Помоги мне вспомнить

Укрыв подругу одеялом, Ёна погладила её по плечу, обеспокоенно рассматривая заплаканное красное лицо. Тело Юны время от времени содрогалось, а девушка продолжала всхлипывать сквозь сон, будто проживая во сне события сегодняшнего дня раз за разом. У Кан за подругу сердце болело. Она сидела на краешке кровати рядом с ней, пыталась поделиться своим теплом, защитить, успокоить своим присутствием, но ничего не помогало. Юна не так давно заснула. На улице уже вечерело, никто не мог унять истерику брюнетки, она плакала истерично, почти на грани с потерей сознания. Чонгук сестру в таком состоянии видел в последний раз тогда в больнице, пять лет назад и теперь корил себя, что посмел так грубо обращаться с ней в Лос-Анджелесе. Ему бы стоило всё выяснить для начала. Знал же прекрасно, как сестрица любила геройствовать, кидая себя на амбразуру, знал о тупой черте характера — упрямствовать, когда не нужно. Юна ни за что на свете не станет оправдываться, примет все обвинения, как дань, даже если не виновата, и Чонгука это бесило. До скрежета в зубах. Парень потёр переносицу, опираясь о дверной косяк, он наблюдал за Юной, что уснула лишь благодаря успокоительному пару минут назад. Но больше Чона бесило незнание. Неведенье всей картины сложившейся ситуации. В воспоминаниях всплыли слова Джина: «Я не брошу ни кого из вас. Ни Юну, ни тебя, ни маму Инджи. Никого. Потому что я люблю вас». Чонгук хмыкнул. Смешно получается. Это не Ким пропал из их жизней, а они из его. А потом в память врезается потерянный взгляд мужчины, его слёзы, которые Чонгук видел впервые, и, балансирующая на грани безумия, Юна. Насколько же больно было им обоим все эти годы вынужденной разлуки? Вот каким вопросом задавался брюнет. Когда-то Гук думал, что любовь самое чудесное чувство. Любовь окрыляет. Если ты по-настоящему любишь человека, если хочешь быть с ним, никто и ничто вас не разлучит. Переполненный эйфорией, ты готов на всё ради любимого или любимой. И в огонь, и воду, и даже в схватку со смертью вступить, но с приходом во взрослую жизнь, с прискорбием осознаёшь: любовь — огромный труд двух людей. Любовь — безумство, тёмная бездна. И нужно обязательно шагнуть, дабы понять, что кроиться на дне этой бездны. Свет или тьма. «Вечно и навсегда» или бесконечное разочарование. Начало или конец. Любовь воистину окрыляет, но что делать с людьми, способными в раз сломать хрупкие, ещё не окрепшие временем крылья? Как насчёт обстоятельств и судьбы-злодейки, норовящей подкинуть вам дюжину испытаний? У Чонгука нет ответов, потому что он никогда не любил кого-то так же сильно, как Юна любит Сокджина. Он не страдал от неразделённых чувств, как Тэхён. Его не предавали, как Ёну, но он всё равно ощущал этот вкус взрослой жизни. Все её пакости, проблемы и крутые повороты, на которых без ремней безопасности не удержаться. Чонгук на свой возраст достаточно мудрый и понимающий, потому что, вместо первой любви жизнь познакомила его со смертью. — Уснула? — в комнату вошёл Тэхён с ветровкой в руках и явно куда-то собравшийся. Ёна окинула блондина взглядом, нахмурилась, отчётливо видя в глазах друга блеск. Таким блеском обычно сверкали глаза от злости, от решительности. Парень что-то задумал, и Ёне определённо не нравилось это «что-то». Чонгук тоже обернулся в сторону Кима. — Сон ей сейчас необходим, хотя такое лекарство временное. Он ненадолго застыл, задумчиво глядя на спящую девушку. Создавалось впечатление, что он выпал из реальности на мгновенье. Перенёсся на несколько лет назад, где он день за днём искал способы помочь, тонущей в дрезине поглощающей любви лучшей подруге, да так старался, что не заметил, как утонул в ней сам. Сколько раз он клялся себе вырвать возникшую любовь к Чон Юне из сердца? Пальцев на руках и ногах не хватить, чтобы сосчитать. Ведь пытался очень много раз. Выцарапать из себя дурацкие, неправильные чувства, но получалось только кожу расчесать в кровь. Всегда прекрасно понимал — влюбиться в Юну — равносильно потерять её навсегда, поэтому он терпел, поэтому заталкивал гордость залитую болью в самые недра, туда, откуда выхода уже нет. Это больше похоже на зависимость, а не любовь. Как въевшаяся в мозг привычка. Но и от многолетних привычек не так просто избавляться. Тэхён так бы стоял, пока рука Чонгука, коснувшаяся плеча, не вернула обратно на землю. Он встряхнул отросшей чёлкой, закидывая ту на бок, чтобы не мешалась и не лезла в глаза, в последний раз кинул мимолётный взгляд на Юну и, не сказав ни слова, молча направился к выходу. Лучший друг. Он обещал Юне быть для неё лучшим другом всегда. Обещал, что защитит, Как бы изнутри не душил эгоизм оставить всё, как есть. Как бы не хотелось, чтобы «тем самым» был для Чон Юны именно он, а не Ким Сокджин, Тэхён понимает, что не вправе распоряжаться чужими