Ярчайший роман века

Ночью Виктор так и не смог уснуть. Елена не покидала его мысли. Он признавал, что восхищается ей, что умудрился влюбиться в эту необычайную женщину с грустными глазами цвета неба. Нет, не неба. Над Петербургом вечно серое небо и куча облаков, а по ночам даже звёзд не видно. Ещё вчера, если бы он увидел её, например, в Москве, то с полной уверенностью заявил, что глаза у неё — небесные. Но не теперь. Может быть, они у неё цвета Московского неба, но только он уже не помнил какое оно: небо над Москвой. Нет, точно не небесные. Может, как у Элизабет Тейлор, чуть отливают лиловым, но снова промах. Нет в них лилового. И грусти тоже нет. Озорные глаза, как волны Финского залива. До самого утра его занимал не только вопрос о цвете её глаз. Он не мог выбросить из головы её прекрасный образ. Не мог забыть этой прекрасной женщины. Его пленил её голос. Он был то тих и нежен, то звучал как гром среди ясного неба. Голос был, как и походка, несколько неровным и необычным, скачущим, как Елена по поребрикам. Он был заворожен. Как элегантна и красива она была этой ночью. Он не мог забыть её открытых загорелых плеч. Открытого, но скромного и старомодного платья, которое очень ей шло, учитывая, что не подчеркивало ровным счётом ничего. Не мог забыть, как бурно она жестикулировала, рассказывая или объясняя ему что-то, как твёрдо и прямо держалась, как грациозно садилась и вставала, уводя, утягивая его за собой, как ребёнок, которому неймётся, но при этом, как женщина. Умная, интеллигентная и красивая женщина. Он полюбил её. Умудрился же, за один день. Впрочем, это не было удивительно. В двух своих жен он также быстро влюбился. В Елене было что-то от них обеих. Пока ему, конечно, казалось, что только самое лучшее. Она напоминала ему первую жену — Анастасию. Француженку с русскими корнями. Сейчас она была бы значительно старше его Елены, но Господь миловал, и она навсегда осталась молодой, живой и цветущей в его памяти. Её быстро не стало, но, в годы прожитые с ней, он был счастлив, как никогда, ни с одной из женщин. Кроме Елены. Он видел в ней не просто свою первую любовь, он невольно сравнивал и каждый раз приходил к выводу о том, что они слишком разные, невообразимо непохожие, а потому почти идентичны. Елена была мягче Анастасии, но гораздо жёстче Элеоноры. От второй жены в Елене был только цвет волос (не верьте фильму «Джентльмены предпочитают блондинок». Виктор их на дух не переносил. Брюнетки, только брюнетки. На крайний случай рыжие, но никогда не блондинки) и рост. Если обобщить, то можно ещё и глаза внести в этот список, но он подумает об этом, когда в третий раз женится на кареглазой женщине. Элеонора была красивой, удивительной и слишком мягкой. Но Виктор исправил её недостатки и из брака с ним она вышла всё ещё очень красивой, но уже неврастеничкой с огромными комплексами. Он ломал женщин, как кукол, а когда игра ему надоедала, он бросал сломанную вещицу и искал что-нибудь покрепче. Анастасия могла сломать его мизинцем левой руки, Элеонору сломал он, а Елена была золотой серединой: достаточно крепкая и сильная, чтобы выдержать Баринова и достаточно мягкая, чтобы он мог выдержать её. Елена давала ему отпор неосознанно, будто защищаться начинала ещё до того, как он нападёт. Спорила с ним на интуитивном уровне и ставила каждое его слово под сомнение, но по непонятным для них обоих причинам, она ему поддавалась, обмякала и была более естественна, чем с мужем и со всем миром. Елена очень устала, запугана и нелюбима, она всю жизнь продавала себя за ненависть и презрение. Что помешает ей ещё раз войти в эту реку, но повысить ставку до любви? Впрочем, это Виктору