Помоги мне вспомнить

В тот самый вечер

Настроение у Ёны портится, как только машина Тэхёна паркуется. Подъезд Кан находится по соседству, поэтому парню нет надобности заезжать в её двор. Девушка смотрит зачарованным взглядом на детскую площадку, на одиноко покачивающееся качели и сжимает кулачки, после положив руки на живот. Она замечает горящий на кухне свет в окне четвёртого этажа сразу, когда они подъезжают к дому, а значит, Бонсук сегодня вернулся с работы пораньше. От этого вроде радоваться нужно, но на душе как-то тоскливо, идти домой совершено не хочется, поэтому она переводит заинтересованный взгляд на Тэхёна и улыбается, пододвигаясь к нему ближе, и прокашливается, привлекая к себе внимание. — Ты сильно устал на работе? Тэхён поворачивается, ловя на себе пару любопытных глазок, он откидывает голову на сидение, поправляет растрепавшуюся чёлку и отстёгивает ремень безопасности, попутно отвечая на вопрос: — Да нет. Не против поболтать, если хочешь, — будто поняв её настроение, предлагает он. Совершенно волшебным образом, но у блондина постоянно получается уловить её эмоции в долю секунды. В университете ей часто говорили, что она, как открытая книга, но мало, кто замечал за улыбчивостью грусть, а за детской натурой — по-настоящему мудрую молодую девушку. Она открытая книга, да, но люди до сих пор не научились читать её между строк, поэтому она такая. Улыбается всем вокруг, ведёт себя запредельно мило, легко идёт на контакт с людьми, но на самом деле у Ёны нет друзей. Приятелей, хороших знакомых — навалом, хоть лопатой греби, но вот список настоящих друзей начинается мамой и мамой заканчивается. Если бы Сокджин сейчас услышал о таких рассуждениях, сильно бы оскорбился. Потому что… как это он не входит в список её друзей? И Ёна, наверное, согласилась бы со всеми претензиями мужчины. За четыре с половиной года работы вместе шатенка привязалась к своему боссу, но это больше похоже на отношения между братом и сестрой. Старший брат. Он для неё, как старший брат. Другое дело Ким Тэхён — ему просто открываться. А для шатенки это ох какой показатель. Привыкшая обычно слушать, она с трудом делится собственными переживаниями и проблемами, обычно примеряя на себя роль советчика, девушка редко ведёт беседы о личном и вообще сторониться подобных разговоров, потому что не знает, с чего стоит начинать в таких ситуациях и насколько много позволить узреть слушателю. — Аккуратней с такими заявлениями. Я бываю слишком болтливой. Могу заболтать тебя до смерти, — пошутила она. Отстегнув ремень, Ёна открыла дверцу, медленно высовываясь из салона и закидывая сумочку на плечо. Тэхён вышел следом, ставя авто на блокировку, не забыв перед этим прихватить с собой красную ветровку, что валялась на заднем сидении, и потопал за Кан, что направлялась к детской площадке, собираясь покачаться на качелях. На улице прохладно, хотя днём нещадно палило солнце. Тонкая блузка совсем не греет, а идти домой, по-прежнему не хотелось. Ёна садится на одну из качелей и потирает плечи, задрожав, когда срывается поток холодного ветра, но в миг, тело окутывает тепло, а на плечи ложиться ткань курточки. Тэхён слабо улыбнувшись, накинул вещь на девушку, получая в ответ её благодарный взгляд. — Лучше надень, — не советует, а в лёгком приказном тоне говорит он. Ёна не противится, выполняет «приказ» без промедлений, ведь думать ей не только о себе нужно. Сейчас собственное самочувствие напрямую связано и с самочувствием ребёночка, поэтому тянет собачку замка вверх, застёгивая ветровку под самое горло, и кутается в неё сильнее, засунув руки в карманы. Тэхён, задрав голову, наблюдает за темнеющим небом, как сгущаются краски и меняются цвета, когда диск солнца полностью прячется за