Х
Дин пытается держать себя в руках, когда они возвращаются в мотель, правда, пытается. Он все улыбается и что-то говорит, изо всех сил стараясь сделать вид, будто он не зациклен на том, что может произойти, если его руки прямо сейчас доберутся до Кастиэля. Он действительно думает, что отлично справляется. Кастиэль, однако, вообще понятия не имеет, что такое деликатность. Дин успевает сделать примерно два шага в комнату, как сильные руки крепко сжимают его и разворачивают, а его рот затыкают чужие губы, и его это, черт возьми, полностью устраивает. Кастиэль обхватывает его, скользит руками по спине, прижимая его ближе и погружаясь в поцелуй, словно только об этом он и мечтал. Острые чувства мгновенно поглощают Дина. Дин отрывается, чтобы втянуть воздух и, наконец, зарывается руками в эти чертовы волосы, сжимая и потягивая мягкие пряди, ведь ему не терпелось сделать это еще с того момента, как он открыл глаза. Он двигается вперед и снова целует Кастиэля, закрывая глаза. Их губы так охрененно сливаются воедино, что, кажется, он может заплакать. Кастиэль бесстыдно вылизывает его рот, и Дин чертовски этим доволен. Он слышит собственный стон, — хотя и не помнит, чтоб его мозг издавал эту команду, — из-за чего Кас грубо кусает его нижнюю губу, и он снова издает тот же звук. Дин на девяносто девять процентов уверен, что они уже это делали. Они должны были, потому что это все кажется таким нормальным, как будто их тела знают, что именно надо делать. Они будто созданы друг для друга, воплощая точные желания каждого. Все в Кастиэле — начиная свирепой жестокостью поцелуев и заканчивая почти болезненной хваткой рук — заставляет тело Дина содрогаться, словно оголенный провод. В нем бурлит энергия, и он полностью отдается поцелую и прижимается к телу Кастиэля так, будто хочет в нем раствориться, и ему кажется, что вовсе необязательно знать абсолютно все о человеке, чтобы жаждать его. Ну, по крайней мере, в его случае. — Мы должны—, — Дину приходится сделать паузу, чтобы восстановить дыхание, когда Кастиэль вцепляется в его шею, прямо под ухом, как никогда оголодало засасывая и кусая кожу. — О, ладно, да. Это—Кас, нам нужна кровать. — Да, — соглашается Кастиэль. Его голос сейчас настолько груб, что Дину уже с трудом удается сдержать стон. Господи, возбуждение будто впаялось в его голосовые связки. Внезапно Кастиэль становится очень заинтересованным в том, чтобы раздеть Дина, сокращая короткую дистанцию между ними и кроватью, попутно стягивая его футболку и хватаясь за пуговицу джинсов. Дин более чем желает помочь, стараясь избавиться от одежды как можно быстрее и надеясь скорее увидеть Кастиэля раздетым. Процесс немного искажается, потому что Кас, кажется, разрывается между раздеванием Дина и изучением уже обнаженной горячей кожи, водя по ней прохладными пальцами и не отрывая от нее взгляда. — Одежда, одежда, одежда, — настойчиво шипит Дин, отмахиваясь от рук Кастиэля и указывая на его слишком одетое тело. Кастиэль фыркает, но делает, что сказано. Его движения намного изящнее, чем у Дина; это отчетливо видно, когда он плавно стягивает с себя футболку за раз, заставляя его прикусить нижнюю губу. Господи-боже, Кастиэль реально чертовски горяч. Дин с трудом стягивает свои джинсы, очерчивая взглядом гладкую поверхность загорелой кожи Каса, представляя, как вопьется в эти губы, проведет языком по— — Дин, — Кастиэль чуть ли не рычит, многозначительно указывая кивком на застывшего мужчину. — Точно, — выговаривает Дин, быстро моргая и скидывая джинсы, пока Кас занят своими. Полностью раздевшись, они приближаются друг к другу, как магниты, и Кастиэль снова целует его. Он проводит ладонями по лицу Дина, по его шее, по плечам, рукам, немного отстраняется, чтобы коснуться груди, и останавливается на бедрах. Руки Дина жаждут сделать то же самое, что он и делает. В груди появляется какая-то легкость, потому