Львёнок, который хотел выжить

      Что-то касалось моего носа.       Большой зеленый палец теребил кончик выпирающей части моего лица. Майки добился желаемого эффекта, и я кое-как разлепила глаза.       — Какао перестает действовать… — призадумался на несколько секунд мой будильник.       — Не-ет, — я растянулась в длинном сладком зевке, принимая из рук обязательный утренний атрибут. — Уже встаю.       Свободной рукой я потерла глаза, оставив кружку в стороне. Кое-как вслепую дошла до ванны, прижалась лбом к двери и трижды постучала об нее.       Когда на шесть жильцов дома только один туалет, стук — это очень и очень необходимое действие. Как-то я забыла постучать, открыла дверь, не подозревая о совершенной ошибке, и была свидетелем черепашьей церемонии гигиены полости рта. Слава небесам, Рафаэль тогда решил сдержаться от комментариев в мой адрес. Хотя какой комментарий можно было дать на испуганный писк с зажатой в зубах щеткой.       С тех пор всегда только три стука, три секунды на ожидание, на всякий случай закрыть глаза и только после этого открыть дверь.       Ввалившись в ванную, так же не открывая глаз, я нащупала ручку смесителя крана, потянула ее вверх и принялась плескать себе в лицо холодную воду.       Этой ночью я проспала не больше двух часов.       Я ждала возвращения двух старших братьев. Хотя Дони убеждал, что из «Ха-Ши» так скоро не возвращаются.       Что такое «Ха-Ши», я понимала с трудом. Из всего сказанного я уяснила, что это вроде некое место, не обусловленное конкретными координатами широты и долготы, где ты можешь принять свое наказание. Ключевое слово здесь было принять: вроде чего-то добровольного, но при этом отказа не приемлющего. После принятия наказания, о котором Дони говорил довольно расплывчато, и было непонятно, что конкретно является наказанием, ты начинаешь постигать дзен. Что такое дзен, я знала, но как его можно было постичь путем наказания — неясно. По описанию вроде ничего сложного, но представлялось все же с трудом.       Мне бы не хотелось, чтобы двум провинившимся братьям сейчас было плохо.       Майки прошлой ночью так и заснул на диване. Дони позаботился о нем, укрыв одеялом, очень аккуратно вытащив обнимаемый им предмет.       Все разбрелись по кроватям. Но весь день был переполнен волнениями, поэтому сон все никак не шел. Иногда я подскакивала из-за послышавшихся мне шагов, но за стеклом была непроглядная тьма, а в дом так никто и не вошел.       И теперь, вытирая раскрасневшееся припухшее лицо мягким полотенцем, я все так же думала, когда они вернутся.       Завтрак был готов. Майки лениво пожевывал сухие хлопья, листая без интереса очередной комикс. Дони лазил в планшете, а Сью сосредоточилась над содержимым кружки, дуя время от времени на горячую жидкость.       Утро без Леонардо и Рафаэля было не таким, как другие. Оно было плохим. Каждый из нас напряженно ожидал их возвращения. Дони заверял, что они отслеживаются системой, и поблизости от них угрозы нет.       Взяв кружку с какао, я решила выйти на свежий воздух, чтобы взбодриться прохладным утром. Спустившись со ступеньки трейлера, я встала как вкопанная. Передо мной открывалась поляна, пережившая страшное побоище. И перевернутые шезлонги на ней были наименьшей ее проблемой. Земля была истоптана повсеместно, с легкостью рассказывая, каких масштабов битва тут состоялась.       Повсюду валялись куски треснувшего дерева, располагавшегося как раз напротив выхода из дома, само оно представляло собой расколотый надвое ствол с торчащими изнутри в разные стороны острыми обломанными краями. Соседним деревьям также досталось: многие из них принимали на себя удар оружия — катан и сай. Лежавшей неподалёку туше оленя тоже не посчастливилось. Вокруг нее и дальше по всей поляне были кровавые следы, словно кого-то били об плоть или кто-то бился ею. Да уж, надеюсь, она просто неудачно попалась под ноги. Как ни прискорбно за напрасную жертву животного, смотреть на истерзанную окровавленную тушку не хотелось.       Зрелище было угнетающим.       — Дони, милый, строй маршрут, — позади меня стояла Сьюзан, лицезрея то же, что и я. Она, стоя на ступеньке, опиралась плечом о косяк прохода. Совсем рядом от нее находилась внушительная, но неглубокая круглая вмятина на корпусе передвижного дома. Не такая уж и броня, хмуро подумала я.       — Жаль, — продолжила она, — я думала, мы здесь задержимся подольше.       — Сью, — я обернулась к ней лицом, закрывая собой весь этот кровавый хаос позади себя, — это часто у них так?       — Хотела бы я сказать тебе — не обращать на это внимания, — она печально ухмыльнулась, указывая на плачевную картину перед нами, — но, как видишь, у них сложные отношения. Их междоусобные противоборства всегда возникали, еще с детства, уж слишком они разные. Но после смерти отца больше некому находить для них верные слова, которые могли бы примирить эти две противоположности. Но они стараются. На самом деле стараются. Правда, — она вновь обратила внимание на разгромленную поляну, — не всегда получается.       Собрав все уцелевшие вещи, остаток дня мы провели в трейлере. Выходить на улицу никому не хотелось. Обед прошел без присутствия старших братьев. Сью, лишённая любимого занятия — прогулок, сейчас занималась вязанием. Она так ловко создавала петельки при помощи двух спиц из мотка шерстяных ниток, что это завораживало.       — Идут, — Дони наблюдал по монитору две движущиеся к «Тартаруге» красные точки.       Все присутствующие напряглись, забросив свои дела, и выжидающе уставились на открытую дверь.       Первым поднялся Рафаэль. Весь перепачканный грязью и кровью. Я очень надеялась на то, что это была не их кровь. Он был вымотан. Этот большой гигант кое-как переставлял ноги, проходя мимо нас и скрываясь в ванной комнате.       Видимо, не такое уж это и радостное место — «Ха-Ши».       Мы снова все уставились на вход, ожидая появления второго, который не спешил заходить вовнутрь дома.       Он стоял возле входа, повернувшись к нам спиной. Лео, казалось, тоже был шокирован, мягко говоря, беспорядком. Он глубоко вздохнул, его плечи опустились, и он поднялся по ступени, оставаясь в проходе. Выглядел он не лучше Рафаэля, все те же разводы грязи и крови. И я не могла понять, ранен он или нет.       Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями, глядя куда-то в сторону от нас. Лео поочередно обвел взглядом всех присутствующих. Чему-то кивнул сам себе и вышел из трейлера, не сказав нам ни слова.       — Я думал, сейчас начнется речь о том, как они с Рафом сожалеют, — надулся Майки.       — Да, не помешало бы объясниться, — согласилась Сьюзан.       Судя по передвижениям точки, Леонардо пошел к ручью смывать с себя последствия драки.       Рафаэль вышел из ванны, весь мокрый и еще более уставший, буркнул на вопрос Сьюзан об обеде, что не голоден, и скрылся в своей комнате. Чуть позже пришел Леонардо. С его тела была смыта грязь, но одежда по-прежнему оставалась запачканной.       — Лео, — обратился к нему Дони, — маршрут построен, по плану прибудем в следующую точку завтра к обеду.       «Мы будем ехать целые сутки?» — подумала я.       Леонардо кивнул в ответ со словами: — Вечером тебя сменю, — и ушел отсыпаться.       Значит, будем ехать целые сутки.       Трасса, по которой мы двигались, была пустой. Изредка попадались ходячие зомби, но Дони удавалось их объезжать, плавно маневрируя среди голодных существ.       Ужин прошел в том же составе: среди тех, кто не ссорился друг с другом.       Надоело смотреть телевизор, и я пересела на освободившееся место пассажирского сиденья рядом с Дони. Плавные линии шоссе успокаивали. Играла тихая приятная музыка, и Дони был полностью сосредоточен на управлении.       — Куда мы едем? — решила поинтересоваться у него.       — Кентукки, — ответил наш водитель, добавив: — родина КэйЭфСи и бурбона.       — А почему туда? — На самом деле мне было не настолько интересно основание выбора маршрута путешествия, но, думаю, вряд ли причиной стали жареная курочка и кукурузная брага.       — У нас план, — сообщил Дони в ответ, мельком отвлекаясь от дороги, — мы посещаем все места, где мог находиться Сэм.       