Memories Bring Back Memories (Bring Back You)

Проснувшись, Дин не особо удивляется, обнаружив, что он крепко прижат к Кастиэлю. Его ладонь все еще покоится на руке Каса, щекой он прижимается к его плечу, а одна нога перекинута через обе его. Однако, он удивлен тем, что мужчина крепко спит; его ресницы настолько длинные, что, кажется, касаются щек — это вообще законно? Он выглядит таким спокойным, и Дин не хочет его тревожить. Но ему надо в туалет, и, по правде говоря, не могут же они навечно тут остаться. Он аккуратно отделяется от Кастиэля, настолько медленно и тихо, насколько это возможно. К счастью, Кастиэль не шевелится. Дин справляет нужду, умывает лицо водой, а затем единолично принимает решение взять те тридцать семь долларов и сходить за едой. Сам он от голода умирает, а еще у него побаливает голова, что, возможно, означает, что он невольно нарушил привычку, — он тычет пальцем в небо и надеется, что это кофе. В итоге, он оставляет записку на подушке прямо перед лицом Кастиэля, чтобы тот сразу заметил, после чего выходит из комнаты в надежде купить что-нибудь, что им понравится. В конце концов, он тратит двенадцать долларов на два стандартных кофе и два обычных маффина. Он берет с собой много сахара и сливок, желая вспомнить свои вкусы, а потом направляется обратно в мотель. Уже почти подошло время выезда, когда он возвращается, а Кастиэль до сих пор спит с приоткрытым ртом, в позе эмбриона, прижав колени к груди. Дин тихо смеется и ставит напитки и кексы на столик, а затем присаживается на кровать, поджимая ногу в колене. Какое-то время он просто смотрит на Кастиэля, изучая черты лица, стараясь увидеть в нем не чужака. Объективно, Кас — самое далекое понятие от чужака, включая его самого, но так сложилось из-за обстоятельств. Дин ни черта о нем не знает — ни его натуры, ни о чем он думает, ни как он действует. Хотя ему любопытно, ему интересен этот странный парень, которого он, кажется, очень хорошо знает; мог бы он вспомнить. Кастиэль неожиданно морщит нос, а затем распахивает глаза так резко, что Дин чуть ли не падает с кровати из-за шока. Голубизна его глаз еще замутненная, но проясняется с каждой секундой, и Дин быстро моргает от того, как странно Кастиэль просыпается. — Ты смотрел, как я сплю? — грубо спрашивает Кастиэль хриплым и глухим голосом. Как ни странно, Дину кажется, что это должно смутить его. Он прокашливается. — Ну, не совсем. Я собирался будить тебя. Я, эм, принес кофе. И маффины. — Правда? — мягко спрашивает Кас, приподнимается, чтобы опереться о стену, где было бы изголовье, сними они комнату немного дороже. Он заинтересованно оглядывает комнату, и его глаза загораются, когда Дин дает ему маффин. Он даже немного улыбается. — Ты сходил нам за завтраком. — Да, — подтверждает Дин, передавая Кастиэлю кофе после того, как тот аккуратно кладет кекс на коленку. Дин кидает сливки и сахар между ними, взяв собственный кофе. — Мне показалось, поесть что-нибудь перед отъездом не помешает. В смысле, мы ведь собираемся обналом заняться, так что, если и попадем в тюрьму, я не хочу, чтобы мы впервые поели там. — Как оптимистично, — прямо говорит Кастиэль, прищуриваясь и начиная заливать сливки упаковку за упаковкой. — Я вообще-то не голоден и пить не хочу, но эта мысль мне нравится. — Ага, и спать ты тоже не хотел, но уснул, как младенец, — дразнит Дин, с легким восторгом наблюдая, как Кас расходует абсолютно все сливки, не спрашивая его, не хочет ли их он. — Мне далось это с большим трудом, но я справился, — Кастиэль мешает кофе небольшой соломкой, которую дал ему Дин, затем неуверенно делает глоток. Он тут же нахмуривается и начинает добавлять сахар. Дин усмехается, как все больше и больше сахарных пакетиков испаряется. Он хватает две штуки, пока Кастиэль не смотрит, быстро замешивая их в свой кофе. — В общем, проедемся по банкоматам, а потом сразу по тому адресу, верно? — Да, — соглашается Кастиэль, тряся последний пакетик, как будто из него получится высыпать что-то еще. — Нам надо будет прикупить одежды по пути, а старую выкинуть. — Что, если та одежда мне нравится? — Не хочу показаться мудаком, Кас, но если тебе и вправду нравится тот плащ, то его реально надо выкинуть, а заодно и твое чувство стиля, — Дин восхищенно наблюдает, как Кастиэль делает большой глоток кофе, будто тот совсем его не обжигает, будто над кружкой не витает пар. — Но, думаю, ты прав. Можем убрать все в тот смертоносный багажник. — О, — говорит Кастиэль опуская чашку, оставившую кофейный полукруг над его верхней губой, — так вот, как ты это называешь? Это не совсем так. Дин испускает веселый смешок и потягивает свой кофе; он горячий и горький, но ему нравится, как он согревает все тело, словно протекая по венам. Он глядит на Кастиэля, желая, чтобы он слизал кофейные усики, но он этого не делает, и Дин сдерживает улыбку, протягивая руку, чтобы вытереть их большим пальцем. Кас просто делает еще один большой