что он может дотронуться до него, где захочет и как захочет, как будто он наконец нашел то, к чему вожделел. Этого все еще недостаточно, но начало — чертовски хорошее. Дин задумывается о том, сколько раз он касался этого мужчины, сколько мест он успел поцеловать, сколько засосов — оставить на коже. Есть что-то волшебное в том, что они могут проделать этот путь заново, что-то невероятно особенное в том, чтобы по новой изучить — можно сказать, составить карту тела человека, которое он, должно быть знает, как свое собственное, и научиться еще сильнее ценить каждый дюйм. Влюбленные люди говорят, что каждый день влюбляются в своего партнера снова и снова, но Дин не думает, что им когда-либо выпадала такая возможность, как эта. Они, спотыкаясь, добираются до кровати, отдаляясь, лишь чтобы посмотреть друг на друга и отдышаться, будто делали что-то, требующее усилий. Кастиэль протягивает руку, чтобы легонько коснуться его щеки, просто глядя на него, и Дин почти уверен, что сердце останавливается в его груди. — Что ты хочешь? — мягко спрашивает Кастиэль. Дин облизывает губы: — Все. Что угодно. Мне все равно, я просто—я хочу тебя. — Хорошо, — просто отвечает Кастиэль, падая на кровать с легкой улыбкой. — Я весь твой. — Ох, — выдыхает Дин, склоняясь над ним, и у него пересыхает в горле. — Да, черт возьми. Дин чувствует—он даже не знает. С ним что-то происходит, что-то, чего он не может понять; какой-то бунт в груди. Этот момент настолько хрупок и важен, и Дин понятия не имеет, какая у него фамилия, но он знает — просто знает, — что это имеет гораздо большее значение, чем он в состоянии понять. Это все, абсолютно все. Он начинает с коленей Кастиэля, потому что он находится между его ног. Он наклоняется, чтобы поцеловать их, улыбаясь, когда ноги Каса вздрагивают. Затем, он осыпает поцелуями и прикусывает внутреннюю часть обоих бедер, обходя мимо его покачивающийся член, несмотря на то, как рот наполняется слюной при его виде. Он кусает косые мышцы Кастиэля, проводя языком по углублениям, заинтересованно хмыкая, когда он легонько извивается, словно ему это действительно нравится. Он не спеша целует и посасывает кожу на груди, облизывая каждый сосок, опаляя шею горячим дыханием и оставляя засос на шее. Грудная клетка Кастиэля быстро расширяется, а твердый, тяжелый и горячий член вжимается в бедро Дина. Касу нравится целоваться, как выясняет Дин. Он становится громче, издает звуки, которых не так легко добиться. Он погружается в процесс и теряется в нем, выгибаясь и прижимаясь к Дину с той же легкостью, с которой он дышит. Дин весь день мог бы и хотел бы этим заниматься, но сейчас у него на уме другие вещи. Отстраняясь от губ Кастиэля, он вновь двигается вниз, целуя, облизывая и кусая его кожу, возвращаясь к проигнорированной части его тела, которая, должно быть, до боли жаждет внимания. Кастиэль приподнимает голову и с любопытством смотрит на Дина. — Ты собираешься— — Да, — отвечает Дин еще до того, как он успел закончить вопрос, и облизывает губы. — Я, конечно, понятия не имею, делал ли я это раньше, но я приложу все усилия. Кастиэль медленно выдыхает и кладет голову обратно на подушку, сжимая в пальцах одеяло. Уверенность Дина резко возрастает от такой реакции, когда он видит, как на него влияет одна лишь мысль об этом. Не позволяя никакой неопределенности воспрепятствовать процессу, Дин опускается и берет член Кастиэля в рот, не успевая подумать дважды. Делать минет, оказывается, не так уж и сложно, так что, может, Дин уже делал это раньше. Он сомневается, что он эксперт в этом вопросе, но ему кажется, что он неплохо справляется. Ощущения немного странные — будто его рот не знает, что делать, однако он быстро учится. Он привыкает к тяжести во рту, к дурманящему соленому вкусу самых интимных частей Кастиэля, и, в конце концов, он находит свой ритм. У него не получается заглотить всю длину, но