Это заявление заинтриговало.       — Когда связь пропала, — продолжил рассказывать Дони, — мы не знали, куда на этот раз его отправила компания. Он часто летал в командировку и все время в разные места. Но где конкретно сейчас он находится, не знаем. Вот поэтому и решили проверить все. Правда, — неуверенно замялся Дони, — шансов найти его немного.       Если честно, то я совсем не представляла, как можно было найти мужа Сью. Все равно что искать иголку в стоге сена. Но они ищут, и это было главным. Я с улыбкой смотрела на Дони. И была рада тому, что у Сью есть такие друзья.       Дорога плавно убаюкивала, и я не заметила, как уснула, поджав под себя ноги.       Солнечные лучи настойчиво пробивались сквозь закрытые веки. Шея затекла в неудобном положении. Открыв глаза, я увидела перед собой Леонардо. Я поняла, что проспала всю ночь на мягком кресле пассажирского сиденья. Рядом с ним.       Его внимание было устремлено куда-то вдаль над полотном дороги. Левой рукой, облокотившись о выступ между стеклом и дверью, он держал руль, правая трехпалая ладонь покоилась на его колене.       Я заметила, что костяшки его пальцев были перебинтованы. Значит, у них был рукопашный бой. Эта догадка подтвердилась тем, что край его нижней губы был разбит. Тонкая красная полоска свежей раны успела немного затянуться. На щеке, куда пришелся удар, кожа была более темного цвета. Так удивительно, на наших телах все синяки цветные: в градиенте от желтого до фиолетового цвета; а у них темно-зеленые.       Продолжив его изучать, спускаясь ниже по шее к плечу, туда, где изображен затейливый орнамент, я, наконец, смогла разглядеть татуировку.       В круге изогнутых линий, частично заполненных черной краской, вырисовывалась по центру окантовка силуэта черепахи. Черепаха на черепахе… Черепаха в черепахе, на которой черепаха. Эта дурацкая мысль забавляла. Но рисунок мне нравился. Кончики пальцев щекотало желанием прикоснуться к этому рисунку, нежно провести подушечками по каждой линии, повторяя узор картинки.       Кожа, на которой выбит рисунок, казалась твердой, и я пыталась представить: какой же должна быть игла, чтобы ее проткнуть и вбить под кожу краску. А может, их кожа не такая и непроницаемая, как кажется на первый взгляд?       Пальцы его руки зашевелились, под моим пристальным взглядом они потянулись к термокружке. Три пальца ловко справились с тем, чтобы открутить крышку, обхватили холодную сталь. Мне отчего-то хотелось проследить, как его губы прикоснутся к холодному ободку, от которого исходит пар, и я терпеливо ждала этого.       Но на удивление, блестящий предмет проплыл в сторону моего лица и замер неподвижно на весу.       Его синие глаза искоса были обращены ко мне. Ниндзя заметил, как за ним пристально следили.       Почему-то стало неловко. Как будто меня застали за постыдным действием — подглядыванием. Я приняла предмет из его рук, пытаясь уловить в его взгляде, как он отнесся к его изучению, но синие глаза теперь смотрели на дорогу.       Какао… Святые угодники, и снова какао.       Но ладони продолжали сжимать врученную кружку. Казалось, эта часть тела ликует от полученного предмета, сохранившего еле ощутимое тепло в тех местах, где его касались те, другие пальцы. Приятно. Но непонятно.       За окном мелькали деревья, сменяясь полями и выступами горных вершин, и мне было отчего-то так комфортно находиться рядом с ним. Задумчивый Леонардо не пытался заговорить, но это было и не нужно. Он просто был рядом, разделяя эти спокойные минуты рядом со мной.       Навигатор на жидкокристаллическом дисплее сигнализировал о приближении к месту остановки.       Мы въехали на участок трейлер-парка. Это была одна из остановок на пути до конечной цели. Экран радара из сплошного зеленого фона был пуст, сообщая нам, что в округе нет восставших мертвецов.       Места для нашей неповоротливой «черепахи» было предостаточно. Недалеко от нас располагались несколько трейлеров. Парни решили их проверить, так как предосторожность лишней никогда не бывает.       Дони возился с уличным генератором, Майки, уверенный в его конечном успехе по починке «электро-дающей-штуки», развешивал на высоких столбиках цветные гирлянды, найденные в одном из заброшенных трейлеров.       К нам постепенно возвращалось подобие привычного ритма жизни. Но оба старших брата не спешили контактировать, выбирая «страусиную» стратегию игнорирования — полное отрицание существования друг друга.       Раф, кажется, подобрал себе домик по вкусу. Весь день он провел в нем, выбираясь к нам только для того, чтобы забрать свою порцию обеденной еды и вновь скрыться там.       От него пахло табаком и виски. Это заметила не только я, но все молчали, не решаясь высказать своего волнения или недовольства.       Тренировку он пропустил. Так же, как и я. Но не потому, что мне не захотелось пойти. Лео, призывая Майки и Дони, лишь только посмотрел в мою сторону, но ничего говорить не стал. Это расстроило. Неужели после того раза он больше не хочет учить меня? Все было так плохо? Он считает, что меня невозможно обучить? Что я бесполезный ученик? Нет ни одной, даже самой жалкой перспективы?       В раздумьях палец выводил незримые узоры на матовой поверхности обеденного стола, голова покоилась на выемке согнутой в локте руки.       Да, по сравнению с ним я не обладала даже малой толикой того, что умел он. Тело по сравнению с его — слабое и так плохо приспособленное к выживанию. Руки на фоне этих накачанных бицепсов выглядят до смешного тонкими, как макаронины, но мне так хотелось быть полезной. Отчасти из-за страха, что буду лишней, чтобы доказать свою нужность хотя бы в возможности защитить. Хотя кого я обманываю? От кого я смогу их защитить лучше, чем они сами? Я даже сама себя уберечь не могу.       Но мне хотелось им помочь. Каждый день, неважно в чем, просто помогать. Чтобы наконец ощутить себя нужной. Ведь так приятно быть нужной.       — Персик, — сегодня Сью называла меня «персиком», — иди сюда.       Я присела к девушке на диван, рядом с ней была корзинка цветных ниток. Она видела, что я была подавлена, и решила меня чем-то занять.       — Вот, — она вручила мне в руки две длинные спицы с круглыми шариками на противоположных от острого края концах. Предоставив мне выбрать самой цвет пряжи, она стала наглядно показывать, каким образом выполняется это затейливое занятие — вязание.       Это и вправду немного отвлекало. Петельки получались неровными, но все же я была рада тому, что у меня выходит создавать из нити цельное полотно.       Увлеченная этим занятием, я не заметила наступления времени ужина. Мы собрались, как и прежде, в полукруг на улице. Сьюзан, все так же заботясь о нас, раскладывала по тарелкам еду.       По центру между нас горело пламя костра в чугунном глубоком мангале. Вокруг светились разноцветные лампочки развешенных гирлянд. Вечер выглядел бы волшебным, если бы не та подавляющая атмосфера, нависшая над нами.       С нами был Рафаэль. Я старалась избегать его взглядом, не желая спровоцировать на что-либо. Но все же исподтишка, совсем мельком, за две короткие секунды я заметила, что он отрешенно смотрит в центр огня. Красного гиганта занимали свои, только одному ему известные мысли. Мне никак не удавалось понять причину, почему он так себя вел. Стоило ему только обратить на меня внимание и получить отклик, он тут же менялся: то становился грубым и резким, то внезапно прекращал разговор, который только-только начался. Это выбивало из колеи. Совершенно непостижимое создание.       Лео тоже был не в лучшем настроении. Их обоих манило к себе пламя, вырисовывая на их лицах причудливые блики света. И его занимали свои нерадостные раздумья. Глубокая складка пролегла между надбровных дуг. Было похоже, что сейчас у него внутри ведется спор с самим собой. И если это действительно так, то что сейчас стоит на кону?       Пока каждый из них вел беззвучные разговоры внутри себя, я чувствовала, что что-то меняется.       