горизонт, а после вздыхает, поворачиваясь к девушке. — Ну? — Хорошо дышать свежим воздухом перед сном. — Говори, болтушка. Ёна фразу игнорирует. — Так спокойно вокруг. Звук сверчков, отдалённый шум дороги, где-то слышится лай собак. Они медленно раскачиваются туда-сюда. Тэхён ждёт ответа, но шатенка упорно отлынивает. Делает вид, что изучает природу и окрестности, тихо охает, восхищаясь красивым цветком, растущим прямо возле детской песочницы, и в основном делает всё, чтобы не начинать не слишком приятную для разговора тему. При том, как бы блондин не располагал к себе, в общении с ним Ёна пока испытывала напряжённость. Не из тех она, кто может открыться человеку лишь за неделю общения. Они приходят на эти качели каждый день и вот так вот молчат, иногда беседуя о ерунде. Но не сложно было заметить, что Кан чем-то подавлена сегодня, особенно, она сникла по приезде домой, и Тэхён не то чтобы привык лезть в чужую жизнь, да и не так они близки, чтобы иметь такое право, но природное любопытство делало всё за него. — Кто у тебя будет: мальчик или девочка? — решает начать с такого незамысловатого вопроса, чтобы как-то расшевелить шатенку. Ёна смотрит себе под ноги, отталкивается от земли, начиная раскачиваться, в голове сумбур, она смотрит на свои мелькающие ноги, думая о своём, Киму даже кажется, что шатенка не услышала ничего. — Ёна-а, — тянет он. — Не знаю. Срок маленький пока. Через три месяца можно будет только узнать, — ветер срывается сильнее, и девушка прячет носик в горловине курточки. Тэхён фокусирует на ней своё внимание. Невольно засматривается. Ёна красивая, добрая, весёлая и он уверен — хорошая подруга, но эта грусть ей совершенно не идёт, а Ким всегда испытывает дискомфорт, когда девушки грустят. Неважно, по каким причинам. Тэхён наблюдает, как поток воздуха треплет её волосы, что собраны в хвост, а они колышутся и подпрыгивают, когда качели взмывают, то вверх то вниз. Тоже отталкивается от земли. — Я бы хотел девочку. Ёна удивлённо таращится на него. Это он сейчас о чём? — В каком смысле? — В том, что я бы хотел, чтобы в будущем у меня была дочь. Принцесса, что будет похожей на маму, но характером точно в папу. Роковая леди, — делится блондин и улыбается. Так широко и заразительно, что нереально не улыбнуться ему в ответ. Кан впервые замечает, какая красивая и необычная у него улыбка. Квадратная или прямоугольная, демонстрирующая оба ряда ровных зубов. — А вы с мужем, кого хотите? — Мы… — замялась, но не успела озвучить мысль, как её окликнули, вдалеке замаячила знакомая фигура, а шатенка сжалась, когда топающие шаги всё стремительнее приближались к ним. Перед взором предстал злющий муж. — Бонсук, — изумлённо ахнула Ёна, пискнув, когда тот сжал локоть и, буквально, содрал её с качели. Тэхён подорвался следом, сжимая кулаки. Не нравится ему этот тип. — У тебя, что дома нет? Почему сидишь здесь с каким-то, — парень бросил отвращённый взгляд на Тэхёна, скривился, — непонятным хмырём. Пока я жду тебя дома, уставший и голодный после работы. Пришёл пораньше, как ты и просила, и что мне за это в отместку? Ты шлешься по соседним дворам! Тэхён хмурился с каждым грязным словом, вылетавшим изо рта Бонсука. Брови упрямо двигаются к переносице. Да какое он имеет право так грубо обращаться к беременной жене, даже причины толком не выяснив? Сразу напал на неё, как коршун. Блондин терпеливо не вмешивался, но когда до ушей донёсся тихий всхлип, просто не выдержал. Подойдя к шатену, он грубо отнял его руки от плеч Ёны, девушку уже заметно потряхивало, что ещё больше вывело Кима из себя, и схватил того за грудки, слегка им тряхнув. Ёна плакала в сторонке. Страх отравлял собой малейшую частичку тела. Она ещё никогда не видела мужа таким: нечеловечным, разъярённым. Он