от въедливого смущения, металл перил остужает его пальцы. — Мне в целом сложно сказать, нравится ли мне человек. Я могу определить, что человек симпатичен лицом, но привлекательный ли... нет. Я этого... не то чтобы не понимаю, я этого не чувствую. Мне сложно разобраться, и дело не в опыте. Этого просто нет, — Вону стеснительно возвращает взгляд на Мингю и понимает, что его слушают и слушают внимательно, без осуждения и насмешки. — Но с тобой это как-то по-другому. Обычно касания это просто касания, но вчера с тобой... Ты заставил меня что-то почувствовать. И я бы... — Вону медлит, откровенно боясь следующих слов. — И я бы хотел разобраться. Это просто реакция организма, то, как моё тело реагирует на тебя... — он ловит себя на том, что жестикулирует ниже пояса и буквально выбрасывает руки выше. — ...Другая часть тела реагирует. В смысле... Я всего лишь пытаюсь понять, что ты заставляешь меня чувствовать. — Ты хочешь, чтобы я тебя?.. — не договорив, Мингю вопросительно склоняет голову и пододвигается. Спасительного подоконника позади нет, но Вону всё равно пугливо прислоняется спиной к перилам и отчаянно хватается за них. — Может быть. Если ты сам этого хочешь. Мингю на это неожиданно издаёт звук, похожий на смешок, и у Вону не получается додумать, что он не так сказал. Долго он об этом не думает, какие-либо мысли вообще покидают, стоит Мингю оказаться прямо перед ним. Тот нарочито медленно, как специально, ставит руки также на ограждение, нависает, и о расстоянии между, прямо как вчера, не может быть и речи. Его глаза бегают по лицу Вону, задевают губы, нос, шрам на щеке, и Мингю хрипло произносит: — Я тебя поцелую. Вот именно в данной ситуации предупреждать было вовсе необязательно, и то, что его постыдное желание было озвучено, заставляет Вону сглотнуть и отклониться назад ещё больше. Он поспешно закрывает глаза, превратившись в одну натянутую струну ожидания неизбежного, и, уловив движение рядом, приказывает себе не паниковать. И эта последняя чёткая мысль в его голове за следующие несколько минут. Губы Мингю всё такие же обветренные, они тёплым отпечатком делают первую попытку. Вчера это была всего-то проверка допустимости, Вону приоткрывает рот, и Мингю пользуется данной ему возможностью — укусив за верхнюю губу, он настойчиво проскальзывает языком. Жёстко он не напирает, никак не вызывает дискомфорта, но он слишком близко, и Вону, боясь отклониться на опасное расстояние, сначала рефлекторно хватается за него, а следом обнимает за шею, большие пальцы оглаживают линию челюсти. С Джуён Вону никогда не нравилось целоваться — приходилось сгибаться в три погибели с её ростом в метр пятьдесят и терпеть много слюней — поэтому о поцелуях у него сложилось не самое лучшее общее впечатление. Это показалось тупым и не настолько впечатляющим, как это считает весь мир. Однако с Мингю всё противоположно по-другому. Вону вдруг понимает, до чего же приятно целоваться с человеком, который заставляет тебя что-то чувствовать. Ему не приходится сгибаться, наоборот, он чуть вытягивает шею и манит Мингю к себе, когда как манить уже некуда, они и так фактически обнимаются. Руки Мингю всё ещё на перилах, одно колено вжато в перекрытие крыши, и жар от его бедра ощущается так ярко, что, кажется, прожжёт Вону джинсы. И только ещё один порыв ветра напоминает о том, что это не сон, не морок, это действительно происходит. Вону ёжится, маловероятно от холода, и отстраняется первым. Они пару секунд смотрят друг на друга, точно удостоверяясь в реальности происходящего, и одновременно тянутся обратно. Сталкиваются носами. Вону, имея преимущество, заставляет Мингю немного вывернуть голову, приближается к его губам и так застывает, едва-едва касаясь их. Мингю издаёт непонятный гортанный звук и также едва зацепляет верхнюю губу, не целуя. В этом странном объятии они замирают. Вону