чувствами. В конце концов, ему надоело исполнять роль третьего лишнего. Пришла пора отпустить. Сегодня тот день, когда блондин станет последним недостающим паззлом в отношениях Джина и Юны, а точнее самолично вручит потерянный кусочек воспоминаний Сокджину в руки. Он заслуживает узнать, наконец, правду. — Ты куда? — Ёна застаёт Тэ в коридоре, когда тот обувался. Девушка обеспокоенно ловит его запястье, заставляя поднять голову и остановиться. Губы парня расплылись в улыбке, Тэхён подбадривающе сжал ладонь шатенки, скользнув по тыльной стороне большим пальцем. Парень не замечал за собой, но он смотрел на Ёну по-особенному. С трепетом, с неподдельной нежностью, а вот, стоящий позади Чонгук, заметил. — Ты же не собираешься наделать глупостей? — Я как раз таки собираюсь исправить наделанные глупости, — и Ким говорил чистую правду. Его обязанность — помочь двум идиотам, которым бы просто следовало поговорить, а не поддаваться эмоциям. Признаться честно, Тэхён даже чувствует облегчение от того, что сможет рассказать всё Джину. Их возможное с Юной воссоединение слишком прельщает. Ведь тогда Тэ, хоть чуть-чуть, но сможет выдохнуть и не питать себя лживыми надеждами. Он поворачивается к Ёне всем корпусом, берёт за обе руки, бинт на одной из рук мешает нормально сжать ладонь, а рана ноет от лишних движений, но парень продолжает улыбаться уголками губ, а после, поддавшись непонятному порыву, подаётся вперёд и оставляет на лбу девушки невесомый поцелуй, на секунду вдыхая её аромат. Запах арбузов и жвачки неизменно, даже как-то привычно заполняет лёгкие. Тэхён сам не знает, но искренняя забота о нём со стороны Ёны всегда греет замёрзшее, истосковавшееся по ласке сердце. В такие моменты он чувствовал себя по-настоящему кому-то нужным. Нет, конечно, Тэ никогда не думал, что не важен для Юны. Чон очень другом дорожила, но… чёрт возьми, почему тогда дружба с Кан Ёной ощущалась совсем по-другому? Может дело в отсутствии романтических чувств к ней? Просто дружба. Ни больше, ни меньше. Шатенка прикрывает невольно глаза. По спине стадо мурашек табуном проноситься, а тёплые губы Кима, словно облачко на её коже, растворяются, когда тот отстраняется. Она бы обязательно спросила его, что это было, но не сейчас. Сейчас сердце бьётся сумасшедшими ударами о грудную клетку, и внутри неожиданно щёлкает неизведанное. Девушка слишком удивлена этим поступком. Дружеский ли знак подобное, как считает сам Тэхён? Очень много неразберихи вокруг, чтобы заострять сейчас внимание на таких мелочах, которые им обоим кажутся незначительными. А зря. — Всё будет хорошо. Не переживай, — голос Тэхёна бархатный, успокаивающий. Говоря так, он пытается внушить ей уверенность в сказанном и тактика работает. Ёна кивает, отпуская его, когда Тэхён отступает, надевая ветровку. — Я с тобой, — младший Чон хватает с вешалки курточку. В спешке он обувает один ботинок на весу, скача на одной ноге в попытке напялить второй, и едва не валиться на пол, теряя равновесие, но вовремя ухватывается за тумбочку. — Нет. Останься дома, — моментально возражает блондин в ответ. Чонгук так и замирает с поднятой ногой и надетым на пол ступни ботинком. — Но ты же идёшь к Джину. Я тоже хочу поговорить с ним, — надувается парень, хмуря брови. — Сделаешь только хуже. Ты ничего не знаешь ещё, так же как и он. Лучше будь рядом с сестрой, Чонгук. — Но… — пытается возразить парень, сжимая челюсти и взирая на Тэ сердито, да пыхтит обиженно. — Ты разве не устал с дороги? После такого длительного перелёта, ты должен с ног валиться. Не лезь пока, пожалуйста. Останься дома и выспись, как следует, если не хочешь, чтобы Юна потом ещё и твоём самочувствии переживала, — здесь Тэхён ставит точку. Дверь за ним захлопывается, а Чонгук с психами пуляет ботинки в разные углы. Ёна подавляет смешок, ведь выглядел тот до жути забавно и мило в момент злости. Щеки надувались, как и губы, вытягиваясь в несильную трубочку, а зрачки блестели разочарованием вперемешку с вселенской грустью. Чонгук напомнал шатенке Юну. Такой же эмоциональный и упёртый. Не зря же они брат с сестрой. Протяжно простонав, Чон буркнул что-то неразборчивое под нос, и вяло поплёлся в гостиную. Снова ему выбора не оставили. Раздражало, что он опять в стороне, но больше раздражала правота Ким Тэхёна. Мир грёз так и звал к себе. Зевая и всё не прекращая злобно ворчать, Гук завалился на диван, а стоило прилечь, как занавес из век опустился на глаза, а сознание вмиг уплыло в царство снов. Пара минут, а парень уже мирно посапывал, подобрав под себя колени, а сложенные вместе ладошки уложив под щёку. Последнее, что Чон почувствовал, как плед, что накинула на него Ёна, укутал теплотой тело, словно в кокон, окончательно прерывая связь с внешним миром. Сама девушка поплелась на кухню, где заварив себе чай, уселась за стол