глоток, сводя все его старания на нет. Дин вздыхает и качает головой. — Ешь свой маффин, — говорит Дин. Кастиэль сразу берет кекс и откусывает уголок, с отвращением прищуривая глаза, не успев проглотить. — Мне это не нравится, — прямо говорит он, протягивая еду. — Можешь съесть его. — Спасибо, — бормочет Дин, закатывая глаза. Они довольно долго сидят в комфортной тишине — Дин ест свои оба маффина, пока Кастиэль заканчивает с кофе, будто его торопят. Ему больше нечего делать, и он терпеливо ждет и возится с пустой чашкой, глядя куда-то в пустоту. Несмотря на голод, Дин не торопится, но он достаточно голоден, чтобы быстро поглотить оба кекса, и из-за того, как долго он наблюдал все это время за тем, как Кастиэль пил свой кофе, его собственный уже почти полностью остыл. Но пить все равно хочется, так что он отлично помогает против сухости во рту. Доев, Дин вскакивает с кровати и начинает собирать вещи. Захватив вчерашнюю грязную одежду, он бросает ее в багажник, запихивая в угол, где их вещи смотрятся очень органично на фоне всего остального. Он быстро захлопывает багажник, запирает его, а затем направляется обратно за сумкой. К тому времени Кастиэль уже ходит по комнате, поправляя волосы, глядя в зеркало и надевая обувь. — Мы готовы? — спрашивает Кастиэль, когда Дин берет сумку и ждет у двери. Дин кивает: — Если ты собрался, то да. — Кто поведет? — Все равно. — Ладно, тогда я снова сяду за руль, а ты ищи банкоматы, — решает Кастиэль, казалось бы, не находя в этом никаких трудностей. — Как скажешь, — легко отвечает Дин, протягивая ключи. Проходя мимо, Кастиэль забирает их и запоздало придерживает дверь для Дина, после чего они одновременно забираются в машину. Дин кидает сумку на заднее сиденье, собирает все кредитки, пока Кас заводит машину и выезжает с парковки. Как-то так, под рев движка и с кофейным дыханием им удается пережить свою самую первую ночь — по крайней мере, ту, что они помнят. Они находят уличный банкомат, и Дин решает, что тут им и стоит провернуть свои преступные делишки. Они работают быстро и осторожно, напрягаясь от того, что, скорее всего, могут привлечь к себе нежелательное внимание. Если Сэм достаточно умен, и у него есть соответствующее снаряжение, он знает их точное местоположение. Поэтому они обналичивают деньги до предела и выкидывают карты прямо на тротуар. Кастиэль выезжает на дорогу на слишком уж спокойной скорости, как кажется Дину. Через полчаса они уже находятся вне населенного пункта и мчатся по шоссе в сторону города, что указан в адресе, и не происходит ничего ужасного. Нет ни копов, ни длинноволосого убийцы, ничего. Дин позволяет себе расслабиться, глубоко вздыхая и замечая, что сдерживал до этого дыхание, и Кас бросает на него смешливый взгляд. — Ой, да заткнись, — ворчит он, замечая, как губы Кастиэля дергаются, — ты тоже волновался, даже если и притворялся, что нет. — Нет, — просто отвечает Кастиэль, и, да чтоб его, Дин ему верит. — Хрен с ним. Не хочешь послушать музыку? — спрашивает Дин, протягивая руку к магнитоле. — Если она приемлема, то да, — отвечает Кас. Дин усмехается: — Чувак, я пассажир, окей? Позаботься о дороге, а я выберу музыку. Дин пролистывает сохраненные радиостанции, удивленно поднимая брови от количества классического рока, хотя некоторые станции на этом участке дороги просто статичны. Он нажимает на кнопку, чтобы переключиться на проигрыватель кассет, и быстро моргает, когда из динамиков доносится Led Zeppelin. Эта музыка неплохая, так что он выгибает бровь, глядя на Кастиэля, который один раз кивает головой, обозначая, что это приемлемо. Сойдет. Дину кажется, что лучшим решением будет добраться до адреса, как можно скорее, плюс он заставляет Кастиэля по возможности придерживаться главных дорог, потому что они безопаснее. На случай, если за ними реально следят, как он полагает, вероятность, что их убьют на открытой местности с сотнями людей гораздо меньше. Плюс, он не знает проселочных дорог; он без понятия, связано это с памятью или нет, но считает, что осторожность лишней не бывает. Примерно через сто миль музыка ему надоедает. До этого они несколько часов ехали в тишине, и в этом нет ничего такого, но Дин от нее устал. В его голове слишком много всего, чем он хотел бы поделиться, что хотел бы спросить. Так что, он отключает радио и сидит в тишине, пытаясь понять, как лучше сказать, что ему надо. — Дин, если ты хочешь что-то сказать, — твердо произносит Кастиэль, — просто скажи. Дин прочищает горло. — Ладно, хорошо, я просто—мне кажется, это слишком. Ни черта ни о чем не знать выматывает. Но с другой стороны, откуда я знаю, как работают телефоны? Откуда я знаю, что сегодня воскресенье? Откуда я знаю, что мы сейчас в Арканзасе, но не помню, что бывал здесь? — Думаю, знаки на дороге — хороший показатель, — отвечает Кас, выгибая бровь. — Ты, блять, понимаешь, о чем я, — огрызается Дин. Кастиэль вздыхает, судорожно кивая: — Да, понимаю. Признаюсь, я