прежде не излучал опасности, но сегодня Ёна её отчётливо почувствовала. — Ты не смеешь говорить так с ней. Она твоя жена, она носит твоего ребёнка, — никто. Ни один мужчина не имеет права говорить так с женщиной, особенно, когда она в положении. Тэхён, конечно, не святоша. Но, чёрт, он хотя бы берёт ответственность за свои поступки, принимает вину. С него корона не упадёт, если он извинится, когда накосячил, но этот, похоже, совсем стыда не имеет. Ни капли раскаянья в глазах. — Извинись. — Слушай, выскочка. Ты мне не указ, ясно? Я не знаю, кто ты, но не приближайся к моей жене ни на шаг, — Бонсук вывернулся из захвата, поправил капюшон худи. Ёна скукожилась. Дрожит, как брошенный на холоде котёнок. — Это уже ей решать, — процедил сквозь сжатые зубы Тэ. Ноги на ширине плеч, руки, стиснутые в кулаки, спрятаны в карманах. Кан, видя, что ничего хорошего от стычки ждать не стоит, встала между молодыми людьми. «Тэхён бывает импульсивен, действует под эмоциями и легко может наворотить дел, не подумав, как следует», — всплыли в памяти слова Чон Юны. — Всё в порядке. Ну, правда, — склоняя голову набок, тянет уголки губ в вверх, видя недоверие в карих глазах. — Ты не должен переживать обо мне, ведь всё действительно хорошо. Иди домой. На улице холодно, а ты в тонкой рубашке, — расслабленно, но в то же время с нажимом говорит Кан. Бонсук в сторонке закатывает глаза, чуть ли не брюзжа ядом. И у Тэхёна нет другого выбора, как согласно кивнуть. Кто он такой, чтобы вмешиваться в чужой брак и наставления раздавать? У него у самого проблем выше крыши, флюиды через край и френдзона в печёнках сидит. Парень решает не заморачиваться. Ну, мало ли, вспылил человек. С кем не бывает? Он сам часто грешит подобным, бывает грубым и не сдержанным. Ким смотрит вслед удаляющимся супругам. Между ними метр расстояния, но они не припираются, не ссорятся, просто спокойно идут домой. Видимо, опять сделал поспешные выводы, опять не смог держать в узде шквал эмоций. Но даже от таких заключений меньше тревоги в сердце не стало. Он матернулся и, резко развернувшись, с психами направился к своему подъезду, по пути пиная камушек носком кроссовка. *** — Так, что тебя тревожит? — молодой врач поправляет очки в железной оправе, заполняя последнюю строчку в журнале, и поднимает взгляд на посетителя. — Снова голова болит? Джин восседает на кушетке, свесив ноги и болтая ими. Создавая ветерок, бездумно пялится, как они движутся относительно земли, наблюдает неотрывно несколько секунд к ряду, пока в глазах не начинает рябить. На нём белая толстовка и рваные джинсы, рядом лежит кожаная курточка, пахнущая дорогим парфюмом и улицей. Запах свежести. Она пропитана ветром, потому что Ким приехал сюда на мотоцикле. Брюнет осматривает руки, как-то слишком шумно вздыхает, и валится на кушетку спиной, прикрывая веки. — В последнее время болит, практически не переставая, — жалуется мужчина. Это мучает его, а в совокупности с ночными кошмарами, из-за которых почти что не спал две последних ночи он, просто как выжатый лимон. Юнги откладывает записи, поднимаясь с нагретого места и прихватив с собой медкарту, и садиться в кресло, стоящее напротив Соджина, но немного дальше, в углу. Кабинет приёмной небольшой, и он совсем недавно штатный работник и полноценный врач, так как недавно закончил интернатуру. Они познакомились с Джином, когда тот лежал в этой больнице после аварии. Юнги только вступил на интернатуру тогда и можно сказать, что Ким был его первым пациентом. Парни неплохо сдружились. Разница между ними всего два года, поэтому и темы разговора нашлись сразу и как-то сами по себе. Пять лет спустя их можно назвать хорошими друзьями. Хоть Юнги совсем молодой врач, но Сокджин уверен в его