Львёнок, который хотел выжить

      Лео лежал на кровати, и усталый выдох побудил закрыть глаза, которые вновь открылись, всматриваясь в пустоту потолка. Отсутствие сна стало его привычным состоянием, и то, что нужное спасительное забвение никак не стремилось к нему приходить, уже не заботило лидера, смирившегося с этим обстоятельством.       Панцирь на спине мешал принять горизонтальное положение, и сейчас, в положении полулежа, его затылок упирался в неровный край брони.       На его груди покоилась рука, перебирающая пальцами мягкую голубую вязь подарка, созданного для него, и он понимал, что она основательно поселилась в нем.       В голове по-прежнему была Ева — еще один факт его смирения.       Ее невозможно было изгнать, как бы он ни пытался. Она прочно заняла пьедестал на вершине его мыслей, и ничто не способно было это исправить. Леонардо больше не стремился насильно выгнать оттуда нарушительницу покоя. За прошедшие дни все сделанные им попытки были с треском провалены. И теперь она живет в выделенном специально для нее уютном уголке в самом центре сознания. Очередная истина, которая теперь приживалась без протеста, с полным неизбежным принятием.       Он думал о том, что сегодня она вела себя иначе. И это загоняло его в тревожный тупик. Леонардо даже не пытался скрыть своего наблюдения за ней. Ева больше не искала его взгляда. Но тогда почему от этого сейчас так тяжело? Ведь именно такого результата он и добивался. Отчего он хочет вновь вернуть заинтересованность карих глаз? Отчего он хочет быть найденным ею? Он с горечью признал, что его ранит отсутствие ее внимания к нему.       Внутренняя сущность перекрывала голос разума и заставляла думать только о том, как же теперь это исправить. Запертый зверь хотел явиться перед ней и заявить: «Я здесь, взгляни на меня, коснись».       Но неужели он настолько эгоистичен, что готов сделать все, чтобы вновь вернуть ее себе?       Лео услышал тихий шипящий звук открывающейся двери. Он нахмурился, раздосадованно подумав, что Рафаэль опять нарушает правило, что ночью мы не покидаем дом. Обычно брат выскальзывал через люк на крышу, предаваясь наверху пагубным привычкам табака и алкоголя, и все бы ничего, но в последнее время вдобавок к этому он опять стал бродить по окрестностям. Чертов параноик. Что он продолжает там выискивать? Ведь люди не живут в лесах, они стремятся искать для себя бетонные укрытия, надежные каменные стены, способные защитить от всего, что таится за их пределами.       Ругая Рафаэля за это, Лео также поддался порыву осмотреть периметр. Ничего. Им были обнаружены только звериные следы и ни намека на что-либо другое.       Но что заставило сейчас его брата покинуть дом через дверь?       Планшет, лежавший неподалеку с особыми правами «администратора», который Дони выделил ему, сдавшись под настойчивым требованием старшего брата, оказался в его руках, и он открыл файл с системой обнаружения.       Лео подскочил, как только насчитал, что в доме все шесть красных точек. Тогда кто и зачем открыл дверь? Схватив катану, он выскочил из комнаты и помчался в гостиную.       Первое, что он обнаружил, так это пустую кровать Евы. В углублении подушки, хранившей отпечаток касания ее головы, он заметил браслет. Лео не готов был принять то, что он сейчас увидел.       — Теряешь хватку, братец, — Рафаэль стоял возле закрытой двери, опираясь плечом о косяк.       — Где она? — сжимая черный ремешок оставленного ею наручного маячка, Лео нервно оглядывался и не понимал, что происходит. Она же должна быть здесь. Где-то здесь. Она ведь не могла…       — Ушла, — как будто невзначай ответил его брат, перекидывая языком зубочистку в зубах.       «Нет!» — он протестовал против этого, и холодные иголки тревоги кольнули сердце. Лео двинулся к выходу, но был остановлен рукой, упертой в его грудь.       — Что ты делаешь? — зашипел мастер катан, начиная выходить из себя, отбрасывая препятствие с груди.       — Даю фору, — спокойствие Рафаэля разбивало на осколки его жалкие остатки равновесия. Гигант в красном развернулся к нему лицом, полностью закрывая собой проход. Лео непонимающе смотрел на брата, будто тот его предавал. Но он никому не позволит помешать вернуть ее, и даже ему. Синие глаза сузились, леденея от готовности осуществить принятое решение.       — Отойди, — предупреждающе зарычал мастер катан, а щелчок выдвинутой стали из ножен подтверждал его нешуточную угрозу.       — Ты вроде у нас самый старший, да? — Рафаэль вытащил зубочистку изо рта и внимательно изучал ее, прокручивая в пальцах. Леонардо натужно выдохнул через нос, сопровождая свою обжигающе холодную ярость низким гортанным рыком. — Но почему-то ни черта не понимаешь.       — Чего не понимаю? — нетерпеливо огрызнулся Леонардо, боясь каждой упущенной секунды, которая удаляла ее от него. Кровь, бурлящая по венам, застучала в висках; он знал, что Рафаэль физически сильнее, и сейчас просчитывал в уме последовательность комбинаций ударов, чтобы сбить его с ног, напрочь сместив эту преграду, и помчаться за Евой.       — Например, что нелепо возвращать того, кто бежит от тебя, — внимательные желтые глаза Рафаэля наблюдали за братом из-под прищуренных век.       И это ненадолго заставило растеряться лидера. Он гадал, недоверчиво смотря в ответ, откуда такое предположение. Что он имел в виду, говоря, что она бежит от него? Но страх из-за того, что сейчас она где-то там одна, затмил собой все остальные мысли. Лео оскалился, напрягаясь всем телом для будущего рывка.       — Ну-ну, — от Рафаэля не укрылись намерения брата, — где же твоя хваленая выдержка?       — Я пройду, — Леонардо оголил сталь катаны, надвигаясь на брата, — так или иначе.       — Так или иначе, это мне придется ее привести, — Рафаэль вернул зубочистку в рот и нажал позади себя на кнопку открывания двери, — а дальше это будет твоя головная боль.       Он спрыгнул со ступени, и Лео последовал за ним, вступая в ночь, окружающую их дом. Лидер сдерживался от того, чтобы не задать ему вопросы — «Почему тебе? Почему мне не дозволено вернуть Еву?», но вместо этого целенаправленно шел по следу, как хищник за добычей.       — Да-а, — не оглядываясь, протянул Рафаэль, обращаясь к Лео, который продолжал за ним идти, — ты у нас не самый смышлёный парень.       — Я иду за ней. — Лео поравнялся с братом, не уступая ему ни шагу. Ему хотелось остановить Рафаэля, взять за грудки и вытрясти из него то, чего он никак не мог понять сам.       — Я же сказал, что верну ее, — желтые глаза брата сверху вниз обратились к Леонардо, в них не было привычного глумления, только серьезность безмолвного братского обещания.       Звериная сущность скреблась о ребра, подталкивая его самого вернуть то, что принадлежало ему. Леонардо осек ее. «Она не твоя. И никогда не будет». Но смириться с этим было крайне сложно.       Лео остановился и смотрел на удаляющегося брата, который, резко сманеврировав, скрылся в темноте. Он, как и любой ниндзя, умел передвигаться бесшумно.       Сейчас ему оставалось только ждать, испытывая невыносимое тяготение. Катана покоилась за спиной, он не сводил глаз с дороги, постепенно убеждаясь в том, что это он виновник ее побега. Но не мог себе объяснить эту правду. Он же хотел как лучше для нее. Он делал все, чтобы избавить ее от себя. Почему тогда она бежит от него? Ведь это только ему были нужны их встречи, поводом для которых становились тренировки. Он ублажал свое эгоцентричное неправильное желание быть рядом с ней. Ему так нравилось наблюдать за ней, все его существо приходило в дикий восторг в те моменты, когда она вот так, без страха мчалась на него с оголенным оружием, когда ему удавалось прикоснуться к ней.       Наконец он смог различить силуэт, выходивший на лунный свет открытого пространства. Раф нес ее на плече, и от этого что-то больно кольнуло в груди, растягивая под кожей жгучую ревность. Леонардо не думал, что когда-нибудь сможет испытать на себе это неприятное чувство.       Но Рафаэль сдержал свое слово, он вернул ее.       Лидер сомкнул руки, зная, что не сможет их контролировать, а звериная сущность продолжала надрывно рычать «отдай ее мне». Раф снял ее со своего плеча, поставил на землю, и зверь внутри облегченно выдохнул, довольствуясь тем, что к ее телу больше никто не прикасается.       Ему хотелось отчитать эту девочку, донести до нее, как неправильно она поступила, что ей нельзя было принимать такое решение, что она не может вот так взять и уйти.       Глядя ей в спину, Леонардо не мог понять, почему она решилась уйти от него? Куда она хотела пойти? Или к кому? Холодок пробежал по внутренностям его живота. Несвойственная ему ярость вспыхнула при этой мысли. «Неужели она хочет вернуться туда, откуда бежала? К этому?..» — он все пытался вспомнить, как звали того человека, которого она называла другом.       Ева развернулась, и его словно ударило молотом о пластрон.       Такая маленькая, хрупкая, с карими блестящими глазами. В них было столько тоски и горя, что он не смог устоять на месте, и тело само толкнулось к ней.       Ярость затмила ее опустошающая печаль. Она действительно бежала. «От него» — этот признание холодным уколом насквозь пробило его панцирь.       Но сейчас не это главное. Главное — что она рядом с ним. Он снимал с нее рюкзак, вытягивал кожаный ремень с мечом, освобождая от ноши. Ему хотелось уничтожить эти вещи, чтобы она, даже если захотела, не смогла его покинуть. Леонардо закрыл глаза, напоминая себе в очередной раз, что он будет вынужден когда-нибудь продолжить жить дальше без нее, и желать другого недопустимо. Но почему же тогда это причиняет такую боль?       Но сейчас она рядом с ним, и внутри грудной клетки что-то довольно урчало. Исходящий из него тихий рокот доказывал, что он не человек. Рядом с ней он чувствовал себя до ужаса нелепым. Ошибочно сотворенным созданием. По сравнению с ней в нем было все не так: трехпалые зеленые лапы, практически плоское лицо, костные наросты на торсе и большой непробиваемый панцирь, края которого выходили за периметр его тела. Все, что его могло сроднить с человеком, так это глаза и голос.       Но в ее лице он не видел отвращения, и его удивляло, почему она так настойчиво хотела быть рядом с ним. Почему из всех остальных она выбрала его? Чем же он смог такое заслужить?       Рука без спроса потянулась к ней, зарылась в мягкие волосы. И это чудное создание откликнулось на недозволительный жест. Нежные руки легли ему на грудь, с каждым поглаживанием разрушая под собой барьеры, сдерживающие его звериную сущность.       «Нельзя» — он запрещал вырываться зверю, он запрещал ему хотеть ее. Но сопротивляться этому было за гранью его сил.       Чувствуя ее запах и находясь так близко от желанного объекта, Леонардо никак не мог вырваться из плена ее непостижимой гравитации, притягивающей к себе.       Ее приоткрывшиеся губы словно звали к себе, и он начинал сходить с ума от желания коснуться их собой. Стоит лишь только слегка наклониться к ней, и он завладеет ими. Ему до невыносимости хотелось узнать — насколько это будет оглушающе приятно целовать ее. Эта сладкая истома причиняла физическую боль.       Но он должен был ее отпустить.       — Иди, — он повторил ей настойчивую просьбу. Ведь она не понимала, что если задержится дольше, то он уже никогда не сможет ее отпустить. Он переступит черту и не простит себе этого. ***       Лео рылся в кухонных шкафчиках. Сейчас у него было на выбор несколько сортов чая: зеленый, черный, с жасмином, с папайей, ежевичный, с мелиссой, лимонный, ромашковый и бергамот.       «Черт, да какой же?»       Она скоро выйдет из ванны, а он все еще не мог угадать, какой же ей придется по вкусу, гневаясь на Майки с его проклятым «какао».       — Какое прекрасное утро, — Рафаэль самодовольно растягивал слова. Он потешался над Лео, видя нервозную растерянность старшего брата, но делал вид, что увлечен футбольным матчем полуфинала две тысячи шестого года.       Лео неодобрительно сощурил в его сторону глаза и всерьез начал думать — насколько будет уместно заварить девять чашек разного чая?       Сью беседовала с Майки. Теперь она снова поддерживала утренние разговоры, что несказанно радовало этого малыша. Дони, по только известным ему причинам, опять лег поздно ночью и теперь полусонно опирался о стол, поддерживая свою голову руками.       Лео даже не слышал, а скорее чувствовал, как Ева приближается к ним. И он, как минер за минуту до взрыва бомбы, пытался определиться с верным выбором.       — Маковка, — вмешался в его размышления голос Сьюзан, обращенный к Еве, — какой ты любишь чай?       — А как, оказывается, все было просто, — протянул Рафаэль, упорно продолжая делать вид, что обращается к игрокам на экране плазмы. Но Лео знал, что Раф будет доставать его еще не один день.       Сьюзан подозвала к нему Еву, чтобы Леонардо смог продемонстрировать весь ассортимент. Она была сконфужена, неловко бросала на него осторожные взгляды, а он нервно сглатывал и ждал, на что падет ее выбор.       — Папайя, — ее пальчик спустя некоторое время размышлений указал на цветную желтую коробку.       