ничего страшного, потому что Касу, кажется, больше всего нравится, когда он жестко и быстро сосет головку. Сам же Кастиэль довольно быстро теряет над собой контроль. Все, что сдерживало его стоны и резкие движения бедрами, теперь полностью уничтожено ртом Дина, и тот огромный объем энергии, что чувствует Дин из-за его реакции, очень опасен. Он хочет делать это каждый гребаный день — разрушать Кастиэля и разрывать его душу своим ртом, хранить в себе невероятно прекрасные стоны. — Дин, Дин, — задыхается Кастиэль, хватаясь и лихорадочно потягивая его короткие волосы, неистово толкаясь бедрами. Дин знает, что сейчас будет, но все равно к этому не готов. Он замирает, изо всех сил стараясь расслабиться, когда Кастиэль держит его за голову и трахает в рот по самую глотку. Он не может нормально дышать, и в уголках глаз собираются слезы, но у Каса столь восхитительные всхлипы, будто он вне себя и сходит с ума из-за необузданного удовольствия. Дин осознает, что ему это нравится, нравится, как Кастиэль не дает ему двигаться и трахает его, словно не может остановиться, нравится ощущение напряжения в горле, и как по щекам текут слезы. Быть вот так использованным приносит ему странное блаженство, и он добавляет развратность в список вещей, которые он о себе узнает. Затем, сделав еще два толчка, Кастиэль изливается ему в рот с хриплым вскриком, который похож на совершенно другой язык — смесь гласных и бессмысленных слов, которые, Дин знает, означают лишь то, как Кастиэлю хорошо. Кастиэль становится податливым и мягким, опускаясь на подушки, его грудь вздымается, и Дин заставляет себя проглотить солоноватую жидкость. Он морщит нос из-за вкуса, осторожно отпуская Кастиэля и причмокивая губами, но блаженное выражение его лица заставляет Дина улыбнуться. — Хорошо? — спрашивает Дин, потому что ему, как и всем, нравится одобрение. Кастиэль приоткрывает один глаз. — Дин, это было гораздо лучше, чем просто «хорошо». Это было… — Хех, ты потерял дар речи, — дразнит Дин, заливаясь улыбкой, а его грудь разрывает гордость. Кастиэль открывает второй глаз и рассматривает член Дина, будто раздумывая, что с ним делать. Дин уже собирается сказать, что он не обязан ничего делать, когда Кастиэль протягивает руку и тянет его на себя так быстро, что Дин тихо вскрикивает. Кас с дрожью приподнимается и ложится рядом с ним, опустив голову ему на плечо. — Твоя очередь, — говорит Кастиэль. Дин задерживает дыхание. Кастиэль трогает его абсолютно везде, где может, легонько касаясь его кожи одной рукой. Медленно, мучительно медленно, он надавливает пальцами в определенных местах — на шее Дина, рядом с его бедрами. Как гром среди ясного неба, он зажимает сосок Дина гораздо жестче, чем касался его до этого, но не слишком жестко. Дин дергается и с дрожью выдыхает, широко раскрывая глаза, увидев перед собой макушку Кастиэля. Он не видит, что Кастиэль делает, и предвкушение заводит его лишь сильнее. Кастиэль продолжает трогать его, постепенно опускаясь, но то и дело возвращаясь наверх, чтобы ущипнуть Дина за сосок или сжать бедро или надавить на горло. И как только Дин начинает расслабляться, Кас усиливает давление, увеличивая напряжение в его теле, словно играясь с переключателем. Дин настолько возбужден, что он боится, что кончит, едва Кастиэль успеет дотронуться до него. К счастью, этого не происходит. Когда Кастиэль резко облизывает собственную ладонь и берет член Дина, он очень близок к этому, но ему удается избежать казуса. Кас опирается на локоть таким образом, чтобы у него была возможность и дальше зажимать его соски, давить на горло и сжимать его бедра до синяков, но в то же время продолжать дрочить ему. Дин низко стонет, когда Кастиэль набирает темп, щипает, давит и сжимает сильнее. Он чувствует, как напряжение нарастает, а его кожа горит, когда Кас подводит его к краю все ближе и ближе. У него нет никаких сомнений