«Загадочные следы. Найди их и следуй им. Мои тени загнаны в угол. Что же они скрывают от дневного света?»
© BTS – Don’t leave me
— И давно она так сидит? — Ёна заглянула в десятисантиметровую щель в двери. Юна сидела возле кровати Джина, держа его крепко за руку и, казалось, что даже не моргала. Понаблюдав за подругой несколько мгновений, Кан вздохнула и повернулась к бледному, заламывающему от удушающего волнения пальцы Чонгуку — Четыре часа, — бесцветно информирует её Чонгук. Он сам на грани потери сознания, но мужественно держится из последних сил. Заметив паршивое состояние парня, рядом сидящий Тэхён, осторожно закинул руку ему на шею и придвинул к себе, подбадривающе сжав плечо. — Как проснулась утром, ринулась к хёну. Ни на шаг от него не отходит. Я просил её поесть хотя бы, но она меня, будто не слышит вовсе. Замуровалась за стеной своей боли и не пускает. — Сильно плакала утром? — спрашивает Тэхён. — И слезинки не проронила, — Чон отрицательно помотал головой, словно не хотел верить в реалистичность происходящего, ущипнул себя легонько за ладошку, в тайне мечтая проснуться, но жизнь опять испытывала на прочность. — После вчерашнего я ожидал новой истерики, но нуна…— парень осёкся, опуская покрасневшие от недосыпа и жгущих слёз глаза. Трудно говорить. Трудно обуздать эмоции, вспоминая с каким лицом сестра сейчас сидит там за стенкой в палате Сокджина, какой безжизненной выглядит. Благодаря успокоительному девушка проспала всю ночь, и вроде это к лучшему, если бы Чонгуку не мерещилось, словно от лекарства ей стало хуже. Не было ни истерик, ни плача. Лишь молчаливое безумство. Будто одно неловкое движение загасило последнюю спасительную звезду на небосводе. Щёлк. И чувства вместе с эмоциями отключились, оставив после себя лишь след пустоты. Щёлк. Это губительная пустота. Щёлк. Беспросветная, окутанная темнотой пропасть, куда Юна добровольно упала. Воображение Чонгука рисовало в подсознании страшные вещи. Он ворочался, ёрзал на стуле, не зная, куда себя деть и чем таким отвлекающим заняться, дабы хоть на жалкие пару секунд привести пошатнувшееся состояние в норму. Прошедший день не намеревался отпускать из цепких лап ужасных событий. Душил и изматывал парня раз за разом, стоило ему на краткое мгновение прикрыть веки и попытаться выключиться из реальности или же вздремнуть, ведь ночью Чонгук так и не сумел уснуть. — А ты пробовал расшевелить её как-то? — обращается Кан уже к Тэхёну, потому что тот приехал в больницу на несколько часов раньше неё. — Я пытался. Она и ухом не ведёт, — подтвердил сказанное Гуком блондин, провёл вверх-вниз ладонями по лицу и, подав корпус вперёд, упёрся локтями в колени. — Юна даже, банально, на вопросы не отвечает. Вообще на присутствие посторонних людей в палате никак не реагирует. Находясь там, у меня возникло непоколебимое ощущение, что она переживает какую-то внутреннюю борьбу, — поделился Тэхён с девушкой догадками. — Второй раз, мать его! Говорил же Джину, идея с гонкой — дерьмо. Чего ему снова приспичило попереться на ту трассу? За острыми ощущениями, адреналина захотелось или давно при смерти не был, что его осенило повторить подвиг?! — он злился. Не известно на кого или на что больше. На Сокджина, на Хосока, или вообще на сложившуюся ситуацию в целом. Переживал, поэтому бесился и сыпал полыхающими молниями повсюду, коря себя за то, что не оказался рядом в трудную минуту. Ёна окинула парней печальный взглядом, после снова перенаправила его траекторию в приоткрытую дверь палаты, поразмыслила и, прикусив губу, решительно двинулась к входу, собираясь тоже сделать попытку достучаться до разбитой горем подруги. Сгрузив личные вещи на пустующий стул, девушка накинула на плечи больничный халат, сделала пару шагов к двери, хватаясь за ручку и собираясь войти, как в последний момент Тэ, резко вскочив с места, остановил её на полпути, нежно обхватив запястье. Их бегающие в разные стороны глаза встретились. Ёна смотрела на парня то ли перепугано, то ли просто недоумевающе, особенно, когда он, наклонившись к ней, оставил на её лбу невесомый, воздушный поцелуй, прямо как тогда в день ссоры Джина и Юны. Между ними летала неизведанная обоим неловкость, непознанные, а точнее непонятые в полной мере, вдруг, вспыхнувшие новые чувства. Они не ведали, что со всем этим навязанным макраме делать, с чего лучше начать распутывать первый узелок, который так несмело, но так прочно затянут, служа неким камнем преткновения. За двадцать с лишним лет они успели достаточно обжечься. Людьми, обстоятельствами, безответственностью и предательствами. Они боялись наступить на те же грабли. Никто не желал, не стремился к очередной порции боли. Этот страх сковывал поступки, спутывал руки прочной, режущей кожу леской, а сердце заставлял остудить опрометчивые порывы. После поцелуя в квартире Тэ не изменилось ровным счётом ничего, кроме того, что каждый из молодых людей испытывал друг перед другом муки смущения