Вымышленная бомба в его воображении взорвалась, потому что Лео ставил на «жасмин».       Все постепенно расселись по местам. Леонардо не мог позволить никому другому заварить для нее чай и пододвинул готовый напиток к ее рукам, но Ева сидела напротив и прятала глаза, и это заставляло еще больше беспокоиться.       Они должны поговорить наедине, чтобы он смог понять, что происходит, несмотря на то, что опасается своих неконтролируемых чувств рядом с ней. ***       Я так ждала его внимания, а теперь оказалась совсем не готовой к этому. Он не сводил с меня глаз, и я чувствовала его напряжение.       Мне приходилось изо всех сил стараться делать вид, как будто вчера ничего не случилось. А вдруг поможет?       — Где вы были вчера ночью? — неожиданно спросил у нас троих Дони, протянув вопрос сквозь сонный зевок.       Такого поворота сюжета я никак не ожидала и невольно обратилась к синим глазам, ища в них защиты и поддержки.       — Ночью? — Сью отвлеклась от щебетания с Майки, переспрашивая у Дони.       — Ночью? — встрепенулся за ней собеседник. — Вы устроили без нас ночную тусу? — Майки с разочарованием осмотрел своих старших братьев, выпятив нижнюю губу в знак крайней обиды на нас троих.       — Туса и без нас? — повторил за ним Дони, разлепляя заспанные веки.       — Какая еще туса? — с недоумением Сью обратилась ко всем членам семьи.       Лео напрягся, Раф развеселился, я занервничала и с тихим ужасом пыталась спрятаться за кружку. В этот самый момент было бы неплохо иметь панцирь, чтобы скукожиться в нем и не видеть непонимающие лица остальных. Мне не хотелось, чтобы мой вчерашний побег оказался раскрытым. Я даже не представляла, как это все объяснить им.       — Маковка? — Сью настороженно обратилась ко мне, с волнением заглядывая в лицо. Кажется, она единственная, до которой доходила суть происходящего.       — А почему нам тогда нельзя устраивать ночные тусы? — Майки никак не успокаивался, пытаясь добиться справедливости от старшего брата, усложняя и без того сложную ситуацию.       — Да, Лео, — Раф не смог удержаться от колкости и подливал масла в огонь, — почему?       — Хватит! — лидер черепах вспылил и тут же пожалел об этом, поскольку все присутствующие тут же замолчали, ставя его в центр всеобщего внимания. Глубоко вздохнув, он продолжил спокойным и сдержанным тоном: — Мы решали свою проблему, и на этом все.       — Какую проблему? — Сью все-таки решила допытывать Лео. А мне оставалось только беспомощно смотреть на лидера в надежде, что он как-то утрясет этот вопрос.       — Проблему, значит… — подозрительно протянул Майки, поджимая губы и осматривая по очереди всех присутствующих.       — Майки… — Леонардо предостерегающим тоном пытался остановить любопытную неугомонную черепашку, но тот не особо хотел замечать его намека.       — А что мы делаем, Дони, когда у нас назревают проблемы? — Майки был неукротим в своем спектакле. Лео, к несчастью, хорошо знал своего младшего брата и понимал, что это уже невозможно остановить, поэтому ему оставалось только смириться и ожидать конца театрального выступления.       — Мы готовим решение проблемы, Майки, — Дони сбросил с себя остатки сна, подыгрывая озорнику, и ожидал дальнейших подсказок.       — Дони, ты думаешь о том же, о чем и я? — Его мордашка приобрела комично серьезный вид, и, кажется, умный брат решил ему подыграть.       — С вероятностью в семьдесят два процента — да, Майки.       Майки прикинул в голове это число, убеждаясь, что такого количества ему будет вполне достаточно.       Хоть черепаха в фиолетовом не совсем понимал, о чем идет речь, но продолжил играть в «забавные мордашки» и лукаво улыбнулся в ответ.       — Тогда яви им Зло-о-о-о… — Майки свел брови и выпучил глаза, намереваясь напугать остальных.       Не знаю, как другие, но лично я напряглась.       — Ты уверен, брат? Оно еще не доработано, — Дони вдруг резко стал серьезным, заговорщически пододвигаясь к Майки.       — У нас нет другого варианта, брат, — тот изобразил на себе серьезнейшее выражение лица, на которое была способна его мимика.       Дони сорвался с места, Майки встал, загораживая нам проход, дожидаясь брата, который тем временем вернулся с каким-то большим устройством в руках. Они вдвоем нависли над загадочным предметом, перешептываясь между собой.       — Настраивают Зло? — заинтересовался Рафаэль, которому тоже стало любопытно, и он присоединился к нам за стол.       И вот огромная металлическая конструкция была взгромождена на стол, занимая большую его центральную часть.       — Да пробудится Зло, — церемониально оповестил Майки и нажал красную кнопку на вершине странного округлого предмета.       Машина загудела, в ней происходили странные жужжащие звуки и металлические трения, стол под ней завибрировал, и из щелей повалил пар. С шипением приоткрылись по бокам круглые отверстия, смотревшие на каждого из нас, и мы инстинктивно вжались в спинки своих сидений. Майки поднял свою тарелку как щит, и мы благоразумно решили последовать его примеру.       — Это что за «звезда смерти»? — даже Рафаэль немного напрягся, подозрительно оглядывая стальной круг, несущий зло.       Машина последний раз прожужжала, затихла, заставив нас напряженно всматриваться в зловещую пустоту круглых отверстий. Раздался короткий звонкий сигнал, и в нас вдруг стало выбрасываться нечто круглое и бежевое.       — Оладья! — радостно заверещал Майки.       Тарелки действительно послужили щитом, принимая на себя выстрелы мучных изделий. Круглой формы дымящиеся лакомства лежали у каждого из нас на своем блюде. И я никак не могла понять взаимосвязь между «Злом» и «Оладьями».       — Но почему Зло? — недоуменно спросила я, обращаясь к гению-самоучке.       — Ну как же? — Дони поправил очки, не понимая, почему название конструкции не очевидно всем. — «Запекатель-Лепешек-и-Оладий», — он похлопал глазами, ожидая увидеть в нас хоть толику разумения. Но безуспешно.       — Нет такой проблемы, с чем не может помочь З.Л.О.! — Майки первым схватил пластмассового медведя, заполненного медом, и обильно поливал свои оладьи, любовно обращаясь к ним: «мои мини-мини-пусички».       Завтрак прошел более-менее спокойно, часы на стене сообщили о приближавшейся стандартной тренировке братьев, и даже оладьи в тягучем меде не способны были оттянуть это время.       Леонардо, однако, был утомлен этим утренним приемом пищи и даже не пытался скрыть своего раздражения, выражающегося в фырканье, поджатых губах, недовольных взглядах исподлобья и полном отсутствии аппетита.       — Лео, — Сьюзан воспользовалась моментом, когда все стали собирать посуду с приборами, и обратилась к лидеру нашей группы, — объясни, что происходит? — Она сделала неопределенный жест руками, относившийся к «ночной ситуации».       — Да, Лео, объясни, — Майки с набитым и перемазанным медом ртом невинно скопировал за Сьюзан воздушный жест, старательно подражая ее нежному, но настойчивому тону.       — Сью, — лидер в своей привычной манере отдавал распоряжения, — позже, вы — на тренировку, а мы, — он обратился ко мне, — в «Ха-Ши».       — В «Ха-Ши»? — переспросила та, что сейчас с еще большим волнением, чем прежде, смотрела на меня.       — А не проще ли перекинуть через колено и… — Рафаэль сделал руками звучный хлопок, намекая на публичную порку недониндзя. Но Леонардо проигнорировал его предложение, поднимаясь из-за стола.       — Пойдем, — требование лидера было непреклонным, но я не увидела в его лице жёсткости или суровости, казалось, его самого тяготила необходимость посещения этого места. Но я бы лучше согласилась на порку, чем на неизвестное место принятия наказания.       Мы вышли вдвоем из трейлера и направились в лес, туда, где была наша последняя совместная тренировка. Он шел впереди, и от него веяло обреченностью.       Я не знала, что меня ждет. Как он отреагирует на побег? Что он мне скажет? Что мне за это будет? Чертова темная сущность, побудившая на этот отчаянный шаг, молчала, бросив меня одну разбираться с последствиями. А они непременно будут, ведь так всегда происходит: действия, а за ними закономерные последствия.       Покорно следуя за ним, я размышляла, что, может, это такая дурная карма? Что в прошлой жизни я обидела черепаху, и сейчас ее эволюционная версия мне будет возвращать должок.       Мы пришли туда, где все началось. Вот оно — то самое место без точных координат. Может, и правильно, что здесь все лаконично и закончится?       Я оглядывала это приветливое место, где чувствовала свою сопричастность к лидеру, пока, не зная того, не позволила себе большего в отношении него.       За все всегда надо платить. В данный момент я не испытывала страха или обреченности, я не знала, что будет, но заочно смирилась с любым исходом событий. Пусть будет то, что будет. Но пусть оно только случится скорее, порой ожидание расплаты тяжелее самой расплаты.       Леонардо выглядел так, как будто ему было сложно решиться на мое наказание. Казалось, что он вот-вот что-то скажет, но вновь отводил взгляд, пытаясь подобрать слова, сводя под маской надбровные дуги. А я просто стояла напротив него, без оружия, без просьб и молитв о пощаде. Наблюдала за ним, как человек, которому уже окончательно отказано в помиловании и он больше не ждет другого, зная, что наказание неминуемо.       Мастер катан собрался с духом, поскольку теперь его взгляд не метался по местности, а был обращен на меня, он не решался подойти, хотя я видела, как он предпринимал еле заметные попытки сдвинуться с места. Отчего-то вдруг стало забавно. Неужели он меня боится? По крайней мере, выглядело это так.       — Как это будет? — я решила прекратить это напряженное ожидание, но Лео только нерешительно смотрел в ответ.       — Наказание, — мне показалось, что необходимо уточнить, — как это будет?       — Я не… — он не мог выдавить из себя мысль, покачивая головой, смотря вниз, — это не…       Он поднял голову, вымученно глядя в ответ: — Я не понимаю — почему?       В его синих глазах была обида, и это невысказанное чувство словно ударило под дых. Он не требовал ответа, а просил его. Я не ожидала такой реакции от него. Всего, чего угодно, но только не этого.       Лео выглядел таким потерянным и растерянным, что, не осознавая того, я сократила между нами дистанцию. Мне хотелось уткнуться лбом в его грудь, просить его, чтобы он каким-то образом повлиял на пространство и время и стер эти жуткие дни, когда его не было рядом, чтобы мне не пришлось разрываться на части и бежать, думая, что совсем ему не нужна. Но вместо этого я продолжала изучать переплетения его нагрудных щитков, скрывающих под собой стальные мышцы, к которым желала прикоснуться. Почувствовать руками биение сердца, прижаться щекой и слушать гулкие успокаивающие удары. «Нельзя» — мелькнуло в голове, и это остановило попытку руки потянуться в его сторону.       — «Ха-Ши», — Лео потупил взгляд, избегая смотреть напрямую, — это место, которое способствует осознанию себя или своих ошибок. Оно призвано помогать, а не наказывать. Ты здесь для того, чтобы помочь мне понять, что происходит. И если тебе угодно считать это наказанием, то тогда для тебя оно будет тем, что ты расскажешь мне все.       — Но что? — у меня никак не укладывалось в голове: неужели это все, что меня ожидает? Это и есть мое наказание?       — Наблюдая за тобой с самого первого дня, я чувствовал твой страх. То, как от любого прикосновения, даже от руки Сьюзан, ты сжималась в комок, но пыталась это скрыть, — Лео нахмурился, под напряжением его губы вытянулись в тонкую полоску. — Мне знакомы отметины на тебе, и для такой, как ты, их слишком много.       Мой взгляд двинулся по шрамам на его лице. Каждая полоска зарубцевавшейся кожи на наших телах хранит свою историю. И в новом мире в них нет ничего радостного.       — С чего ты хочешь, чтобы я начала? — но не уверена, что смогу ему все рассказать вот так, в глаза.       — С начала.       Он зашел за спину, скрывшись из виду, и терпеливо ждал, когда я начну. Спина ощущала его присутствие, скольжение взгляда и тяжелое дыхание, от которого бегали мурашки и появился странный трепет.       Первые осторожные фразы рассказывали о том, где я родилась, в какую школу ходила, как нам жилось вдвоем с мамой. И как я была счастлива с ней, пока ее не стало. Как потом меня бросили одну в лесу, и мне приходилось выживать самой, ничего не умея. Как пряталась в брошенных на дорогах пыльных и ржавых машинах. Как ела все, что только умудрялась найти, чтобы не умереть с голода.       И как мне посчастливилось встретить Его. Человека, который спас запуганного, голодного, всеми брошенного львенка.       Голод вынуждает на риск, заставляя идти в запретные места, даже тогда, когда тебе нечем защищаться. Он застал меня бегущей от тварей. Найденная мною маленькая пачка чипсов грозила оказаться последним бесценным трофеем в руках.       Ему не составило труда перерубить им головы. Не составило труда спасти. И не составило труда взять с собой и заботиться обо мне.       Воспоминания о нем принесли знакомое родное тепло.       