Помоги мне вспомнить

— Что-о?! — восклицает Тэхён, выпучивая на подругу глаза. Новость, которую девушка только соизволила ему сообщить, потрясла парня до глубины души. Он глупо захлопал длинными ресницами, убирая со взмокшего лба прилипшую чёлку, и слез с тренажёра, взвалив уставшую тушку на рядом стоящую лавочку. Давненько они не ходили вместе в спортзал. Да и в принципе, давно не занимались спортом, будучи погруженными каждый в свои заботы и дела. Оплаченный на год вперёд абонемент покрывался слоем пыли, а мышцы уже подзабыли каково это быть в тонусе и расслабились. Тело стало дряблым, слабым, а ещё Юну одолела лень ну просто до жути, а такого безделья девушка никогда себе не позволяла, потому решила, что пора заканчивать наматывать сопли на кулак, а лучше пойти и заняться собой. Ведь так и жирком недолго обрасти, что реально недопустимо. Плюс ко всему занятия спортом отлично разгружали мозг, а чтобы не скучать Чон потащила с собой лучшего друга. — Завтра утром я лечу в Лос-Анджелес, — повторяется брюнетка, не отвлекаясь от беговой дорожки и не замечая, как Тэхён пилит её спину недовольным взглядом, разве что чувствует. По взмокшей пояснице катятся капельки пота, открытый участок кожи поблёскивает, спортивный топ из эластичной ткани напрочь прилип к смуглой коже, как и лосины. К шее неприятно приставали прядки волос, выбившиеся из тугого пучка, а в горле снова нещадно пересохло. Но, не смотря на усталость, самочувствие у Юны более чем прекрасное. — И ты говоришь мне это полдня до поездки. Ну, хоть вообще сообщила. И на том спасибо, — карие глаза прячутся за теменью длинных ресниц, Тэхён упирает локти в колени и понуро опускает голову к груди, расстраиваясь. — Чонгук с мамой, наверное, очень рады, — подавив в себе злобу, выдыхает через минуту молчания. Без умения долго обижаться на эту девушку, блондин, как всегда, пересиливает внутренние противостояния, бросает глупые чувства в чан с кипящей водой, прячет любовь далеко-далеко, и ещё глубже ничтожную надежду, надевая на себя костюм лучшего друга. Боится потерять ЕЁ. До искр в глазах трусит без оглядки уйти, когда терпеть не взаимность становиться совсем невмоготу. В конечном итоге, крути не крути, Юна не виновата, что не может ответить на его любовь такой же любовью. Она не виновата, что Тэхён, как дурак, влюбился в свою подругу, лучше всех зная, что сердце её принадлежит другому мужчине вот уже несколько лет подряд. И он, правда, честное-пречестное, пытался глушить в себе это, старался выкинуть мысли о Чон Юне, как о своей девушке из головы, но тщетно. Любовь назойливо глушила здравый смысл, а сердце давно безвольно барахталось в чужих руках, так и не находя ожидаемой ласки. — Вряд ли у меня будет много времени, чтобы нормально повидаться с ними. Гу-Гу будет клянчить поехать со мной, — девушка нажимает «стоп» на тренажёре, протирает махровым полотенцем шею, лицо, грудь, и с благодарной улыбкой принимает из рук Тэхёна бутылку воды, жадно припадая к горлышку. Полбутылки уходит за секунду, прохлада неземным удовольствием разливается по телу, заползая, будто под кожу, Юна вытирает губы и отдаёт бутылку обратно Тэхёну. — А я не смогу его пока забрать. Уф, обидится на меня жутко. — Ну, это же Чонгук, — искренне улыбается Ким, вспоминая, каким младший брат подруги может быть приставучим, но до одури милым, когда ему что-либо нужно. Он Чонгука понимает. Знает, что тому сложно в чужой стране, да и, учитывая его характер, он и так долго продержался. Ибо парнишка был заядлым домоседом. Не быть дома неделю — для него уже настоящая пытка, а тут целый год. — Ему, наверное, просто