и вины, чёрт знает, откуда взявшейся. Оно и понятно — прошло слишком мало времени. Слишком мало дней для того, чтобы осязать весь масштаб, важность сделанного на встречу чему-то новому шага. Их обоих всё ещё крепко держало прошлое. Такая разная драма и несхожесть сценариев, но такие одинаковые последствия, такие близкие Они. В их общей истории прописан лишь абзац. Заложено начало. Когда утром Тэхёну позвонил истерзанный волнением Чонгук, когда блондин на всех парах примчался в больницу, увидев полуживого товарища и такую же, словно не живую Юну, он вынес для себя, возможно, один из самых важных и нужных на данном этапе жизни, уроков: он не хочет терять никого. Людей, окружающих его, находящихся рядом многие годы, кто-то больше, кто-то появился на страничках его романа совсем недавно, но каждый из этих людей дорог Киму. Он не готов терять. Пусть лучше будет ошибаться, будет больно падать, сдирая об неприветливые препятствия колени, но зато не будет жалеть о «несделанном» и «неосуществлённом», а потом гнаться за уплывающим шансом, дабы словить, уставшее ждать счастье за хвост. Тэхён пока не до конца прощупал почву только-только зародившихся ощущений, но уже без колебаний мог заявить — Ёна ему нравится, как девушка. Он не готов погрести очередную симпатию под руинами френдзоны. Не готов довольствоваться дружбой, потому что его чувства к ней отнюдь не дружеские. Так стоит ли упускать момент? Нет. Это бы стало самой огромной, плохо обдуманной глупостью. Тэхён никогда так не был в принятом решении уверен. А заметив боковым зрением, как Чонгук ему подбадривающе и даже как-то одобрительно улыбнулся, вовсе воспылал яркой вспышкой надежды, подцепляя пальцами острый подбородок девушки, совершенно чувственно всматриваясь в два внимательно следящих за его действиями карамельных озёрца. — Ты что-то хотел… — мысли разбегались кто куда, на округлых щёчках, прорезался румянец, от чего Ёна запнулась, — сказать? Я пойду, попробую поговорить с ней. Уверенна, у меня получиться. Хотя бы рас… — в одночасье Тэхён приник к движущимся в разговоре губам и запечатал на них мимолётный поцелуй. Сердце вопило, колотилось в груди. Ёна недоумённо захлопала ресницами, покраснела отчётливо, заливаясь краской до кончиков ушей. — …шевелить как-то, — шокировано притрагиваясь к пылающим устам кончиками пальцев закончила шатенка прерванную внезапной атакой фразу. Внутри металось куча разного: удивление, непонимание, шок и порхающая, задевающая всё живое трепещущими крылышками эйфория. Она подсознательно мечтала о поцелуе эти двое суток, вертясь ночами в кровати, не могла подолгу уснуть, вспоминая, как тёплые, влажные и до головокружения мягкие губы Тэ ласкали её собственные, даря самый нежный и бережный поцелуй. Ёна тайно мечтала почувствовать его снова. Настолько близко, чтобы ни миллиметра зазора между телами не оставалось, чтобы дыхания не хватало продолжить сладкую пытку, но и сил прекратить тоже. Однако с мечтами приходил даже скорее не страх, а нежелание портить парню жизнь. Зачем Тэхёну девушка с чужим прицепом? Именно таким рассуждениями Кан себя накручивала. Тэхён тоже о многом думал, но и многое переосмыслил, а сегодня сдался сердцу окончательно, которое при виде Ёны теперь ускоренно стучало. — Я подумал, к чему эти усложнения? Заморачиваться над тем, что меня ждёт и как обернётся, если решусь. Я устал изводить себя. Взвешивать «за» и «против», ломать голову, загружая мозг ненужными размышлениями. Давай писать нашу историю без надоедливо-тошнотворных: «как-бы» и «может быть», «а если не получиться» или избитого «а если будет снова больно», — за время его речи у Ёны совсем подкосились коленки, а дыхание участилось, что ещё чуть-чуть и девушка начнёт жадно ловить кислород ртом. Тэхён, почувствовав, как тело шатенки понесло куда-то влево, опустил одну руку ей на талию, крепко прижимая к себе. — Ты мне нравишься, Ёна. Очень сильно. — Тэхён, я-я-я… но… я же… — Я не боюсь ответственности, — намекая на ребёнка, опередил блондин недосказанную мысль Ёны. Медленно он склонился к ней вновь, опалив лицо, а особенно губы, горячим дыханием, когда сама шатенка вовсе дышать перестала. Очередной поцелуй. Но уже более долгий. Тягучий. Затягивающий разум сладкой дымкой. Томительно-мучительный, потому что не могли позволить себе сейчас большего. По коридору изредка сновали люди: врачи, пациенты и простые посетители, забредшие в это крыло либо по делам, либо по чистой случайности. Люди кидали на парочку косые взгляды, но в основном незаинтересованно пробегали мимо, один Чонгук наблюдал, не отрываясь. Ему даже как-то полегчало, голова забилась другими, менее тревожными мыслями и отчаянье ощутимо притупилась. Он искренно радовался, что в такой трудный день, в такой переломный для них всех период сумело зародиться что-то новое, что-то хорошее и светлое. А то от всех этих страданий, на языке горчило и подташнивало, будто часа два беспрерывно катался на кружащих