Позади тихий голос Леонардо задавал короткие вопросы, он хотел больше узнать об этом человеке.       Илайес Уэйти. Высокий, статный, темноволосый с серебристой проседью на висках. В его крови была чудная смесь генов. Мать — дитя англичанки и корейца, отец — плод союза ирландки и коренного американца. И в нем смешалось все: веселый нрав, любовь к чаю и охоте, тяга к знаниям, величайшая мудрость и огромное сердце, способное вместить в себя весь этот мир. Свою прошлую жизнь он связал с востоковедением, он знал азиатские языки и искусно владел клинком. Может, поэтому его светлая душа потянулась в Страну восходящего солнца, где он нашел себе любимого человека и смог создать прекрасного ребенка. Но судьба оказалась к нему также неблагосклонна. И он потерял их в этом вирусном аду. Он смог вернуться на родину, оставляя страну, в которой разбилось его сердце.       Может, по этой причине он решил спасти хотя бы меня.       В нем восхищало все. Он был добр, тактичен, внимателен. Заботился, оберегал, поддерживал, подбадривал. Наставлял, вкладывая все свои знания. Учил управляться с мечом, сдавшись под моим настырным напором. Он дал мне дом, в котором я чувствовала себя в безопасности. Он стал моей семьей. Он стал первым после матери, который любил и всегда защищал. Наверное, так и ведут себя отцы.       И все, что у меня от него осталось — данное им имя Районоко, меч «тати» и воспоминания длиною в два года.       — Как он погиб? — я почувствовала дыхание Лео затылком, оно обдало теплом, запутавшимся в волосах.       Воспоминания нахлынули темными холодными волнами.       Мы жили на отшибе маленького городка, он заботился о нашем пропитании, совершая редкие набеги на ближайшие местные магазины. Но в них практически ничего не осталось. Так же, как и бензина на единственной в округе заправке.       Идти до ближайшего торгового центра было не меньше половины суток. Выйдя с вечера, мы зашли в здание под утро. И слишком поздно поняли, что там были другие люди. Он учил остерегаться их и был прав.       Мы уходили, так и не взяв с собой ничего из намеченного. А потом раздался звук щелчка затвора, отдавшийся эхом в длинном холе здания. Я оцепенела в страхе, не в силах пошевелиться. Он видел того, кто собирался нажать на курок. Зашел мне за спину и принял на себя удар девятимиллиметровой пули, и эти семь граммов металла отобрали его у меня.       Пуля пробила лопатку и раскурочила легкое. Все, что он успел мне сказать, захлебываясь собственной кровью, так это «Беги», перекладывая в трясущиеся руки свое оружие.       От звука выстрела проснулись мертвецы. Люди спасались бегством от смертоносной лавины. Меня оттащил от его тела молодой парень, уводя с собой. Я сопротивлялась, но он оказался сильнее. Таща меня, бьющуюся в истерике, затолкнул в серый пикап и увёз. И так я оказалась в этой группе, не понимая тогда, зачем ему сдалась.       — Адам? — Лео вспомнил ранее названное мной имя. И от этого звука меня передернуло. Он ждал, когда я начну говорить. Мне было сложно, но я продолжила.       Там он стал моим единственным другом, с которым нам пришлось выживать в жесткой иерархичной системе ценностей: либо приноси пользу, либо уходи. Он был целеустремленным и решил во чтобы то ни стало занять свое место на этой вершине. И у него получалось. Он обладал множеством полезных навыков, пробиваясь к верху из низов. И он не бросал меня, продолжая заботиться.       И поначалу я не замечала в нем ничего ненормального. Все стало меняться, когда он прочно занял место среди, как они выражались, «бет». И чем больше я проводила времени вместе с ним, тем чаще видела его странное поведение. С виду красивый молодой юноша, чуть старше меня, всегда улыбчивый и шутливый. Но за этим фасадом скрывалась жестокая и темная натура.       Он ловил зверьков для нас. У него это всегда отлично получалось. Он умел создавать особые узлы ловушек из тонких прочных металлических стяжек. Готовя нам пойманную добычу, я долго не знала о том, что перед тем как убить, ему нравилось их пытать с такой же милой улыбкой на лице, которую обращал ко мне.       С каждым разом все чаще и чаще он делал мне больно, и это всегда странным образом выходило случайно: то неуклюже заденет, то поранит. Порой ему взбредало в голову метать ножи, и какой-нибудь из них обязательно зацеплял меня. Или научить драться, и тогда его удары целенаправленно и со всей силы попадали в цель. Но каждый раз он извинялся своей мило акульей улыбкой, говоря, что всегда будет рядом со мной, что будет защищать и заботиться, но не переставал причинять боль. И я почему-то продолжала доверять ему.       Он говорил, что я его. И относился как к собственности. Но совсем не так, как к живому объекту. Иногда он смотрел на меня, как на вещь. Ведь если, например, ты разольешь на стол горячий кофе, разве ты будешь жалеть стол? Или если захочешь на нем оставить отметины, искоробив ножом, разве будешь думать о том, что ему больно?       И вот однажды он нашел керамбит — изогнутый нож с обратной заточкой. Это оружие идеально наносило глубокие порезы и секущие удары, оно выглядело, как длинный коготь. Адам любил этот нож и с тех пор всегда носил при себе. В некоторые дни, когда он задумчиво смотрел на меня, он потирал эту гладкую блестящую сталь. Его оценивающий взгляд блуждал по телу, и я знала, о чем именно он думал в эти мрачные для меня часы.       Он больше не скрывал за невинными случайностями своего желания причинять боль.       Чем дольше я с ним оставалась, тем страшнее мне становилось. Когда-нибудь он не остановится и либо забьет меня до смерти, либо нанесет раны, несовместимые с жизнью. Но никому другому до нас не было дела. Только он всегда был рядом.       Тогда я решила сбежать от него в первый раз. Не вышло. Он расставлял свои ловушки не только на зверьков, но и на добычу покрупнее. Отчего и пользовался хорошей репутацией среди других.       Приведя меня обратно в лагерь, он убеждал, что не обидит, что прощает, поглаживал, прижимая к себе трясущееся, сжимающееся в комок тело. Внезапная острая боль опалила бок. Он завороженно смотрел, как с кончика керамбита капают красные капли моей крови, пока я задыхалась, лежа у его ног. Никто не вступился. Всем было все равно. Вот он — новый век социального одиночества, поражающего своим безразличием к страданиям других.       Он пугал до ужаса, но страшнее всего было то, что не отпускал.       Ему нравилось созвучие наших имен, находя в них в своем извращенном понимании некий божественный промысел, по которому я всегда должна быть рядом с ним.       