Я пыталась отгонять от себя плохие мысли, но червячок сомнения неприятно елозил по внутренностям живота. Я знала это чувство. Это — то самое неприятное ощущение приближающейся беды. Но я пока не знала, чем конкретно она будет являться и чем она обернётся для меня.       Но беда всегда где-то рядом. Она играет с тобой, незримо скрываясь поблизости, давая тебе слабую надежду, что, возможно, наконец все станет хорошо. И как только ты начинаешь в это верить, она приходит и вновь отбирает у тебя всё.       Я словно видела, как мой сказочный мирок, неожиданно найденный среди мрака, боли и ужаса, рассыпался, будто песочный замок на ветру. И я не могла этому помешать. Я никогда не могла этому помешать.       «Если ты кого-то полюбишь, то навсегда останешься одинокой». Слова мамы вновь всплыли в памяти. Но я больше не могу и не хочу терять никого. Я так не хочу быть одинокой. ***       — Так, — Дони провел пальцем по дорожному атласу, расстеленному по всему периметру стола, — нам лучше въехать с северо-восточной стороны, так мы сможем в дальнейшем беспрепятственно выехать на главную дорогу.       Он указывал на варианты выездов, обозначая их направлениями света. Но мне не посчастливилось родиться с чувством навигации, и все его юго-запады и прочие направленности были пустым звуком в непонимающей голове.       Утром мы остановились за несколько миль до въезда в небольшой город. Путь преграждали брошенные машины. Раф с Леонардо занимались тем, что сдвигали их на обочину.       Сквозь лобовое стекло, скрываясь за перегородкой, я наблюдала за невероятно сильными братьями. Для них, казалось, эта груда металла была такой же тяжелой, как и для подростка — сдвинуть полную продуктовую тележку. Нелегко, конечно, но вполне по силам.       Нам повезло. Нужное здание находилось недалеко от въезда в город. Это был большой пятиэтажный выставочный центр. Сью объяснила, что Сэм занимался организацией выставок. И там мы планируем найти хоть что-то, что бы указало нам направление дальнейших поисков.       Когда мы заехали на парковую зону, экран радара начал издавать тихие пиликающие звуки, обозначая на себе местоположение темно-серых точек опасных существ. И к счастью, их было немного.       — Держимся по трое, — Лео выстраивал стратегию нашего передвижения, — Раф, Дони — вы со Сьюзан, Майки — ты с нами. Войдем через главный вход. Дони — твоя задача выяснить, где находится павильон. Раф, ты с ним, мы замыкаем. Двигаемся двумя группами.       Слова лидера приняли все молчаливым кивком.       Ребята не хотели брать нас со Сьюзан с собой, но та все же настояла. Лео не стал долго спорить, но разделил нас в разные группы, считая, что каждую из нас должны охранять по двое.       Утро было солнечным и безоблачным. Но несмотря на то, что нас ждал приветственно освещенный стеклянный холл здания, две наши группы находились в напряжении.       Мы двигались строем в одну линию. В первой группе шел первым Дони, за ним Сьюзан и позади Рафаэль. Я также находилась по центру второй группы, ощущая спиной близость Леонардо.       В центре огромного просторного холла возвышалась колонна с большой красочной картой. Дони, внимательно изучив ее, сообщил, что нам необходимо подняться на второй этаж, четвертый павильон находился в конце длинного холла перпендикулярно эскалатору.       Механические лестницы не работали, и мы двинулись вверх по разные стороны, параллельно друг другу. Все этажи вверх разделяло сквозное пространство во всю высоту здания, огороженное на каждом этаже стеклянным невысоким ограждением.       Нужный нам этаж был посвящён всевозможным электроприборам. Дони был в восторге, он то и дело зависал взглядом над выставочными образцами платиновых микросхем и прочих других технических штуковин. Он ласково проводил пальцем по ограждающему стеклу. Он хотел забрать отсюда все, до самой маленькой детали.       — Не сейчас, Дони, — Лео заметил интерес брата и мягко дал знать кивком головы, чтобы тот двигался дальше. Гений-изобретатель опечаленно вздохнул и продолжил свой путь, грустно оглядываясь на блестящие штуки.       Каждый павильон был отделен высокой аркой.       Браслет на руке молчал. Я то и дело потирала его руками, опасаясь, что смогу пропустить вибрационный сигнал. Но меч, висевший на поясе, внушал уверенность. Я знала, что если потребуется, не дрогну им воспользоваться.       Мы осторожно пробирались к концу коридора, держась поближе к выемкам боковых отсеков, и также, продолжая идти по разным сторонам, не забывали следить друг за другом.       Рука дернулась от пульсирующего сигнала. Где-то в глубине помещения просыпалось чудовище. Моя ладонь инстинктивно потянулась к рукояти меча.       Сильная рука накрыла мою кисть, удерживая от дальнейших движений.       — Я сам, — кратко и тихо произнес Лео, ступая в полумрак павильона. Послышался свист лезвия, рассекающего воздух, и что-то с глухим стуком упало. Мастер катан снова встал в строй позади меня.       Наконец пути двух наших групп соединились у входа в четвертый павильон. Дони, зайдя за стойку ресепшена, подключился к компьютеру, используя свои гаджеты-самоделки. На маленьком нетбуке он усердно вбивал какие-то команды. Мы не забывали оглядываться по сторонам, контролируя периметр.       — Нашел! — вдруг изрек гений-самоучка. — Стэйт Раут, семьдесят два шестнадцать.       — Молодчинка! — порадовалась Сьюзан.       Я снова ощутила тревожную пульсацию на руке, но на этот раз вибрации были с более частыми импульсами.       Где-то внизу раздались звуки шагов. Черепахи замерли, напряженно вслушиваясь.       — Там люди, — предупредил Рафаэль, и это был недобрый знак.       — Всё, уходим, — скомандовал лидер нашего мини-отряда.       Лео считал правильным наше возвращение назад тем же маршрутом и разделенными. Он понимал, что так легче будет отступать в случае нападения.       Мы оказались на середине пути длинного эскалатора, как вдруг услышали звон бьющихся стеклянных витрин и очередь оглушающих выстрелов. Рука Леонардо схватила меня сзади за плечо и насильно потянула вниз, пряча за перилами металлической ограды. Не сильно, но с достаточным напором он прижимал меня к низу, не давая подняться и оглядеться. Спина уперлась ему в твердый каркас пластрона, между согнутых в коленях ног, и это лишило всяческой возможности пошевелиться. И сейчас я находилась под всей его массой, словно в коконе, который укрывал от опасности.       Судя по крикам, доносившимся внизу, некий мужчина пытался отбиваться от проснувшихся зомби. Значит, здесь действительно есть люди? Эта мысль не обрадовала. Ведь если они нас увидят, то вряд ли будут рады такой компании. Но больше я опасалась, что у них есть огнестрельное оружие. Скорость полета пули быстрее, чем скорость звука. А это значит, что в момент выстрела, когда ты только услышишь звук, пуля уже будет в тебе.       Сегодня на них не было защиты. Черт! А что, если вдруг нам не повезет?       Давление руки Лео снизилось, и мне удалось подтянуться за край ограждающей нас защиты, чтобы понять, что там происходит.       Мужчина, лежавший на полу в окружении двух мертвых тварей, пытался трясущимися руками перезарядить обойму пистолета, пока к нему подступали еще три изломанные фигуры. У него не выходило. Дрожь мешала попасть обойме в нужный паз. Он не успевал.       Он не успеет…       Я с таким же ужасом, как и он, смотрела, как через пару футов до него вот-вот дотянется первая озверевшая от голода тварь. Где же другие люди? Почему ему никто не помогает?       Раф, действуя одними инстинктами, перепрыгнул через ограждение, в полете выбросив свой сай, который четко попал в затылок зомби. От приземления его огромного тела растрескалась гранитная плитка пола. Взяв ближайшую тварь за грудки, он с размаху повалил ее на землю, врезав с высоты своего роста кулаком ей в череп. Раздался неприятный хруст, свидетельствующий о разломе черепной коробки. Но он все равно решил добить это месиво еще одним ударом. Последнюю оставшуюся тварь он убил милосерднее, воткнув острие оружия в ее глазное яблоко. Тварь плавно сползла с его клинка, безвольно рухнув к ногам.       Мужчина, успевший за это время перезарядить обойму, в ужасе смотрел на красного гиганта. И он не видел, что позади к нему подступают проснувшиеся мертвецы.       — Вставай и уходи, — скомандовал ему Рафаэль.       Но мужчина продолжал лежать, трясясь всем телом. Раф наблюдал, как приближаются со спины к не видящему их человеку опасные существа. Он сделал шаг назад. Так он пытался показать человеку, что не представляет угрозы.       — Сзади.       Раф пытался указать ему на действительную опасность. Но тот лишь в ужасе продолжал на него смотреть, что-то бормоча про себя.       Рафаэль, в отличие от нас, слышал произносимые слова. Я видела, как они действуют на него. С каждым сказанным словом его плечи опускались, так же, как и острия сай. Он перевел взгляд на существ позади человека. Они были уже близко, но тот, что возле его ног, даже не слышал эти кряхтящие голоса.       Он сделал шаг в сторону, чтобы обойти мужчину и прикончить опасных существ, но тот, словно сбросив с себя оковы оцепенения, наставил дуло пистолета на него.       — Чуд… Чудовище, — он заикался от страха, с отвращением смотря на нашего Рафаэля.       Рафаэль предпринял повторную попытку обойти мужчину, на что тот с жутким криком продолжал орать слово «чудовище». Он действительно выглядел грозно и пугающе, и он это понимал. Перевернув в ладонях саи кончиками вниз, он примирительно поднял руки, давая понять человеку, что не собирается нападать на него.       — Уйди прочь, тварь! — Мужчина не мог смириться с нахождением рядом такого существа, как Рафаэль.       — Послушай… — тихо, но так, чтобы было возможно его еле-еле услышать, произнес Рафаэль напуганному человеку. Он выглядел растерянно, словно не понимал, почему ему не дают помочь. Оглядывая валяющиеся трупы, он пытался понять, чем он хуже них.       — Я только хочу помочь… — он вглядывался в лицо человека, которое было искажено страхом, ненавистью и отвращением.       Леонардо предупреждающе сжал меня сильнее в своих объятьях, притягивая книзу.       — Прочь! Прочь! — разрядил в него пистолет человек.       Шесть оглушающих выстрелов. Одна за другой пули вылетали из дула пистолета.       Слишком поздно для реакции.       — Нет! — я выскочила из-под руки Леонардо. Лео не ожидал моего рывка, он успел только ухватиться за талию, прижимая к своей груди, но я уже перегибалась за край перил.       Я увидела его и не могла поверить в это чудо. Рафаэль успел развернуться спиной, и все выпущенные в него пули отрикошетили от панциря. Мужчина продолжал неистово нажимать на курок, но пуль в его обойме больше не осталось.       Раф развернулся к нему лицом, медленно отступая на шаг назад. Он видел то, чего не видел испуганный человек, по инерции продолжавший жать на уже бесполезный спусковой крючок. Он больше не собирался помогать тому, кто даже насильно не готов принять помощь.       Первая тварь вонзилась зубами мужчине в плечо, выгрызая кусок. Вторая накинулась на его предплечье, с жадностью поглощая живую плоть. Он орал, не в силах сбросить с себя поедающих его мертвецов. Вскоре его крики подавили булькающие звуки из разодранного горла. Тело перестало биться в мучительной агонии и замерло.       Рафаэль наблюдал за всем этим, не шелохнувшись. Пока голодные существа наслаждались пиром, его желтые глаза поднялись вверх, туда, где наши неотрывно следили за ним.       В эти желтые звериные глаза было страшно смотреть. В них было перемешано все: ненависть, боль, обида, обреченность и понимание. Он понимал, что для людей он чудовище, и даже если хочет помочь, все равно остается чудовищем. Он думал, что именно так его видим мы — люди. Всех их. Большие фигуры в ночи, которые даруют спасение, при свете дня — монстры. И неважно, что они пытались для людей сделать, они оставались для них монстрами.       Мне казалось, что этим взглядом он пытался поделиться своей болью, которая заполняла всю его существо, отражаясь в янтарных глазах. В эту секунду гигант, который пытался спрятать лицо за красной маской, выглядел настолько ранимым, что я поняла. Я поняла, почему он так себя вел. Он думал, что я вижу его так же, как и тот человек. Что я вижу в нем чудовище. Безобразное. Жуткое. Чудовище.       Мне хотелось крикнуть ему, что это не так. Убедить, что мы не все такие.       Но он устало перевел свой взгляд на согнутые тела, скользящие по лужам крови. Устремил его дальше вперед и, обойдя кровавый копошащийся клубок, медленно двинулся к выходу, так и не обернувшись на нас.       Леонардо дал нам команду двигаться вниз. Мы одновременно начали поспешно спускаться по лестницам. Указав нам жестом руки продолжать двигаться вперед, он подбежал к этим тварям, пронзая клинками их черепа. Сьюзан, Дони и Майки догоняли Рафаэля, я бежала следом за ними, зная, что совсем скоро нас догонит Лео. Мы уже выбежали в центр холла, соединяя наши потоки в единый строй.       Сьюзан с ребятами уже успели выбежать из здания. Мне осталось совсем немного до того, как и я покину это скорбное место, как вдруг услышала щелчок. Этот звук я никогда и ни с чем не перепутаю.       Мое тело резко остановилось, цепенея, отказываясь подчиняться и идти вперед. Холодная волна паники накрыла с головы до ног. Сердце учащенно билось, но я не могла себя заставить сделать ни шагу.       Все повторяется. Все повторяется, как год назад. Вот-вот раздастся выстрел.       Я помнила, как в тот день все произошло.       Тот же побег. Тот же щелчок. Та же встревоженная остановка. Я так же замерла. И выстрел. Выстрел, который отнял у меня любимого человека. Того, кто заступил мне за спину, преграждая собой полет пули. Того, кто ценил мою жизнь превыше своей.       Каждая секунда ожидания растягивалась в вечность. Я не видела и не знала, но чувствовала, что чей-то палец поглаживает сталь курка, плавно начиная на него давить. Я не думала о том, кто это, я вообще ни о чем не думала, кроме того, что сейчас вот-вот должно случиться.       Все всегда повторяется, так или иначе. То, что сейчас должно произойти, — произойдет.       Раздался оглушительный выстрел. Легкие непроизвольно сделали резкий толчок, выталкивая остатки воздуха из груди с жалостным всхлипом.       Но боли не было.       Почему ее нет?       Чья-то большая рука легла мне на живот, прижимая к твердой груди.       — Не шевелись, — тихо шепнул мне Леонардо.       Но на этот раз тело отмерло под настойчивым требованием разума убедиться в его нахождении рядом. В его объятьях я развернулась к нему лицом. Его голова была низко склонена, так, чтобы край панциря защитил оголённую часть тела. Мой лоб уперся в его скулу. Руки потянулись прикоснуться к нему, они упрямо желали убедиться, что он действительно реален, что он жив, что он не ранен.       Пальцы нашли искомую цель, нежно прижавшись к щеке.       Он здесь и он рядом.       От этого осознания по телу прошла лавина облегчения. Губы предательски задрожали. Только не сейчас… Я пыталась упрашивать себя не плакать, но слезы стекали по щекам. Я обещала себе не плакать. Я ненавидела их. Каждую чертову слезинку. Но не могла их сдержать.       Голова Леонардо склонилась чуть ниже, невольно поглаживая своей щекой мое мокрое от слез лицо. Рука, накрывающая поясницу, проделала плавное движение вверх по спине. Его губы были совсем близко от уха, они еле коснулись мочки уха и прошептали мне команду:       — Разворачивайся и беги.       — Нет, нет, нет… — Я отчаянно замотала головой, сильнее прижимаясь к нему всем своим телом. Не могу! Я просто не могу сдвинуться с места. От него исходит тепло, и я не хочу его терять ни на секунду.       — В зале стрелок. Я буду позади тебя и прикрою, — он говорил тихо и очень спокойно. Легким поглаживанием пальца по спине он пытался меня успокоить.       Его руки поднялись выше, нежно обхватив плечи, и отодвинули от себя. Лицо моего защитника находилось напротив моего, настолько близко, что я чувствовала тепло его дыхания. Синие глаза скользили по лицу.       — Я буду рядом. Обещаю.       Но я не могла вымолвить ни слова, и он понял, что я не справляюсь со своей паникой.       — Я обещаю, с тобой ничего не случится, — в его синих глазах расширились зрачки, он развернул меня и разжал пальцы. Но не это меня пугало. Я знала, что эта пуля уже очень давно принадлежит мне, и я не могу позволить ему схватить ее за меня.       — Не могу… — Я попыталась прижаться к нему спиной, но его ладони настойчиво удерживали на расстоянии.       — Все будет хорошо, — его теплое дыхание щекотало затылок. — А теперь… беги. — Тихая требовательная команда и легкий толчок в спину сорвали мое тело с места. Сейчас оно действовало само по себе, исполняя приказ.       Я выбежала из здания. Мой взгляд был прикован к открытой двери «Тартаруги». Я не слышала, но знала, что он позади, что сейчас собой он заслоняет меня от дула оружия, направленного невидимым стрелком в нашу сторону, подвергая себя опасности.       Прошу тебя, не дай ему пострадать.       В тот момент, когда я взлетела на ступеньку, рядом со мной пронеслась пуля, врезавшись в бронированную обшивку. Не успела затормозить, и плечо ударилось о противоположную стену. Это наше с ней повторное столкновение, и я, потеряв равновесие, упала. Следом залетел Лео, нажав на кнопку закрытия двери, притормозил возле меня и опустился на колено.       — Дони, уезжаем, — скомандовал лидер, и «Тартаруга», набирая обороты, увезла нас от здания.       Он был так близко от меня, что я была не в силах сопротивляться желанию руки прикоснуться к нему и убедиться, что мы справились. Что он справился.       Лео был взволнован. Его рука невесомо, еле касаясь, провела плавным поглаживающим движением по моей голове и замерла. Он смотрел так, словно пытался что-то разгадать во мне.       — Что там случилось? Кто стрелял? — Сьюзан была встревожена, но ей никто не отвечал. — Зачем кому-то стрелять вам вдогонку?       Это и вправду было бессмысленно — стрелять в спину убегающим от них неизвестным существам, когда рядом с тобой находятся настоящие чудовища.       Лео выдернули из моего поля зрения сильные зеленые руки. Резким рывком его поднял на ноги Рафаэль — и с размаху врезал им об дверь.       — Скажи, что я был прав! — Лицо Рафа было не видно, но я понимала, что он в бешенстве, потому что продолжал рычать: — Скажи!       Лео сорвал его руки, оттолкнув от себя. Но Раф в ярости снова накинулся на него, с прежней неистовой силой прижимая к двери. Он сильнее. Он самый сильный из них.       — Я был прав, чертов ты ублюдок! — На этот раз старший брат не сопротивлялся, покорно принимая его натиск. Но это холодная отчужденность только еще больше злила Рафаэля.       — Скажи! — Его голос сорвался на рык, в котором слышалось отчаянное требование.       Они оба знали что-то, чего не знаем мы.       — Рафи, — наконец-то кто-то решил вмешаться в эту очередную буйную ссору. Сьюзан медленно подошла к ним, как будто кралась к раненому опасному животному. Ее пальцы нежно коснулись огромной мускулистой руки, на которой выступили взбухшие от напряжения вены. Это невесомое касание заставило пылающие желтые глаза обратить взор на бесстрашное ангельское личико.       Неожиданно он подчинился ей, словно Сьюзан обладала какой-то магией, способной укрощать ураганы. Пальцы Рафаэля нехотя разомкнулись, и он отпустил Леонардо. Взгляд был прикован к Сьюзан, которая источала собой нечто божественное, как бы это ни звучало. Но она действительно умудрилась собой поглотить всю ту неистовую ярость, что бурлила за оболочкой твердой, испещренной бороздой неровных линий, зеленой кожи.       Ее рука легла на лоб здоровяка, она поглаживала красную маску. В этом легком движении было столько заботы и ласки, и я видела, как он сопротивляется, чтобы не поддаться встречному порыву и не потереться об ее ладонь, зарываясь в нее лицом. Ему не хватало той нежности, которую она сейчас давала.       Он… Сейчас он совсем другой. На нем нет прежней бронированной защиты, которую он старательно выстраивает, показывая нам ее в ответ.       — Эй! Что опять не так? — Майки ворвался в круг между Леонардо, Рафаэлем и Сью, скакал вокруг них, недоуменно разводя руками в стороны.       Но Рафаэль раздраженно фыркнул, отпихнув любопытную мордашку.       Он достал из нижнего ящика кухонного стола непочатую бутылку виски, уселся на диван и щелкнул по кнопке пульта.       Сью с грустью смотрела, как Рафаэль припал к горлышку бутылки. Но на этот раз эффект от ее магии пропал. Как только он покинул тепло родной ладони, он вновь окаменел, подобно сказочным троллям.       — Больно? — тихий голос Леонардо отвлек от изучения профиля Рафаэля. Он уже успел приблизиться ко мне, присев на корточки. Лидер нашей группы заметил, как я потираю ушибленное плечо, восседая на пятой точке.       — Нет… Скоро пройдет. — Мне была так поразительна его забота. Настолько сильно, что это ошарашивало. И сейчас, рассматривая синеву его глаз, я не могла подобрать слова, чтобы описать всю свою благодарность за очередное спасение. Уже второй раз я обязана ему жизнью. И не представляла, чем и как смогу ему отплатить.       Но он не ждал слов признательности. Сейчас его интересовало другое, то, что он пытался разглядеть в окружающем нас пространстве. И это нечто невидимое не давало ему подсказки. Он не собирался признавать того, о чем говорил Рафаэль. Неизвестность пугает.       — Парни! Скоро прибудем в мотель, — Дони сверил данные по навигатору, сообщив, что до цели осталось не больше двадцати минут.       — Мотель? — переспросила я у Леонардо. — Где должен был жить Сэм?       — Да, — ответил синеглазый, но увидев, как я проверяю наличие браслета на своей руке и надежность крепления ремня ножен, он осек меня: — Ты не идешь.       — Почему?       Может, это потому, что недавно я запаниковала и подставила его под угрозу? Мне было жутко жаль, что я так легко поддалась панике, и я желала доказать, что могу быть полезной, что смогу совладать с собой в следующий раз.       — Потому.       Леонардо решил закончить возможный спор тем, что дал мне ответ, который еще никогда и ни в какие времена не был никем оспорен.       — Потому, что кончается на «у», — буркнула я себе под нос, понимая, что спорить у меня с ним не выйдет.       Но легкая ухмылка озарила его мрачное лицо. Совсем ненадолго, но достаточно для того, чтобы врезаться в память и быть спрятанной в мой маленький, строго охраняемый уголок драгоценных моментов. Он — что-то невероятное. Мое тело сигнализировало о необходимой потребности быть рядом с этим существом. Может, это из-за страха? Или в надежде на то, что рядом с ним у меня действительно все будет хорошо, как он и обещал? Почему таким странным образом меня тянет к нему? Это действительно пугало, потому что любая зависимость обрекает тебя на постоянное рабство. Ты, конечно, можешь разорвать этот порочный круг, но готовься к мучительной боли. А она неизбежна.       Мы подъехали в нужную точку. Мотель был небольшим, состоящим из двух этажей.       Номер комнаты они не знали, и если там не ведется реестр учета жильцов, то им придется проверить каждую из них. Радар, на удивление, молчал, и это вселяло надежду на легкость задания.       Все заспешили на выход, и Лео перед тем, как выйти, обратился ко мне:       — Из дома ни шагу, — большой зеленый палец у моего носа подтверждал непреклонность его требования. Мне не оставалось ничего другого, как утвердительно кивнуть ему в ответ.       — Раф, — намереваясь что-то сказать, он обратился к тому, кто сейчас смотрел старый черно-белый фильм, постепенно опустошая бутылку короткими частыми глотками.       — Да не съем я ее, — хмыкнул Рафаэль, продолжая вливая в себя виски, — уж как-нибудь постараюсь удержаться. — Он язвил своему старшему брату. И только тот понимал — что осталось между строк, но Леонардо не стал ему отвечать.       — Ни шагу, — вновь предупредил меня мастер катан и вышел из трейлера, нажав за собой кнопку закрытия двери.       Рафаэль продолжил смотреть фильм и с той же целеустремленностью напиваться.       Иногда он повторял движением губ диалоги актеров, и, судя по всему, это мрачное кино он смотрел не один раз. Нахождение рядом с пьянеющим неуравновешенным существом беспокоило. Я понимала, что он не причинит мне вреда, по крайней мере, мне хотелось в это верить, но тревожило другое. То, с каким желанием он пытается сейчас напиться, заглушая в себе тревожащие чувства и мысли.       