аттракционах. — Иди, — Тэхён отстранился от Ёны и всё ещё, держа одну ладонь на её лице, нежно погладил щёку большим пальцем и улыбнулся. — У тебя, определённо есть к Юне подход. Мы с Гуком будем держать тут за тебя кулачки в состоянии боевой готовности. — Я постараюсь подобрать нужные слова, — освободившись от желанных «пут», девушка выскользнула из объятий парня и скрылась в палате. Тэхён некоторое время смотрел ей вслед, а после вернулся к Чонгуку, устало плюхнувшись на стул, и вновь погрузившись в лёгкое уныние. Блондина угнетало, что, как прежде не мог помочь лучшей подруге, не мог подобрать правильных слов, отыскать ключ или вообще взломать все её замки к чертям. — Хён, — Чонгук прикоснулся к плечу Кима, от чего тот невольно вздрогнул, подпрыгивая на месте, медленно повернулся к нему. — Хён, — вновь повторил такое непривычное для Тэхёна обращение Гук, — не следует так загоняться тем, что не смог до нуны достучаться. Здесь нет твоей вины. Знаешь, я думаю, она просто эмоционально опустошена. Как думаешь… — опуская глаза в пол, решился парень задать, терзающий его со вчерашнего вечера вопрос, — Юна не сломается после… ну, окончательно? Мне больно, я переживаю за Джин-хёна, за моральное состояние сестры переживаю, воспоминания аварии не дают мне покоя, и я всю ночь не спал, но я всё равно не в силах осязать её боли. Понять всего, что она чувствует. Мне хотелось бы тоже быть рядом, дабы подставить своё плечо и утешить. Хотелось бы, чтобы нуна просто со мной болью поделилась, а не тащила опять груз в одиночку. Слова Чонгука заставили Тэхёна посмотреть на него иначе. Словно он только сейчас увидел, насколько тот повзрослел, насколько осмысленно относился к жизненным перипетиям. С момента знакомства и вплоть до сегодняшнего дня Тэ воспринимал Гука, как ребёнка. Смешного, находчиво, остроумного, но ребёнка. У них никогда не было радужных отношений. Тэхёну даже казалось, Чонгук испытывал к нему неприязнь. Обычно между ними царила нейтральность. Но не теперь. Сегодня и их отношения вышли из тени, зародилась дружба, переходящая на ступеньку доверия выше. — Так не привычно, что ты величаешь меня «хёном». Я даже смущаюсь как-то, — испустил Тэхён смешок, тем самым разрядив напряжённую атмосферу. — Прежде, чем я отвечу на поставленный вопрос, скажи, с чего такая милость? Ты никогда не питал ко мне особой любви. — Это правда. Не питал. Потому что тебе нравилась моя сестра, — огорошил его неожиданным признанием Чонгук, откинувшись на спинку стула и прислонившись макушкой к стене. — Что за дискриминация? — в шутку возмутился блондин, но на деле очень жаждал услышать разъяснение, узнать причину, поэтому в нетерпении жевал губу. — Я всегда любил пару Юны и Джина. Хён мне сразу понравился. Знаешь, почему? — Гук приподнял брови, интригующе воззрившись на ещё одного новоиспечённого хёна. И Тэхён, почуяв в голосе младшего второй раз за день необычайную серьёзность, выпрямился, принявшись внимательно слушать. — Меня завораживало то, как они смотрели друг на друга. С обожанием, с восхищением и настолько сильной любовью и привязанностью, что по телу бежали мурашки. Создавалось впечатление — они, кроме друг друга ничего и никого не замечают. Стоило взглядам встретиться, всё, попадали в собственный, выстроенный из двух людей мирок. Юным мной овладевал восторг. Они казались теми самыми героями из романов и фильмов о неземной любви. Нуна с хёном для меня подобно примеру. Тому самому идеалу, который по сей день является для меня, как эскиз отношений, кои мне бы хотелось иметь в будущем. Видно — говорил искренне, от чистого сердца. Восхищался с неподдельными эмоциями радости на лице, рассказывал о них с трепетом и теплотой, что на дне зрачков зажигались пылающие любовью искорки. — Ты не воспринимал других мужчин рядом с Юной, — с горечью подытожил истину Тэхён, понимая, что это окончательная точка. Тот долгожданный финал. Именно сейчас, разговаривая с младшим братом Юны, Тэхён осознал, насколько сам себя обманывал. Потому что даже доли той любви, что теплилась в глазах Сокджина, никогда не имелось в его глазах, от чего те широко распахнулись, а Тэ, вдруг, душевно успокоился. Он в Юну был влюблён, но ни дня не любил по-настоящему. Как девушку, а не как дорогую сердцу лучшую подругу. — Не воспринимаю до сих пор, — поправил фразу Тэхёна брюнет. — Джин-хён… — голос младшего впервые дрогнул, а к уголкам глаз подступила предательская влага, — он обязательно, выкарабкается. Как и пять лет назад. Как два месяца назад. Всё вернётся на круги своя. Придёт в норму, — он не старался напустить на себя обмана, вбить лживо-желанную мысль в голову, дабы внутренне успокоиться, Чонгук искренне в сказанное верил. — Когда мы случайно встретились в Лос-Анджелесе под нашим подъездом, когда он заново мне представился, я понял, что Джин ни Юну, ни тем более меня не помнит, но пока нуна тряслась от страха, пытаясь утащить меня домой, я видел тот самый