сложно в чужой стране. Да и к тебе он сильно привязан. Не мучала бы парня, и реально, забрала в Корею. Разве тебе было бы не спокойней, если бы они с мамой находились рядом? Юна смеряет блондина недовольством вперемешку с отчаяньем, и Тэхён понимает, что попал на больную мозоль. — Я же не одна туда лечу. Джин с Чонгуком не должны видится. — Я тебя не понимаю. Ты хочешь, чтобы он вспомнил или нет? Ты страдаешь, мучаешь себя… мучаешь его, — последнее ему с трудом удалось признать. Со скрежетом в зубах, через массу разных «не», но признать. Ким Сокджину тоже трудно. Как бы Тэхён не ненавидел его, помнил, какой тот человек. Можно обвинять всех и вся, но за уши к себе не притянешь, коль любви нет. Джин тоже не виноват, что Тэ втюхалася в Юну и теперь ревнует почём зря. — Если собираешься пустить ситуацию на самотёк, а Сокджина оставить в неведении, зачем тогда работаешь там? Так нельзя, Юна. Ты сама усложняешь ваши отношения, сама отравляешь настоящее прошлым. Боишься его матери? — блондин заглядывает ей в лицо, но девушка только молчит, поджимая губы. Ей нечего сказать. Каждое слово попадает точно в цель. Видя, как та сжалась, Тэ хмыкает, добавляя: — Или себя боишься? Или его реакции? Пора бы уже объясниться перед самой собой и решить, чего ты хочешь. После кучи вопросов Юна лишь сильнее теряется. Когда пять лет живёшь мыслью о прошлом, мечтаешь увидеть, ощутить вновь человека, мечтаешь мотнуть назад временную катушку и поступить иначе, то встречая его, попадешь в сети собственных страхов. Но жизнь не часы, стрелки которых можно переводить, то назад, то вперёд, когда тебе вздумается. Никто не властен над скоротечностью времени, над быстротой жизни и над людскими воспоминаниями, которые либо есть, либо их нет. Просто у Юны ступор. Просто её замыкает на мысли, что вот сегодня или завтра, или послезавтра она видит Джина в последний раз. Она волнуется о том, что скажи она правду, он исчезнет из её жизни. В этот раз навсегда. Не оставляя за собой точек возврата, а фантомные боли и запах старых воспоминаний, первой любви, которую будет помнить только она одна. — Боюсь всего и сразу. Правда она… — девушка шумно сглатывает, опуская ресницы, будто стыдясь того, что сейчас скажет. — Она не радостная ни на грамм. И я-я-я… — Ты ни в чём не виновата, — Юна вздрагивает, когда на плечо ложится тэхёнова широкая ладонь. — Джин бы понял. Я уверен, что он поймёт всё. Юна отрицательно качает головой. Не поймёт. Как он может понять, если даже в собственных глазах девушка видит себя предательницей. — Я между любовью и деньгами выбрала деньги. Какое мне может быть оправдание? — Ты выбрала жизнь брата. Хеджу тебе угрожала. Я говорил тебе тогда и сейчас скажу, — блондин стиснул хрупкое плечо, — Чон Юна, ты поступила пусть и не совсем нравственно, но правильно. От спокойного, размеренного баритона внутренняя буря вмиг улеглась. Чон кивнула, улыбаясь кончиками губ, тело невольно подалось вперёд, девушка приблизилась к парню и просто обняла, утыкаясь носом в острые ключицы, а щекой прислоняясь к груди. Руки оплели талию, соединяясь в замок за спиной. Тэхён так и замер. Сердце, будто сорвалось с цепи, забухало, зашумело. Впервые за три месяца Юна обняла его. Впервые позволила прикоснуться к себе и утешить. Больше всего на свете он желал ей счастья. Видеть, как брюнетка увядает, как боль разрушает её изнутри? Нет, нет. Тэхён второй раз такого не перенесёт. Знаем, проходили. Flashback Машина резко тормозит об скользкий асфальт, когда Тэхён замечает некое тело посреди дороги. Снег тихо сыплет с неба белыми хлопьями, укрывая всё вокруг