Я сидела на дальнем краю длинного дивана, пытаясь занять свои руки вязанием, к которому меня приобщала Сьюзан, но это не помогало отвлечься. Я надеялась, что ничем не выдаю своего беспокойного подглядывания за этим не поддающимся пониманию существом.       Он внимательно следил за каждым кадром заученного им фильма. Его губы вновь шептали диалог, на этот раз человека, умирающего на асфальте в грязной подворотне: «Подлый город пачкает все, чего коснется. Этот подлый город пачкает всех, кого не может сразить».       Рафаэль допил последние капли огненной жидкости и посмотрел на пустую бутылку так, словно она была его единственной надеждой, которой не стало. Эта покинутая надежда забавляла его так же, как и человека, убегающего от смерти, которого она внезапно, но неизбежно настигла.       Как будто этого было мало, он получил второй предательский акт от экрана плазмы, где появились прощальные титры фильма.       Локти оперлись о колени, голова склонилась ниже плеч, и он прокручивал между пальцами горлышко пустой бутылки, наблюдая, как блики солнечных лучей играют на ее гранях.       — Спасибо… — он услышал эту тихую благодарность, на секунду замерев, но не спешил посмотреть в лицо, — за то, что спас. Спасибо.       Но он никак не отреагировал. И я не ждала ответа, я просто хотела, чтобы он наконец-то узнал об этом. Ведь если бы не он, то меня сейчас здесь не было. Опоздай он хоть на секунду и позволь им меня укусить, то меня бы ожидало несколько дней томительного перевоплощения в бесчувственное существо, жаждущее человеческой плоти.       — Я тогда испугалась, потому что больше не могла отбиваться. И была готова к тому, что меня вот-вот растерзают. Но… ты спас. Ты второй человек, который это делает для меня.       Я не сразу поняла, что назвала его человеком, но поправлять себя не стала. Пусть он молчит, если хочет, мне только очень важно сказать ему, что он поступает гораздо лучше большинства людей. Что ему до сих не наплевать на жизни тех, кто считает его чудовищем.       — Прости меня. — Мне было сложно выдавливать из себя чувства, но я боялась, что он не даст мне закончить, поэтому поспешно продолжила: — Я должна была раньше об этом сказать и…       — Мне это не нужно, — грубый ответ вырвался из его искривлённого отвращением рта, не дав мне возможности продолжить, — вы, «люди», — это слово он выделил по-особенному цинично, — всегда готовы уничтожить то, что на вас не похоже.       Он начинал злиться, в нем стремительно разгоралось пламя гнева. Его плечи постепенно расправлялись, а руки все сильнее сжимали пустой стеклянный сосуд. Теперь жесткий желтый взгляд был обращен на источник его гнева. И я не знала, чем теперь всё это остановить.       — Это ВЫ заставляли нас жить под землей, — он угрожающе поднялся. И я вовсе не ожидала такой реакции.       — Отец всю нашу жизнь учил только защищать вас, — теперь он медленно двинулся в мою сторону, — что мы — ваша единственная надежда, — бутылка была отброшена в сторону, освобождая ему руки.       — Но это не вас надо было защищать, — он медленно присел напротив меня, в его глазах светилась обреченная решимость, которую я еще не понимала, как и то, чем она обернется для меня.       Его близость начинала пугать. Я знала, что творит алкоголь с людьми и как он раскрывает все их темные стороны. Тело Рафаэля настолько крупное, что подавляло собой, не прилагая при этом никаких физических усилий, голова находилась на одном уровне с моей, и я видела, как сводит мышцы его лица от плотно зажатой челюсти, как часто раздуваются острые прорези ноздрей.       — Это от вас надо было защищаться. — Он как будто только сейчас понял эту истину. — Это вы чудовища.       Рафаэль был готов доказывать мне свою правоту в этом утверждении, и сейчас, заглядывая в мои глаза, он ждал хоть какого-то противопоставления этому. Что сидящий напротив от него человек будет убеждать его в обратном, в том, что этот мир был создан только для них, и под его солнцем нет места никому другому.       — Да. — Мое согласие подтвердил кивок головы. — Я знаю. — И я не спорила с ним, потому что считала так же.       Но, несмотря на опасения его непредсказуемости, мне было невыразимо жаль это существо, которое было вынужденно стать по факту рождения — изгоем. И с тех пор в их жизни ничего не поменялось. Как ни в старом мире, так и ни в новом. Они по-прежнему были вынуждены прятаться от глаз людей, скрывая свое существование.       — Я не считаю тебя чудовищем, — мне так хотелось доказать, что он не прав, но это было невозможно. — Я их видела, и ты на них совсем не похож.       На краткую долю секунды его удивили мои слова, но он отбросил это смятение в сторону, с ожесточением продолжая смотреть.       — Не лги! — Его руки сжали кромку обивки дивана по краям того места, где я сидела. — Я же вижу, как ты смотришь на меня.       Его взгляд блуждал по телу так, как будто я оскорбляла его всем своим существом.       — И я вижу, как ты смотришь на остальных, — он покачал головой, что-то отрицая в своих мыслях, — ты даже позволяешь к себе прикасаться, — выплюнул мне этот упрек.       Но я не могла ему объяснить, что это не так: что для меня он не является чем-то мерзким, что он не хуже, чем остальные его братья. И если бы он только позволил ему это доказать, приспустив на чуть-чуть непробиваемый барьер своей защиты в виде грубости и отчужденности, то он увидел бы, что ошибается.       — Каждый раз, каждый гребанный раз я вижу ужас на ваших лицах, — казалось, он пытался сдержать поток слов, который неминуемо грозился быть на меня обрушенным. Но сидя напротив этого измученного гиганта, я была готова услышать каждое его слово.       — Стоит мне только подойти, как вы визжите, словно скот на бойне. Каждый раз, когда я решаю вас вытащить из задницы, вы готовы броситься под локомотив, только чтобы быть подальше от меня.       Рафаэль тяжело и часто дышал, ему становилось все сложнее удерживать бурю эмоций, рвущихся изнутри.       — Каждый гребанный раз вы наставляете на меня оружие, — мне хотелось прекратить его агонию, но я понимала, что ему нужно высказать это кому-то, — да, мать вашу, за что?       — Черт! Да я всего лишь хотел помочь! — Его глаза были наполнены болью и отчаянной безысходностью, граничащей с безумием.       Он обреченно склонил голову. Этот гигант страдал. Оттого, что не смог спасти того человека, который пытался его убить. Страдал оттого, что никогда не сможет быть принятым таким, какой он есть. С его внешностью, которая совсем не отражала реальность его истинного существа. Он не был чудовищем, но был заточен именно в этом обличие, как насмешка природы.       — Ты думаешь, — меня вдруг напугал его потухший голос, — я не знаю, на что похож?       Его голова по-прежнему была склонена у моих колен. Но мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, что он сейчас испытывает.       — Каждое утро это чертово зеркало мне напоминает, что нам здесь не место. И когда человечества не станет, мы останемся одни на пепелище ваших костей.       — Ты же понимаешь, — его смешок больно кольнул в груди, — что мы обречены так же, как и вы? Тогда откуда в вас столько злобы?       Его боль была о том, что его вид, как новая веха эволюции, появился не в том времени, в котором им суждено было быть. И ему не с кем было разделить свое существование в этом мире. Да, у него была семья и маленькая горстка друзей как подарок судьбы, и только это спасало его от пучин бездонного отчаянья.       Быть может, миллионы лет после им бы восхищались как образцом своего класса. Но в этом времени он был для всех непостижимым чудовищем, которое никто не готов принять и понять.       — Шутка, — его плечи сотряс беззвучный смех, — мы всего лишь гребанная шутка. Неудавшийся эксперимент.       Мои руки сами потянулись к сокрушенному гиганту. Ладони легли на голову, и я прижалась щекой к его темени. Я не знала, чем его утешить, невозможно было подобрать слов.       Когда не знаешь, что говорить — говори первое, что приходит в голову.       — Не бойся. — Мои пальцы гладили его затылок, — я буду вас защищать. Всегда.       Да, может, это и звучало глупо и по-детски наивно, но я приняла решение и больше никому не позволю их обидеть. Но если бы я только могла поменять эти законы природы и стереть всю их боль. Я бы затушила это выжигающее насквозь пламя отчаянья. Защищала бы как умела.       Он выбрался из объятий моих рук и посмотрел на меня, как на ребенка, говорившего несусветную глупость, но которому это прощалось в силу обстоятельств.       Рафаэль медленно поднялся, опираясь о диван, как раз в тот момент, когда дверь «Тартаруги» с тихим шелестом открылась. Первым вошел Леонардо. На его лице читалось напряжение, как будто он ожидал здесь увидеть останки моего изувеченного тела. И ему явно не нравилось, что его опьяневший брат находится столь близко напротив меня.       — Я же говорил, — влетел Майки, улыбаясь во все свои зубы, — нормально все будет, Раф жив и последствий побоища не видно.       Следом вошел Дони, которому Лео дал указание немедленно заводить «Тартаругу» и двигаться дальше.       Сью забралась последней. И с ней было что-то не так.       Она молча прошла за кухонный уголок, достала жестяную банку с травяным чаем, но руки не слушались ее, и большая часть травинок была рассыпана вокруг заварочного чайника. Я двинулась к ней на помощь. Она была потеряна. Будто находилась в неизвестном месте и не понимала, что она здесь делает.       — Присядь, — я подтолкнула ее к столу, принимая из ее рук цветную металлическую тубу. Мне удалось заварить чай, как она и учила. Поставив напротив нее кружку, я ожидала ее дальнейших слов.       Ребята, чувствуя, что им здесь сейчас не место, разошлись по своим углам: Лео сел на пассажирское сиденье рядом с Дони, Раф уселся на свое место на диване, но лишь только Майки не захотел нас покидать. Он был рядом, и он молчал. Это говорливое создание понимало, что сейчас ему нужно сохранять тишину.       — Опять… Ничего. — Голос Сьюзан был подавлен, и она смотрела в пучину кружки, наполненной горячим чаем.       Она каждый раз приходила в отчаянье оттого, что очередное место поиска не давало подсказки, где сейчас находится ее любимый человек. Она понимала, что найти его будет — за гранью чуда, да и жив ли он вообще, но все же каждый раз, когда результат их поисков не давал своих плодов, она жутко огорчалась.       Надежда. Нет ничего хуже. Говорят, она умирает последней, но при этом всегда и каждый раз так мучительно долго. Лучше бы ее и не было. Но она вновь и вновь зарождается, как птица феникс на пепле отчаянной безнадежности.       Этот день вновь наполняли звуки резины, соприкасающейся с асфальтом. Куда мы на этот раз едем, я не знала, но это по-прежнему для меня не имело смысла. Лишь бы быть с ними.       Майки, кажется, знал толк в утешениях. Его метод прост — сон. В любой непонятной ситуации ложись спать. Это был его девиз, и он настойчиво подталкивал Сьюзан к ее спальному отсеку. Он обещал, что будет рядом и будет рассказывать ей на этот раз про «Морского Волчонка».       Ее комната недалеко, и я слышала эту тихую историю. Это сказка. В сотый раз меня удивляло это создание: с виду чудной ребенок, внутри которого сокрыто множество даров.       Он рассказывал о волчонке, который бороздит моря в поисках сокровищ и терпит крушение. Который после этого находит не похожего на него зверенка, по описанию похожего на котёнка. О том, как они вместе ищут нужное ему сокровище, преодолевая все опасности и невзгоды. И о том, как он в итоге понимает, что нашел свое сокровище в лице котёнка. Вот так — незамысловато и просто он нашел свое зеркальное отражение в непохожем на него существе. ***       Дони и Лео поочередно сменяли друг друга за рулем этой ночью.       Штат Кентукки продолжал встречать нас туманными горами, поросшими лесным массивом. Этот чудный зеленый край испещрен реками. Мы проехали несколько мостов. Они вызывали восхищение и одновременно опасность. Ведь ничто не вечно под луной, и рано или поздно все эти монументальные строения обрушатся. Но сейчас мы наслаждались видами.       Привычное какао в моих руках грело керамику кружки, отдаваясь теплом в моих ладонях.       Майки беззаботно о чем-то нам щебетал, заменяя привычный гул телевизора. Складывалось ощущение, что он не терпит тишины, возложив на себя миссию по защите от этой напасти.       Мы нашли очередное место пристанища. Сьюзан здесь понравилось. И это для нас стало главным поводом задержаться здесь ненадолго. Где-то рядом с нами, за лесом был слышен тихий гул водопада, а природа окрашена в зелено-оранжево-красные цвета.       — На тренировку, — сигнализировал Леонардо как лидер нашей группы.       Я начала собираться, но он остановил меня жестом руки со словами: — С тобой позже.       — У-у-у, — Майки растянулся в хитрой улыбке, — индивидуальные тренировки?       — Иди уже, — Раф подпихнул в панцирь Майки. Этим утром он снова был в строю, правда, хмур и помят от похмелья.       Сьюзан заверила, что с ней все хорошо, но продолжала лежать на диване, укрывшись мягким пледом.       — Не волнуйся, одуванчик, — она устало улыбнулась мне в ответ, отвлекшись от вялого просмотра сериала, будто бы не спала целые сутки, указала мне на дверь, желая, чтобы я побыла на улице, — иди, не пропускай весеннего солнышка.       Она желала побыть одна, и это без лишних слов было понятно. Мне не хотелось ее оставлять, но она лучше знала, как себе помочь, и поэтому я исполнила ее просьбу.       На улице действительно было приятно и хорошо, нас окружал густой массив пышного леса. Пока ребята тренировались, я решила поблизости осмотреть местность. Где-то неподалеку протекал ручей, и мне бы хотелось прогуляться туда. Дони говорил о нем, но эти его «двести ярдов на юго-восток» не помогли мне понять, в какую же все-таки сторону идти. Я попыталась вспомнить хоть что-то из школьных уроков. Вроде по растущему мху на деревьях можно узнать, где север. Но это мягкое зеленое растение находится у каждого дерева с разных сторон.       — Я думала, ты мне поможешь найти север. И как теперь быть? — Но мох категорически игнорировал мои вопросы.       Безнадежна. Я больна топографическим кретинизмом и способна заблудиться даже в трех соснах.       — Пойдем, — Леонардо возник за спиной и позвал за собой. Я готова была слушаться его.       Мы ушли дальше в лес, туда, где шум воды стал более отчетливым. Он выбрал удобное место, где есть простор для действий.       — Ты совершаешь много ошибок, — Лео сразу же приступил к своей роли учителя, но его упрек не стремился обидеть, а только указать на мои погрешности.       — Неправильно удерживаешь «Тати», — так он называл мой меч, — не фиксируешь кисть руки, от этого теряется стабилизация, можешь повредить связки запястья.       Он показал на своей катане, как правильно необходимо держать положение кисти. И я тщательно скопировала его стойку, вытягивая руку так же, как делает он.       — Лезвие клинка, — он зашел за спину, — это продолжение руки. — Его ладонь накрыла мое плечо, двинулась по руке вниз к запястью, заставляя принимать нужную позицию. — При ударе, — он сжал крепче мои пальцы, которые обхватывали рукоять меча, — запястье остается неподвижным. — Он провел прямую линию от костяшки большого пальца вверх по руке. От этого движения стало щекотно, но очень приятно. Он возвышался позади меня, и я старалась дышать тише и незаметнее, чтобы не выдать своего смущения.       — Нападай, — отдав эту команду, он отошел на два шага назад. Для меня это было слишком близко, и я отступила дальше, чтобы совершить разбег.       — Нет, — остановил меня Леонардо, — сегодня ты будешь наносить удары с короткой дистанции.       Моя рука ушла влево, нанося первый размашистый удар, который встретила сталь его катаны. Я повторила серию взмахов с разных сторон, но было слишком близко, он с легкостью парировал мои атаки. Он пришел в движение, отходя с каждым ударом на шаг назад, вынуждая меня надвигаться на него.       — Быстрее. — Стоило мне только замедлиться, как Леонардо вновь начинал меня подгонять. Он заставлял меня совершать беспрерывные быстрые атаки.       — Теперь левой рукой.       Я переложила меч в другую руку и продолжила наше сражение. Но левая рука не выдерживала таких нагрузок. Она действовала медленнее, неуверенно, все равно что пытаться правшу заставить писать левой рукой. Я сделала очередной выпад с замахом, тати обрушился на катану, и резкая боль в запястье заставила разжать пальцы. Меч отлетел в сторону, и с тихим шипением я накрыла ноющую руку.       Одним большим шагом Лео сократил между нами расстояние, аккуратно вложил мою пострадавшую руку в свою ладонь. Он с волнением осмотрел запястье, нежно проводя большим пальцем по тонким выступающим синим венам.       Его лицо было так близко наклонено, и сейчас эти синие глаза осматривали запястье. Он удерживал мою ладонь так нежно, словно она являлась хрупким драгоценным фарфором. Мой учитель перевел свой взгляд на меня, он блуждал по моему лицу так, как будто впервые увидел и стремился изучить каждую линию. Я ощущала, как он медленно и протяжно втягивал ноздрями воздух, подобно зверю, изучающему запах своей пойманной добычи.       От этой томительной нежности его прикосновений и от того, чего касался его взгляд, изнутри разгоралась каждая часть тела.       Леонардо сглотнул комок в горле, и это движение под кожей его шеи привлекло внимание к губам. Мне странным образом хотелось к ним прикоснуться, провести по ним подушечками пальцев, ощутить, насколько они теплые и могут ли быть податливыми под моим касанием.       В животе пробежал холодок оттого, что я заметила, как он следит за моим взглядом. Он давал мне встречную возможность рассмотреть себя. Но сокровенная идиллия момента близости была нарушена моим смущенным испугом.       Не выпуская моей руки, он вынул из кармана моток синей ткани. Леонардо обмотал эластичной материей мое запястье. Ткань его цвета плотно фиксировала сгиб руки, и она мне казалась особенной тем, что я вдруг тоже стала сопричастна к некоему клубу «синих ниндзя».       — Ты, — его голос был охрипшим, словно он только что проснулся. Леонардо прочистил горло и продолжил нравоучительным тоном: — неплохо управляешься с тати. — Эта похвала была приятна, особенно тем, что исходила от настоящего мастера катан.       — Но действуешь необдуманно, непоследовательно, как ребенок. — Его большая ладонь легла на голову так, что большой палец уперся в висок. — Думай. Выискивай слабые стороны. Перед ударом просчитывай дальнейшие шаги.       — Но если у тебя нет слабых сторон? — мое обиженное возмущение заставило его улыбнуться.       — Есть, — Лео продолжал держать мою руку и прикасаться лица, — только ты их не видишь.       Именно сейчас я видела только его синие глаза, которые затмевали собой все окружающее нас пространство.       — Тебе нужно изучить своего соперника, понять, как он двигается, узнать его слабые места.       Я прикоснулась к его тыльной стороны руки, той, что сейчас касалась моего лица.       Он, подчиняясь моему движению, позволил обхватить его палец и отодвинуть свою руку так, что теперь его ладонь была на уровне моих глаз. Мне не хватало длины пальцев, чтобы полностью скрыть его в ладошке. Он был массивным, кожа, покрывающая его, была неровной, местами мозолистой, но мне нравились те ощущения, которые получали кончики пальцев, касаясь ее.       Сегодня его руки не покрывала обмотка кожаных ремешков, и мои пальцы беспрепятственно изучали каждый сантиметр его кожи.       Леонардо вытянул свою руку так, чтобы мне было удобнее его осматривать, но я была настолько увлечена этим процессом, что даже не заметила этого. Моя рука накрыла его бицепс, на нем была тоже выбита татуировка — контуры маленьких черепах, заключенных по кругу в черной окантовке, и мой указательный палец обвел одну из нарисованных черепашек.       Движением руки мои пальцы прошлись по его плечу, легонько коснулись шеи, спустились по ключице на грудь, туда, где кожа переходила в пластрон.       Круговыми движениями я провела по ним. Они были плотными с полукруглыми переходами, видимо, они нарастали постепенно, вместе с увеличивающимися мышцами под ними. Пальцы чувствовали гулкое биение мощного сердца, которое было надежно защищено пластроном. Его грудная клетка вздымалась, и моя ладонь вместе с ней ходила в такт с его дыханием.       Рука спустилась ниже, проводя по изгибам линий его тела, сместилась на открытый участок кожи между пластроном и панцирем. И там тоже были мышцы, он весь состоял из них. Кожа в этом месте была нежнее, чем на руках, и я не осознавала, что сейчас нежно ласкаю каждую бугристую мышцу.       — Здесь? — Я перевела свой затуманенный взгляд на него, чтобы убедиться в предположении о найденном слабом месте. Но он словно не слышал моего вопроса, только тяжело дышал. В его синих глазах было неверие в происходящее: в то, что его так нежно, без страха, касались тонкие теплые пальцы.       Он в очередной раз сглотнул, медленно отошел, растерянно пряча глаза.       Я осмотрела свою ладонь, не понимая, что сейчас произошло. А вдруг ему были неприятны мои касания? Вдруг мы, люди, видимся ему непривлекательными? Ведь мы принадлежим к совершенно разным видам. Но почему тогда меня заботит, что мне так хочется ему нравиться?       Да что в моей голове происходит?       — Верно, — голос Леонардо вернул меня в действительность, — это слабое место, и поэтому мы тщательно его защищаем.       Он стоял вполоборота ко мне и не смотрел в мою сторону.       Напряженная пауза между нами все сильнее растягивалась. Он мотнул головой, как будто отгонял странное наваждение, подошел к текущему ручью неподалеку от того места, где мы находились, зачерпнул ладонью прохладную воду и сделал из нее большой глоток. Капли стекали тонкими струйками по подбородку, капая на вздымающуюся грудь.       Он завораживал, и я ничего не могла с собой поделать. Несмотря на свое смущение, я продолжала внимательно следить за каждым его движением.       И Леонардо знал об этом. Все его инстинкты кричали о том, что с его профиля не сводят глаз, и это вызывало внутри него какое-то жгучее чувство, заставляя учащаться сердцебиение. Он не понимал, почему вызывает такой интерес. Его и раньше разглядывали, но только не так, как эта девочка. Она странным образом влияла на него.       Порой под ее взглядами он чувствовал себя неопытным неловким мальчишкой. Ему не нравилось, что он мог показаться ей несуразным странным черепахой-переростком.       Ему нужна медитация, чтобы затушить это волнение, которое так часто возникало в ее присутствии.       — Пойдем, — он кратко произнес это требование, поднимаясь во весь рост.       Мои ноги машинально двинулись за ним, словно были ему преданны больше, чем их владелице. Он не оборачивался на меня.       Выйдя на знакомую небольшую поляну, где сейчас Майки исполнял свой священный долг повара, Леонардо оставил меня с братьями и скрылся в том же направлении, откуда меня привел.       Его не было весь день. Он скрывался от нас где-то в чаще леса. И он пропустил ужин.       — Где он? — я задала свой вопрос окружающим меня его братьям.       — Мастер Йода в недрах своего панциря, — резко пошутил Рафаэль.       — Это нормально, — просветил меня Майки, прикрепляя белую простынь на корпусе «Тартаруги».       — Стандартный эксплуатационный режим синей черепахи-ниндзя, — добавил Дони, безостановочно поедая сырный «Читос». Он единственный, кто в этой компании любил эти кукурузные оранжевые загогулины.       Этим вечером Майки решил устроить совместный просмотр фильма. На белой простыне, использованной как полотно для проектора, сейчас крутился фильм ужасов. Странный выбор веселой черепахи. Но мы смиренно продолжали его смотреть.       Как же я не люблю фильмы ужасов. Я не удерживалась от того, чтобы в особо напряженные моменты, когда знаешь, что что-то вот-вот выскочит, закрывать глаза ладошками. Но, благо, Майки помогал мне стоически выдерживать просмотр, заранее предупреждая обо всех «пикантных» моментах.       После мы все разбрелись по своим кроватям. Меня тревожило, что Леонардо так и не появился. И я знала, что он может за себя постоять. Но все же, когда он рядом, мне было спокойнее.