взгляд. Ты не смотрел так на нуну, как смотрит на неё Джин-хён. Никогда. Но смотришь так на Ёну. Поэтому, я хочу пожелать тебе счастья. Ты хороший человек, Тэхён-хён. И хороший друг… — он резко замолк, а чуть позже стеснительно добавил в конце: — я надеюсь не только для нуны… Блондину не нужно повторять дважды. Растроганный речью Чонгука, парень судорожно закивал, а после резко его обнял, дружески похлопывая того по спине и благодарно улыбаясь, когда отстранился. Чонгук давно не малыш. Он много ещё не познал в жизни, но многое уже понимал. Младший Чон являлся именно тем человеком, к которому следует прислушиваться. А ещё Чонгук наблюдательный, как маленькая скрытая, вездесущая камера, ловящая любое, даже самое крохотное твоё движение, после проецируя его в правильные выводы. *** Ёна зашла в палату тихо. На цыпочках передвигаясь по периметру, она взяла стул, который, придвинув к нереагирующей Юне поближе, так же тихо поставила его рядом и села, своим плечом прислонившись к плечу брюнетки. Первое время Кан молчала, переводя взгляд то с Юны на «спящего» Сокджина, то с Сокджина на болезненно бледную Юну. Аппараты противно пикали. От периодически повторяющего звука, что словно маятник на часах или метроном, звук которого Ёну всегда жутко раздражал, возникало неодолимое желание заткнуть уши. Размеренное, с короткими паузами: «Пи… пи… пи» незримо увеличивало амплитуду волнения, и шатенка не знает, как Юна тут ещё не свихнулась от этого настырного писка. В прочем, брюнетка, кажется, вовсе в реальном мире отсутствовала. Джин выглядел из ряда вон плохо. Счёсанная левая половина лица усыпана мелкими царапинами и более глубокими ранами, некоторые успели покрыться корочкой, некоторые только начали «присыхать»; пластырь на лбу, прячущий под собой в три стёжки шов; разбитая губа, едва видневшаяся из-под кислородной маски, и куча ссадин повсюду. Согнутая в локте левая рука загипсованная покоилась на животе, а вторая рука безвольно вытянулась вдоль тела с воткнутой в вену иглой от капельницы. Мужчина был ожидаемо бледным, под глазами залегли тёмные круги, а нежная кожа губ пересохла и потрескалась, потеряв природный розовато-коралловый оттенок. У Ёны пересохло во рту, и ходуном заработала грудная клетка. Она настраивала себя на всякое, предполагала о сложностях в общении с подругой, но абсолютно забыла подготовиться к «встрече» с Джином. Сердце спазматически сжалось при виде покалеченного мужчины, у него даже костяшки были содраны в кровь, и Ёна могла лишь представить, как ужасающе выглядит бок в районе сломанного ребра. Тем не менее, Ким дышал. Врачи давали исключительно положительные прогнозы, наперебой восхваляя знаменитую спасительную рубашку, в которой счастливчик Сокджин по всей видимости родился и второй раз миновал опасность угодить в костлявые руки смерти. В мыслях роилось бессчётное количество слов поддержки, необъятный пласт с подбадривающими высказываниями, идеи, как благоразумней начать диалог так, чтобы не просто вовлечь в него Юну, но и вывести брюнетку из полу-коматозного состояния. Однако ни одна фраза не выдавалась Ёне настолько сильной и попадающей точно в цель, дабы завладеть хотя бы кусочком внимания Юны. Поэтому пришлось попытать удачу с самого простого. Кан только собирался открыть рот, как малыш резво пнул в животе ножкой, и девушка, не раздумывая поймала «свободную», находившеюся с её стороны руку Юны и уложила на свой округлившийся животик, как раз в тот момент, когда кроха снова пихнулась. Что обескураженная брюнетка смогла ощутить некую пульсацию. — Кажется, он обрадовался встрече с будущими дядей и тётей, — изумилась совершенно по-детски Ёна, в уме благодаря своего будущего карапуза за отличную подкинутую идею. — Я читала, что маленькие пузожители отлично чувствуют внешний мир. Мы волнуемся — они тоже. Мы счастливы и крошка так же наполняется нашим позитивом. Ко всему прочему они ощущают, бьющую ключом жизнь, — рассеянность Юны собралась в одну кучку, с глаз спала пелена и взгляд сфокусировался на собственной конечности, мирно лежащей на животе онни. Видя, что всё в совокупности даёт нужный эффект Кан воспрянула большим энтузиазмом и продолжила плести подруге что-то на подобии успокоительной сказочки. — Главное не переживай, а то это будет передаваться ребёнку! — предупредила, вмиг судорожно кивнувшую девушку, хитрая Ёна. — Постарайся улыбнуться и поговори с ним, увидишь, тебе станет легче. Не зря же он изъявил желание именно сейчас толкнуться. Видимо, хочет познакомиться. — Эм-м-м… ну, привет, что ли… — замялась нерешительно Юна и прокашлялась с целью привести охрипший голос в норму, — маленькое неспокойное чудо. Меня зовут Чон Юна. Я… подруга… твоей мамы, — на посеревшем лице пробилось какое-то подобие улыбки. Мельком Юна кинула взгляд на Джина, перевела обратно на живущего в лоне матери малыша, а после резко подняла полные надежды карие омуты на Ёну и вкрадчиво спросила: — Думаешь, малыш ощущает