тонким белым слоем, словно ковёр. Пустынная траса. Забытая и никому ненужная. Зимой здесь обычно не гоняют, как в другие времена года. Конец декабря. На носу новый год, веселье, подготовка к празднику и выбор подарков. Начало новых планов на грядущие триста шестьдесят пять дней. Люди вокруг спешили, кто куда, гнались вперёд, бегая из одного магазина в другой, желая успеть ухватить самые лучшие подарки, успеть разобрать нужные продукты и украшения. Сумасшедший поток. Шатенке казалось, что все продолжают жить, кроме неё. Что у всех сплошная белая полоса, и только у неё одной грёбаное пианино, состоящие из чёрно-белых клавиш. Где неизвестно каким образом, она белые минует и ступает исключительно на чёрные. Для Чон Юны мир остановился. Замер однотипной бесцветной картинкой перед погасшими глазами. Вот уже полгода как. Полгода без него. А ведь девушка даже не знает, как он. Пошёл ли на поправку, быстро ли зажили раны и не вылились ли полученные в аварии травмы во что-нибудь серьёзней. Джин. Её Джин. Больше не помнил их любовь. Не помнил её — Чон Юну. Она часто приходит сюда. На место аварии, валяясь посреди дороги, где разбился мотоцикл парня, где вместе с его памятью и их отношениями умерла и она сама. — Юна, — сильные руки тянут исхудавшее тело вверх, пытаясь поднять с холодной земли на ноги, но девушка противиться и упирается, не желая вставать. Здесь ей хорошо. Здесь ей спокойно. — На улице мороз. Простынешь. — Плевать, — вяло отзывается та. Тэхён уже исчерпался. Что с ней делать? Как помочь? Этими вопросами блондин задаётся каждый день. — У тебя уже губы посинели. Вставай. Ты не делаешь лучше никому такими поступками. О матери своей подумала, а о брате, который ещё не до конца оправился после операции? — парень судорожно жмёт рычаги один за другим, ища подходящий. Нужно надавить как-то на неё. Чон сказанное полностью игнорирует, будто и не слышит вовсе. — Вставай, кому сказал! — поднял голос. Юна едва заметно вздрогнула, но с места не шелохнулась. Тэхён запустил в копну светлых волос пятерню, кусая обветренные губы. Поразмыслив, он присел и лёг рядом с девушкой. Впритык. Плечо к плечу. Серое небо раскинулось перед глазами, пушинки снега падали на смуглые нос, щёки, застревали в густых ресницах, путались в волосах и таяли, превращаясь в холодные капельки. Тэхён шмыгнул носом, который уже успело заложить, и кашлянул. Парень совсем недавно переболел гриппом и ещё не полностью оправился. Ощутив рядом чужое присутствие, шатенка повернула голову, врезаясь в беззаботное лицо друга, завороженно наблюдающего за снегопадом. В очередной раз закашлявшись, он ещё больше привлёк к себе её внимание, заставляя выйти из некого транса. — Ты же болел недавно. Хочешь снова слечь с температурой? — кажется, позабыв, что сама тоже лежит на холодном асфальте, возмутилась Юна, грозно сведя брови к переносице. — А сама. Думаешь, лёгкие спасибо скажут за подобное времяпровождение? — парировал Ким. — Ты дура, Чон Юна. Дура и слабачка. — Это я-то? — Да ты! Идиотка безмозглая. — Йа, хватит обзываться. — Нет, не хватит. Потому что ты — эгоистка. И пока ты этого не поймёшь, я не сдвинусь с места и на миллиметр, — нагло заявил Тэхён, заставляя девушку рядом недоумённо уставиться на него. Тактика работала на «ура». Он планировал расшевелить Юну, вывести хоть на малейшие эмоции. Злость — это первое, что получалось разбудить в шатенке, когда она находилась в подобном состоянии — ничего не соображающей амебы. Ветер завывал странные песни, свистел свирепо, пронизывая тело холодом. Юна поёжилась, когда сильным морозным порывом распахнулось худенькое