Ярчайший роман века

В пятницу в Петербурге шёл дождь. Прекрасный, сильный дождь — вечный повод не покидать дома везде, кроме города на Неве. На улицах, по определению, было много машин, много людей, очень много всего. Виктор периодически выглядывал в окно, изучал каждую, мимо проезжающую, машину и пытался увидеть её Форд, всматривался в лицо каждой женщины, насколько это было возможно с высоты третьего этажа, и видел нём Её. В номере было бесконечно душно и это давило на голову, давило на Виктора. Он начал было думать о том, что она может не прийти, что их встречи безвозвратно канули в прошлое после её прощания в их, с мужем, доме. За много дней, что он пробыл в номере, ожидая Елену, Виктор выучил наизусть расположение каждого цветка на обоях, вытряхнул в урну три пепельницы, которые они заполняли, сидя на подоконнике и покуривая в форточку, запомнил все места, в которые она бросала то очки, то шарфики, то туфли (по одному, разумеется). Он снова прошел по номеру от входной двери и до ванной комнаты. Проходя мимо бордового диванчика (это было одно из тех мест, где всегда можно было найти её вещи), он вспомнил как обнаружил под ним её бюстгальтер. Для обоих так и осталось секретом как он туда попал. По привычке Виктор подошел к тумбочке, в которой она очень любила оставлять то правый, то левый туфель, а потом скакала на одной ноге, попутно ища браслеты, слетевшие с её рук, и ругалась, что это домовой ворует её обувь. На самом же деле, он заметил, что Елена терпеть не может высокие каблуки, а потому, как только входит на территорию Виктора, сшвыривает их с ног, даже не думая о том, что делает. Однажды чуть не выбила окно, но была слишком занята, чтобы обратить на этот пустяк внимание. Поворачивая в спальню, он боковым зрением заметил, что Елена не оставила ни одного напоминания о себе. Было пусто, тихо и душно, а её не было. По прошествии ещё двух часов, ему начало казаться, что она никогда больше сюда не придёт. В этот вечер гостей ему ждать не стоит. У него уже была собрана сумка, в шкафах остались только какие-то необходимые мелочи. Её книгу он тоже пока решил оставить, как нечто необходимое. Позже он уберёт её сумку, которую носит через плечо, а пока будет возвращаться в Москву в маленьком и неуютном купе, обязательно почитает и даже выпишет, чтоб создать для Нагиева видимость работы, рецепты со страниц, чьи номера совпадают с важными датами. Когда он устало закроет книгу, то заметит на полу под своими ногами аккуратно сложенный листочек, на котором её рукой написан финальных штрих меню его нового ресторана. К вечеру дождь не закончится, вместо него иссякнет вера Виктора Петровича в нормальное прощание женщиной, которая стала его апрельской любовью, которая должна была стать чем-то большим. Она придёт за полночь, разбудит его тихим и настойчивым стуком в дверь, виновато улыбнётся, посмотрит на него своими огромными светло-голубыми глазами и пройдёт, будто это не номер в гостинице, а её дом родной. — Прости, — Елена аккуратно повернёт за собой ручку и закроет дверь, но так и останется стоять у порога. — Я уснула. — На целый день? — Он сидел на тумбочке для обуви и тоже смотрел на неё. — У меня ночью была бессонница. — Вдруг она заговорила увереннее. — Ты сбил мне режим. — Елена наконец отпустила ручку, закрыла дверь на замок и села рядом с ним. — Если б ты не пила кофе на ночь, ночью и утром, то, может, спала бы лучше. — Он притянул её ещё ближе к себе и положил руку на плечо. — Выспалась? — Совсем нет. — Она зевнула. — Но проснулась и решила приехать. — А твой муж не был против? — Он, ввиду своей старомодности совершенно не понимал их брак. — С пятницы по субботу он у Тамары. — Виктор непонимающе на неё посмотрел. — Она психолог, моя лучшая подруга и его любовница. — И живёте вы все большой шведской семьёй? — Он пытался шутить, но по ночам чувство юмора спит. — Нет. — Она снова зевнула. — Иногда Тамара заходит на ужин, но обычно втроём мы не общаемся. — Он