чувствует, что сгорает, и умоляет самого себя не покраснеть — ему жутко стыдно за свою выходку. Он смотрит вниз, куда-то в их сцепленные ноги, Мингю же — на его губы, ресницы дрожат, дыхание — прерывистое. На улице с щелчком загораются фонарные столбы, автомобиль, проезжая мимо, скрепит колёсами по гравию общей дороги. По участку от соседей скользят квадраты света. Мингю хватает всего на пару секунд. Вону тоже. Это требует немало усилий, вновь разорвать поцелуй. Вмиг становится как-то холодно, Вону насильно отодвигает Мингю и при этом сам не может оторваться — его руки скользят дальше, от шеи по плечам, предплечьям, задерживаются на запястьях. Мингю неохотно делает шаг назад, его внимание приковано к Вону и даже звук отъезжающих ворот не беспокоит его. — Ладно, да... Я понял, — что именно понял, Вону не уточняет, переводит дух и непроизвольно облизывает губы. В голове яснее не стало вообще никак, но он с этим разберётся. Желательно на расстоянии от Мингю, иначе его снова потянет на эксперименты, а это точно ни к чему не приведёт. — Понял. Пора спускаться, потому что здесь, на крыше, они выглядят максимально неуместно, но они продолжают стоять. И глупо пялиться друг на друга. Со стороны это похоже на немую сцену из пьесы, и Вону мямлит что-то ещё, прежде чем двинуться к лестнице. Ноги совсем не слушаются, еле сгибаются, и он держится за стену дома двумя руками, чтобы спуститься. — ...Я реально не понимаю в чём проблема. Почему вы не можете отдать его мне? Это просто тело. Зачем оно вам? — у крыльца их встречает стоящий спиной Сынчоль. Он с кем-то вяло спорит по телефону, пальцы свободной руки нервно щёлкают по колёсику зажигалки, вызывая блеклый огонёк. — Я просто хочу по-человечески его кремировать, это что, против закона?.. Ну и почему тогда я не могу... Сынчоль мельком оборачивается и прижимает телефон к уху сильнее, зажигалка выпускает последний сноп искр, прежде чем затихнуть. — Я вам перезвоню... Всего доброго, — вытерев щёки, Сынчоль поворачивается с ослепительной улыбкой и широко распахивает руки, зажигалка и телефон зажаты между пальцами. — Э-эй, дружочки! Как дела? — Я получил телефон, — Вону похлопывает по греющему карман толстовки телефону. На мгновение становится страшно, что сейчас Сынчоль раскусит их и будет насмехаться над тем, чем они занимались несколькими минутами ранее, но это звучит слишком безумно, поэтому подобные глупые опасения быстро покидают его. — Ага, значит, тебя день-два не трогаем, — Сынчоль показательно наклоняется вправо, чтобы посмотреть на Мингю позади. — Мне стоит беспокоиться, он хорошо себя вёл? — Очень хорошо, — невозмутимо оповещает Вону. Он не может удержаться. Просто не может. — Рад слышать... А что у нас на ужин? Вону уходит в офис первым, краем уха прислушиваясь к попыткам Сынчоля разговорить Мингю. Сейчас ему стоит побыть одному, он направляется к себе. Телефон не даёт забыть о себе тяжестью в кармане, Вону переключается в режим работы и заботливо держит в мыслях, что не должен отвлекаться. Всё остальное подождёт, важна одна Минхи. У себя Вону ставит телефон на зарядку и попадает в ловушку технологий — приходится подождать несколько минут, прежде чем батарея не наберёт хотя бы пять процентов. Когда дисплей загорается, готовый к работе, он раскрывает раскладушку медленно и долго не решается ввести пароль. Дата стоит второй день пропажи, наверное, тогда-то телефон и выключился. Работы много, и Вону не представляет, с чего начать. Это откровенно пугает. Он знает, что надо, но лезть в личную жизнь Минхи ощущается как что-то неправильное (даже если это давно в прошлом). Ни что не может изменить его отношение к сестре, но, как и с теми чатами, его пугает то, что может открыться. Готов ли он к этому? Возникает аналогичный вопрос — а была ли готова к этому Минхи, в последний раз выходя из дома? Это по крайней мере