За вторую попытку побега он неделю держал меня в сыром холодном подвале, не давая еды.       За третью попытку побега он избил так, что я несколько дней не могла даже пошевелиться.       За следующую попытку побега, посадив уже на цепь, он открыл мне свой секрет.       Это он отнял у меня Его. Только потому, что ему захотелось узнать, каково это — стрелять в человека. Просто так, ради забавы. Но выбранную им цель заслонил Илайес. Ему показалось невероятно уморительным то, как я сокрушалась над смертью любимого человека. И он решил забрать меня с собой. Ему вдруг приспичило тоже заиметь своего ручного зверька.       В тот момент мне захотелось убить его. Вцепиться в горло и разодрать его голыми руками. Но цепь вокруг шеи…       Пришлось выжидать, терпеть, притворяться. И однажды у меня получилось. Я смогла убежать.       — И встретить вас.       Рассказывая ему все это, давясь ненавистными слезами, я не заметила, как руки Леонардо легли на мои плечи, как спина прижалась к его груди, как теплое дыхание касалось макушки.       Это сильное создание пыталось забрать в себя всю боль и гнев, изливаемые мною. Его руки обхватили в объятье, защищая собой от всего враждебного мира. Голова склонилась ниже, прижавшись к макушке, и волос коснулся легкий долгий поцелуй.       Стало вдруг так спокойно и легко, что я расслабилась, всецело отдаваясь этим объятьям. Я не смогла устоять от того, чтобы не коснуться его плеча кончиком носа, нежно проводя им по коже. Мне хотелось находиться как можно дольше в нежности заботливых и сильных рук, ощущая его тепло.       Леонардо не произносил ни слова, позволяя мне прийти в себя.       Его хватка ослабла, руки разъединились, освобождая меня, и от этого накатила волна страха.       — Не уходи, — я инстинктивно поймала рукой его большой палец, разворачиваясь, чтобы найти на его лице синие глаза.       Он покачал головой, успокаивая тем, что не уйдет. И я льнула к нему, не в силах выносить отсутствие его тепла. Рука Леонардо легла на спину, притягивая к себе; закрыв глаза, я потянулась к нему лицом в надежде коснуться кончиком носа его подбородка. Мне так хотелось ласкаться об него, словно каждая часть тела безумно тосковала по нему. Ладони легли на его грудь, ощущая под собой знакомое биение сердца, она вздымалась, и теплое дыхание касалось лба.       Мне нужна была его ласка. Сейчас это было важнее, чем дышать кислородом. Он провел своим носом по моей мокрой щеке, зарылся в изгиб шеи и протяжно втянул в себя воздух, увеличивая силу объятий. Моя грудь прижалась к нему, но мне хотелось еще сильнее притянуться, не оставляя между нами ни единого свободного пространства.       Голова откинулась набок, позволяя ему пройтись от шеи к плечу. Он нежно терся кончиком носа, опаляя за собой горячим дыханием. Лицо упиралось в его ключицу, и губы, поддаваясь тому же порыву нежности, коснулись в поцелуе испещренной неровностями кожи.       Обнимающий меня мастер катан вздрогнул и замер, не выпуская из объятий, а его задержанное дыхание перестало касаться тела. Он медленно поднял лицо, с испугом заглядывая в мои глаза, ища в них ответа, не показался ли ему этот поцелуй.       Леонардо выглядел потрясенным. Он с изумлением и смущением вопросительно всматривался в мое лицо, пытаясь найти в нем подсказку.       Мне хотелось его просить не останавливаться, губы приоткрылись, но я не смогла сказать ни слова, только совершить легкий порыв, приближаясь к нему.       Как в замедленном темпе, словно через толщу воды, он постепенно приближал свое лицо ко мне, с волнением на грани паники, скользя глазами по приоткрывшимся губам. Я чувствовала, что он хотел прикоснуться к ним, и я отчаянно желала этого поцелуя. Запрокинув голову чуть выше, мне оставалось только надеяться, что он уловит безрассудную просьбу в просящих глазах.       Он выдохнул с тихим стоном, обнимая сильнее и подтягивая ближе к себе. Кончик носа коснулся его, голова машинально склонилась чуть набок, глаза закрылись в предвкушении ощутить его прикосновения. Прерывистое дыхание смешивалась с его, оно щекотало поверхность кожи, заставляя приоткрываться рот. Еще немного — и удастся сомкнуться в поцелуе над его нижней губой и ласково провести по ней кончиком языка.       — «Ха-Ши» пошло на пользу? — хриплый голос Рафаэля зазвучал где-то неподалеку. — Не многовато ли на первый раз?       Леонардо вскинул голову в сторону брата и вжал меня сильнее в свой пластрон, словно оберегая от непрошеного взгляда. У меня не было возможности оглянуться и посмотреть на того, кто так нагло вторгся к нам, но мне этого и не хотелось. Сейчас я находилась в объятьях, прижавшись к его груди, и слушала биение мощного сердца. Этот звук, резонирующий о его грудную клетку, доставлял неподдельное удовольствие, заглушая собой тревогу.       Почему только рядом с ним я чувствую такое спокойствие? Мысли о нем заставляли улыбаться. Я не знала, кто и зачем придумал мутаген, который превратил их в эти создания, но за это была бесконечно благодарна тому человеку, который вряд ли подозревал, что творение его рук оказалось спасительным.       Лео продолжал стоять неподвижно, не сводя с Рафаэля взгляда. Молчание затягивалось, и все словно замерли.       Первым отмер Рафаэль, издав фырчащий смешок в сторону лидера. На этот раз он не скрывал своих удаляющихся шагов, возвращая нам уединение. Леонардо глубоко вздохнул, и поскольку я ощутила на себе его дыхание, голова лидера была склонена к моей макушке.       Подняв к нему лицо, я смогла убедиться в этом. Он был задумчив и, казалось, опечален. Но отчего?       — Нам ничего от тебя не нужно. Мы сами обо всем позаботимся. Ты только не уходи, — и еле слышно, одними губами Леонардо, заглядывая в глаза, произнес: — Я тебя не брошу.       Радостное чувство осторожно, словно боясь снова выйти на свет и быть обнаруженным, растеклось по груди.       Если бы я только знала, что для того, чтобы услышать эти заветные слова, мне нужно было всего лишь побывать в «Ха-Ши», то потянула бы его в это место с самого начала.       — Обещаешь? — давно похороненная надежда трепетно вспыхнула, заставляя учащенно биться сердце.       Леонардо решительно кивнул, размыкая объятья.       — Если ты хочешь, — он продолжил, с опаской предлагая, — мы будем и дальше тренироваться.       Мне не удалось сдержать улыбку, активно кивая головой. Напряжение с его лица спало, как будто он ожидал отказа, но, не получив его, облегченно выдохнул.       