пальто, которое даже не удосужились застегнуть. Уши заложило противным визгом шин, бьющейся удар, крики «болельщиков» со всех сторон и такой родной голос, сжигающий холодностью маленькой фразы живьём до тла: «Извините, а вы кто?». Горячие струйки катятся, собираясь в уголках глаз солёными озерцами, и, очерчивая скулы, прячутся в каштановой копне волос. — Прости меня, — бормочет дрожащее извинение незнамо кому. Тэхён на свой счёт его не принимает, чувствует, как жалобные слова с клубом пара летят к небу, превращаясь там в хмурую тучку. Парень приподнимается в сидячее положение. — Прости, пожалуйста, Тэ, — и сгребает уже не сопротивляющееся тельце в охапку, согревая объятиями. — Всё хорошо. Я рядом. И никуда не уйду, — утешающие похлопывания по спине окончательно глушат истерику. Юна изредка всхлипывает, комкая в пальцах кашемировое пальто спасителя. — Пообещай, что будешь моим другом всегда, не смотря ни на что, — наивно просит она. В голосе мольба с нотками доверия. Мокрые ресницы слипаются, клонит в сон, Юна шмыгает распухшим красным носом и льнёт ближе в успокоительное тепло. Она просит и Тэхён обещает, клянётся быть рядом, во чтобы-то не стало. — Тогда ты тоже обещай. Не приходи сюда. Не калечь себя и родных тебе людей. Думай о тех, кто остаётся с тобой рядом, и больше не делай им больно. Обещай, что прекратишь искать поводы умереть. — Обещаю. End Flashback Юна, находясь, в объятьях друга, чувствует, как нуждалась в них всё это время, как ей его не хватало. Ким Тэхён — один из немногих, кто свои обещания сдерживал, кто был рядом, не смотря на то, что давно видел в ней красивую девушку, а не просто лучшую подружку. Он влюблён. Два или три года уже. Ким заблудился в своих недрах, напрочь забывая, когда именно это произошло. Чон Юна казалась ему лучше всех девушек на свете. Такой неидеально фантастической, что его вело от одной едва уловимой улыбки в исполнении пухлых розовых губ, что так манили парня примкнуть к ним с поцелуем. Ощутить снова их мягкость, но он прекрасно знал, что такое ему больше никогда не светит. Иногда, та их ночь кажется причудливым миражом, а не реальностью. Юна не позволяла прикоснуться к себе очень долго после случившегося. Корила себя за ошибку. Так или иначе, Тэхён готов убить в себе все запретные чувства к ней, лишь бы не потерять окончательно. «Будь для неё другом, Тэхён. Просто другом», — даёт себе горькие наставления парень, крепче сжимая руки на спине брюнетки. — Расскажи ему, — прикусывая язык, и сквозь вставший в горле комок, рекомендует блондин. Юна протестующе мычит ему в футболку. — Просто знай, что я всегда буду на твоей стороне. А если Джин посмеет обидеть тебя, я вмажу ему и вправлю мозги на место. От последнего колкого высказывания девушка тихо хихикает. Тэхён никогда не поменяется. Заносчивый, импульсивный и слишком добрый. Её защитник. Она шутливо бухает кулачком в крепкую грудь. — Он вмажет тебе в ответ. Ваша взаимная ненависть так бесит. Откуда она взялась вообще? — поднимает повеселевший взгляд, пытливо глядя на Кима. Юну, правда, интересует данный вопрос, потому что в далёком прошлом Тэхён с Сокджином были неплохими друзьями и отлично ладили. — У меня нет к нему ненависти. — Тогда что? — Я просто… — стыдно признаваться, но Чон теперь не отстанет, потому деваться некуда, — просто ревную. И Джин так остро реагирует на меня по той же причине, — подмечает очевидное в конце, заставляя Юну вздрогнуть и неверующе распахнуть глаза. Ким Сокджин? Из настоящего? Этот несносный босс-красавчик? Ревнует её? Да быть такого не может. Юна насмешливо хмыкнула. Видимо, девушка