и сам не до конца понимаю, почему мы очнулись, не зная ни себя, ни друг друга, ни кого-то еще… но, кажется, у нас сохранились знания о базовых вещах. Мы не знаем, что делали три дня назад, но по какой-то странной причине я знаю даты всех крупнейших ураганов, которые оставили неизгладимый след. Дин в замешательстве оглядывает его. — Хрен пойми, откуда ты это знаешь. Я этого не знаю. Но да, об этом я и говорю. Просто я не вижу никакой логики в такой потере памяти. Это кажется неестественным, чувак. — Я согласен, — просто говорит Кастиэль. — И строить догадки о собственной жизни — странно, — продолжает Дин, сморщив нос, глядя на слишком красиво выглядящего в профиль Кастиэля. — Я не знаю, как мы встретились, как долго мы пробыли вместе, но у меня такое ощущение — все эти чувства, понимаешь, — что ты важен. Первое, что мне пришло на ум, когда я проснулся — это помочь тебе, даже несмотря на то что ты кого-то убивал. Кастиэль бросает на него невпечатленный взгляд. — Я защищался. И, для справки, это чувство взаимно. Какой бы ни была наша история, мы точно проживаем эту жизнь вместе. И отсутствие знаний о том, как мы тут оказались… прискорбно. — Думаю, ты должен знать человека реально долго, чтобы желать помочь ему убить кого-то, — предполагает Дин, откидывая голову на спинку сиденья и улыбаясь, когда Кастиэль закатывает глаза. — Как думаешь? Я бы сказал, лет восемь, а, может, восемнадцать? — Ты знаешь, что у меня нет на это ответа. — Да, но выдумывать что-то — довольно весело. Возможно, наша встреча была очень крутой. Может, мы пытались убить друг друга, но— Кастиэль бросает на него сердитый взгляд: — Я не хочу ничего выдумывать, я хочу вспомнить. Дин закатывает глаза. — Да, ну, это сложно. Что, если мы не сможем, Кас? Что, если это — все? — То мы приспособимся, — без заминки отвечает Кастиэль, но его пальцы сжимают руль так сильно, что кожа скрипит. — Так просто, да? — Дин усмехается и смотрит в окно, наблюдая, как машина перед ними виляет на дороге, потому что женщина за рулем пытается одновременно поговорить по телефону, накрасить ресницы тушью и вести автомобиль. — Вдвоем против целого мира, не так ли? С памятью или без? Кастиэль издает тихий задумчивый звук, будто бы это обычная беседа: — Не то чтобы я так решил или выдумал, но у меня такое ощущение, что так было и до того, как мы потеряли память. — Однако, точно мы этого не знаем. — Да, не знаем. — Слушай, просто мне кажется, что должен же быть какой-то способ выяснить о нас что-то. Может, есть кто-то, кому можно доверять, — Дин широко жестикулирует рукой и покачивает пальцами, будто перебирая что-то, повернувшись к Кастиэлю. — Не знаю, как тебе, но мне кажется чертовски важным знать, маньяк я или нет. — Наверное, — кратко соглашается Кас. — Если вдруг вспомнишь кого-то, кому можно доверять, сообщи мне. — Ты мудак, ты это знаешь? — бормочет Дин, переводя на него сердитый взгляд. Губы Кастиэля дергаются. — Я начинаю понимать, да. — Тебе разве не интересно? — голос Дина становится мягче вопреки его желанию, почти доходя до шепота. — Как мы тут оказались? Какова наша история? Где мы живем, чем занимаемся, как ведем себя? — Конечно, — Кастиэль делает глубокий вдох, вскользь бросая на него взгляд голубых глаз, такой глубокий, что Дин теряется. — Однако, неважно, кто и что нам скажет, они не будут знать точно. Они не знают наших настоящих мыслей или чувств; только мы можем об этом знать. Единственный способ понять, кто мы такие — это вспомнить. Дин сглатывает. — А что, если мы не сможем? — Тогда придется начать все заново, — уже мягче говорит Кастиэль. В его голосе нет жалости, но есть смирение. — У нас не будет выбора, кроме как принять себя такими, какие мы есть. — Да, наверное, — бормочет Дин, не отрывая взгляда от щетины на щеке Кастиэля. Его вдруг посещает ужасающая мысль. — Кас, а что, если мы не—что, если мы на самом деле, ненавидим друг друга или типа того? Кастиэль перестраивается в другой ряд, не включив поворотник и игнорируя гудок. Его кадык двигается, когда он сглатывает и почти шепчет: — Тебе кажется, что ты способен ненавидеть меня? Дин всерьез об этом задумывается. Он смотрит на щеку мужчины, на гладкую кожу виска, легкие морщинки, которые несомненно становятся более заметными, когда его лицо не расслабленно. Сбоку его губы кажутся менее обветренными, а челюсть — еще острее, будто бы это вообще возможно. Он красив, невероятно красив, и Дин — тот, кто абсолютно ничего не знает о своих сексуальных предпочтениях — в полном восторге. Такое ощущение, будто притяжение к Кастиэлю — это естественно, будто это часть его. — Нет, не думаю, что это возможно, Кас, — признается он хриплым голосом. — Мне тоже кажется, что это маловероятно, — словно рокочет Кастиэль, каким-то образом сделав голос еще грубее. Дин не знает, как на это ответить, так что просто замолкает и вновь поворачивается к окну. Другая машина проезжает по соседнему ряду; еще одна женщина