Мы вместе возвращались в лагерь, кидая друг на друга короткие взгляды. Между нами установилась некая особая безмятежность, которую не обязательно было озвучивать словами. Нам достаточно просто было быть рядом, и я надеялась, что он был так же доволен этим, как и я.       Сью заваривала чай. И это было ее оружие.       У нее было свое особенное «Чайное Ха-Ши».       Она была убеждена в том, что данный ароматный напиток является сывороткой правды, под которой невозможно что-либо умолчать или скрыть.       И к этому процессу она подходила основательно.       Дочиста протерла стол, чтобы на нем не оказалось ни одной лишней крошки или пылинки. Разложила два маленьких бамбуковых коврика. Достала из закромов две расписные фарфоровые чашки, видимо, предназначавшиеся под «особый» случай. На столе появился заваренный по всем ее традициям чайничек. Из глиняного носика тонкой струйкой жидкость вылилась в фарфор. Правда, для полного антуража на столе не хватало лампы, бьющей болезненно ярким светом в глаза.       Она отпила первый глоток дымящегося напитка, предварительно перед этим осторожно подув. И это свидетельствовало о начале допроса. Ей не обязательно было задавать вопросы, ведь я и так знала, что она хочет узнать. Серые глаза встретили заботливым теплом, перед которым сложно было устоять.       Сью внимательно дослушала рассказ, иногда кивая, периодически пополняя содержимое чашек.       — Вот и повезло же ему, что я пацифистка. Знал же, кем надо было уродиться, чтобы я не смогла надавать ему под хвост.       — Не бьешь черепах? — я допила остатки чая, не удержавшись от смеха.       — Да уж, — она поддержала хохот, — политическое кредо! Боюсь лишиться лицензии врача.       — Но не могу понять одного, — Сьюзан отставила фарфоровый предмет в сторону, теребя ноготком переплетение ниток на коврике под чашкой, — почему ты не пришла ко мне?       Не самый простой вопрос. Ведь действительно же могла, но она была так печальна все это время, и мне не хотелось взваливать на нее еще вдобавок и свой груз.       — Понимаешь, — выдохнув, я попыталась подобрать слова, — оно как-то… Вот вроде зацепишься за мысль — например, что ты никому не нужен, и делаешь первое, что приходит в твою голову. И эта первая возникшая идея почему-то воспринимается как то единственное и верное решение, которое можно совершить. Что другого варианта нет и быть не может. Вот и я подумала, что раз уж ему не нужна, значит, и никому другому тоже не нужна. А поэтому мне здесь не место.       — Но ты нужна, — ее ладонь легла на запястье, и она попыталась одними лишь глазами донести, насколько я им не безразлична, — и твое место здесь, рядом с нами.       И я была рада, что ошибалась. И рада тому, что меня вернули. И рада, что у меня есть они. ***       Сладкий утренний зевок, и тело блаженно растянулось в потягивании. Взгляд сфокусировался на зеленых ногах, стоящих напротив кровати, поднялся выше, к рукам, которые удерживали чашку, и к синим глазам, в которых мелькнул на мгновение краткий испуг, но лидер справился с этим замешательством.       Так удивительно, что он сделал для меня чай и занял почетное место первого будильника. От этого хотелось вскочить и прыгать, как умалишённая. Кажется, сейчас он не знает, как мне его предложить, и ничего милее этого смущения я не видела.       Мимо нас прошел Раф, бросив ему через плечо:       — Ведешь себя как «маньячило».       Но тут красный гигант вдруг вернулся, наклонился ко мне чуть ближе, и в желтых глазах искрился смех: — А прикинь, если он так всю ночь стоял? Я бы тоже тогда от него сбежал.       Леонардо пытался прожечь насквозь через панцирь своего брата одной лишь силой мысли, не зная при этом, куда деть кружку: то ли вручить мне в руки, то ли кинуть в лицо Рафаэля. Раф не стал дожидаться, когда тот примет решение, и ушел к своему излюбленному месту напротив плазмы, оставляя Лео с испорченным настроением.       — Спасибо, — встав с кровати, я приняла из его рук утренний подарок. Из кружки исходил приятный аромат папайи. Но всё же с улыбкой я понадеялась, он не станет моим пожизненным напитком. Но с другой стороны, даже если он будет готовить для меня какао, я и его с радостью выпью.       Лео необычно смотрел на меня, изучая черты лица. Казалось, что он каждый раз видит меня впервые. Что, засыпая, он забывает обо всем, и каждое утро мы знакомимся заново. И каждый раз при этом я тревожно задумывалась: нравится ли ему мое лицо. И может ли оно ему вообще нравиться? «Слоны» — я вспоминала о них и о том, что для них мы — люди — вызываем умиление, как щеночки. И я надеялась, что умиляю его хотя бы так же. И если бы у меня был хвост, то сейчас под его взглядом он метался бы из стороны в сторону.       — Ты пойдешь сегодня со мной? — Лео аккуратно и тихо, так, чтобы не услышал ерничающий над ним брат, предложил мне впервые в виде просьбы, а не констатирующего факта, отправиться с ним на нашу тренировку.       — Да, — и мне снова не верилось, что он поменял ко мне свое былое отрешенное настроение.       — Только я сначала закончу с ними, — он указал кивком головы в сторону кухни, где находились его братья, и отступил на шаг в сторону, давая мне возможность присоединиться к ним.       На этот раз мы ушли чуть дальше, где открывался вид на невысокий водопад. Здесь он объяснял мне, как ориентироваться в лесу по солнцу. Был уже полдень. Он развернулся спиной к солнцу и указал на тень:       — Твоя тень сейчас указывает на север. А это значит, что тебе нужно брать чуть левее, чтобы выйти к лагерю.       — А если вечер?       Лео улыбнулся, он не противился моим вопросам и тщательно давал пояснения на все, что бы я ни спрашивала.       — Тогда, — он подошел ближе, развернул, взял мою левую руку и поднял в сторону солнца, — север будет у тебя за спиной.       Но сейчас меня не интересовал север, а то, как он щурится, глядя на светило. Маленькие лучики морщинок окружали уголки глаз, и их цвет был насыщеннее, чем голубое небо, что было над нами.       — А если я встречу медведя? — его в очередной раз насмешил мой вопрос, и легкая улыбка подняла уголки губ.       — Я буду рядом, Районоко.       Так, кроме Него, меня никто не называл. И было очень странно услышать это обращение от кого-либо другого. Для меня оно было чем-то сокровенным, чем-то, что принадлежало только нам двоим, пусть я и не знала, что оно обозначает. Улыбка потухла в тоске по Нему. Но я жива благодаря им, и вместе с этим и данное мне имя.       — Я не хотел, — он заметил смену настроения и встревоженно искал моего взгляда. Лео бережно сжал мою ладонь, и пальцы в ответ сомкнулись с его.       — Ничего, — я пыталась приободрить его, — теперь это и наш с тобой секрет.       