честно — было больно ей, будет больно и ему. Вону вводит пароль и задерживается на рабочем экране, а после открывает скаченные файлы и документы. Последний день стал ужасным потому, что не казался таковым. Это был обычный рабочий день, Вону в который раз удалось уломать госпожу Мун не забирать их после учёбы, и сейчас он заворачивал к школе Минхи. Обычно после дополнительных занятий та не особо торопилась домой, и Вону соответственно тоже не спешил — подъехав к воротам, он неспеша заехал на парковку. Одновременно с этим высматривая Минхи, он решил остановиться почти у самого входа — школьников на крыльце почти не было, человека три или четыре, когда как обычно их были целые стайки. Теперь, из-за увеличения дополнительных занятий по информатике, истории и корейскому языку, Минхи заканчивала довольно поздно, но для Вону это ничего не меняло — поставив коробку передач на остановку, он приготовился ждать и держал палец на изготовку, чтобы тотчас включить её любимую мужскую айдол-группу. Ждать пришлось недолго, Вону даже не успел заскучать. Он опустил стекло, но музыку включать не стал: что-то было не так. Минхи выходила из школы одна, и дело точно было не в дополнительной загруженности, многие её друзья занимались также с большой нагрузкой. Плечи сжаты, укутаны в вязаный кардиган, Минхи воровато осмотрелась и, найдя автомобиль, поспешила к нему. Вону закрыл окно и хмуро не сводил глаз, пока она не опустилась на пассажирское место рядом. — Привет, — осторожно поприветствовал он и помог с ремнем безопасности. Его ладонь случайно задела бедро, и Минхи шарахнулась в сторону, тотчас начав маниакально натягивать свою новую длинную юбку на колени. — Э, что за дела? — Всё нормально, — Минхи пригладила ткань к бедру и, сжав ноги вместе, села свободнее, хотя в её позе всё ещё чувствовалось заметное напряжение. — Я сегодня... ударилась о парту. Всё бедро фиолетовое. — Серьёзно? Покажи- — Не, не, не, — Минхи хихикнула, как-то излишне громко, и её лицо на пару секунд осветилось. — Это ты своим однокурсницам под юбки залезай, а не родной сестре. — Всё точно нормально? — переспросил Вону, заметив ещё одну непривычную деталь — сегодня Минхи не красилась, из-за чего круги под глазами и бледность стали куда заметнее, волосы были собраны в низкий пучок. — Где боевой раскрас? — Ли-сонсенним сказала, что если я ещё раз приду «размалёванная», то она выгонит меня из класса, — закатив глаза, Минхи отрегулировала ремень безопасности удобнее. — Я просто устала. Правда. Не начинай и ты. — Что, я не первый? У тебя есть ещё один старший брат? — паясничая, Вону распахнул глаза и громко ахнул, выезжая с парковки. — Ничего себе. И этот человек смеет наглость таскать мои шмотки. Скоро догола разденет и пойдёт к своему другому старшему брату. Я понял. — Это всего лишь куртка. Пару раз, — обычно в такие моменты Минхи лезла в драку, но сейчас она просто вздохнула и отвернулась к окну. — Госпожа Мун и без тебя наседает. — Так и не давай другим на себя наседать, — Вону хотел обратить всё в шутку, но Минхи даже для вида не улыбнулась. Только помрачнела ещё больше. — Постараюсь. — Как в школе дела? — Вону постарался немного растормошить Минхи. Он понимал, что не нужно лезть к уставшей сестре, но, может, не сдержавшись — как это обычно и заканчивалось — она бы рассказала ему о том, что её беспокоит, и они бы обсудили. Ей бы стало легче. — Обычно, — разглядывая дорогу, Минхи дёрнула ворот водолазки выше, почти до самого подбородка, и движение вышло каким-то машинальным, не необходимым. — Как успехи с информатикой? Я не говорю про баллы, но, может, ты разобралась в сложных моментах? — Да, разобралась. — А корейский и литература? Госпожа Мун поговорила с Ким-сонсенним, тебе устроят пересдачу? — Да. Она пока думает. — А что насчёт заявки на- — Да что тебе всё от меня надо?! — вдруг взорвалась