качает головой и ерзает на сидении, подпевая радио. Дин чувствует, как уголки губ тянутся вверх. Он без понятия, врет ли он — себе, Кастиэлю. Он не знает, но он точно уверен, что приобретать эту черту в новой, неизведанной жизни — не лучшая идея. Он не может позволить лгать самому себе, сейчас это поставит его в еще больший тупик. Правда в том, что он ничего не знает о своей жизни и как он ее проживает, но почему-то он уверен, что Кастиэль — ее часть, и, наверное, уже очень долго, и скорее всего, будет еще дольше. Кастиэль, может, и не одобряет этого, но Дин развлекает себя тем, что праздно задумывается о том, какова его история, какова их история. Если бы Дину пришлось сделать правдоподобную догадку на основании того, что у него есть, то он бы предположил, что они знают друг друга уже очень давно, очень любят друг друга и не носят обручальные кольца лишь потому, что они скорее всего пара серийных убийц, на чьих руках слишком часто оказывается слишком много крови. Но, эй, что Дин вообще знает? Он, может быть, очень далек от правды, а может попасть прямо в точку. В любом случае, он не горит желанием делиться этим с Кастиэлем, не зная, хочет ли он, чтобы тот это опроверг, потому что это не имеет смысла, или подтвердил, потому что только это и имеет смысл. Дин держит рот на замке, задаваясь вопросом, когда у него день рождения, и, в конце концов, засыпает на плече Кастиэля, спокойно везущего их к месту назначения.

Х

Они добираются до места еще до заката. Это квартирный комплекс из старого красно-коричневого кирпича. На подоконниках, выкрашенных в белый, стоят горшечные растения. Дин осматривает здание и пытается ощутить что-нибудь знакомое; этого не происходит. — Написано, квартира 36, — информирует его Кастиэль, демонстративно протягивая смятую бумажку. Дин медленно выдыхает. — Думаешь, мы тут живем? — настороженно спрашивает он. — Пойдем, выясним. Кастиэль не дожидается согласия Дина, просто вытаскивает ключ зажигания из слота и вылезает из машины. Через мгновенье Дин к нему присоединяется. Они быстро переглядываются, а затем подходят к двери. К счастью, тут нет ни домофона, ни чего-то такого, так что они просто поднимаются по потрепанной лестнице, чтобы попасть в квартиру. 36 — последняя дверь в коридоре, расположенная лицом к ним и перпендикулярно остальным квартирам. Они останавливаются перед ней, но изнутри не доносится никаких звуков, и Дин беспомощно пожимает плечами. Кастиэль выуживает ключи и собирается попробовать первый попавшийся, но в тот момент, когда он задевает ручку, дверь слегка приоткрывается. Они молча переглядываются еще раз, в этот раз как-то тяжко, после чего заходят внутрь. Поначалу, все кажется нормальным. На стенах небольшого коридора висят неприметные картины с цветами и фруктами, стоит вешалка с зонтиком, двумя куртками и несколькими шляпами. Однако, спокойная атмосфера заканчивается, как они выясняют, пройдя дальше. В фойе… ужасно. По всему полу следы крови, напоминающие отпечатки ладоней, пытавшихся за что-нибудь схватиться. В комнате разбросана мебель, а в центре по кругу расставлены горящие свечи. Свисающий со стены плоскоэкранный телевизор разбит. А самая худшая часть — это запах смерти и гнили, принадлежащий двум валяющимся рядом телам. — Черт. Кастиэль тихо вздыхает, услышав шокированное высказывание Дина. Он кивает и бормочет: — Можно смело предположить, что мы тут не живем. — Господи, что здесь случилось? — выдыхает Дин, оглядывая комнату широко открытыми глазами и с комком в горле. — Это выглядит давнишним, — говорит Кастиэль, шагая вперед и осматриваясь с отрешенным любопытством. Дину уже не впервой кажется, что Кас псих. — Кровь засохшая и потрескавшаяся, тела в трупном окоченении. Смертью здесь воняет сильнее, чем в поле, так что запах дольше витает в воздухе. Я бы сказал, уже дня три. Дин быстро моргает. — Ах, это—ну, то, что ты это знаешь — чертовски жутко, Кас. — Я в курсе, Дин, — признает Кас, слегка сморщив лицо и немного виновато глядя на Дина. — Не могу сказать, откуда я это знаю. Прошу прощения, если я доставляю тебе дискомфорт, но мне кажется, что знание деталей сейчас превалирует. — Нет—да, это… Да, — Дин прочищает горло и делает глубокий вдох, осматриваясь по сторонам. — Ты сказал, что был без понятия, чем мы занимались три дня назад, но, думаю, мы только что это выяснили. Кастиэль хмурится: — Мы не можем быть уверены, что— — Прекрати говорить это! — выпаливает Дин, широко размахивая руками. — Чувак, ты говоришь, что это произошло за день до того, как мы оказались в том поле, так? И этот адрес был у меня в кармане; а это значит, что мы тут уже побывали. Они мертвы, Кас. Какие, блять, еще ответы тут могут быть? — Я не поверю, что мы убили их, пока не будет конкретных доказательств, — грубо отвечает Кастиэль, поджав губы и глядя на Дина с таким холодом, какого до этого еще не показывал — насколько Дин помнит. Дин усмехается и машет рукой над трупами, морща