ещё предстоит узнать. Сон не пришел к нему и днём. Он как умалишенный ходил по номеру, убеждая себя, что придумывает новое меню, сочиняет рецепты, но о чем он думал на самом деле — оставим ему. В четыре часа дня он подорвался и практически побежал к месту их встречи, но не учёл ливень, который начался через десять минут его пребывания на улице, и вынужден был вернуться за зонтом. Это спасло его от мучительного ожидания. Когда он повернул под арку — она была там. Мокрая до нитки, с сигаретой в зубах, она снова копошилась в сумке. Он терял голову, пока она теряла зажигалки. Вместо приветствия он поднёс огонёк к её сигарете. Сначала она удивилась и даже немного испугалась, но как только увидела его — улыбнулась. Он тоже закурил. Она дождалась первой затяжки (никогда не забывает о манерах) и поцеловала его в знак приветствия. — Здравствуйте. Не думала, что вы придёте. — Это ещё почему? — он сложил зонт. — Такой ливень на улице, — её это как будто радовало. Может, дождь, а может, его присутствие рядом. — Вы презираете зонты? — сложно было этого не заметить. — Только те, что не помещаются в мою сумочку, — она веселилась и курила. Снова без мундштука. — А вы не боитесь промокнуть? — У меня зонтик. — Он вас не спасёт, — Елена говорила очень уверенно. Он ей почти поверил. — Пойдём смотреть фильм или предпочтёте погулять под своим зонтиком? — какая же она язвочка. — Разве мы успеем купить билеты? — Купить билеты? Зачем? Мы пойдём по контрамарке, будем сидеть на отложенных для меня местах. — Вы не платите за походы в кино? — его это так удивляло, что она не сдержалась. Рассмеялась и взяла Виктора под руку. Он даже через пиджак ощутил какая она холодная. Они вошли внутрь. «Аврора» ни снаружи, ни внутри не была похожа на обычные кинотеатры, в которые он ходил в Москве. Это было не здание, а произведение искусства. Настоящий храм. Он был прав, когда так подумал. Она взбежала по круглым ступенькам, пока он открывал перед ней массивную дверь из красного дуба. Они вошли внутрь и Виктор не поверил своим глазам. Он взял Елену под руку и наклонился, чтоб прошептать ей на ухо. В таком месте говорить во весь голос — верх неприличия, и он это понимал. Нужно было сохранить святость. — Не знал, что «Эрмитаж» находится на Невском, 60. Она была не в меньшем восторге, чем он. Каждый раз, когда она приходит сюда — как первый. Она всегда разглядывает панно на потолке.  — Только посмотрите! Два мира кино на маленьком клочке стены, — на панно были изображены советские и зарубежные актёры и актрисы. Пятеро на одной половине и пятеро на другой. Они прошли мимо касс и маленького кафе напротив. Его поразила закрытая лестница, ведущая на второй этаж, с потрясающими мраморными (ему так показалось) перилами. — А там что? — он запрокинул голову и заметил ограду, которая являлась продолжением перил. — Вход на балкон. Когда-то было продолжение этого кафетерия, но, сколько я себя помню, там всегда было закрыто. На контроле Елену узнали. Миловидная старушка с серебряными волосами и в очках с тонкой оправой улыбнулась им и поздоровалась. Елена подошла ближе к стойке, и женщина взяла её за руку. — Здравствуй, Леночка! Какая же ты стала красавица! — пока её расхваливали, он огляделся и увидел колонны. Внутри кинотеатра были колонны! Они отделяли «развлекательную» зону с газировками и попкорном от ряда оранжевых кресел, на которых сидели пара преклонного возраста и девушка с книжкой. Он готов был спорить, что это завсегдатаи. — Кто это с тобой? — билетёр наконец заметила скромную персону Виктора. — Мой коллега. Виктор, — она обратилась к нему, — познакомьтесь, это Людмила. — Что вы пришли смотреть? — Людмила не отпускала руки Елены и очень искренно, совершенно не сдерживая себя, радовалась её присутствию. — «Кто боится Вирджинии Вулф?», — Виктор понятия не имел, на что она его повела. Он был уверен, что это какая-нибудь мелодрама или, на крайний случай, боевик, но никак не фильм шестьдесят шестого года с Элизабет Тейлор. — Я так и знала, что это для тебя! — они обе рассмеялись и Людмила протянула Елене маленький листочек, на котором было написано: «Вирджиния Вулф. 3 ряд 16, 17 места. 