совсем ослепла за своими страданиями и очевидного не замечала. Глупенькая. Тэхён наивности подруги искренне поражается. Он не понимал, почему та так уверенна, что всё может получиться только, если Джин вспомнит их прошлое? Почему откидывает вариант, что она может понравиться ему заново? *** Баскетбольный мяч кирпичного цвета с чёрными надписями по бокам залетает в корзину, после с характерным звуком ударяясь об пол, и оказывается в умелых мужских руках. Юнги крутит мяч на пальце, довольно щурясь и забавляясь из осунувшегося лица «соперника», что насуплено прожигал дырку в ненавистном «резиновом предателе» — именно так Ким Сокджин недавно обозвал непослушный мяч. — Трёх очковый, — Мин и не думает миловать друга — глумится на радостях, испытывая нереальный кайф от чужих злобных воздыханий. — Какой там счёт? Напомни-ка, а? — 21:8, — цедит Джин сквозь сжатые зубы, едва успевая среагировать и словить прилетевший в его сторону мяч. Сегодня явно не его день. С утра выходной пошёл под откос: будильник (наглая скотина), который Ким случайно навёл на пять утра, вырвал из мира грёз, потом кофе оказался горьким, а Джин ещё и умудрился обжечь язык и пролить коричневую жидкость на любимые пижамные штаны, потом мама выбесила его своими тупыми расспросами. В общем, не день, а полная лажа. Теперь вот и успех в спорте сказал ему «пока», саркастически помахав ручкой. — В сухую, братан, — не отлынивал язвить Юнги. Ким ему реально сейчас врежет, если он не сотрёт эту сладкую и такую гадскую улыбочку с лица. Ударит и даже жалеть не будет. Он же доктор. Сам себя и подлечит. В спортзале пусто. Нет никого, кроме них двоих. Имея, стабильно хороший доход, Юнги и Джин частенько арендовали зал на пару часов, играли в баскетбол несколько часов к ряду или просто кидали мяч в корзину. Такие выходные деньки не часто получалось устроить, так как Мин постоянно занят на работе пациентами, операциями и диагнозами, а Ким проводит времени в офисе больше, нежели дома, корпя до ночи над бумагами. Двое по-своему одиноких мужчин. Юнги не имел времени на отношения в силу своей занятости и выдержки профессии, он врач совсем молодой, поэтому гоняют его туда-сюда, словно он неопытный интерн ещё, но Юнги не в тягость в принципе. Пока личной жизни нет, парня не беспокоил чересчур плотный график, да и своё дело он любил. А Сокджин… Он просто не видел ничего и никого дальше собственного кабинета. Мимолётные связи так и оставались мимолётными, не покидая пределов клубов или отелей. Брюнет не был заядлым гулякой, позволяя себе расслабляться за счёт одноразового секса крайне редко. Просто не находил в девушках того, что искал. А как бы, что он ищет? Джин бы тоже хотел знать. Чем заполнить ту зияющую дырку в душе и вытащить осколок из сердца. Они направляются к матам, лежащим в углу, и устало приземляются в их мягкость, вздыхая и утирая капли холодного пота со лба краем задранной футболки. — Говори уже, — выдыхает Юнги, косясь на рассеянного в последнее время товарища. — Что, господин «несостоявшийся психолог», неужели вы готовы выслушать поток страданий и вытерпеть полметра соплей? — явно издевается Сокджин, прекрасно зная, что Мин подобное до ужаса ненавидит, хоть по своей натуре спокойный, как удав, из-за чего может показаться, что ему всё до лампочки. Но это далеко не так. — Готов не то слово. Надоело наблюдать кислую рожу двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Глуповатые шуточки этого ни капли не скрывают, в курсе? — Юнги хотел бы узнать другого Ким Сокджина. Когда они познакомились, парень был разбит после аварии, больше морально, нежели