засмеялся. Какая же она целомудренная! — Не буду больше тебе ничего рассказывать, — Она встала и ушла в спальню, но, уже стоя в проходе, обернулась и добавила. — Свари мне кофе, пожалуйста. Я от него лучше сплю. — Может лучше чай? — Виктор крикнул ей вслед. — Не-а. — Он услышал, как она рухнула на кровать и пошел ставить чайник. — У меня только растворимый. — Елена тяжело вздохнула и сложила руки на животе. — И ничего лучше в четыре часа утра не найти. — Виктор вошел в спальню и увидел только ноги, свисающие с кровати — остальное тело Елены лежало на покрывале. Она закрыла глаза и казалось, что так и заснула: хмурясь и скрестив руки. — Лен, — Он погладил её по коленке. — Ты уже спишь? — Нет. — Каким-то загробным голосом пролепетала она. Он лёг рядом с ней и тоже свесил ноги с кровати. — Знаешь, чего б я сейчас хотела? — Елена открыла левый глаз и посмотрела на него. Ребёнок бы испугался, завизжал и убежал так далеко, как смог, если бы увидел такое дома, но у Виктора это вызвало только смех. — Покурить. — Конечно он знал, она всегда только так и начинала свои предложения. — Очень-очень бы хотела. — Она приподнялась на локтях и посмотрела на него уже обоими глазами, но тут же упала обратно. — Но мне не встать. — Столько боли в голосе, будто она самая несчастная на всём белом свете. А на самом деле просто дурачится, чтоб не прощаться. Мается любой дурью, только бы вместе, только бы ещё пару дней. — Давай, — Он встал и протянул ей руки, а она картинно ахнула. Он взял её маленькие кисти в свои и несильно потянул, а она, как тряпичная кукла, только выгнулась. Виктор взял её за запястья и дело пошло лучше, но всё ещё не слишком хорошо, потом ближе к локтю, но она всё равно падала и только когда он обхватил её обеими руками в районе рёбер и прижал к себе, она вцепилась ему в плечи и с лёгкостью поднялась. Она хотела, чтоб он обнял её. Не приобнял за плечо, не закинул руку во сне и множество остальных неполноценных прикосновений. Она хотела по-настоящему только обнять его напоследок, уткнуться в шею носом и чтоб он наклонился к ней. Чайник слишком быстро закипел. — Тебе добавить сахар? — Три ложки. — Елена сказала с ноткой лёгкой грусти в голосе. Но грустить или расстраиваться, или переживать ей не хотелось. Последний день и он уедет. Всё. Конец. Никогда такого не было и вот опять. Хотя, ведь и правда не было. Уйти, не сказав ничего, даже не прощаясь, — это она могла провернуть. Сказать, что пора разорвать отношения — тоже могла и это всегда давалось ей без особых усилий. Она никогда не привязывалась ни к месту, ни к человеку и легко переносила переезды и расстояния. Теперь вот что-то не получается. — Ужас. Кофе надо пить в его первозданном виде! — Они перекрикивались из разных комнат. — Кофе, конечно, надо, а бурду из пакетиков — только с сахаром, иначе она кислая. — Не так уж он и плох. — Виктор вернулся в спальню и увидел, что она уже взгромоздилась на подоконник и что-то искала в сумке. Он поставил чашку рядом с ней. — Спасибо. — Она наконец выудила портсигар из потайного кармашка, но так и не перестала рыться в сумке. — Ты опять потеряла зажигалку? — За месяц, что они знакомы, она потеряла штук пять и начала пользоваться спичками. — Нет, на этот раз коробок. — Он достал из кармана пиджака, что висел на стуле, своё огниво и протянул ей. — Спасибо. — Она подожгла сигарету и вернула ему. Он подкурил себе и снова отдал Елене зажигалку. — Возьми себе, а то придётся бросать. — Они сидели друг напротив друга, курили, а за окном наконец уснул город. Во всём мире были только они, окруженные ночью и облачком голубоватого дыма. Он снова проснулся раньше, успел спуститься в ресторан за завтраком и нормальным, свежезаваренным кофе, когда он вернулся — нечаянно хлопнул дверью и разбудил её. — Доброе утро. — Еле слышно, сонным голосом, пролепетала Елена, но с кровати не поднялась, а только сильнее закуталась в одеяло. — Добрый день. Уже половина третьего, утро давно