нос. — Ты же тут эксперт по смерти. Так докажи мне, что это не так, если сможешь. Кастиэль бросает на него злобный взгляд и в открытую и без стыда поворачивается к нему спиной, будто видеть его не может. Дин закатывает глаза и в ожидании перекрещивает руки на груди. Хрена с два он будет что-то расследовать; вся эта комната просто противна. Нет, это Кастиэль должен что-то доказывать, а не он. Так что Дин с места не сдвинется. Аккуратно обойдя кровавые следы, Кас садится на корточки перед телами и протягивает руку, чтобы повернуть их и увидеть лица. Оба трупа — женщины, явные близняшки, у обеих эксцентричные черные кудрявые волосы и одинаковая родинка над губой. В их глазах пустота и уныние, а на шеях кровь. Дину не нужна жуткая интуиция Каса насчет смерти, чтобы понять, что им перерезали гортани. — Им перерезали— — Ага, я понял, Кас. Кастиэль раздраженно сжимает губы и начинает медленно похлопывать по телам. Он копается в их карманах, но ничего не находит. Когда искать больше нечего, он мягко подпрыгивает и начинает осматривать вещи разбросанные вокруг. Даже Дин признает, что они странные; это—ну, напоминает очередное сектантское дерьмо, если честно. Дин отходит назад и позволяет Кастиэлю делать свое дело, с любопытством оглядывая комнату. Он ничего не узнает, но опять же, это место могло быть его домом последние двадцать лет, и он и не вспомнил бы об этом. Однако, некоторые признаки говорят об обратном. Тут нет фотографий ни его, ни кого-либо еще, и ничего на самом деле не кричит о том, что квартира его. На худой конец, он ожидает, что хоть какая-то куртка на вешалке окажется его, но они все слишком маленькие и женственные. По его предположению, квартира принадлежит тем близняшкам. Ему не нравится мысль о том, что он убил этих девушек. Это действует ему на нервы, хотя, как он подозревает, Кастиэля это волнует меньше. Может, потому что он так быстро решил, что они этого не делали, но Дин, видимо, более склонен верить в худшее и сомневаться в лучшем, потому что ничто не говорит ему о том, что это сделали не они, так что он вполне себе убежден, что это все-таки их рук дело. — Нет никаких доказательств, что это — наша работа, — заявляет Кастиэль, обходя диван и встречаясь с Дином сердитым взглядом. Дин кивает. — Ладно, это справедливо. Но ты должен признать, что даже если и есть шанс, что это не мы, шанс, что это все-таки мы, гораздо больше. — Нет, — Кастиэль выгибает бровь. — Нет, я не согласен. — Кас, ты не помнишь, — огрызается Дин, взмахивая руками. — Какого хрена ты говоришь— — Потому что! — взрывается Кастиэль, резко шагая вперед, чтобы посмотреть в лицо Дина, сверкая голубыми глазами. — Ты из-за чего-то уверен, что мы близки, так же и я отчего-то знаю, что ты не плохой. Я знаю, Дин. Ты не убийца—или даже если так, ты убиваешь только тех, кто должен умереть, и все. Я без понятия, откуда идет эта уверенность, но даже если бы я не знал собственного имени, я бы все равно знал, что ты хороший. Дин сглатывает, задерживая дыхание, потому что Кастиэль задерживается в его личном пространстве. Из-за близости кожу покалывает, словно по ней прокатывается дрожь, словно гравитация тянет его к телу Кастиэля, и Дин хреново справляется с игнорированием этой штуки. Влечение к кому-то, кого ты даже не знаешь — это странно, но ему кажется, что страсть и связь выходят за пределы воспоминаний. — Кас, — шепчет Дин, и он не знает, что еще он должен сказать. Поток его мыслей полетел в тартарары. В один напряженный момент Дин уверен, что они начнут либо драться, либо целоваться — он не знает, что именно, но у обоих вариантов свои преимущества. Черт, он уже даже не помнит, о чем они спорили, и спорили ли они вообще. Все, что он знает — это то, что они нереально близко, между ними нависла почти удушающая напряженность, и он без понятия, случалось ли такое раньше. Кастиэль неожиданно моргает и прочищает горло, делая шаг назад. — Я—я прошу прощения, — мягко говорит он, быстро моргая и настороженно поглядывая на Дина. — Я не хотел напирать на тебя, мне просто надо было, чтобы ты понял. Ты прав, я не могу быть на сто процентов уверен, что это не мы убили этих девушек, но почему-то я точно знаю, что ты не плохой человек. — Ладно, — бормочет Дин, прокашливаясь, потому что голос стал грубоватым. — Хорошо, я тебе верю. В смысле, мне хотелось бы думать, что я не плохой парень, так—так что, пусть будет так. — Здесь ничего нет, — отходит Кастиэль, внезапно возвращаясь к делам. — Нам надо уходить. Дин хмурится. — И куда пойдем? Чтобы что? Мы ничего не нашли. Что нам делать? — Ты знал, что был большой шанс, что мы останемся ни с чем, — Кастиэль разворачивается к нему лицом со слегка опущенными уголками губ. — Мы не знаем наших фамилий. Мы не знаем, где живем. Мы не знаем, кому можем доверять. На данный момент нам остается только сохранять спокойствие и держаться подальше от Сэма. — Я не—, — Дин тяжко выдыхает и оглядывает