и мирно попивала вкусный напиток, думая о многом. В основном о странности сплетения чужих судеб воедино. Её пугала сама мысль о том, что все эти люди: Сокджин, Юна, Тэхён и даже Чонгук, которого знала от силы часа четыре — могли не встретится ей на жизненном пути. Куда бы свернула их дорога, если бы пять лет назад Джин не попал в аварию, если бы они с Юной не расстались, если бы мужчина не стал директором компании? Возможно, они бы не пережили столько горя в жизни и стали счастливыми гораздо раньше. Но тогда стала бы счастливой Кан Ёна? Медленно рука потянулась ко лбу, пальцы прикоснулись к месту поцелуя, осторожно, трепетно, словно одним неверным движением она могла стереть фантомные ощущения губ Тэхёна на коже. Кажется, Ёна определённо не справиться со своей болью в одиночку. Тэхён в данный момент ни о чём не задумывался. Машина неслась по трассе на полной скорости. Сумрачный город мелькал перед глазами. Картинки быстро сменялись одна за другой, и парень лишь надеялся, что не попадётся полицейским, обходясь без штрафа за превышение скорости для полного счастья. Солнце успело спрятаться за горизонт, потому вывески магазинов и супермаркетов уже зажглись, как и фонари вдоль тротуаров. Город медленно погружался в темноту, отгоняя от себя день, готовился к ночному ритму жизни. Ким постукивал пальцами по рулю в нервном жесте. Уверенность растворялась с приближением цели. С каждым поворотом, с каждым оповещением голоса из навигатора о том, что осталось столько-то метров, он взволнованно ёрзал на сидении. Тэхён не боялся, а просто переживал. Особенно волновало, а вдруг, Сокджин не дома. Блондин так опрометчиво двинулся в путь, но в то же время, разве у него есть иной выбор? Тэхён не думает, что Джин соизволил бы с ним говорить по телефону, если бы он позвонил и уж точно не стал сообщать о своём месте нахождения. Через двадцать минут машина затормозила у нужного подъезда. С пару минут Тэхён сидел в салоне, глядя в окно, кусал губы. Шумно выдохнув в итоге, блондин вышел из автомобиля, поставил его на сигнализацию и потопал к подъезду. Номер квартиры он знал, поэтому нажав на домофоне нужную цифру, Ким стал ждать ответа, притопывая в нетерпении ногой. Через некоторое время послышался хриплый голос хозяина квартиры. — Кто? — незаинтересованно спросил Джин. Видеть кого-то совершенно не хотелось, и мужчина в тайне надеялся, что звонивший ошибся номером квартиры или пришёл не к нему, желая просто попасть в подъезд, но все надуманные желания разрушились, когда Тэхён заговорил. — Ким Тэхён. Открой. Нам надо поговорить. — Я не хочу разговаривать. Тем более с тобой, — фыркнул брюнет, едва слышно ругнувшись. — Не глупи. Мне есть, что тебе сказать, а тебе услышать, — старший Ким закатил глаза. Дверь запиликала, а Тэхён усмехнулся и быстро зашёл внутрь. Поднявшись на этаж Джина, блондин даже звонок не успел нажать, лишь потянувшись к нему, как дверь распахнулась, а брюнет нежелательно впустил его в квартиру. Тэхён разулся, не скидывая ветровки, проследовал за Сокджином на кухню. Во всей квартире было мрачно, кроме кухни. Как минимум окно здесь было не зашторено, горел свет. На плите стояла сковородка с недоеденным омлетом, а тарелки в раковине так и не вымыли после утреннего приёма пищи. Кухня хранила в себе сладость ещё не успевшего покинуть разум утра. Удивительно. День тянулся донельзя медленно. Ещё утром Джин проснулся самым счастливым человеком на земле, готовым чуть не взлететь от радости, переполняющей нутро, девушка рядом мило ему улыбалась, таяла в его руках и всецело Джину принадлежала, а теперь брюнет от одного упоминания об этом сникает, закрывается и злиться. Джин чувствует себя полный идиотом, если честно. Что такого плохого он сделал, чтобы заслужить взамен своей любви нож в спину? Но добивал себя, вгонял этот нож поглубже, насквозь тело им протыкая. Потому что вытащить — означало простить, а простить — смириться и отпустить Юну навсегда. Вычеркнуть из своей жизни. Выжечь, выпалить из души и сердца, куда успела проникнуть, прочно там оседая. Джин не готов. Не хочет с ней прощаться. Сколько бы не думал, просидев полдня на этой самой кухне, приходил к выводу, что должен хотя бы понять мотив её поступка. Просто ради интереса. Пусть ему от того больнее будет, а шрам от раны оставленной предательством ноет до конца жизни. Сокджин намерен услышать эту причину из уст Юны. Но не прощать. Нет. Прощать он её не хочет. В школе, на уроках этики, часто утверждали: «Надо уметь прощать», но Джин, блять, не собирается даровать кому-то своё помилование. Эгоистично? Мерзко? Неправильно? А ему плевать. Почему он должен печься о чужих чувствах, когда человек, предавая, о его собственных не задумывался? Мужчина на взводе. Он не воспринимает реальность. Взор затуманила обида, и только отрезвляющая фраза, сказанная