Минхи прямо Вону в лицо. От поворота корпуса ремень неудобно впился в грудь, но она его не перетягивала. — Чон Минхи, — следя за дорогой, Вону бросил грозный взгляд на Минхи всего на секунду. Крутанув руль, чтобы перестроиться на вторую полосу, он многозначительно застучал пальцами по кожаной обивке. Конечно, сам Вону часто бывал несерьёзным и позволял себе много шутить с Минхи, но всё же в первую очередь он был её старшим братом. — Вону-оппа, извини, — тотчас исправилась Минхи, натянув рукава на пальцы и сжав их в кулаки. Голос её был слабым и жалобным, но Вону не сказал бы, что в нём была искренность. — Я правда очень устала. — Ладно, — зная, что дома её ждут расспросы ещё хуже, Вону отстал. Последние пару недель за ней наблюдалось подобное поведение, она не справлялась со стрессом, и лучшим решением было отступить. Буквально вчера вечером они разругались из-за какой-то ерунды (так сильно, что даже госпоже Мун пришлось вмешаться), и Вону как старший и более мудрый постоянно напоминал себе, что это возраст и это пройдёт. Он же был таким же. Нужно просто дать Минхи время показать свой характер, а позже она поймёт, как глупо себя вела, и это позволит ей повзрослеть. По крайней мере таково было решение именно Вону — родители желанием устраивать «разговоры по душам» никогда не страдали, а госпожа Мун была слишком занята из-за взваленной на неё работы с «Free Dom Comp». Нельзя сказать, что все Минхи бросили, просто у всех были свои дела, а Вону пока наблюдал издалека. Ему не казалось это чем-то настолько важным, чтобы бить тревогу. Перед переездом Минхи тоже устраивала истерики, а после первого же учебного дня резко поменяла своё мнение. Всё решало время. Дома их ждали приятные новости — сегодня родители заканчивали работу намного раньше, и ужинать они будут всей семьёй. Госпожа Мун, которая до этого готовила чай для матери, коротко выслушала об их делах и отправила наверх. Минхи сразу закрылась у себя, а Вону ещё немного пошатался по дому, поболтал пару минут с госпожой Мун о том, как прошёл её день, и заодно поговорил с новой прислугой — ему пока с трудом удавалось запоминать имена персонала кухни, и он хотел познакомиться поближе. Вскоре болтовня ему надоела, и он ушёл к себе, чтобы заняться домашней работой, что затянулось на несколько часов. Он как раз успел почти всё сделать, как домой вернулись родители. — Спасибо, — тихо поблагодарил Вону, когда их главный повар, имя которой он до сих пор не мог запомнить, передала лично его порцию молотой картошки в сладком соусе. Он в предвкушении быстренько осмотрел стол — каждому по стейку, несколько порций дакжима, рис, закуски, самые разные салаты и фаршированные перцы. Тот штат кухни, что был у них в Кояне, ему нравился больше, но и к этому он тоже начал постепенно привыкать. Здесь их кормили куда больше, и у Вону были некие подозрения, что объёмными порциями главный повар просто пыталась его откормить. — Как прошёл день? — заговорила первой мать, благодаря кивком помощника главного повара за наполненный красным вином бокал. Вону и Минхи переглянулись — спрашивали их точно не о том, что они ели или чем занимались на досуге — и никому первым бросаться на амбразуру не хотелось. Рассудив, что дела у него лучше, чем у сестры, Вону вызвался первым. — Обычный учёбный день, — начал с простого он, отец поднял бровь, отточенным движением ножа и вилки разделяя стейк рибай на ровные части. — Сегодня по расписанию у меня было проведено два дополнительных занятия по китайскому, лаоши Фэн говорит, что я уменьшил количество пробелов. — Но не убрал их насовсем? — тут же уточнила мать, и Вону едва сдержался, чтобы не скривиться: его всё-таки подловили. — Пока нет. — Вону в процессе, — госпожа Мун, сидящая рядом как полноценный член семьи, по своему обыкновению поспешила на помощь. — Да, ошибки остаются, но результат уже есть. Мы с лаоши Фэн совместно курируем каждое занятие. Сказанное госпожой Мун матери понравилось — она улыбнулась, промокнув губы салфеткой, и посмотрела на Вону с нежностью. Это вызвало знакомое чувство удовлетворения, теплом разлившееся по груди, которое, к сожалению, было тут же остужено отцом. — Что насчёт научного руководителя? Ты уже сделал выбор? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил есть — нож тихо заскрипел по тарелке, пока им аккуратно разрезались последние куски мяса. Вону уткнулся взглядом в полившийся жир и глубоко вдохнул. — Я... работаю над этим. — Результат? — Пап, нам ещё даже не дали темы работ, а ты говоришь мне- — Вону, всё стоит делать заранее, — естественно, встала на сторону отца мать и подлила тому красного вина в бокал. — Мы уже получили твой учебный план на первый курс, всё остальное — за тобой. Ты должен таким образом распланировать своё учебное время, чтобы у тебя осталась большая часть для компании. Я надеюсь, мне не стоит напоминать, что у тебя в следующую субботу первый официальный рабочий день? — Конечно, нет, — сдержанно ответил Вону, медленно пережёвывая свой кусок стейка, мясо неприятно застряло между зубов. — Завтра я пойду в деканат и обсужу этот вопрос со своим куратором. — Умничка, — мать вновь улыбнулась, отец же остался без комментариев. — Если возникают какие проблемы, говори сразу. Разберёмся. Вону не ответил, уткнувшись в тарелку, он больше в ней ковырялся, чем ел. Нет, было вкусно, даже очень, но привычное от разговора с родителями напряжение сковало его. Ему всегда требовалась пара секунд, чтобы прийти в себя. Впрочем, по сравнению с некоторыми ему это удавалось практически идеально. — Минхи, а ты что молчишь? — этот вопрос также был задан как бы вскользь, мать размешала соус в картошке и макнула в неё горбушку. — Нормально день, — пробурчала Минхи в ответ, она никак не притронулась к еде, только гоняла стейк по тарелке, овощи оказались сбиты в кучу, а рис уже покрывался нетронутой плёнкой. — Минхи, что с твоими дополнительными занятиями? Есть успехи? Это Минхи проигнорировала, движения вилки стали более вялыми, недовольными. Между ними сидела госпожа Мун, Вону наклонился к столу и постарался мысленно привлечь внимание сестры, но это не сработало. Тогда он ещё предупреждающе стрельнул глазами — да, допросы родителей это ужасно, но нужно потерпеть, у них же негласная договорённость — но и здесь не получил успех. — Минхи? — это совсем выходило за все рамки, и мать показательно перестала есть. По лицу скользнуло негодование, не донеся вилку до рта, она с вопросом посмотрела при этом не на Минхи, а на госпожу Мун. — Минхи, м... Минхи старается и- — Мун Бонки, — позвала мать, и госпожа Мун вежливо замолчала. — Она уже большая девочка. Не нужно. — Изменений в оценках нет, — прежде, чем это сказать, госпожа Мун с извинением взглянула на Минхи, что та проигнорировала. — На самом деле... Ситуация ухудшилась. Информатика и история Кореи по... семьдесят баллов. — Минхи, что такое? — мать положила вилку на тарелку, чуть наклонилась и попыталась заглянуть в глаза — Минхи сидела с прижатым к груди подбородком. — Некомфортная нагрузка? Может, тебе пересоставить расписание?.. Или дело в преподавателях? — Я просто устала, — пробормотала Минхи совсем тихо, что родители напротив вряд ли могли расслышать, и опять стала маниакально поправлять ворот водолазки и рукава до ногтей. — У тебя с пятого класса не было результата ниже девяносто баллов. И... я не понимаю, — мать в искреннем замешательстве потерла лоб, а затем они с отцом обеспокоенно переглянулись. — Госпожа Чон, не переживайте. Я думаю, это всего лишь период адаптации. Да, затянулся, но Минхи — умная девочка, она всё наверстает. Дайте ей время. Правда, милая? Ты же справишься? — госпожа Мун в качестве поддержки мягко положила Минхи руку на плечо, и