профессионализме, да и вообще больше никому, кроме него не доверяет. — По результатам МРТ у тебя вполне всё в порядке. Я переживал, что из-за травмы могла образоваться опухоль или чего ещё похуже, а это очень серьёзно, — перелистывая медкарту и рассматривая снимки, говорил Юнги. Он поправил съехавшие с переносицы очки, вновь возвращая взор на Сокджина. — Другие анализы тоже в норме. Может, ты просто сильно устаёшь на работе или нервничаешь из-за чего-то? Если перенервничать, то поднимается давление, из-за чего может появиться мигрень. — А может… — брюнет замолк на полуслове, обдумывая, как бы это лучше объяснить, — может моя амнезия быть причиной? Просто… — Ты что-то вспомнил? Джин понуро опускает голову, мотая ею отрицательно. Не вспомнил, но дежавю, дурацкое и надоевшие, застряло между рёбер, залезло под корку мозга и скребётся там. В висках стучит тупая боль, в мыслях сплошная Чон Юна. Дежавю — Чон Юна. Чон Юна — дежавю. Каждая встречая с ней лоб в лоб — испытание и наслаждение одновременно. А воспоминая тот вечер у неё дома, Джин расплывался в глупенькой улыбочке, потому что давно не чувствовал себя настолько комфортно рядом с девушкой (Ёну он в счёт не берёт). Возникший образ Чон, заставил кожу покрыться мурашками. Грудь и руки покалывало тепло, а на шее и ключицах, он будто снова ощутил её тихое дыхание. Объятия отчётливо помнили хрупкое тело в его руках, утопающее в них почти полностью, такое оно уж маленькое, миниатюрные плечи, что идеально умещались в мужских ладонях, запах фруктового шампуня с нотками мяты. Юна пахла, как чай, который они пили у неё на кухне. Пахла так знакомо. Сокджин поднялся в сидячее положение. — В моей голове такая пустота. Я хочу вспомнить, но не могу. Ничего не получается, как бы не старался, — Юнги слушает друга внимательно, кивает. Вдруг, его осеняет одна мысль, он закрывает медкарту Джина и произносит: — Я тут подумал, что твои головные боли могут быть напрямую связаны с психологической травмой. — Хочешь сказать, что авария для меня психологическая трава? — Нет, — возражает Юнги, упирая локти в колени. Брюнет даже загорается. — В универе я интересовался психологией и посещал по ней факультативы, да и для доктора, я считаю, важно в ней разбираться. Не все раны можно вылечить лекарствами. Некоторые из них от боли физической, а некоторые от моральной, — Мин многозначительно поднимает брови, с воодушевлением глядя на Кима, но тот намёки ни капельки не понимает. Куда клонит молодой врач? — Ты можешь не философствовать, как обычно, а объяснить человеческим языком, — искренне просит. Как-то он не способен на глубокие размышления сейчас. Юнги цокает, сетуя на то, что он дружит с совершенно нетворческим тугодумом, но просьбу всё-таки выполняет. — Коротко: вся проблема в тебе, — Джин конкретно впадает в недоумение. Юнги спешит продолжить: — Ты заблокировал свои воспоминания. Запаролил участок мозга, а когда хочешь всё вспомнить ударяешься об собственный блок. Догоняешь? Джин закусил нижнюю губу, заторможено покивав. Догоняет, кажется. И тут же усмехается не понятно чему. — Твои эти жаргонные словечки портят весь образ крутого докторишки. Заканчивай с ними, — смеётся он. Юнги кидает в него маленькую подушечку, что была прижата его задницей до этого. — Я хоть как-то на доктора смахиваю, а вот ты на директора крупной компании вообще не похож, — не остаётся в долгу Мин. — Да с чего вы взяли это? — стонет тот, припоминая, как Юна говорила ему тоже самое. Юнги хохочет с забавной реакции брюнета. Вот поэтому и не похож, но преуспел же засранец. Он внимательно изучает поведение пациента. В зрачках горит огонёк, вид взбудоражен. Говоря «вы», он определённо подразумевал кого-то особенного. Потому что не сложно заметить, что