Чонгуком, протянутая упаковка тянучек, служили своеобразным маяком. «Не натвори глупостей, хён» Сокджин только поэтому решил выслушать Тэхёна и впустил его. Облокотившись на кухонный гарнитур, брюнет сложил руки на груди, воззрившись вопросительно на Тэ, задрал вверх брови, мол «я жду», и кашлянул. Атмосфера вокруг них успела накалиться за считанные секунды. Общая неприязнь отчётливо кружила в воздухе, заставляя кулаки воинственно сжиматься, а лицо супиться, выражая полную враждебность по отношению к друг другу. Блондин повторил позу Джина, присев на краешек стола и переплетя между собой ноги. — Я пришёл сюда лишь потому, что Юна дорога мне. Я серьёзно переживаю о её состоянии, — до этого устремлённый в пол, Тэ подняла на Сокджина взгляд. — Ей очень плохо, Джин. — А мне что? — огрызнулся тот, но запал мгновенно угас. Он заметно сглотнул, отворачиваясь, прервал зрительный контакт. «Я не должен переживать за неё. Не должен», — вторил себе, как мантру. — Не имею желания слушать о том, как ей плохо, — продолжил Ким уже тише. — Она не переживала обо мне, когда бросила в больнице, сбежав за границу вместе с деньгами. Тэхён отчаянно покачал головой. Будет сложнее, чем он думал. — Я бы мог рассказать тебе, как жила Юна все эти пять лет, но это будет долго. Да и не нужна тебе в данный момент эта информация. Просто спрошу одно: разве за месяц общения она создала у тебя такое впечатление? Разве до сих пор не понял, даже без воспоминаний, какая она на самом деле? — с каждым вопросом Сокджин теряется. С каждым вопросом Тэхён загоняет его в угол, будто непослушного кота, тыкая носом в проблему. Разуй глаза и смотри внимательно! Именно так. Джин облизывает раз за разом губы, не зная, что сказать. — То, что сказала твоя мать — правда, — вдруг выдаёт блондин. Сокджин расширяет глаза, а после хмыкает насмешливо. — Херовый из тебя переговорщик… — Но не вся! — громко перебив брюнета, добавляет Тэхён. Джин молчит некоторое время. В голове вихрем крутиться карнавал из разных слов, событий, лиц, действий. Голова пухнет, потому что какие-то размытые картинки пытаются пробиться сквозь броню. Джин усердно их не пускает, беснуется и мечется между двумя половинами себя. Одна говорит мыслить здраво и не действовать сгоряча, а вторая, точно уподобилась маленькому чёртику с рожками и длинным хвостиком, всё нашёптывает на ухо гадкие фразочки матери и голос Юны на повтор включает со словами: «Это правда». Мужчина тяжело вздыхает, трёт ладонями устало лицо, тихо стонет, зарываясь пальцами, и без того взлохмаченные, волосы, вновь ерошит их, создавая на голове взрыв из чёрных локонов. — Я не могу такое простить. Любовь не продают за деньги! — не сдерживается, повышая тон в конце. Яростно дышит. — Не будь идиотом, Джин. Она любит тебя уже семь лет. — Тогда какая, чёрт возьми, может быть причина? — шипит раздражённо брюнет. С губ срывается смешок, мужчина запрокидывает назад голову, истерически хохочет, сотрясаясь. Смеётся низко, приглушённо, коротко. Его крыша окончательно катиться по наклонной, а ему самому в дурку пора, ибо Ким не выдерживает. Больше нет. Всё слишком давит на него. Тэхёну легко говорить. Легко, когда не он на его месте. Уголки глаз увлажнились, Джин, успокоившись, снова устремил глаза на гостя. И глаза его были наполнены отчаяньем, словно крича «помоги, потому я сам не справляюсь». — От чёртовых денег зависела жизнь её брата. Чонгук бы не жил, если бы Юна приняла тогда другое решение. Она не посмела рисковать им, когда твоя мать стала угрожать, шантажировать Юну жизнью брата, — такое подействовало на затуманенный рассудок отрезвляюще. Зрачки взволнованно забегали, а Джин крутил в голове поведение матери. Сначала, когда он спросил её о той аварии, теперь сегодняшнее. У него в кабинете. Он ведь явно заметил, уловил неприязнь, с каковой родительница смотрела на Юну. Грёбанная память. Если бы только мог вспомнить. Это решило бы столько проблем и дало ответы к сложным задачкам, выстроенных в голове. Видя загруженность собеседника, Тэхён продолжил: — Та гонка. За неё ты хотел выиграть деньги на операцию. Требовалась чуть меньшая половина суммы. Но тебя подрезали. Произошла авария, впоследствии которой ты потерял память. — Почему Юна сразу не рассказала мне, кто она? — Боялась, что ты ей не поверишь. И тогда твоя мать, воспользовавшись связями, отменит операцию Чонгука. Без почки он прожил бы максимум месяца два. Он бы не успел дождаться следующей за такой короткий строк. Джин вспомнил того мальчишку, что мило улыбаясь, протянул ему упаковку любимых сладостей, вспомнил, как тот растерялся при их первой встрече в Лос-Анджелесе. На вид парню было лет двадцать. Всего двадцать. А, значит, пять лет назад Чонгуку было всего-навсего пятнадцать. Сокджина бросило в жар от одной мысли, что жизнь его могла