та от этого простого и довольно привычного движения вздрогнула. От внимания чуткой госпожи Мун это не укрылось, она тотчас заботливо склонилась к Минхи, на что Минхи грубо дёрнула плечом и отсела влево, взгляд в это время был направлен в никуда. — Господи, за что мне эта головная боль, — театрально взывала мать, массируя виски, и отец, тоже притормозив с ужином, дал себе время, чтобы всё прожевать. Явно обдумав каждое слово, он вдумчиво произнёс: — Давление на вас сейчас идёт большое. Чужой город, чужое окружение, Вону — ты стал совершеннолетним, на тебя ложится нагрузка компании, Минхи — ты должна идеально закончить школу. Этого очень много. Распределите свои ресурсы правильно, правильно расставьте приоритеты, привыкайте к новым условиям поэтапно. Вы уже взрослые, вы должны самостоятельно создать себе свою жизнь, определить рабочий распорядок. Мы на вас не давим. Но лучше сейчас перетерпеть, всё сделать, отработать на будущего себя, чтобы как раз в будущем вам не пришлось столько пахать. Работайте на будущего себя. Отец говорил правильные вещи, и в чём-то Вону готов был согласиться, только в ответ ему хотелось задать вполне логичный вопрос — почему же тогда они продолжали и в пятьдесят лет столько пахать? Когда же они с матерью встретят «будущих себя»? Это было тяжело, но самое противное — встряска на тему «что сегодня полезного вы сделали за день» — закончилась, и началась та самая часть, ради которой Вону это всё и терпел. Их семейным ужинам он радовался отнюдь не из-за нагоняев, а из-за разговоров, тех редких моментов, когда с родителями можно было по-настоящему поговорить и что-то узнать. Спустя годы вспомнить точно было сложно, но Вону вроде как пошутил на тему своего будущего назначения, и мать залилась искренним смехом-колокольчиком, который отловить было почти невозможно, он не остановился, и к ней присоединилась госпожа Мун. Это полностью разрядило атмосферу, а дальше отец поделился, что сегодня было интересного на работе. Разговор опять зашёл о Китае (конечно, не без упрёков в кое-чью сторону), отец вспомнил о давней поездке в Шанхай, когда они ещё не были знакомы с матерью — он отправился туда исключительно как турист. Несмотря на то, что Чон Джиук был человеком серьёзным, рассказывать он умел интересно и даже смешно, и вот Вону полностью утянул рассказ — всё внимание по-детски было отдано отцу, он чуть ли не захлопал влюблённо глазами. За разговорами вскоре настало время чая и десерта — вишнёвого чизкейка. На время обсуждение прервалось, застучали ложки по блюдцам, зазвучали частичные прихлебывания от кружек. Сидели все мирно, каждый в своих мыслях, и следующие слова Минхи разрушили идиллию: — Я хочу вернуться в Коян. Сперва это прозвучало как шутка. Десерт на время был оставлен, все взгляды направились на Минхи. Госпожа Мун прочистила горло и вновь склонилась к ней. — Милая?.. — Я хочу домой. — Милая, мы уже дома, — не прикасаясь к Минхи, госпожа Мун положила ладонь на мягкую спинку стула. — Это наш новый дом. — Это ваш новый дом, — Минхи подняла глаза на родителей, что сидели прямо напротив, и в них было столько ненависти, что Вону от неожиданности тихо охнул. — Я ненавижу этот дом. Ненавижу этот Сеул. Ненавижу! — Минхи, мы через это уже проходили, прекращай, — грозно отрезала мать, губы были сжаты в одну тонкую линию. — К чему эти истерии? Чтобы завтра с утра ты снова умоляла нас отвезти тебя в школу к друзьям пораньше? — Их я тоже ненавижу. И школу эту ненавижу, — стукнув кулачками по столу, прошипела Минхи. — Верните меня домой! Я хочу уехать! Хочу- — Чон Минхи! — отец рявкнул негромко, будто просто позвал, но Вону с Минхи хорошо знали этот тон — он пророчил проблемы, если они не подчинятся. — У нас время ужина. Ты не закончила с десертом, а госпожа Хан очень старалась. Цени усилия, что были потрачены на тебя, — последняя фраза была