17:00. Сафонова». Он не знал, что это значит, но Елена поблагодарила знакомую и достала из сумки блокнот, когда они отошли. На каждой странице были наклеены такие же разноцветные листочки, как тот, что ей дали сейчас. — Что это? — ему действительно было интересно, почему она так бережно хранит какие-то бумажки. — Книга посещений. Я храню всё, что мне здесь дают, — она по-матерински посмотрела на свою книжечку и вложила туда новый билет. — Можно посмотреть? — они сели на парное оранжевое кресло ближе ко входу в большой зал. — Конечно, — блокнот был почти закончен. Виктор неспешно пролистал его и заметил, что между «Апокалипсисом: сегодня» и «Охотником на оленей» были «Звёздные войны», а рядом с «Великим диктатором» красовался «Правила съема: метод Хитча». И везде, на каждом листке, была странная фамилия и один и тот же ряд, одно и тоже место. — Кто такая Сафонова? — Моя подруга. Она тут работает и всегда выписывает мне билеты по четвергам. Я ей даже не звоню, она их просто оставляет. И всегда два, что очень смешно. Я предпочитаю ходить одна. — Почему везде одинаковые места? — Счастливые числа. Да и гораздо легче всегда бронировать одно и тоже. Прозвенел первый звонок. Зрителей начали впускать в зал. На пороге Елена столкнулась с девушкой, которая читала книгу. — Здравствуй, Асенька. — Здравствуйте, Елена Павловна. Я подсяду к вам? — девушка была значительно младше, с кудрявыми блондинистыми волосами и смутной улыбкой. Вылитая героиня романов Франсуазы Саган. — Я сегодня не одна. Позвони вечером — поболтаем, — она подмигнула ей и взяла Виктора Петровича под руку. — Обязательно! — когда они разошлись, он спросил: — Вы всех здесь знаете? — Конечно. Других тут не бывает. — Кто она? — ему стало интересно, что за два с половиной человека составят им компанию. — Ася? Не знаю, просто девочка. Мы вместе смотрим фильмы, — она стала говорить тише, будто собиралась поведать ему страшную тайну. — Иногда она мне их объясняет. Я настоящий профан в области кино. — Я вам не верю, — он действительно не верил. — Ваше право. Нам сюда, — она пропустила его вперёд. — Садитесь на семнадцатое место. Они прошли мимо рядов красных кресел и сели на её места. Если бы там была гравировка с её именем — он бы, право, даже не удивился. — Что мы смотрим? — его интересовал сюжет. — Это вам к Любови Михайловне, — она повернулась и подняла руку, здороваясь с пожилой женщиной, которая, по всей видимости, и была Любовью Михайловной. — Она у нас историк кино. А я только знаю, что там Элизабет Тейлор и Бёртон — её муж. А имя я забыла. Не помните? — Ричард. — Точно! Там о двух семейных парах, которые всю ночь играют в психологические игры, — она угадала, он любил такое кино. В зале выключили свет и они замолчали. Когда фильм кончился, и их выпустили через задний вход, на улицу, была половина восьмого. У них ещё оставалось время. — Может быть, выпьем кофе? — фильм они обсуждать не стали. Не лучшая тема для разговора, как они оба решили. — Прекрасная идея, но сначала я покурю. Очень хочу курить, — он был с ней солидарен, но от замечания не воздержался. — Для женщины вы слишком много курите. — Это вы ещё Бетти Дейвис не