через моё прикосновение и прикосновение Джина тоже? Шатенка видела, сколько веры и незримой надежды плескалось в её взгляде, в подрагивающем голосе, в словах переполненных отчаяньем. Но ещё, пусть не отчётливо, но проклёвывалась некая невоспетая радость от «общения» с малюткой, Ёна видела, как важно ей услышать положительный ответ. Будто именно этот ответ определит шансы Сокджина на скорейшее выздоровление, подарив каплю счастья и веры в светлое будущее. — Конечно, — утвердительно, без тени сомнения изрекла, тронутая всем происходящим Кан Ёна, едва удержав на месте норовящую скользнуть по щеке слезинку. От ответа уголки рта Чон дёрнулись в измученной полуулыбке. Натянутой, и скорее более близкой пока к не выплеснутой до конца грусти, но это уже был огромный сдвиг. — Малыш, а тут рядом со мной дядя Джин. Самый лучший мужчина на свете. Уверенна, он бы тоже был рад познакомиться с тобой лично, но пока что… — Юна замолчала, не зная, какое слагаемое подобрать к озвученному «пока что». «Пока что» что? — Пока что он спит, — подсобила младшей коллеге Ёна. — Да… спит, — сдавленно подтвердила Чон, а после со словами: — Слушайся маму, — убрала ладонь, присоединив её к другой, которая прочно держалась за руку возлюбленного. В памяти вихрем пронеслись свои же вчерашние слова, адресованные Джину: «Не спи… ладно?» А потом его чертовски слабое, едва слышное и осязаемое слухом: «Эй, Чон Юна-а. Не плачь, ладно?» И… «Я-я-я… люблю тебя». Из глаз хлынули горячие слёзы. Впервые за сегодняшний день, впервые за четыре часа, которые она сидела возле его кровати, отрешённо глядя куда-то в стену. Она роняла бесшумные слезинки одну за другой, пока не очутилась в крепких объятиях Ёны, пока не ощутила, как комок, душивший изнутри, из тяжёлой ледяной брылы превратился в пылающий огненный шар и, уткнувшись подруге в изгиб между шеей и плечом, по-настоящему разревелась… — Ну, что там? — топчась у Тэхёна за спиной, спросил измотанный нервами Чонгук, всё кружась возле блондина и пытаясь заглянуть в палату хотя бы одним глазком. — Юна плачет. Ёна её обнимает. Успокаивает, поглаживая по волосам, — информировал Тэ Гука короткими фразами. — О чём-то говорят… Чёрт, Чон, они говорят! — громким шёпотом воскликнул шокировано Тэхён, наощупь похлопывая Чонгука по руке, но на деле по чём попало, пока младший не шлёпнул его по длинной конечности и не зашипел грозно, приказывая перестать, но когда до него-таки дошёл смысл сказанного сам воспринялся колошматить тэхёновское плечо. — Скорее бы хён пришёл в себя, — недолго длилась радость младшенького, враз утратившего былой оптимизм. — Да, — Тэхён прикрыл тихо дверь, решая не мешать девушкам, — скорее бы, — поджал он губы, а на сетчатке так и отпечаталась картинка бледного, усыпанного увечьями Сокджина, и сердце болезненно сжалось, отдавая противной резью во всё тело. ***На следующий день
Горячие струи жгущими полосами лились на тело, заставляя кожу краснеть и мякнуть от дымящегося пара, что заполнил своими непроглядными клубами всё маленькое пространство душевой кабинки. Она стояла под «дождём» неподвижно, наблюдая, как при стоке в сливное отверстие воду закручивало в водоворот, смешавшийся с кровью смытой с ног, что придавало воде бледно-красного оттенка. Кровь любимого человека. Кровь той ужасной ночи, когда думала, что в этот раз точно потеряет его навсегда. Спустя семь минут вода стихла. Выпрыгнув наружу, Юна наспех вытерлась полотенцем, одела бельё и быстро втиснулась в тугие джинсы, принесённые из дому Чонгуком, и чёрную футболку с широкой горловиной. Носки, кеды так же со скоростью оказались надетыми, но только начавшие дрожать пальцы никак не выявляли послушания, дабы посодействовать в завязывании шнурков. Холод окутал руки, накатывающей волной блокируя их мелкую моторику и не давая пересилить с новой силой атаковавший тремор. Юна раздражённо ругнулась, раз за разом пытаясь завязать долбанные «верёвочки» на обуви в бантик или хотя бы уже его подобие. Но бесконечные попытки не давали результата, в итоге психанув, девушка распихала шнурки по краям кед и поплелась на выход из крохотной больничной ванной комнаты. Разговор с Ёной помог немного восстановиться. Сейчас брюнетка хотя бы не смахивала на приведение, на щеках появился едва заметный румянец, она даже поела, осилив целый бутерброд и яблоко. Парни с Ёной и этому достижению радовались. Сходила в душ под массой уговоров, аргументов и мольбы Чонгука, что на нервах убавил в весе всего за неделю. Заприметив впалые щёки брата, Юна ощутила резкий укол вины, истерзывая себя за эгоизм. Но за ширмой глубоких душевных стенаний, она не могла разобрать того жалкого шёпота то ли совести, то ли здравого смысла, снова закрывалась в себе, вешала на двери амбарный замок и шла к Джину, неизменно хватаясь за руку Кима, как за последнюю соломинку, удерживающую от падения в пропасть. Проблема состояла в тех воспоминаниях, мучающих девичье сознание яркими реалистичными