произнесена с явным подтекстом, и Минхи прилежно затихла и даже взяла ложку в руку. Она заставила себя попробовать, и тогда все стали себя вести, словно ничего не было, только Вону было как-то не по себе — он тоже работал ложкой неохотно (пусть чизкейк и был бесподобен). В конце ужина, когда тарелки унесли и остались одни чашки, разговор вновь завернул в сторону работы. Обычно подробностями с ними не делились, по договорённости Вону должны были во всё посвятить лишь после первого официального рабочего дня. И поэтому поначалу это удивляло, пока постепенно главной темой не стали «Free Dom Comp», и в тот же момент всё стало ясно, как божий день. Мать сняла офисную сумку со стула, меланхолично в неё залезла, и вот в её руках появились знакомые папки со списками важных людей этой драгоценной компании. Свою Вону принял спокойно, проведя ладонью по обложке и не спеша открывать, а реакция Минхи вышла ещё большим сюрпризом, чем её ранние заявления — она вскочила, бросив папку на стол, и заверещала так, что госпожа Хан обеспокоенно выглянула из-за арки кухни. — Да пошли в жопу ваши эти папки! — Минхи не кричала, вопила, и теперь все были не просто удивлены, а шокированы — мать захлопала глазами, отец застыл, госпожа Мун болезненно закусила губу, а Вону медленно поднялся со своего места. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Схватив папку, она раскрыла её, чтобы тотчас бешено разорвать каждый лист. Запустив обрывки в воздух, как конфетти, она залилась ещё одним истошным криком, и в её глазах заблестели слёзы. — И вы тоже пошли в жопу! Папка полетела прямо в отца, и он успел увернуться в последний момент. — Вы оба! Ненавижу вас! Вы худшие родители на Земле! Во всём мире! Это вы во всём виноваты! — Минхи, моя девочка, — госпожа Мун, также поднявшись, постаралась прикоснуться к Минхи, но она на это отшатнулась и яростно замахала руками. — Минхи-я... — Чон Минхи, — встал и отец, наставив угрожающе палец, но в его голосе не было и тени успокаивающей нежности — один холод и строгость. — Ты сейчас же- — Нет. Больше никаких встреч. Я больше не буду ни с кем встречаться, — Минхи заплакала, но слёзы были злые — грубо утирая щёки рукавами, она не на миг не отвела ядовитый взгляд от родителей. — Я больше не буду встречаться с ним. Я ваша дочь, а не игрушка. — Минхи. Мы это уже обсуждали, — отец пытался воззвать Минхи к благоразумию. — Я больше не буду встречаться ни с ним, ни с кем-либо ещё из «Free Dom Comp», — наполненный злостью голос Минхи сменился на жалобный писк. — Я не хочу никого видеть. Я устала. Отец хотел продолжить, хотел сказать что-то ещё вразумительное, но Минхи не стала слушать — спрятав лицо в ладонях, она рванула прочь из столовой. Вону бросился за ней, но его остановил оклик матери. — Вону, ужин ещё не закончен. Все остаются на своих местах. — Я помню, мам, но Минхи- — Чон Вону, сидеть. Вону не успел и шага сделать, пришлось опустить зад обратно: ослушаться правил он не мог. Правда, сделал он это с максимально несогласным видом и получил от госпожи Мун успокаивающее поглаживание по колену. — Мы слишком многое стали вам позволять, — процедил отец, залпом допивая чай, а мать посмотрела на госпожу Мун с таким ропщущим видом, что та несколько раз кротко поклонилась и прошептала извинения. Им всем оставалось буквально по полкружки чая, но родители будто специально завели ещё один разговор о работе, и Вону застрял надолго. Усидеть получилось с трудом — он считал каждую минуту и старался кивать в нужных местах — и, успокоив госпожу Мун, что поговорит с ней первым, убежал к Минхи. В комнате она не нашлась, это немного озадачило, и без особой надежды Вону заглянул к себе. И нашёл сестру именно там. — Минхи... — Вону непонимающе застрял на пороге, устремив взгляд на открытый шкаф и слышимые копошения за ним. — Что это только что было в