физически. Он до сих пор не восстановился. Юнги, как «несостоявшийся психолог» заявляет. Но если на протяжении пяти лет Джин походил на полуживую тень, из-за ночных кошмаров и утерянных воспоминаний, то теперь видно, что брюнета мучало что-то другое. — Ты странный в последнее время. Не уж-то всё из-за девушки? — у Мин Юнги на такое глаз намётан. После последнего верно подмеченного факта Джину, словно платину прорвало. Он выкладывает всю историю врачу, как на духу, не упуская ни единой детали, упоминая надоевшие головные боли, острое поведение новой секретарши, которая, будто ходячее дежавю, и не забывает рассказать о подозрительной реакции матери, когда он попытался выудить из неё правду. Тараторит, как трещотка, ощущая проклёвывавшуюся лёгкость на душе и судорожно выдыхает, когда рассказ, занявший минуты две, подходит к концу. Юнги мысленно ставит себе галочку за сообразительность и спрашивает: — Так ты к ней не ровно дышишь? — Не знаю, — жмёт плечами Сокджин. — Она для меня загадка. Красивая, однострочная и с очень глубоким подтекстом… Я чувствую, что должен что-то вспомнить. И это «что-то» связано именно с ней. Я уверен. Она, будто утерянный кусочек паззла, понимаешь? — Я не догоняю одного, — изрекает Юнги. Ким пытливо ведёт бровью. — Почему ты напрямую с ней не поговоришь? К чему эти намёки дурацкие? Просто возьми и спроси её обо всём. — Она не признается, — почему-то более чем уверен Джин. Он думает, что если возьмёт да выложит всё на блюдечко с голубой каёмочкой, преподнеся его брюнетке, то Юна, фыркнув, начнёт отнекиваться и отрицать. Конечно, был ещё вариант надавить на мать и выудить всю правду у неё, ведь и ежу понятно, что та в курсе всего, но что-то удерживало от такого шага. Что-то на уровне подсознания. — Ты что ясновидящий? Или бабка-шептуха? — искривил в усмешке губы доктор. — Как можно так уверенно утверждать. — Тц, — цокнул брюнет. — Ничего ты не шаришь. Я должен сначала убедиться, действительно ли Чон Юна связана с тем забытым прошлым. Прощупать почву, а потом идти в открытую атаку, — загадочно пролепетал, странновато улыбнулся и поднял глаза к потолку Джин. — Ты больной на всю голову, Джин, — покачал головой Юнги. — Точно ненормальный. Уверен, что после аварии твои умственные способности не пострадали? Или тебя так от этой девчонки вштырило? Ким Сокджин с другом согласен. У него крыша улетела с приходом Юны хрен знает куда. Забытые прошлое невидимым грузом взвалилось на плечи, но не смотря на сложности, брюнет чувствовал себя, наконец-то, живым. Смаковал жизнь на вкус, упиваясь его сладко-кислой горечью. Чон Юна вызывает в нём интерес. Всё, что связано с ней — дежавю для него. Парень по имени Чонгук, маленькая татуировка, обычно скрытая тканью одежды от чужих прытких глаз, сама девушка, её большие шоколадные глаза, голос, губы… Он непременно разгадает тайну, а когда разгадает, потребует ответ на каждый свой вопрос. — Голова у меня, и правда, больная. Раскалывается всё время. Но ты же вылечишь меня, doctor strange? — смеётся заливисто, получая подзатыльник от старшего хёна. Юнги думает: увидеть бы эту Чон Юну, ибо она творит с его другом настоящие чудеса. Весёлый Ким Сокджин нравится брюнету намного больше. *** Их рейс был ночью. В два часа уже нужно быть в аэропорту. Джин стойко отбивает отказы секретаря Чон, что категорически не хотела, чтобы он заезжал за ней, уверяя, что и сама в силах добраться, но директору все доводы были нипочём. В час двадцать возле её подъезда, припарковавшись, просигналила знакомая чёрная тойота, а вскоре из салона высунулась знакомая темноволосая макушка. Благодаря