оборваться в столь раннем возрасте. Из глубин поднялся гнев. Вспыхнул опасный пожар. Резко развернувшись, Джин стукнул кулаком по столешнице с такой силой, что посуда, стоящая на ней, характерно звякнула. Он, раскачиваясь взад-вперёд, вдавил в деревянную поверхность ладони и прерывисто дышал. Стало настолько гадко от поступка своей матери. Она способна на многое, но чтобы такое. У Кима в голове не укладывалось, как она посмела угрожать Юне жизнью её брата. А чтобы если бы та ослушалась? Действительно, лишила бы мальчика жизни? По щекам покатились слёзы. Горькие, колючие слёзы осознания. — Сука! — взревел Джин, снова ударяя по столешнице рукой. — Сука! Сука! — Она любит тебя, Джин. Все пять лет винила себя. Я… — блондин поджал губы, опуская ресницы, усмехнулся, глядя на сцепленные в замок руки. — Я ненавидел тебя все эти пять лет. Она так преданно тебя любила, пока я был для неё просто другом. Знаю, я сам виноват, что влюбился в лучшую подругу, — Тэхён откровенно нёс несвязный бред. Платину чувств неожиданно прорвало, появилась необходимость срочно высказаться, словно исповедоваться. — И та ночь… — У вас что-то было? — вдруг задал вопрос Джин, начиная потихоньку закипать. Он выглядел обманчиво спокойным сейчас, но наружу уже карабкалось дикое желание набить блондину морду. Тэхён замялся, отступая на пару шагов назад. — Было?! Отвечай! — крикнул брюнет. — Какая сейчас к чёрту разница? — прошипел тот, поднимая на Сокджина потемневшие глаза. Он чувствовал вину невесть почему, но и оправдываться тоже не собирался. Джин, приблизившись, схватил его за грудки. От костяшек отступила кровь, и они стали белыми. Ким сжимал куртку Тэхёна в кулаках до такой степени, что ткань затрещала. Ноздри раздулись, на лице вальсировали желваки, а сам Сокджин навис над блондином, как хищник над свежей добычей, готовый разорвать его в любую секунду. — Какая разница? — хохотнул Джин. — Ты прав, сейчас совершенно никакой. Ты переспал с моей девушкой, а я даже не имею права на тебя разозлиться. Но я злюсь. Пиздец, как злюсь. — Можешь злиться на меня, как следует, потому что я ни о чём не жалею и извинятся не буду, — угрюмо проговорил парень. Эти слова, словно спусковой крючок в пистолете. Джин разжимает руки, тем самым отпуская Тэхёна, а после резко нажимает на курок, активирующий гнев в полной мере и выпуская его на волю. Грубо толкнув Тэ, Сокджин с разгону валит его на пол, заносит над ним кулак, колеблется каких-то жалких пару секунд, а после бьёт. Удар за ударом. Выплёскивает свою злобу. Бьёт по лицу, в основном. Из губы Тэхёна уже сочиться кровь, кольцо на руке Джина рассекло кожу на щеке, но парень не прикрывался, не пытался отбиться. Сокджин методично заносит над младшим Кимом кулак, впечатывая в лицо, разбивает себе костяшки, пачкая их чужой кровью. Ему это необходимо. Тэхён понимает, но и ему есть, за что подкрасить Джину личико несколькими ссадинами. — Прости, — тяжело дыша, хрипит Сокджин, когда останавливается. Кулак всё ещё опасно весит в воздухе, словно готовый для очередного удара, но брюнет не собирается продолжать. — Тогда и ты тоже не обижайся, — воспользовавшись замешательством соперника, Тэ толкает его в грудь и наносит ответный удар. Потасовка превращается в настоящую драку. И никто из них не остановиться, пока оба не выпустят пар и обиду друг на друга. Пусть и таким изощрённым способом. Кувыркаясь на полу, по очереди перегребая на себя роль бьющего, они врезаются в стол, из которого в недолгий полёт отправляется чашка недопитого кофе. Коричневая жидкость разбрызгивается по полу, капли попадают на одежду Кимов, оставляя на светлых джинсах мелкие крапинки. А кружка с оглушающим грохотом разбивается. Осколки разлетаются по всей плитке, но парни не обращают на это никакого внимания, пока осколок не впивается в ладонь Сокджина, и тот отпихивает Тэхёна в сторону, садясь на пол и прислоняясь спиной к гарнитуру. Блондин садиться рядом. Оба тяжело дышат. Помятые, побитые, они сидят теперь в тишине. Верхняя губа Тэхёна слегка опухла и кровоточит, рана на щеке ощутимо саднит, парень чувствует, как капли крови противно ползут по лицу, а на скуле точно наливается синяк. Джин тоже выглядит не лучшим образом: синяк на скуле недалеко от глаза, кровоточащий уголок рта, где постоянно останавливался его язык, слизывая привкус металла. Так же ныли рёбра, по которым Тэхён удачно пнул коленом несколько раз. Тишина такая оглушающая, что даже слышно, как в гостиной тикают настенные часы, и чуть стеснительней — наручные часы Джина. — Может, выпьем? — подаёт он голос, поворачивая голову к Тэ, и улыбается дико, морщась от боли. — С такими мордами нас не в одно заведение не пустят, — сидящий рядом Джин продолжает улыбаться призывно, и Тэхён закидывает ему на шею руку, вздыхая. — Но, думаю, стоит попробовать. — Деньги