после его лицо изменилось, посветлело, будто. Юнги хихикает себе в кулак, а после прокашливается, становясь вновь серьёзным. — Я выпишу тебе таблетки, на всякий случай, — поднимаясь, врач подходит к рабочему столу и черкает на квадратном клочке бумаги рецепт, протягивая Киму. — Пей, если боли будут очень сильными, но не увлекайся, — в этот момент в дверь стучат, и в щель просовывается макушка очередного пациента, спрашивающего можно ли войти. Девушка лет двадцати — двадцати пяти, приятной наружности, но довольно бледная. Одета она тепло, горло плотно перемотано шарфом, а голос был хриплым, когда она говорила. Мин взмахнув рукой, говорит зайти через пару минут, и дверь за ней захлопывается. — Звони мне, вдруг что. Или заходи. — Ладно. Спасибо за консультацию, доктор Мин, — едва не прыскает Сокджин, — Спешу уйти. Вас там такие красивые пациенты требуют, — шепчет он заговорщически, когда пожимает руку Юнги, намекая на симпатичную блондинку, заглядывающую в приёмную только что. — Вот же придурок! — кричат ему вслед. — Пока, doctor strange, — Джин берёт свою кожанку и, отсалютовав Мину, покидает кабинет. Выйдя, брюнет бездумно бредёт по больничному коридору, смотря в пол. Интересная теория. И если взять во внимание все факты, симптомы, то всё сходится. Помниться, лечащий врач, тогда что-то такое упоминал при выписке. Он сказал, что воспоминания, будто под замком, он вполне в силах вернуть их, но что-то мешает, будто невидимая стена стоит на пути, не давая пройти, и Джин каждый раз больно врезается в неё лбом до помутнения рассудка и так по новой. Чувствует себя белкой в колесе, которая пытается угнаться за призрачной возможностью прийти к финалу, но не может, потому что бежит по замкнутому кругу. Жизнь Ким Сокджина тоже была замкнутым кругом, но не теперь. Он делает шаг и соскакивает, выходит из игры. Надоело быть подопытной зверушкой-развлечением, за которой наблюдают все кому не лень. Но теперь он выяснит, потому что отыскался ключ от замка. Осталось лишь понять, как им воспользоваться и отыскать сам замок, запрятанный в темноте разума. Сокджин минует несколько поворотов, собираясь направиться к лифту, но резко тормозит, услышав знакомый голос. Юна стоит в трёх шагах, беседуя о чём-то с врачом. Ким прикусывает кончик пальца, размышляя, как поступить. Если подойти к лифу, то девушка сразу же его заметит. Он не успевает толком ничего путного сообразить, как Чон с доктором движутся в его сторону, а он прожогом ныряет за угол, прижимаясь лопатками к стене. Выглядывает и выдыхает. Теперь они стоят прямо под носом, но его не видят. Подслушивать — это «а-я-яй», но законом не запрещено, а Джину жизненно необходимо. Подслушивать — плохо, всем в детстве говорят, но кого это останавливает? А если он не разгадает хоть четвёртую часть загадки под названием «прошлое» вряд ли будет чувствовать себя счастливым и здоровым. Поэтому навострил ушки по максимуму. — Спасибо вам. Мне так неловко, что отвлекла вас от дел своими вопросами, — Юна с благодарной улыбкой кланяется, на что пожилой врач лишь жмёт плечами сконфуженно. — Всё нормально, госпожа Чон. У меня была свободная минутка, и совсем не сложно было ответить на ваши вопросы, — мужчина кивает и, поправив очки с толстыми линзами, направляется видимо дальше по делам. — До свидания, — вновь кланяется Юна, пока тот доктор ещё не далеко отошёл. Он прощается в ответ и окончательно исчезает. Сокджин уже хочет покинуть укрытие и выйти, но раздаётся знакомая мелодия рингтона. Телефон брюнетки жужжит в кармане светлых джинсов, и он решает ещё немного «похулиганить». Сердце барабанит, создавая ритм дрожи во всём теле. Джин ухмыляется. Выглядит так, будто он шпион на разведке. — До чего докатился, — бормочет себе