знали, — он её задел, даже оскорбил. — Я не курю в обычной жизни. Только здесь или когда одна. — Или когда сбегаете, — он снова поднес зажигалку. — А почему? — ему действительно было интересно. — Не хочу быть для сына плохим примером. Да и муж против. За семнадцать лет так и не догадался, — йй нравилось скрытничать, но с ним было так легко и спокойно, что она не боялась абсолютно ничего. Он даровал ей уверенность в защищённости. При нем она не использовала мундштук, потому что доверяла Виктору даже больше, чем самой себе. — У вас есть фотография вашей дочери? — Елена очень любила фотографии детей. И просто детей. Но, кроме всего прочего, ей было безумно интересно, какая дочь у этого человека. — Конечно. Показать? — она кивнула и он достал из сумки, которую носил через плечо, кошелёк, в котором была фотография. — Вот она. А это, — он показал на женщину рядом с девочкой, — моя бывшая жена. — Как её зовут? — Кого? Жену? — Елену это рассмешило. — Нет, дочку. — Катя, — впервые за два дня в чужом городе он ощутил, как сильно по ней скучает. — Она у вас красавица. Но совершенно на вас не похожа. Вылитая мама. — Только внешне. Характер мой. — Это видно, — она снова ему улыбалась. — Вон, как корчится. — А у вас есть фотография сына? — ему было интересно, какой сын у этой женщины. Елена тоже хранила фотографию в бумажнике. Чего она там только не хранила! Это был кирпич, а не кошелёк, но от Шанель. — Он рыжий? — Удивительно, правда? Муж брюнет, я тоже, а он совсем рыжий, ещё и веснушчатый. Симпатичный мальчишка. — Сколько ему? — Здесь — восемь, а сейчас тринадцать. — Моей дочери семь. — Прекрасный возраст. Наслаждайтесь, а то станет подростком и всё — назад пути нет. Они вышли на Невский и повернули направо. — Куда пойдём пить кофе? — В Елисеевский, разумеется. Вы там были? — Ни разу. — Какой ужас! Это как не сходить в «Эрмитаж»! — она снова взяла его под руку и крепко прижалась. Ветер с Невы был холодный. — Тогда обязательно попробуем миндальные круассаны! Они там самые вкусные! — Это вы просто никогда не пробовали их в «Boulangerie Alexine» в Париже. — Ещё как пробовала! — она усмехнулась. — Шесть килограммов наела, пока училась в кулинарной академии. Но в Елисеевском лучше. — Вы учились во Франции? — он ещё не до конца верил, что Елена — шеф, а она взяла и поразила его ещё больше. — Да. Выскочила замуж и сбежала в Париж, но быстро вернулась. — Почему? — Вам правда интересно? — весь вечер он то и делал, что только слушал её. Было даже неудобно столько болтать. — Правда. Рассказывайте. — Я с ума сходила во Франции. Думала, знаете, что стану счастливее, что ли, в другой стране. И хорошо было, пока училась. Но я рано родила, заканчивала академию с сыном на руках. Он был со мной постоянно, а у мужа своя работа, своя какая-то жизнь. Мы поженились-то, чтоб ему уехать разрешили. Ни о какой любви и речи не шло. Договор. Он любит Васю, обожает его, но с грудничком возиться, сами понимаете, — не мечта каждого мужчины, — Елена убрала скатившуюся по щеке слезу, грустно улыбнулась Виктору и продолжила. — Я не жалуюсь, вы не думайте. У меня прекрасный муж, замечательный сын, но я не справилась. Не смогла одна с ребёнком. Если бы не Миша, мой супруг, я бы не стала заканчивать и вернулась домой, к родителям, но он настоял. Мы уже двенадцать лет здесь и, скажу вам честно, не было бы Васи — я б уже была где-нибудь очень далеко, — она не хотела знать, что он думает обо всём этом. Она хотела выговориться, а он её послушал. Хотела прокричаться, думала, что имеет на это право. — Всё, мы пришли! — она снова стала Еленой-авантюристкой с озорной улыбкой. Виктор галантно открыл перед ней дверь, и они