в том, что он стонет, извивается под ним и толкается бедрами, а Кастиэль старается удержать его на месте и заставить замолчать, что, кстати, может быть немного связано с тем, почему Дину так нравится это все делать. Мужская грубость еще никогда не приносила такого удовольствия. В тот момент, когда Дин уже на грани — его мошонка сжимается, а под кожей проходится дрожь… Кастиэль останавливается. Дин скулит, резко открывая глаза: — Что за херня? Кастиэль наклоняется, чтобы поцеловать его, проглатывая его жалобы, и снова нежно проводит по нему рукой. Он отстраняется, чтобы взглянуть на Дина с проблеском какого-то—чего-то в глазах, он возобновляет процесс, вновь наращивая возбуждение. Дин бы пожаловался или потребовал закончить, наконец, это все, если бы не наслаждался каждым мгновением. Ему просто чертовски хорошо. Он не может понять, почему это кажется ему таким сексуальным — быть доведенным до пика снова и снова, но Дин обожает каждый момент этого всего. Кастиэль делает медленные и плавные движения, скользя по его члену, не прекращая сжимать, давить и щипать, и Дин в каком-то смысле теряется в ощущениях. Он обманывает себя, думая, что в этот раз Кас позволит ему получить оргазм, но он не позволяет. Снова и снова, он просто… не позволяет. Удовольствие растягивается и продолжается до тех пор, пока Дин не перестаёт понимать, что он вообще говорит. Он осознает, что бормочет что-то с придыханием, потому что Кастиэль все так же заставляет его замолчать, наклоняясь, выцеловывая слова из его рта, успокаивая тихим «чш-ш», когда Дин скулит. Он, должно быть, уже умоляет, но кто бы не стал? Но, оказывается, он и не против; на самом деле, это лишь накаляет атмосферу. Доходит до того, что Дин знает, что он умоляет, прекрасно осознавая, что из его рта доносится безмозглый треп, когда он выдыхает: — Кас, прошу тебя. Можно я просто—Кас, блять, Кас, пожалуйста, черт, о, бо— И после этого, Дин больше ничего не понимает, кроме ощущений. Он отдаленно осознает, что не этого он ожидал, прыгая в кровать с Кастиэлем, но дареному коню в зубы не смотрят. Это наилучший, из всех возможных, исход — то, что Кас так наслаждается тем, что доставляет ему столько удовольствия, сколько может. И он просто доводит его до края снова и снова, будто это и есть его истинное призвание. Дин осознает, что больше не сможет продержаться. Он чертовски чувствителен — настолько, что, кажется, все его тело стало одной эрогенной зоной. Каждое место, которого касается Кастиэль, заставляет его испытывать приближение оргазма, и это просто—это немного грустно, правда. Он не был так возбужден с… Ну, он не помнит, но все же. Ему кажется, что он не выдержит, когда Кастиэль позволит ему кончить. И это оказывается правдой. Когда Кастиэль считает, что время пришло, ненамного позже того, как Дин говорит, что больше не выдержит, он отстраняется и перестает касаться его члена, от чего Дин чуть ли не плачет. А затем, без предупреждений, он опускается и заглатывает его член одним плавным движением, так, что головка ударяется о стенку горла, и это оно. Дин так сильно кончает, что все его тело скрючивается и дергается, будто рыба на суше. Кастиэль без заминки все сглатывает, из-за чего Дин лишь беспомощно вскрикивает, продолжая изливаться ему в рот. К этому моменту он уже много раз успел подрочить в душе, но ни разу он не кончал так много и с таким удовольствием. Это окончательно истощает его, потому что, закончив, он падает на кровать и закрывает глаза, а по его телу время от времени пробегается дрожь. — Хорошо? — воодушевленно спрашивает Кастиэль. Дин стонет и тут же засыпает.Х