комнату, потирая пальцами лоб в попытке устранить головную боль. — Мне это не нравится, Кас. Мы не можем просто—просто сдаться. — Дин, у нас нет другого выбора, — бормочет Кастиэль, хмурясь еще сильнее. — Возможно, нам удастся подстроиться и понять, что к чему, а пока нам просто надо как можно дальше держаться от этой квартиры. Дин должен признать, что в словах Каса есть логика. Слоняться без дела на месте преступления — все равно, что просить арестовать себя. Он искренне сомневается, что они многого добьются, рассказав полиции, что они двое страдают амнезией, и так получилось, что они связаны со множеством смертей и случаев мошенничества, которых они и не помнят. Он мало чего знает, но прекрасно понимает, что эта ситуация не сыграет им на руку. Кивнув, Дин еще раз пробегается взглядом по комнате. Несмотря на уверенность Кастиэля в том, что он хороший человек, у него не выходит прекратить попытки найти какие-то признаки того, что это он — причина, по которой те женщины не двигаются. Наверняка, это черта его характера — чувствовать ответственность за то, о чем он не может с точностью сказать, что это не его вина. Как бы то ни было, это дико раздражает, так что он трясет головой и отрывает взгляд. Кастиэль уже направляется к двери, и Дин глубоко вдыхает и следует за ним. Дин не спрашивает, куда они собираются; он просто забирается в машину, когда Кастиэль садится за руль. Он без понятия, куда тот повезет их. У них сейчас не так много вариантов, они ехали несколько часов, и желудок Дина так сильно бурчит, что это даже не смешно. Он не удивляется, когда они паркуются перед закусочной, мимо которой проезжали, попав в город. Солнце еще только начинает садиться, наполняя воздух прохладой, которая приносит дискомфорт. В то время, как Дин уже дрожит в своей футболке, а по его коже бегают мурашки, Кастиэль и глазом не ведет. — Нам надо будет сделать еще остановку и закупить побольше одежды, а потом поищем, где поспать, — говорит ему Дин, потирая руки и ускоряя шаг. Кастиэль лишь кивает, сканируя взглядом небольшую закусочную, будто там мог притаиться враг. Дин замечает, что Кастиэль часто это делает. Его внимательность к окружению столь же успокаивает, сколько и тревожит. Выглядит это, как естественная, инстинктивная реакция на новое место, и он, наверное, даже этого не осознает. Это похоже на паранойю, но у Дина такое ощущение, что Кастиэль такой сам по себе, и на самом-то деле приятно осознавать, что кто-то прикрывает их спины, потому что Дин, черт возьми, точно не этим занят; он слишком поглощен запахами еды, исходящими из кухни. Это заведение из тех, где ты сам ищешь себе место, так что Дин ведет их к дальнему столику в углу, где они ни с кем не пересекутся, но будут у окна. Так они смогут наблюдать за машиной и следить за отсутствием всяких длинноволосых маньяков. Кастиэль садится не напротив него, а рядом, будто так и должно быть; Дин решает, что это связано с тем, что так можно одновременно наблюдать и за дверью, и за улицей, но не чувствует неловкости, так что, может, для них это естественно. Меню липкое от сиропа. Дин морщится и вытирает его салфеткой, с любопытством просматривая блюда. Он задается вопросом, что ему нравится. Пока что он знает только то, что кофе и маффины кажутся вкусными. — Хэй, вы вернулись! — бодрая официантка с бейджиком, который гласит: «Дженни», подходит к ним с яркой улыбкой, обращаясь к Кастиэлю. — Вы нашли своего друга? Кастиэль моргает, поднимая на нее взгляд: — Эм. Она смотрит на Дина. — Оу, — говорит она, вновь оживляясь. — Так это он? Он здесь бывал, как вы и говорили. Я рада, что вы нашли его. — Ах, — отвечает Кастиэль, прочищая горло. — Я тоже рад. Дин чувствует, что здесь можно собрать информацию, и натягивает улыбку: — Он меня искал? — спрашивает он, издавая слабый смешок. — Еще как, — рассказывает ему Дженни, доставая ручку из кармана и стуча ею по своему блокноту. — Бедняга пришел сюда с видом потерянного щеночка дня три назад. Описал вас до последней веснушки, даже знал, что именно вы заказали. Куда же вы подевались? Он так волновался за вас. — Телефон разрядился, — небрежно говорит Дин. — У меня было одно дело, но я потерял зарядник, так что не мог сообщить ему, где я. Дженни кивает, наклоняясь к ним с затейливой улыбкой: — Да уж. Так вы нашли тех девушек? Хотя, наверное, вы не можете мне рассказать, да? Дела ФБР и все такое. В любом случае, надеюсь, моя помощь пригодилась. Улыбка Дина застывает, когда он чувствует, как Кастиэль напрягается. — Ах, да. Действительно, я не могу много чего рассказать. Но, эм, вы сильно помогли, спасибо. — Не за что, — Дженни подмигивает и взмахивает рукой, после чего щелкает ручкой и терпеливо глядит на них. — Так, как я могу помочь вам сегодня, агенты? — Вы помните, что я заказывал в последний раз? — настороженно спрашивает Дин, прикусывая нижнюю губу. Дженни сводит брови, вспоминая. — Только бургер и картошку фри, да ведь? Вы еще