вспышками и картинками, что мешало оставаться двадцать четыре часа в сутки в чистом сознании. Реальность потихоньку отдалялась во время подобных флэшбеков, и Юна не понимала ни где находиться, ни какой сейчас день или год. В ушах шумело, визжали тормозящие об асфальт колёса, мотоцикл разбивался множество раз, а подлое подсознание дорисовывало параллельные сюжеты с самым страшным финалом. Это изматывало. Морально Юна была выжата до последней капли, выпита до дна. Снаружи не осталось эмоций, слёз, криков — немая пустота и даже безразличность. Единственное, что не врало — это глаза, на дне зрачков которых плескалось уйма боли и утопленная в ней сама Чон Юна. Но когда держала ладонь Джина в своей ладони, она будто немного согревалась, успокаивалась, понимая, что те миражи давно в прошлом, а любимый мужчина до сих пор рядом, хоть и не в лучшем состоянии. Она это знала, она чувствовала, но больше пяти лет в ней копилась грязь из невысказанности, из груза вины, из затоптанной чужими казнями любви, из дикой ломки по человеку, которого берегла в сердце вопреки всему, с имени которого сдувала пылинки, чтобы оно, не дай Бог, не покрылось пылью, уходя в забытье. Она врала. Набив камнями рюкзак до отвала взваливала тяжесть себе на плечи и тащила вверх по горе без намёка на усталость, без писка о помощи, пока внутри по-прежнему ядовитые «припасы» накапливались. Она недоговаривала, не делилась. Ни с кем. Ни с мамой, ни с братом, даже с Тэхёном Юна никогда не была до конца честной в плане собственных переживаний и душевных коллизий. Все эти детали, все поступки и пренебрежения собой привели её к точке невозврата. Сотворили из Юны аморфное нечто. Последнюю неделю перед гонкой она уже стояла у пропасти. Находилась у той грани, где лишь полшага разделяло тело и тёмную воронку разума, сыгравшего с ней сейчас в злую шутку. Она морально разбита. Жизнью. Болью. Боем в одиночестве, что теперь война уничтожала Чон изнутри. Юнги бы сказал, что никогда не пребывал настолько в ступоре. Увидев безжизненную, погружённую в невесёлые думы девушку друга, доктор резко притормозил прямо у порога, долго на входе мялся, стискивая папку с медкартой Сокджина в руках, но через какое-то время всё-таки решился войти с надеждой, что хорошие новости о состоянии здоровья Кима немного её расшевелят. — Привет, — поздоровался приветливо Юн, но улыбнуться не рискнул. — Привет, — бесцветно поприветствовала знакомого в ответ Юна, краем глаза наблюдая, как Мин берёт себе стул и садиться с другой стороны кровати, принимаясь что-то усердно записывать в медкарту, при этом поглядывая на Джина время от времени. — Анализы в норме. Лёгкое сотрясение никаких плачевных последствий за собой не несёт, сломанная левая конечность через месяц срастётся и засияет, как новенькая, рёбра тоже срастутся, синяки пройдут, а раны затянуться, — рассуждал молодой врач, будто ведя диалог сам с собой. Или может… с Джином? Юна ещё не поняла, поэтому недоумённо взирала на странного парня, на что Юнги незаметно усмехнулся. Тактика работала, у него получилось привлечь внимание Чон. — А вот с мозгами конкретная проблема. Кровь в жилах Юны застыла, когда она услышала окончание фразы на: «…конкретная проблема», ибо первую часть предложения успешно вышибло из затуманенной головы. — К-какая п-проблема?.. — проблеяла не на шутку перепуганная девушка. Ухмылка Юнги стала ещё шире. — Какая-какая… с головой, конечно, — посетовал Мин, качая неодобрительно подбородком. — Слышь, засранец, ну-ка поднимай свой тощий зад и поведай своей девушке о малом количестве полезного серого вещества в твоей голове. Она не в курсе. И харе дрыхнуть тут, — картинно охнул, видимо, поехавший крышей ещё больше Юны Юнги. — Всё у тебя норм. Так что прекращай отлёживать бока в кровати. У Чон окончательно шарики за ролики заехали. Она неотрывно взирала на бубнящего, как самая настоящая бабка под подъездом, доктора Мина, и не заметила, как уголки губ разъехались в разные стороны и поползли к ушам. Юн ворчал, морщил нос премило и щурил и без того маленькие глазки. Нёс сущий бред, слушая который, Юна в итоге не выдержала и коротко хихикнула. Надрывно, почти истерично. — Ты это с Джином разговариваешь? — не выпуская руки Кима из крепкого захвата, поинтересовалась немного повеселевшая, вырванная из горьких воспоминаний брюнетка. — С кем же ещё, — фыркнув, согласился Юнги. — С этим симулянтом, конечно же, — не сбавляя оборотов, продолжил ругать бессознательного друга молодой человек. План был придуман на ходу, но Юнги определённо нравился результат своих небольших трудов. Юна уже не выглядела, как амёбное, затравленное голодом зомби. А потом, уже посерьёзнев, добавил: — Юна, я тебе, как дипломированный врач заявляю, Джин скоро поправиться. Скорее это всё происходит на уровне его мозгов. Он не очнулся ещё, потому что сам не хочет. Его там что-то держит. Физически он здоров. Ну, относительно, — исправился с улыбкой он. — Разве, что