оказались в сказке. В мечте любого сладкоежки — в магазине купцов Елисеевых. Внутри было светло, даже ярко, всё будто светилось золотым: лавки с пирожными, игрушки в окне, витрины. Они прошли в глубь, купили её хвалёных круассанов и две чашечки кофе. Им повезло — столик у окна прямо рядом с ними освободился. — Вы были правы. Круассанов лучше я в жизни не ел! — Виктор был в восторге и, кажется, придумал позицию для нового меню. Ладно, украл. — А вы сомневались, — она покачала головой, говоря, что очень недовольна его поведением. — Вы тоже учились в Париже? — Да, но намного раньше вас. И мне повезло: родители жили со мной в одном городе. — А почему вы вернулись? — теперь его очередь доставать скелеты из шкафов. — Моя жена умерла, а я не смог бы жить там без неё, — она не ожидала от него таких откровений, но была приятно удивлена и даже рада тому, что у неё теперь есть кто-то настолько близкий. Виктору же не сложно было рассказать, он понимал, что это — шапочное знакомство, и Елена забудет его, как только он уедет. Первая жена не была запретной темой, он давно пережил её кончину, а Елена его привлекала и он, наверное, даже не осознавая этого в полной мере, давил на жалость. — Мать Кати? — она не сказала «соболезную», и он был очень ей благодарен. Никогда не умел правильно реагировать на эти слова. — Нет, моя первая жена. Я тоже рано женился, мне было двадцать три. Мы прожили вместе неполных четыре года, а потом её не стало. — От чего она умерла? — От рака лёгких, — он крайне серьёзно на неё посмотрел, а она подавилась кофе. — Вы издеваетесь? — шутка слишком быстро перестала быть шуткой. — Не полностью. Она умерла в следствии тромбоэмболии лёгочной артерии. Рефлекторная остановка сердца во сне и всё. Она не мучилась. — Как её звали? — Елене совершенно не было жаль эту женщину, но он её напугал, и она решила перевести тему. — Анастасия, — Виктор давно перестал жалеть об уходе жены. Он был благодарен ей за счастливые годы, пусть и так мало. Но ведь если что-то не длится вечно — его значение не уменьшается. Жаль, что он понял это только к сорока годам и благодаря второй жене. — Она тоже была поваром? — Упаси Господь иметь жену повара! — Елену это рассмешило, она была рада, что они закрыли тему смертей, и просто болтают. — Да, и, я всё хотел спросить, вам не кажется, что это совершенно не женская профессия? — Нет. Она, скорее, не мужская, чем не женская, — они снова перебрасываются колкостями, но от третьей мировой их спасает бой часов на Думской башне. — Как быстро летит время! Я бы с радостью с вами поспорила, но мне пора домой. — Я вас провожу. — До выхода — пожалуйста, но не дальше, — она с каждой их встречей ставила всё больше и больше рамок, существовать в которых они однажды оба не смогут. Он помог ей надеть плащ и они вышли. — Мы увидимся завтра? — Виктора больше всего на свете сейчас волновал именно этот вопрос. — Нет. У нас дома приём, — ей стало не по себе от мысли, что уже через несколько часов она вынуждена будет терпеть эту богему, когда предпочла бы общество одного человека. — В каком номере вы живёте? Я сама вас найду, но если нет, то в четверг на том же месте в тот же час. — Вы же не знаете в какой гостинице я живу. — В «Октябрьской». — Я не буду спрашивать, как вы узнали. Номер 312 на третьем этаже. — Я догадалась. Ну, до свидания, — она протянула руку, чтобы попрощаться, но он не обратил на её жест никакого внимания и крайне беспардонно поцеловал её в щеку. Елена почувствовала себя девчонкой, но, впервые за всю жизнь, это было приятное чувство, и пуританка, что сидела в ней, не решилась сделать замечание и пристыдить. Она была довольна. — До встречи.