столовой? — А, это? Немного вспылила. С кем не бывает, да? Минхи выглянула из-за шкафа, и перемена в её поведении настолько сбила с мысли, что Вону застыл с открытым ртом. Она накрасилась и переоделась — серьги, лёгкий красный шарф и такое же тёмно-красное в горошек платье, вроде как совсем новое. И его большая кожаная куртка. — Я извинюсь. Честно! Но немного позже, — захлопнув дверцы, Минхи стала выправлять волосы из ворота, красиво их укладывать. Перемена настолько обескуражила, что Вону потребовалась ещё секунда, чтобы подобрать слова. — Ты... Куда ты? — А, так, встретиться с друзьями в парке, тут, рядом который. Ничего особенного, — ничего особенного, но при этом Минхи светилась, точно исполнялась её самая заветная мечта. — С какими друзьями? — Да как обычно. Та же компания. Я ненадолго. — Минхи, подожди, — Вону поймал Минхи за локоть. — Что происходит? — А тебя не достало, что нас используют, как аксессуары? — Да, но... — Слушай, меня ждут, — Минхи подняла свой новый телефон-раскладушку, которому не было и месяца, и полоска уведомления показала время. Она переступила с ноги на ногу. — Я и сама понимаю, что поступила кошмарно. И мне уже стыдно. Поэтому не читай мне нотации, хорошо? Не хочу это выслушивать дважды. Меня ещё госпожа Мун обязательно помучает. — И ты это заслужила, — Минхи вновь выглядела собой, и Вону расслабился. Он щёлкнул её по носу. — Я просто устала. Столько навалилось с этой учёбой... Но обещаю, когда я вернусь домой, я получу все заслуженные выговоры, а затем извинюсь перед каждым из родителей лично. — А что, потом ты вдруг больше не будешь уставшей? — скептически переспросил Вону. — Нет. Больше не буду, — в ответ Минхи загадочно улыбнулась. — Сегодня... Сегодня это последний раз. Я стану прежней, всё наверстаю. И выполню все обговоренные установки, чтобы мы летом отправились в поездку. Обещаю! — стиснув мизинец большим пальцем, она прижала ладонь к груди. — Только дай мне встретиться с друзьями. — Ты уверена, что сбегать сейчас, после такого ужина это хорошая идея? — Не-а, но ты же меня прикроешь? — Минхи состроила щенячьи глазки и встала на носочки, чтобы чмокнуть Вону в щёку. — Я знаю, что сегодняшнее моё поведение не подлежит никаким оправданиям. И я с удовольствием отвечу за него, получу наказание. Но только как вернусь. — Ну... хорошо, — Минхи звучала убедительно, и Вону ступил в сторону, чтобы не преграждать дорогу. Он погрозил ей пальцем и наказал: — Но только обязательно вернись до комендантского часа! Иначе фиг тебе, а не прикрытие! — Обещаю. Я вернусь вовремя, — Минхи подмигнула и, поправив тонкую лямку сумки на скользкой коже куртки, выпорхнула из комнаты. — Пока, оппа! — Хорошо погулять! — шёпотом прокричал Вону на прощание, зацепившись за косяк двери, и проводил Минхи взглядом, пока она не скрылась на лестнице. Хорошо погулять. Два проклятых слова. Минхи так хорошо погуляла, что не вернулась домой тем вечером. Не вернулась ни следующим, ни через ещё день. Она вообще не вернулась. Глупо обвинять себя и ненавидеть за это, но Вону ненавидит — он не смог нормально с ней попрощаться. Он не поцеловал в ответ, не обнял на прощание, не сказал никаких важных слов. Всего два тупых, и это последнее, что от него получила его маленькая сестрёнка. Конечно, он не знал, и время вспять не повернуть, но иногда желание это сделать губило изнутри. Если, если, если. Если бы он поговорил с ней, нормально поговорил, узнал, в чём причина вспышки истерики. Если бы он запретил ей идти, если бы не пустил поздно одну непонятно куда. Если бы он хотя бы сказал ей напоследок, что любит её и что она была лучшей младшей сестрой, о которой вообще можно было мечтать. Если бы у него был ещё один шанс попрощаться с ней. Если бы он не упустил свой первый. Столько если и всего одно в итоге. В итоге он ничего не сделал и потерял младшую сестру Минхи. Навсегда.