кончилось. — Виктор поставил на тумбочку чашку кофе, а рядом тарелку с овсянкой и ананасы. — Ты продолжишь спать? — Он дотронулся до её носа и прищемил его пальцами. Она осуждающе произнесла что-то нечленораздельное и накрылась с головой, из-за чего пятки остались без укрытия. Он начал её щекотать. — Витя! — Она протянула так жалобно и слезливо, что он перестал. — Не трогай, я в коконе. — Прячется от целого мира и от него тоже, всё тянет и тянет время, надеется, что оно бесконечно. — Лежи, лежи, кофе остынет и будешь пить его холодным. — Он угрожал. — Нет. — Ты ведёшь себя, как ребёнок. — Она высунула голову и показала ему язык. — У меня поезд в шесть утра, а тебе звонил муж. — Что?! — Непонятно какая из новостей произвела на неё большее впечатление, но главное — она села, придерживая одеяло на груди. — Когда он звонил? — Два часа назад. Сказал, что Вася умолял спасти его от бабушки и к шести они будут дома. Просил, чтоб ты тоже была. — Господи! Почему ты сразу меня не разбудил? Дома такой беспорядок. — Она хотела было подскочить и начать собираться, но передумала. — Хотя, не так уж и грязно. — Вот именно. — Он одобрительно похлопал её ноге. — Я принёс тебе завтрак. — Спасибо. — Она наконец заметила заботливо расставленную на тумбочке еду, но взяла кофе. — Я не завтракаю. — Считай, что это обед. — Им предстоял тяжелый разговор и если ему придется кормить её с ложечки овсянкой, чтобы потянуть время, то он согласен. — Как я могу считать, что это обед, если ты уже обозвал его завтраком? — Вздёрнутые бровки и взгляд прямо в душу. Он был готов молиться на него или продать дьяволу душу, только бы она смотрела так на него каждое утро. — Тебя будто когда-то волновало, что я там сказал. — Её всегда волновало то, что он говорил, но ему не обязательно было об этом знать. — Справедливо. — Она покачала головой и решила перевести тему. Уже пора. Время поджимает. — Ты уезжаешь с Финляндского? — Да. — Я приду проводить тебя. Но пока у нас есть целых два часа, прежде, чем я уйду. — Она потянулась к нему, чтоб поцеловать и не терять больше драгоценного времени. — Подожди. — Он отвел от себя её руки. — Я хотел поговорить. Но ты лучше оденься. — Одеться? — Елена смотрела на него совершенно непонимающим взглядом. — Ты уверен? — Да. — Если она захочет уйти, то они избегут ненужной неловкости, а если не захочет, то одежда никак им не помешает. — Хорошо. Отвернись. — Это ещё зачем? Чего я там не видел? — Кажется, они перестали понимать друг друга. — Лёжа всё выглядит по-другому. Отвернись. - Она смущалась и странно жестикулировала. Виктор тяжело вздохнул и отвернулся к окну, чтобы обязательно увидеть всё. — Ты не видел мой, — Он протянул ей бюстгальтер, который, до сей поры, считался украшением люстры. — Ага, спасибо. - В поиске остальных предметов одежды она справилась сама и, на удивление, быстро. — Я готова. — Он посмотрел на неё, вероятно, слишком оценивающе, обратил внимание на каждую бусинку, ниточку и камушек в её браслетах и, только по окончании своей проверочной работы, приступил к сути. — Присядь. — Игривый тон сменился на крайне серьёзный, даже приказной. — Ты заставил меня встать и одеться, чтобы опять затащить в постель? Витя, — У него не было желания перешучиваться, перебраниваться, перебрасываться колкостями, он должен был сказать то, что гложело его слишком долго. — Посиди спокойно две минуты. Что ты скачешь, как егоза? — Елена картинно вздохнула, закатила глаза и, только после того, как сложила на груди руки, соизволила присесть на краешек кровати, всем видом показывая, как она недовольна. Виктор достал из внешнего кармана пиджака красную бархатную коробочку, покрутил её в руках, вспомнил единственную молитву, которую знал и взял уже себя в руки. — Лена, — Он встал на одно колено и взял её за руку. Неспешно, но уверенно открыл коробочку, в которой лежало простенькое, но изысканное кольцо из белого золота. Обручальное кольцо, черт бы его побрал. — Ты выйдешь за меня? — Ей