после «пробуждения» у него частично недееспособной будет не только левая, но ещё и правая рука, — поведя бровью и намекая, с какой силой девушка стискивала ладонь Кима. Из лица Юны мгновенно исчезла та мимолётная улыбка, уступив место прежнему унынию и загруженности. Юнги не на шутки заволновался, что сказал что-то не то, толком не обдумав того, что вылетало изо рта. Девушка с пару секунд уставилась в стену, потом перевела глаза на их с Джином соединённые руки, а после опустила ресницы, принявшись нервно жевать губу, будто собиралась с духом сказать или нет. — Тактильное соприкосновение с его ладонью унимает тряску в руках, — проронила девушка не смело. Юн лишь сейчас обратил внимание на её пальцы, кончики которых дёргались время от времени, будто Юну било мелкими, не сильными разрядами тока. Она чувствовала себя маленьким, беззащитным котёнком, выброшенным в открытый океан. А котёнок плавать совершенно не умеет, барахтается, стараясь своими крохотными лапками ухватиться хотя бы за водную гладь, мяукает жалобно, пытаясь позвать на помощь и выжить, но никто не слышит, потому что от ледяной воды у него голос пропал. Но, не смотря на жестокие гребни метровых волн, жаждущих утопить, котёнок всё равно выныривает и ловит лапкой, пускай соломинку, но надежду на спасение. Так и Юна. Рука Сокджина служила её «соломинкой». Отпустить, значит потонуть, фантомно в океане боли и воспоминаний захлебнувшись. — Давно они так? — участливо поинтересовался обеспокоенный её состоянием доктор. — Со вчерашнего утра, — пробормотала брюнетка и отвернулась. Невесть почему, признаваться в этом было стыдно. Скорее это, то подсознательное, держащее эмоции в ежовых рукавицах и не дававшее им рыпаться без существенного повода. Юна разучилась показывать миру раны и слабости, разучилась звать на помощь. Кроме Сокджина никому не удавалось приручить кошачью, независимую, дикую и свободолюбивую натуру брюнетки. Ведь тот не славился простодушием, далеко не все улавливали за теменью карих глаз самый, что ни на есть дьявольский огонёк, остроумность, находчивость и невероятную мудрость. Его личность обросла тайнами и загадками не меньше, чем личность человека в капюшоне, потому что каждый воспринимал Сокджина по-разному. Кто-то видел в нём наивного душку, кто-то простачка с добрым сердцем, кто-то счастливчика, севшего на всё готовое, кто-то завидовал и проклинал Кимову «удачливость», кто-то замечал лишь задиристого красавчика при деньгах, а кто-то находил в нём смысл жизни. Но не зря же Юнги неизменно являлся его другом последние пять лет. Мин отлично Юну почувствовал. А ещё, как «несостоявшийся психолог» мог безапелляционно возгласить — таких морально сильных и непоколебимых людей, как Джин и Юна он в своей жизни, наверное, не встречал. И мужчину до безумия злило, что, порой и они, вели себя так глупо, что со всей дури хотелось приложиться черепушкой о стену. Однако так поступать он не привык, вместо этого зарядившись энтузиазмом подарить Юне чутка энергии и вразумить. Выудив из нагрудного кармана клочок местами затёртого бумажного прямоугольника, сложенного в несколько раз, который Юн на днях нашёл среди своих старых вещей, перебирая в кабинете запылившийся ещё со времён интернатуры хлам, доктор решил — пора. Он неспешно поднялся на ноги, незаметно оказался рядом с Чон, опять впавшей в лирический транс и, коснувшись легонько её плеча с целью привлечь внимание, всучил ей таинственную находку из прошлого. — Что это? — Юна озадаченно воззрилась на подозрительно довольного Юнги и принялась аккуратно разворачивать прямоугольник. — Сначала посмотри, а потом я тебе расскажу о попавшей по чистой случайности ко мне записке подробней, — увильнул от преждевременных изъяснений Юнги, незримо подталкивая девушку к более бодрым действиям. Юна нахмурилась, но краткосрочно лишив себя успокоительного тепла, исходящего от ладони возлюбленного, окончательно расправилась с бумажным прямоугольником. От волнения перед неизвестностью сердце в тотчас ускорило ритм. Это был вырванный из тетрадки листок в клетку, почти пустующий, не исписанный текстом и нигде не «помеченный» рисунками да разными причудливыми, бывает и странными завитушками, которые обычно человек неосознанно дублирует на бумагу. А не иначе, как по центру, красиво выведенными, практически выбитыми буквами, технику написания которых мозг сразу идентифицировал, как что-то родное и знакомое, от того, что «художник» чересчур вдавливал ручку, было написано одно короткое имя: «ЮНА». А чуть левее: «11 мая 2015 года» Ровно четыре дня спустя после аварии. Именно тогда Юна, закрыв ноющее сердце на замок и заставив то молчать, бежала от прошлого со всех ног. По щеке лениво сползла слеза, кусающая покрасневшую кожу, затем следующая, однако уже стремительней, а потом ещё, ещё и ещё. Молодой врач опустился возле девушки на корточки. — Не сдавайся, потому что Джин не сдавался никогда, даже утратив память, он любил тебя. На