Совы и Ключи

Фиона переступает босыми ногами по теплому камню дорожки, подставляет лицо лучам яркого солнца. Любуется зеленью маленького садика, за которым ухаживает любовно Эмма в перерывах между матчами. Жрица шляпку садовницы издалека видит, обходит стороной. Гилман считают странной, неправильной. Мама бы с упреком назвала ее блаженной, глупышкой, так не похожей на нее.

«Почему ты опять не слушаешь?»

Она слышит нескончаемую мелодию мира, что льется отовсюду, что прячет свои секреты в капельках росы, которые искрятся на солнце, что расписывает лепестки цветов яркими красками, что таится в тенях вечерами, наблюдая за смешными людьми. Ее бог — вся вселенная, яркая, вечная, подвижная. Ключ в руках холодом обдает ладони, не обжигает, ластится к своей владелице, пусть та и понимает, что едва ли может так себя назвать. Что такое короткий человеческий век для подобной вещи и уж тем более для ее создателя? Мгновение. До боли яркое, так что глаза щуришь, но не отводишь взгляд от этой феерии красок. — Здравствуй, Фиона. В дальнем уголке сада еще царит запустение. Старые кусты колючками прячут проход в маленькую тайну, где желтым ковром одуванчики растут, щекочут стопы и становятся быстро-быстро белоснежными шариками. Греет душу Жрицы секрет, разделенный лишь с тем, кто видит все и так. — Я рада тебя видеть, Илай! — улыбается беззаботно Фиона, обнимая Пророка под недовольное уханье совы, что слетает с его плеча и облюбовывает толстую ветку ясеня. От Илая пахнет лесом и чем-то еще незнакомым, а его потертая и грубая одежда колет ладони, но отходить совершенно не хочется. Они разговаривают здесь часами. Матчи ли, прежняя ли жизнь: с языка слетают слова прежде, чем Жрица понимает их суть. Она говорит о мелодии мира, а он с усмешкой объясняет линии будущего, далекого ли, ближнего ли… Фиона никогда не просит о предсказании для нее. Поет те ускользающие от понимания ноты, получая в ответ понимающую улыбку. Странные ли, блаженные ли, но быть может они попросту видят те недостающие фрагменты реальности. Остальные не понимают, бегут от опасности уже известной, не выискивая во всем тайный смысл. Щелкают клавиши машинок, взрываясь искрами, шипят злорадно ракеты на стульях безжалостно возвращая всех в особняк с переломами и новыми ранами. «Ты мне нравишься» витает беззвучно во взгляде Фионы, пока она смотрит из-под долгих ресниц, пытается понять, о чем думает Илай, но его глаза скрыты темной повязкой. Ее глупое сердце почти что взрывается, когда Пророк жертвует собой ради победы, когда в очередной раз болезненно вскрикивает сова, защищая кого-то. Ноги сами ведут ее вперед, помочь, сорвать путы с тела или ласково обработать поспешно рану. Фиона путается в мыслях и чувствах, прячет лицо у Илая на груди и надеется, что мир хотя бы на мгновение затихнет, даст застыть в крошках счастья. Слушает размеренный стук сердца Пророка и почти что засыпает, едва ли услышав его тихие слова. — Я люблю тебя.