понадобилось три секунды, чтобы осознать, что происходит вокруг неё и принять единственно верное решение. Три секунды и она очень на него зла. — Ты знаешь ситуацию, знаешь правила. — Елена освободила руку из его крепкой хватки, будто её кандалами зажало. — Я тебе доверяла, а ты, — Он не стал слушать её необоснованные нотации. — Я в разводе, вас с мужем сложно назвать семьёй, а Вася уже взрослый мальчик. Я хочу идти с тобой рука об руку, хочу быть отчимом твоему сыну, хочу, чтоб ты стала моей женой. — Он крепко схватил её за запястье и это единственное, что мешало ей уйти, хлопнуть дверью и навсегда забыть дорогу к гостинице «Октябрьская». — Нет. — Елене было очень тяжело держать себя в руках и продолжать диалог, исход которого был определён. — Да почему? — Он выходил из себя, как тогда, на её кухне. — Я люблю тебя и думал, что чувство взаимно. Ты же сама говорила, — Они никогда не перестанут перебивать друг друга. — Да, и я не врала. Я тоже люблю тебя, — Она погладила его по щеке холодной рукой, чтоб остывал. — Но я не разведусь с мужем. У нас с ним есть свои тайны, тайны двоих в темноте, и после всё остальное не так уж важно. Нас связывает больше, чем брак, любовь или договор. Я не оставлю его, по крайней мере, до тех пор, пока Вася не вырастет. Я дала слово, понимаешь ты или нет? И не могу нарушить его. Я обещала играть роль его жены всю жизнь, представляешь? — Она засмеялась, пытаясь доказать и ему, и себе, что всё происходящее — правильно, что она счастлива и без него. — А он сказал, что я не смогу, что однажды точно уйду, и тогда мы договорились играть наш маленький спектакль до совершеннолетия детей. — Но он же не может удерживать тебя силой. — Елену снова пробрало, но уже на нервный смех. — Никто меня не удерживает. Я свободна, я одна и я счастлива. Так было, пока ты не появился и не разрушил всё, что я выстраивала почти двадцать лет. — Так доломай. Давай мы уедем в Москву, давай сбежим! Куда хочешь: Рим, Париж, Марракеш, да хоть в Индию, Лена! Зачем тебе опять привыкать к тому, что не нравится? Мы можем забрать Васю, да в конце концов, у нас могут быть дети, общие. Не от прошлых браков. — Все мы, в итоге, смиряемся с кем-то или с чем-то. И хорошо ещё, может быть, это даже счастье — с кем-то, а не с чем-то. Я со своим давно смирилась и это моё счастье, ты слышишь?! — Она крепко схватила его за ворот рубашки и посмотрела в глаза в последний раз. Он был прав, когда подумал, что они грустные. — Я счастлива. А впрочем, — Её хватка ослабела, взгляд был направлен в никуда, Лены больше не было в номере 312. — Знаешь, как говорила Бланш Дюбуа? — Он отрицательно мотнул головой, но теперь её и правда не волновали ни его слова, ни его действия. — «Леди должна развлекать джентльмена или выйти из игры». Так вот я ещё поиграю. — Она отпустила его и, медленно, пошатываясь, будто призрак, покинула его апартаменты, сопроводив свой уход глухим ударом двери о косяк. Елена Павловна всегда держит своё слово. Данное мужу, сыну, матери или любовнику — значения не имеет. Она выполнит обещание. Завтра, без десяти шесть утра, когда на улице уже светло, но фонари ещё горят, а луна видна невооруженным взглядом, она будет стоять на перроне, кутаясь в тёмную шаль, потому что ночи хоть и белые, но холодные. Она обязательно наденет самые большие солнцезащитные очки и распустит волосы, чтобы спрятаться, чтобы в последний раз посмотреть на него, но остаться незамеченной. В толпе он разглядит знакомый до боли силуэт, но не подойдёт. Поднимет руку — лишь краткий знак прощания и, сквозь полупрозрачные стекла очков, обязательно увидит, что она жмурится. Фонарь, под которым она стоит жутко режет глаза, но ноги будто свинцом налиты: она не сдвинется с места, пока поезд не отправится. В шесть пятнадцать фонари выключат и она лишится божественного свечения внутри себя и над собой. Мир, излучающий свет, погаснет для неё. Его выключили и больше никогда он не был сильнее, чем этот желтый фонарь.