пожаловались, что у нас нет пива, но согласились на кофе и воду. — Это я и буду, — говорит Дин с натянутой улыбкой. Кастиэль прочищает горло, когда она поворачивает голову к нему, с ручкой наготове. — Я буду то же, что и он. — Забавно, — говорит она с небольшой улыбкой, качая головой и черкая в блокноте, — в тот раз вы сказали то же самое. Вот так она и уходит, чтобы передать на кухню их заказ, и Дин пытается сохранять спокойствие. Это плохо. Очень плохо. У него в голове не складывается картинка. Почему они с Кастиэлем разделились до того, как те девушки умерли? Может, Кастиэль был у Сэма, но смог сбежать и предупредить Дина? Ничего не складывается, абсолютно ничего, и Дину реально не нравится это неведение. Но одно можно сказать наверняка. — Мы не можем тут оставаться, — тихо говорит Кастиэль. Дин кивает. — Верно. Они думают, что мы федералы. В конце концов, кто-нибудь найдет тех девушек, а мы, кажется, последние, кто видел их живыми. — Мы поедим, заедем за необходимым, а потом проедемся еще несколько часов. Найдем мотель по пути. — Меня все устраивает, Кас. Они оба молчат о том, как странно все стало. Сначала думать, что они проделали весь этот путь вместе, а затем получить опровержение — просто… проблематично. Приятно осознавать, что Кастиэль, судя по всему, волновался за Дина и искал его. Но что кажется не логичным — так это то, что по факту они и не были вместе. Единственное, с чем они были согласны с самого начала — это то, что они команда, старающаяся по возможности быть рядом. Оказывается, по какой-то причине, которую они не помнят, это не совсем так. Они не могут сейчас размусоливать это, у них есть, чем заняться. Дин поглощает свою еду так, будто это его последнее блюдо, и, боже, она так хороша, что он сейчас расплачется. Кастиэль же, с другой стороны, просто ковыряется в еде, словно ему на самом-то деле плевать. Он как-то странно ест бургер, откусывая каждую часть по отдельности: сначала верхнюю булочку, потом овощи, потом котлету, потом бекон, потом нижнюю булочку. Он разделяет картошину напополам и выдавливает мякоть картошки, съедая только соленую корочку. Он не заканчивает и, кажется, больше играется с едой, чем и вправду кушает, но Дин ощущает странное чувство благодарности за то, что он делает что-то человеческое, пусть и не самым логичным способом. Закончив в закусочной, они поспешно останавливаются в какой-то дерьмовой комиссионке, чтобы захватить столько футболок, курток и джинсов, сколько им подойдут. Они тратят целые тридцать долларов, но зато могут не волноваться об одежде ближайшие пару недель. На выезде из города они останавливаются в Волмарте, чтобы купить что-нибудь поесть в дороге, туалетные принадлежности, которых у них еще нет, и два очень дешевых телефона, которые могут пригодиться, если вдруг им придется разделиться. А затем Кастиэль везет их еще три часа, пока не решает остановиться в «Мотель 6», вывеска которого в темноте гласит «тель 6». — Мотель выглядит… неприметным, — замечает Кастиэль, заезжая на почти пустую парковку. Дин вздыхает. — Ты точно знаешь, как их выбирать, Кас. Кастиэль игнорирует его и вылезает из машины, чтобы сходить снять номер. Дину не нужно напоминать, чтобы тот взял вещи; он уже выработал рутину, сделав это всего раз — ну, или, по крайней мере, тот раз, что он помнит. К тому времени, как Кастиэль возвращается, Дин держит пару сумок, уже давно заперев смертоносный багажник. — Я взял три ночи, — сообщает Кастиэль, ведя его в комнату 316. — Я был не уверен, насколько нам придется здесь задержаться. Думаю, нам бы пригодилось немного времени, чтобы собраться с мыслями и составить новый план. — Я не думаю, что нам стоит надолго задерживаться в одном месте, — нахмурившись, Дин скидывает сумки на кровать и поворачивается к Кастиэлю с едва заметным раздражением. — Слушай, друг, ты должен советоваться со мной насчет таких вещей. Кастиэль вздыхает: — Это просто предосторожность. Мы можем уехать, когда угодно, но— — И ты только что просрал наши бабки, — огрызается Дин, залезая в сумку, чтобы выудить дурацкую футболку с горящим черепом на груди. — Тут есть возмещение, Дин. — А что, если нам придется валить в спешке? — Тогда, я уверен, мы долго будем оплакивать потерю грандиозной суммы, которую я потратил на эту замечательную комнату, — резко отвечает Кастиэль, махом руки указывая на ужасную, по их общему мнению, комнату. Ладно, это справедливо, но Дин все еще зол. — Чувак, ты и понятия не имеешь, сколько еще нам придется бегать! Эти деньги могли бы пригодиться, а ты просто— — Прекрати, — строго приказывает Кастиэль, пихая Дину в грудь гель для душа, сверкая злобным взглядом. — Я сейчас не в настроении с тобой спорить, Дин. Иди в душ. — Ну, это сложно. Нам придется об этом поговорить, — спорит Дин, прищуривая глаза. — Я знаю, что ты так же растерян, как и я, но мы должны быть командой, хорошо? Ты не можешь просто решать что-то, не спросив меня. — Ладно, — Кастиэль