решают всё, — закидывая руку на плечо однофамильца в ответ, кривится Джин от горечи сказанным им же слов. — Только сильно не пей. Я не хочу снова тащить твой пьяный зад домой. *** В кафе играет не громкая музыка. Людей на удивление не много. Да и само заведение было небольшим и не так давно открылось. Интерьер приятный глазу: квадратные столики, застеленные серо-белыми скатертями, удобные стулья с высокими спинками. На окнах висел лёгкий тюль белого цвета, украшенный одноцветными гирляндами, пол деревянный и подходящие под стилистику кофейного цвета стены с лёгким холодным оттенком. Свет приглушённый, что создавало уютную атмосферу. Заведение не походило на пивнушку или бар. Вполне себе приличное и миленькое кафе для дружных посиделок или посиделок в кругу семьи, свидания какого-то миленького и невычурного. Здесь предназначено пить горячий шоколад в дождливый день, прятаться в морозный зимний вечер, чтобы согреться. Есть вкусное мясо, удон с курочкой или рисовые булочки, пышущее жаром. В кафе было тепло, что Тэхёна с Джином развезло уже от пары рюмок фруктового соджу, которое так обожал первый. Так что на их столе стояла одна распечатанная бутылка спиртного, и вторая запечатанная, но вряд ли у них хватить сил сегодня распивать ещё и её. Рядом с ними туда-сюда сновали официанты, подозрительно поглядывая на поколоченную парочку, но парни вели себя прилично, не смотря на внешний вид, поэтому никаких проблем не было. — Тэхён, спасибо и… прости, — парни пожали друг другу руки в знак окончательного примирения, перегнувшись через стол, они оба привстали, стукаясь лбами. Над ними так и витала надпись: «Теперь вы не враги, а настоящие кореша». В мужчин всё довольно в этом плане: подрались, выпили, поболтали по душам и вуаля — разногласия решены. — Съешь креветку, — Сокджин услужливо подал новоиспечённому товарищу сочную креветку, поднеся закуску блондину прямо ко рту, что скривив губы, отрицательно завертел головой. — Ну, съешь. — М-м-м. Не хочу, — закапризничал тот. — Вот же. Не хорошо старшим перечить. Я же от чистого сердца, — Джин вновь подал несчастную креветку Тэхёну, состроив умоляющий вид. — Ну, съешь. — Ладно. Ты и мёртвого убедишь, — сдался блондин. — Совсем не изменился. — Ты тоже, — на полном серьёзе выдал брюнет, наступило молчание, а после они вместе рассмеялись. Джин налил им ещё по стопке. — За понимание, — поднял он рюмку с тостом и опрокинул в себя алкоголь. Тэхён выпил свою порцию следом за ним. Колокольчик на дверях звякнул, в помещение просунулась цветная макушка парня, явно по чистой случайности сюда зашедшего. Потому что выглядел тот так, словно держал путь в клуб или на какую-то молодёжную тусовку. Открыл не ту дверь или забрёл не туда. Возможно, так думали люди, обратившие на паренька своё внимание. Но на самом деле, Пак Чимину просто нравились булочки с корицей и клубничным джемом, которые тут пекли и облепиховый чай. Улыбаясь самой милой улыбкой, что имелась в его арсенале, он двинулся вглубь заведения, намереваясь занять столик, который приметил в углу, как взгляд мимолётно зацепился за громко смеющихся давних «друзей», и розоволосый вмиг поменял маршрут, направляясь к ним. Почти вприпрыжку. Очень удачно они ему подвернулись. — Привет, — Чимин присел за стол, складывая руки перед собой и весело улыбаясь. Он поглядывал то на одного Кима, то на другого, заученным движением зачёсывая розовые пряди волос назад. Серёжки в ушах добавляли образу развязности, как и вычурный джинсовый пиджак чёрного цвета в тандеме с тремя расстёгнутыми пуговицами на рубашке. Его появление заставило Кимов замолкнуть. Пока Сокджин не прервал паузу, прищурившись с вопросом: — А ты кто? Чимин удивлённо вдёрнул брови, а после промычал понятливо. — Ах да, точно, — треснул он себя ладонью по лбу. — Забыл совсем, что ты у нас амнезийный. Я Пак Чимин, — парень протянул Джину руку, склоняя голову на бок. Но брюнет знак приветствия проигнорировал, и Паку пришлось убрать ладонь. Его имя Джину ни о чём не говорило, лишь сильнее вводило в ступор. Кто это такой и чего ему надо? Он знал только одно: хмельной мозг сейчас определённо не готов к решению слишком сложных задач. Особенно, если те как-то с прошлым связаны. Тэхён, тоже ни черта не выкупающий, икнул, обращая к себе внимание. — Тогда, может, выпьем за знакомство? — предложил, уже успевший дойти до кондиции, блондин. Глаза поблескивали, а сам взгляд был мутный, расфокусированный. — Я Ким Тэ… ик… — фраза оборвалась, — хён. — Я знаю. Ты лучший друг Юны. Джин выпрямился. Знакомое имя иглой впилось в подсознание, вызывая мандраж и лёгкий озноб. В мозгу чуть прояснилось. Одно лишь имя действовало на него отрезвляюще. «Пак Чимин, значит?» — хмыкнул про себя Ким, повернулся к парню, в упор изучая. Очередной гость из прошлого? Рассмотрев незнакомца