фонарям видимость отличная, Юна могла спокойно наблюдать за Сокджином из окна квартиры, не утруждаясь сильно, чтобы суметь хорошенечко разглядеть широкоплечую фигуру. Снова раздался звук гудка клаксона, и девушка поняла — пора выдвигаться. Накинув поверх белой приталенной футболки с коротким рукавом косуху, Юна подхватила небольшой жёлтый чемоданчик на колёсиках, укомплектованный вещами первой надобности и несколькими деловыми нарядами, да парой платьев, и потянула вверх ползунок молнии. Уже обутая, она глубоко и медленно впустила в лёгкие воздух, зажмурила глаза и досчитала до десяти, мысленно настраиваясь на нелёгкую командировку. Вдох-выдох. Замок щёлкает заветных два раза, когда дверь запирают на ключ, лифт как-то быстро довозит до первого этажа и вот она уже открывает тяжёлую железную дверь подъезда. Улица встречает брюнетку моросящим дождиком, который пустился, как раз перед её выходом. Чон, хмыкая, про себя подмечает, что погода подстроилась под её настроение. В душе было так же неспокойно, пасмурно и накрапывал мелкий дождик. Джин здоровается на удивление односложно. Девушка коротко оглядывает его внешний вид и улыбается. За почти что месяц так непривычно видеть мужчину не в строгом костюме и рубашке. Ким одет в оверсайзную толстовку бледно-розового цвета, свободного кроя брюки, обвешанные разными лампасами и липучками, а на ногах массивные кроссовки. Он открывает ей по-джентельменски дверцу, приглашая в салон, и больше ничего не говорит до самого аэропорта, внимательно следя за дорогой. Инчхон встречает парочку такой же сыростью. Дождь только усилился пока они ехали. Юна встряхивает мокрые капли с волос, когда они выходят на подземной парковке и молча следует за Сокджином, поспевая маленькими за шажками за его размашистыми. Девушка делает вывод, что парень просто сонный, поэтому такой неразговорчивый и хмурый, она и сама зевает через каждую минуту. Тишина не сильно нагнетай, каждый даже чувствует себя комфортно. Издалека можно подумать, что они парочка, собравшаяся вместе на отдых. Джин уверенно идёт впереди, Юна следом за ним, не замечая, как близко держится к нему, стараясь не отставать и не потерять из вида его широкую спину. Народа в аэропорту немного, поэтому они быстренько проходят паспортный контроль и сдают багаж. — Наши места рядом? — пищит испуганным мышонком Юна уже в самолёте, когда Джин с бесстрастный лицом спокойненько усаживается на сидение возле неё. — Да, — безразлично кивает Ким, мысленно добавляя: «А что хотела увильнуть? Мечтала о спокойном полёте, секретарь Чон?». Но все эти язвительные комментарии остаются не озвученными. Мужчина молча пристёгивает ремни безопасности, а потом под шокированный взгляд Юны пристёгивает и её. Юна тихо стонет, потому что тринадцать часов общества Сокджина рядом — точно пытка для неё. Как это выдержать она понятия не имеет. Но стоит самолёту взлететь на воздух, усталость даёт о себе знать, и девушка вырубается за пару минут, удобно устраиваясь, как ей сквозь сон показалось, на удобной подушечке. Сокджин себя подушечкой не считал, вздрагивая, когда на плечо взвалилась голова помощницы, а когда тонкие руки оплели бицепс, вовсе впал в состояние — «дышите-не-дышите». — И что мне с тобой делать? — заправляя тёмную прядь за ушко, прошептал он, бегая зрачками по умиротворённому лицу спящей девушки и останавливаясь на полных губах, что сейчас были так соблазнительно приоткрыты. Язык прошёлся между собственных пересохших губ. Джин судорожно сглотнул. Почему ему так захотелось её поцеловать? И почему, чёрт возьми, такое желание казалось до невозможности правильным?