уровне подсознания, глубоко-глубоко, в самом тёмной его закутке он берёг ту крохотную связь, остаточные следы воспоминаний, которые, словно звёздная пыль, прочно въелись в мозг и изматывали до той поры, пока вы не встретились вновь. Я особо не знаю тебя, Юна, но с первой нашей встречи, когда ты одним нелепым взмахом двери чуть не прикончила меня, вынудив потом ползать раком по коридору, собирая документы, а опосля краснеть перед начальником, — хохотнул Мин, с улыбкой припоминая, как ему тогда досталось за устроенный бардак в коридоре больницы. — Понял — ты безумно сильная. Потому что сумела передать своё отчаянье и боль мне лишь мимолётным взглядом. А во вторую нашу встречу мои догадки только сильней укоренились. Если плачешь, то навзрыд. Если истерика, то до потери сознания. Если в бой, то до победного удара. Если эмоции, то взрывоопасные сносящие всё на пути. Если пустота, то разрушающая. Злость — вселенских масштабов. Любовь — одна и до конца жизни. В тебе полыхал огонь. Хочешь верь, хочешь нет. Я неплох в психоанализах. Даже в кричащем болью отчаянии, ты пылала изнутри. Но посмотри на себя сейчас. Куда подевалась настоящая Чон Юна? Не изводись попусту, потому что причин винить, жалеть и добивать себя — нету. Она слушала его молча, обдумывая каждое слово, стыдясь того миража никчёмности, который собственными руками создала. Затаив дыхании и впечатав в спокойного, излучающего уверенность Юнги, расширившиеся до размеров блюдец карие омуты, Чон окончательно возвратилась в реальность. Видя, с какой осознанностью происходящего девушка ныне на него смотрела, Юнги приступил к контрольному выстрелу: — Джин ещё живой. А те старые боли… — он глубоко вздохнул. — Коль не получается отключить, то попытайся хотя бы не зацикливаться на них. Не спеши крушить всё внутри, когда ещё не всё потеряно снаружи, — «встряхнул» Юн её в последний раз и, поднявшись, направился на выход. — А тряска пройдёт. Помни, что даже в моменты, когда ты думала о конце вашей с Джином истории, он неосознанно выводил твоё имя буква за буквой, словно в бреду. А когда он и его забывал, ты фантомной тенью всегда появлялась между строк тех его пятилетних кошмаров, — улыбнулся Юнги, оставляя Юне пласт пищи для размышлений, и окончательно скрылся за дверью, где на него сходу с кучей вопросов налетел взвинченный Чонгук. За младшим из семейства Чон из соседних стульев вскочили и Ёна с Тэхёном, до этого державшиеся за руки с переплетёнными пальцами и успокаивающие друг друга, порой нужным, молчанием. Тэ всё порывался отправить Ёну домой, ссылаясь на якобы требуемый ей и ребёнку отдых, но шатенка наотрез отказалась, упёрлась, ультимативно изъявив позицию, что из больницы ни ногой, пока не убедиться в стабильности состояния Юны. — Ну что там, что там? — запричитал скороговоркой Гук, жвачкой к самому старшему среди арсенала своих хёнов приклеиваясь. Юнги утомлённо возвёл к макушке брови, складывая те в умилительный домик, и расслабляюще улыбнулся. — Кажется, сработало. Я там немного переборщил с эпитетами и наставлениями, однако в основном, лёгкий перегиб даже сыграл на руку, поспособствовав более качественному волшебному пинку, дабы чётче её смотиви… Не успел молодой доктор закончить начатую мысль, как ему на шею запрыгнул возбуждённый, обрадованный очередным сдвигом с мёртвой точки Чонгук. — Юнги-хён, спасибо. Я знал, что у тебя получиться! — Ага, — вяло кивнул Юн, отпихивая младшего, дабы вдохнуть свежего воздуха. Тот так сдавил ему шею, что Юнги кругом пошла голова. — Стребую потом с нашего лежебоки компенсацию за профессионально оказанную помощь, — отмахнулся мужчина от благодарностей. На короткие, но такие счастливые секунды, четверо молодых людей смогли позволить себе широкие улыбки, могли скинуть долю груза из тревожившегося за друзей сердца. Каждый был уверен или хотел верить, что Юна перестанет топиться в бесконечных стенаниях, а Сокджин очнётся уже в скором времени, в этом их заверил Юнги, давший слово, что все прогнозы о состоянии здоровья Джина правдивы и что он ни грамма не утаил. В этот момент в дальнем углу коридора замаячили две смутно знакомых фигуры, что быстро к ним приближались, с каждым метром становясь отчётливей, пока внезапно поднявшая голову Ёна их не заметила. Шатенка застыла на месте, напряглась всем телом, привлекая тем, что вдруг притихла и помрачнела, внимание Тэхёна. — Ты чего? Призрака увидела? — хохотнул нервно Тэ. — Хуже, — промямлила Кан, не сводя глаз со стремительно приближающихся растерянных, встревоженно-мрачных мужчины и женщины, и кивнула в их сторону, заставляя парней по ниточке её взгляда тоже повернутся. — Родители Джина. И четвёрка внутренне содрогнулась. Все их сегодняшние старания вытащить Юну из болота под названием «депрессия и всепоглощающая пустота», могли сейчас из-за одного разговора, из-за одной встречи пасть крахом. Не все тени они в силах помочь победить. С некоторыми Юна должна справиться в одиночку.