детально, Сокджин смеет признать, что лицо его кажется ему смутно знакомым. Очень смутно. Хотя тут спорный вопрос. Часто бывает, и такое может случиться с каждым, когда ты вроде видишь человека впервые, но тебя не покидает ощущение, что ты его уже видел раньше. Чимин, заприметив пристальный интерес к своей персоне, довольно хмыкнул, расплываясь в улыбочке шире. Дав жест рукой официантке подойти, он попросил принести для него ещё одну рюмку. — Мы не встречались где-то раньше? — необходимо важно получить прямое подтверждение. Отныне Джин собирается в прошлом разобраться, как положено, расставить нужные запятые и пропущенные в спешке или по невнимательности точки, чтобы впредь к нему не возвращаться. — Я твой фанат с давних времён, — Чимин разливает по их рюмках алкоголь. Парень улыбается беззаботно, словно собрался шутку рассказать или же просто с давними друзьями выпить, да поболтать присел, но на деле же на языке крутились серьёзные вещи. — Ты же знаком с Чон Хосоком? Этот придурок меня реально достал уже. Хочется утереть ему нос, а то он чересчур загордился после победы над тобой на той гонке. А я уверен, Хосоку бы никогда победа не досталась, если бы он играл честно. — О чём ты говоришь? — Ким впадает в полнейшее непонимание. О чём талдычит странный паренёк? — Хосок был гонщиком? — Ну да, — жмёт плечами Пак. — Как и ты, — и выпивает соджу. Тэхён рядом вздыхает, вливая в себя очередную рюмку. Джин выпивает последним, всё не отходя от полученного шока. Сумасшедший день. Без сомнений. Такое переварить одной бутылки соджу мало, как и две, в принципе. Джин подзывает к их столику проходящую мимо официантку, заказывая ещё четыре бутылки. — Расскажи поподробней, — требует брюнет, а Чимин только расплывается в победоносной ухмылке, хлопая Джина подбадривающе по широкому плечу. — С радостью. Бывших гонщиков не бывает. У людей раз укусивших сладость адреналина, скорость течёт по венам. Соскочить можно, но вот навыки и талант, как говориться, не пропьёшь. Чимину надоело созерцать перекошенное надменностью лицо Чон Хосока. Чимину надоело наблюдать за играми двух мальчишек в песочнице, он жаждет адреналином захлебнуться, жаждет Джина вновь во взрослые игры втянуть. Раскосые глаза блестят хитро, точно дьявольски. Так приятно, наконец, рассказать Сокджину о всех проделках Хосока. Спросите причину такого поведения? Пак Чимин личность довольно сложная, своевольная. А ещё ему до жути надоел один самовлюблённый пижон недогонщик, считающий себя Богом, вершащим чужие судьбы. Таких следует наказывать. Их же способами. А ещё Чимину просто весело. *** — Ты уверен, что справишься сам? — спрашивает Ёна Чонгука в энный раз, обувая балетки и накидывая на плечи вязаный кардиган. — Я могу и остаться. — Ты и так полдня рядом с сестрой просидела. Тебе следует отдохнуть хорошенечко, и если мне на диване спать было норм, то ты должна спать с комфортом. Ёна-нуна, не переживай. Мне же не пять лет. Обещаю, что квартиру не сожгу и не стану глотать острые колющие предметы, — Чонгук откровенно насмехается над старшей, веселится, показывая ей язык, когда выписывает ему несильный подзатыльник и возмущённо дует губы. Невероятно, как у них быстро получилось найти общий язык. Наверное, потому что Ёна по своей природе девушка открытая, улыбчивая и общительная. Солнечная. Она легко нашла подход к неразговорчивому брату подруги. Юна точно обрадуется, когда узнает, что им удалось так быстро наладить контакт. Ведь такое с Чонгуком провернуть даже Тэхёну не удалось. — Обещаю, что присмотрю за сестрой. У меня к её сердечку целая связка ключей и длиннющий список с кодами имеется, — под такими уговорами, кто угодно бы сдался. Ёна улыбается, выходя из квартиры. — Выспитесь вдвоём с малышом хорошенечко! — кричит девушке в след, слыша согласие, и закрывает за ней дверь на замок. Часы вещали одиннадцатый ночи. Чонгук потянулся. Спать абсолютно не хотелось, он уже перебил основной сон. Юна до сих пор так и не просыпалась. Видимо, эмоции высосали из неё силы по последней капельки. А Чонгук, конечно, хоть рассчитывал на эмоциональный приём, но точно не до такой степени. Телефон пиликнул от входящего сообщения. Мама писала, спрашивая всё ли у них там хорошо. Гук ей ещё по прилёте от звонился, но женщина переживала, по всей видимости, раз писала ему так поздно. Заверив маму, что у них с сестрой всё супер-пупер, Чонгук засунул гаджет обратно в карман, устало вздыхая, запустил пятерню в копну волос. Он ненавидел врать маме. Вообще ненавидел врать, но приходилось, потому что того, требовала ситуация. И Чонгук, наверное, понимал Юну в каком-то роде, пытавшуюся ложью отгородить его от горькой правды, уберечь. Вот только парень давно не малыш, которого следует опекать, защищая даже от самого незначительного порыва ветра. Он давно на сестру не обижается, просто