Проснувшись, Дин чувствует себя в лучшем виде оскорбленным. Он стонет, потягиваясь, как кошка, а его конечности дрожат, пока он не расслабляется. Он причмокивает губами и, зевая, приоткрывает глаза. — Ты так и не ответил на мой вопрос. Дин поворачивает голову и лениво улыбается, ловя взглядом совершенно голого Кастиэля, восторженно наблюдающего за ним и протягивающего стакан воды. — Какой вопрос? — Я спросил, хорошо ли тебе было, — говорит ему Кастиэль. Дин усмехается и садится, забирая воду и выпивая ее большими глотками. Боже, он так хотел пить. — Чувак, ты меня умотал до отключки. Как думаешь? — Думаю, ты очень устал. — Да, черт возьми, устал. Ты меня вымотал. Я не знаю почему, но такого я не ожидал. Кастиэль слегка улыбается. — Надеюсь, это был приятный сюрприз. — Просто шикарный, — подтверждает Дин, оглядывая лицо Кастиэля. — Можешь делать это со мной, когда угодно. Если к нам вернется память, и выяснится, что у нас был только скучный секс, можешь снова перевернуть мой мир. Оказывается, мне такое дерьмо нравится. — А что, если к нам вернется память, и окажется, что мы вообще не занимались сексом? — спрашивает Кастиэль. — Тогда мы идиоты, — просто отвечает Дин, прильнув к нему, чтобы закрепить слова легким поцелуем. Кастиэль наклоняется к нему, удовлетворенно вздыхая, наконец, улыбаясь и опуская голову. Дин усмехается, глядя на легкую радость на лице Каса, а в его сердце разливается тепло от простоты этого мгновения. Он хочет удержать момент, завладеть им и возвращаться к нему тогда, когда в вещах теряется смысл. — Ты говоришь так, будто бы все очень просто, — бормочет Кастиэль, глядя на Дина сквозь ресницы. Дин щелкает языком. — Так бы и было, если бы за нами не гнался Серийный-Убийца-Сэм. Если бы нам не приходилось об этом волноваться, то я предложил бы осесть где-нибудь, найти работу, наладить жизнь. И кому вообще нужны воспоминания? — Ты ужасно весело рассуждаешь об этом. — Ага, ну, сам попробуй не быть веселым, после того как испытаешь такой оргазм. Кастиэль закатывает глаза. — К сожалению, не все так просто. Нам надо понять, что делать дальше. Ты был прав, когда говорил, что так мы жить не можем, Дин. — Кайфоломщик, — хмуро бормочет Дин. — Ладно, и что ты предлагаешь? Мы не можем просто… перестать бежать. Единственный способ избежать опасности — это избавиться от Сэма. — Именно, — спокойно отвечает Кастиэль. Глаза Дина расширяются. — Ты—Кас! Ты не можешь всерьез предлагать—предлагать убить его, — выпаливает он, когда что-то внутри яро протестует против одной лишь мысли. — Нет, нет, — быстро говорит Кастиэль, нахмурившись, — ничего такого. Он плохой, так ведь? Возможно, у нас получится отправить его в тюрьму? — Ну… это уже не так плохо, — бормочет Дин, прикусывая нижнюю губу. — Что, подставим его? — Насколько сложно это может быть? — спрашивает Кастиэль. Дин вздыхает: — Вероятно, намного сложнее, чем мы думаем, но попытаться стоит. Кастиэль кивает. — Хорошо. У нас есть час до выселения. Сначала в душ, а потом сходим за завтраком. А потом можно спланировать, что делать дальше. — Да, я не против такого расклада. Чур я в душ первый. — Или… мы можем сходить вдвоем. — Кас, — спокойно говорит Дин, — ты чертов гений. Они бредут к душу, спотыкаясь друг об друга, смеясь и толкаясь, пока не встают под горячий поток воды. С нежными поцелуями они моют спины друг друга, смеются в кожу друг друга и стонут, доводя друг друга до оргазма, и у Дина нет абсолютно никаких сомнений, что он хочет заниматься этим до конца дней. Ему постепенно становится все равно на потерянную память, ему слишком нравится то воспоминание, которое он создает сейчас. Затем они одеваются и проводят последние минуты, как и всегда, препираясь на тему того, как надо складывать вещи. Кастиэлю не нравится, что Дин беспорядочно бросает все, а Дину не нравится, что Кастиэль сворачивает одежду, а не складывает ее. Все нормально и спокойно, и Дин знает, что они оба улыбаются, когда один не смотрит на другого, и это к лучшему. Все просто… вправду идеально. А затем, как раз думая об этом, он открывает дверь и сталкивается лицом к лицу ни с кем иным, как длинноволосым Сэмом-Серийным-Убийцей.