сжимает челюсть и тянется за бутылью геля для душа, которая до сих пор прижата к груди Дина. — Раз уж тебе трудно, тогда я схожу, приму душ. Когда Кастиэль дергает упаковку, Дин сжимает руки и изо всех сил держит ее, ни на дюйм не двигаясь. Однако, он серьезно недооценивает силу Кастиэля, потому что следующее, что он осознает — это то, что все его тело двигается вслед за бутылкой. Дин быстро моргает, делая несколько шагов вперед против воли; хватка Кастиэля не ослабляется, но Дин отказывается отпускать. — Ты ведешь себя, как ребенок, — ворчит Дин, сжимая бутыль сильнее, когда Кастиэль снова ее тянет. Мужчина прищуривается: — Ах, так это я веду себя, как ребенок? Напомнить тебе, кто тут злится, потому что его забыли о чем-то спросить? — Эй, иди ты нахрен, — рычит Дин, резко дергая за бутылку и, оказываясь, не в силах выхватить ее у Кастиэля. — Я тот, кто ведет себя рационально. Разумнее, когда мы оба действуем на равных правах. — Моя ошибка, — грохочет Кастиэль, — в следующий раз я обязательно сообщу тебе обо всем, что делаю и думаю. — Я не об этом! — кричит Дин, забив на все попытки спокойно забрать бутылку и начав энергично ее вырывать. — Просто скажи мне, прежде чем принять важное решение в следующий раз! — Это не важное решение, Дин! Это еще две ночи в ужасном, дешевом мотеле на случай, если они нам понадобятся. И все! Это просто смешно! — Я не думаю, что нам стоит слишком долго находиться в одном месте! Может, тебе и плевать на того долбанутого мужика с длинными волосами, но не мне! — Тебя вообще все волнует! — рычит Кастиэль таким низким голосом, что кажется, будто у него в груди вибрирует. Дин уже собирается начать орать, реально орать, но Кастиэль одним плавным движением толкает бутылку и резко дергает на себя, пытаясь вырвать ее из мертвой хватки. Это могло бы сработать, если бы Дин не был таким упрямцем — это он быстро о себе понял, — и просто двигается вместе с бутылкой, оказываясь прижатым грудью к груди Каса и носом к его носу. Все резко затихает. Напряжение, все еще тяжелое и сильное, кружит в воздухе, но теперь оно пытается принять другую форму, и Дин вдруг не понимает, какого хрена он изначально так расстроился. Черт, да это просто чудо, что он вообще в состоянии думать, когда Кастиэль стоит на расстоянии вздоха, широко раскрыв настолько ярко-голубые глаза, что какой-то поэтичной части его мозга кажется, что он может в них утонуть. Единственное, что их сейчас разделяет — это гель для душа, поверх которого перекрещены их пальцы. — Мы опять это делаем, — бормочет Дин, облизывая губы и со смутным чувством удовлетворения наблюдая, как взгляд Кастиэля опускается, чтобы проследить за движением. Кастиэль прочищает горло. — Да. Это, эм, похоже само по себе происходит. — Наверное, мы часто это делаем, — говорит Дин, хотя понятия не имеет, так ли это. Боже, он надеется, что так. — Возможно, — одним медленным и размытым словом соглашается Кастиэль, будто он и не думает, что говорит. Дин несколько очарован тем, как губы Кастиэля формируют слова. — Интересно, как мы обычно с этим справляемся. То есть, у меня есть идея, но, эм— Кастиэль снова поднимает настороженный взгляд к глазам Дина. — Мы не можем быть уверены. — Да, верно, — Дин легонько прокашливается и заставляет себя сделать шаг назад. — Влечение не подделаешь, Кас. К сожалению, это не имеет значения, если мы не знаем, насколько это серьезно. — Ты прав, конечно, — быстро соглашается Кастиэль, держа в руках бутылку геля для душа. Он застенчиво предлагает ее Дину. — Мы не должны— — Нет, не должны, — осторожно говорит Дин, закусывая нижнюю губу и принимая средство. — Пойду-ка я, приму очень холодный душ. И, эм, прости, что был козлом. Пара лишних дней не навредит. Лицо Кастиэля смягчается. — И я прошу прощения, что сначала не обсудил это с тобой. В следующий раз, начну с этого. — Спасибо, Кас. С легкой улыбкой Дин берет одежду, гель для душа, шампунь и кондиционер. Он идет в ванную, чтобы просто, как он и сказал, принять холодный душ. Если он и трахает свой кулак впервые на своей памяти, до боли закусывая нижнюю губу, чтобы не выронить имя Кастиэля, изливаясь в свою руку, то это лишь только его дело. В конце концов, он просто создает воспоминания. Вымывшись и одевшись, он возвращается в комнату, кивая, когда Кастиэль проходит мимо, чтобы самому принять душ. Дин забирается в кровать и старается дождаться его, зная, что у Каса трудности со сном. Но после сложного дня и великолепного оргазма, который все еще не отпускает, покалывая кожу, у него не возникает никаких трудностей с этим, и он дремлет. В этой полудреме ему кажется, — но он не может быть уверен, — что Кастиэль, в конце концов, все-таки ложится в кровать и пристраивается к нему сбоку. Должно быть, он прав, потому что он чувствует теплую тяжесть в своих руках, а его сны становятся нежными и уютными. Но ему слишком удобно, чтобы проснуться и лично проверить. Так что, он не открывает глаза.