поднос и тут же притихает. — Да, мам. Хорошо-о… Работа тоже отлично, — на этом моменте брюнетка подозрительно грустнеет, вздыхая, — да, я хорошо кушаю. Ну, мам! — возмущается чему-то, мило морща носик и закатывая глаза под самое веко. Мамы, что поделаешь. Джин меняет позу. Ему тут только попкорна не хватает для полной картины просмотра увлекательного фильма. — Ладно, ладно. Как вы?.. М-м-м… А Гу-гу? — она смеётся, а у Кима ухает вниз сердце. Опять. — Дай ему трубку. Привет, мой самый драгоценный. Ахах! Не злись… ладно, обещаю, буду звать тебя исключительно — Чонгук. Сокджина, будто пыльным мешком по голове ударили. Причём несколько раз подряд. Чонгук. Звучит чертовски знакомо. Как… Джин устало трёт лицо ладошками и стонет. Как ебучее дежавю. Всё, что связано с Чон Юной связано с этим чувством. Никто не переубедит теперь его, не запутает, не отправит по ложному пути. Если Юна не связана с его забытым прошлым, то он не Ким Сокджин. *** Хосок входит в здание с цветущей улыбкой на губах. Он вприпрыжку проходит светлый, просторный холл, насвистывая незамысловатую мелодию, здоровается с сотрудниками, когда едет в лифте, и когда идёт к директору. Заходя в приёмную он расплывается в улыбке ещё шире. — Привет, секретарь На, — строит молоденькой девушке глазки. — Здравствуй. — Сногшибательно выглядишь сегодня! Впрочем, как и всегда, — делает комплимент красноволосый, упиваясь видом смущённой девушки. Миловидной внешности блондинка заправляет за ухо волосы и премило краснеет. — Спасибо, — благодарит она смущённо. — Джун у себя? — Да. Он ждёт тебя. Можешь проходить, — Хосок кивает и, подмигнув ей, что та ещё больше покраснела, смахивая на спелую помидорку, вошёл в кабинет без стука. Намджун поднял на вошедшего взгляд всего на долю секунды и обратно опустил его в бумаги. Хосок прошел вглубь кабинета, двигаясь вальяжно, расслабленно, завалился на мягкий диван и уложил ноги на стеклянный кофейный столик. Совсем по-хозяйски и нахально. Намджун смерил его недовольством, но ничего не сказал на такой закидон. Привык уже. Ему главное информация, а всё остальное можно и перетерпеть. Чон с напускным интересом разглядывал кабинет, как будто был здесь впервые: картины, большие напольные часы, размеренно тикающие, даже залип на некоторое время, как двигается маятник, но почувствовав на себе колючую пару глаз, наконец, заговорил. — В понедельник он летит в Лос-Анджелес на три дня, — сразу переходит к делу. Джун хмурится, крутя ручку между пальцев. — Зачем? — На открытие нового оздоровительного центра. Тебе стоит держать штанишки покрепче, есть вероятность, что Сокджин этим проектом надерёт тебе зад, — закинув ногу на ногу, откровенно веселится Чон, чем бесит своего собеседника. — Почему я узнаю об этом только сейчас? — недовольно шипит Ким, пиля Хосока взглядом на мелкие части. Красноволосый делает невинное лицо и пожимает плечами. Он тут никому ничем не обязан. У него своя игра и свои правила. Не сказал, раньше, значит, так он захотел. Не доложил сразу, потому что он та ещё заноза в заднице. — Он скрывал это даже от меня, — врёт нагло и без запинки. — Моё дело поделиться информацией, а твоё платить мне деньги за эту информацию. Встав, он поправляет рукой волосы, а-ля крутой мачо, прикусывает кончик языка и снова скалится. Наджун на такую показуху громко фыркает. Чон Хосок мастер в порче чужих нервов. — Ты такой мерзкий, — подмечает русоволосый в который раз, задаваясь вопросом, почему он до сих пор имеет дело с этим лисом. — Ты тоже. Никто из нас не играет по правилам. Я мудила, заинтересованный в деньгах, а ты никудышный бизнесмен, раз прибегаешь к таким грязным методам, — откровенно ехидничает Хосок и покидает кабинет так же внезапно и поспешно, как и появился тут.