надеется, что теперь она расскажет всё, больше ни крупицы правды не утаивая и впредь тоже о таких вещах врать не будет. Не придумав, чем бы ему заняться, парень решил посидеть возле сестры. Ведь сильно скучал по ней, а после той ссоры, они не говорили по скайпу и даже не переписывались. Червячок совести грыз его за это. Но не успел Чонгук сделать и шаг, как раздалась трель звонка. Неужели Ёна вернулась? Парень поспешил открыть дверь, думая, что это, действительно, Кан возвратилась зачем-то, что даже не посмотрел в глазок, а сходу открыл. Но на пороге, шатаясь, стоял Ким Сокджин. Пьяный Ким Сокджин. Улыбнувшись, он молча ввалился в квартиру, но не удержал равновесие и полетел прямо на Чонгука, что успел поймать его в последний момент. — Ну, ты и свинья, хён. Ты зачем так набрался? — проворчал парень недовольно, кряхтя под тяжёлым весом Сокджина. Тот обнял его, за шею притянув к себе, практически повиснув на бедном Чоне. Перегар, наверное, слышен за километр, Чонгук едва не задохнулся, когда Ким дыхнул на него. — Айщ! — Чонгуки, я так рад, что ты остался живой, — пролепетал неразборчиво. Младший практически ничего и не разобрал из его несвязной речи. Кривился, так как Джин прижимал его к себе, как плюшевую игрушку, да ещё и дышал на парня пьяным угаром. — А где Юна? — Ким огляделся. — Я должен извиниться перед ней. Он отстранился от Чонгука и двинулся вглубь квартиры, еле волоча ноги, но не сдавался, целенаправленно шныряя по периметру в поисках девушки. Пару раз вписался бедром в угол стола, несколько раз болезненно мизинцем о ножку дивана в гостиной. Наблюдая за ним, Чонгук тихо посмеивался. Кажется, Тэхён отлично справился. Хоть и пьяный, но Сокджин пришёл к Юне извиняться, а значит, их отношения снова наладятся. Уважение Чона к блондину выросло в миллион раз. А от разукрашенной мордашки хёна хочется валяться со смеху. Он больше, чем уверен, что Тэхён после «разговоров» с Джином такой же разукрашенный. Повеселившись вдоволь, Гук всё-таки облегчает хёну задачу, за ручку приводит в комнату сестры, только приказывает сидеть тихо, дабы не разбудить девушку. Джин кивает болванчиком, вызывая у Чонгука очередной приступ смеха. А после парень всё-таки оставляет его наедине с Юной. Джин сидит неподвижно. Слушает ровное дыхание девушки. Сидя на коленях у кровати, он склоняет голову, умащивая на руки подбородок, но такая поза ему быстро надоедает, а желание почувствовать тепло Юны в своих объятиях, становится необузданным, почти неконтролируемым. Не с первой попытки, но всё же забирается к девушке под одеяло и обнимает, укладывая руку ей на талию. Лежит неподвижно, даже дышать старается реже. — Прости меня, — шепчет одними губами. Ладонь перемещается на щёку. Джин аккуратно убирает с лица брюнетки несколько прядей, прикрывающих правый глаз. Любуется на умиротворённое личико, улыбается еле-еле. Как хорошо, что у них с Юной есть такие прекрасные друзья. Как хорошо, что их окружают ещё и потрясающие люди, а не только недоброжелатели. — Моя девочка. Столько натерпелась. Я никому не дам тебя в обиду больше, — размеренными движениями поглаживает кончиками пальцев по волосам. — Джин? — Юна внезапно открывает глаза, всматриваясь в темноту. Поначалу думая, что ей он сниться. — Я не хотел тебя будить. — Ты что пьяный? — когда мужчина заговорил, она ощутила запах алкоголя, но это её не отталкивало. Он рядом. Вот что главное. Днём она думала, что больше никогда его не увидит, а если увидит, то точно не сможет обнять, а он не посмотрит на неё без осуждения. — Мне же это не сниться? — Нет, не сниться. Я более, чем реальный, но, правда, очень пьяный. Прости, — Ким тянется вперёд и врезается губами в щёку, оставляя на ней смазанный поцелуй. — Больше никогда. Никогда не позволяй мне подумать о тебе плохо, а если позволишь, то бей. Я заслуживаю. Прости меня, Юна, — тараторит, задыхаясь. Язык заплетается от большого количества слов, но у Джина, в итоге, получается выговорить фразу довольно чётко и понятливо. Потянувшись вновь к лицу Юны, мужчина ладонями стирает маленькие слезники. — Я люблю тебя. Это единственное, в чём я сейчас абсолютно точно уверен. — И я тебя, — шепчет охрипшим голосом Юна, не веря до сих пор, что происходящее явь. — Я так хочу тебя поцеловать, но так как я напился, давай просто поспим, — и она кивает, потому что совершенно неважно, что они будут делать. Целоваться, спать, говорить до утра. Без разницы. Главное — рядом с Чон Юной будет Ким Сокджин, а рядом с Ким Сокджином — Чон Юна. Они будут друг у друга, и именно это самое большое счастье. Ведь тот, кто важен, всегда остаётся в сердце. И не имеет значения, сколько между вами километров, как много прошло дней, недель, лет, жизни… Неважным становится абсолютно всё, если этот человек значит для вас намного больше, чем целая вселенная.