Он провел рукой по волосам, и от такого нежного касания пробежали мурашки. Рука задержалась у лица, и большой палец легко коснулся щеки. Его взгляд блуждал между глаз, кончика носа и губ, пока он поглаживал кожу лица. Выражение лица Леонардо было сложно описать: в нем читались и нежность, и опаска, и некая уверенность в чем-то, которая мучила его.       — Нечестно, братец, что все веселье достается только тебе, — возникший из ниоткуда голос Рафаэля прервал ласку старшего брата.       Леонардо обреченно поднял глаза к небу, раздраженно чертыхаясь про себя со словами: да чтоб тебя.       К нам вышли его братья, и Лео не смог сдержать разочарованную досаду:       — Дони, и ты с ними?       — Да, Лео, — выскочил из-за спины красного гиганта Майки, вприпрыжку приближался к нам, — мы тоже хотим поучаствовать в наставничестве.       Дони оперся о свою палку, поправляя рукой очки, и невинно пожал плечами.       — Раз в нашем клане появился новый член, то значит, ответственность за него берем мы все, — Раф широко развел руками, указывая на присутствующих, — разве не так, Лео?       Но лидер не стремился ему отвечать, наблюдая по очереди за каждым из своих братьев.       — Раф, Раф, давай викторину, давай викторину! — Майки по-детски запрыгал по кругу, вертя в руках нунчаки.       Лео не спускал подозрительного взгляда с красного гиганта, его рука легла на мой живот, отодвигая в сторону. Отходя от меня, он выходил на прямую линию с Рафаэлем.       — Скорость реакции, — ответил лидер своему брату. В руках Рафаэля блеснула сталь, и две яркие звезды метнулись в сторону Лео. Катаны в мгновение ока оказались в руках и отразили пронзающие остротой диски. Рафаэлю нравилось их противостояние, в его желтых глазах разгорелся азарт, и Лео готов был принять его вызов.       — Бой без оружия, — Раф сжал кулаки, Лео вонзил катаны острием в землю, и они помчались навстречу друг другу. Удары, блоки, выпады, они метались по кругу, нанося по очереди хлесткие короткие удары кулаками. Лео резко сманеврировал, сделав подсечку брату, и, запрыгнув на него сверху, прижал к земле со словами: — стратегия ведения боя.       Рафаэль хищно оскалился, схватил его руки и резким толчком ноги отбросил от себя Лео со словами: — превосходство над соперником в стратегии. Лео упал спиной о землю, дважды перекатился через голову, взметнув под собой ворох листьев, и встал на ноги, подкрадываясь к довольному брату, — а еще ум.       — А еще отсутствие личных желаний любого рода, — Рафаэль с удовлетворением наблюдал, как его слова заставили брата оступиться. Из ноздрей Лео звучно вырвался короткий выдох, и пальцы сжались в кулак, натягивая на костяшках кожу.       — Пф-ф-ф, — фыркнул Майки, подходя ко мне и сгребая в охапку одной рукой, — забей, детка, они крадут все веселье, это у них теперь надолго. — Он развернулся, положив руки на плечи, и с таинством шепнул в лицо: — я научу тебя «хенсоджатсу»!       — О-о-о, — протянул подошедший к нам Дони, поддерживая идею Майки, — искусство скрытности и маскировки.       — Но, пожалуй, для этого тебя надо переодеть, — Майки задумчиво приложил палец к губам, осматривая меня с ног до головы. — Пойдем! — Не дав опомниться, он схватил за руку и потянул прочь от двух его старших братьев, уводя обратно в лагерь.       Находясь в трейлере, сидя на диване рядом со Сьюзан, мы ждали, пока Майки рылся в своем шкафу, озвучивая каждую свою находку:       — Так… Это не то. Это… Нет, слишком вычурно. Это… — он выглянул из-за дверцы, оценивающе прищуриваясь в мою сторону, — и это нет. Ага! Так, а теперь… Сью! Где ножницы? — Майки нес с собой ворох одежды, уселся за кухонный стол и начал вырезать из ткани разной формы куски. Сью приняла активное участие в этом процессе, помогая своему увлеченному любимчику создавать особый боевой наряд.       Во что меня пытается втянуть этот озорник?       Глядя на то, как они весело перешептывались друг с другом, проделывая стежки на тканях, я взмолилась всем, кому только могла: Будде, Иисусу, Священному Оку, Святым халапеньё — в надежде, что они уберегут меня от силы безудержного желания Майки в покровительстве.       Мне очень нравился этот гигантский малыш, но я боялась не осилить его напор в играх и забавах.       — Готово! — оповестил нас Майки, вытягивая на обозрение свой «хенд мейд».       — Нет, — я отрицательно замотала головой, глядя на костюм, состоящий из черных деталей, сшитых толстыми нитками и скрепленных кожаными ремешками.       — Детка, ну, брось! Будет круто! — костюм в руках приближался ко мне, и сейчас невинная улыбка Майки казалась мне зловещей.       Сью посмеивалась в углу, собирая лоскутки оставшейся ткани: — Ева, просто смирись, он не отстанет. — Майки утвердительно кивал головой, плутовски прищуриваясь.       Без помощи Сью не обошлось. Только она понимала, как нужно было надевать это творение и в каких местах необходимо было затягивать ремешки, которые оказались практически везде. Более узкие были на предплечьях; те, что пошире, опоясывали талию и верхнюю часть бедер; ниже к коленям они становились тоньше и по два широких ремешка крепились у щиколоток и запястий. Я с недоверием оглядывала на себе облегающий наряд с обилием элементов из матовой кожи.       — Нет, — я настойчиво помахала головой своему отражению, — это…       — Клево? Круто? Крышесносно? Бомбично? Кавабангично? — мордашка Майки позади меня кивала в протест моему несогласию, — погоди-ка, — он приподнял эластичную часть костюма, находившуюся у моей шеи, и натянул на нос, скрывая половину моего лица. — Вот та-а-к, теперь ты вылитая «Куноити».       — Пойдем! — он снова схватил меня за руку и потянул к выходу.       — Майки, нет! — но мои сопротивления оказались незамеченными игриво возбужденным озорником.       Он тащил меня к тому, кто, нахмурившись, пытался разглядеть из-за панциря облаченное во все черное тело.       — Вот! Мой будущий «Синоби»! — Майки отодвинулся, давая своим братьям оглядеть меня.       Я не понимала его слов, что они обозначали и кем он пытался меня сделать.       Мне лишь хотелось провалиться сквозь землю. Маска на лице скрывала закушенную губу. Одежда непривычно облегала, заставляя смущаться, нервничать и искать пути побега обратно в дом. Лео перестал хмуриться и со странным выражением лица, похожим на удивленное ошеломление, прошелся взглядом по всему телу. Под ним я чувствовала себя словно раздетой, и руки потянулись обхватить плечи, закрываясь от такого пристального, открытого, практически осязаемого взгляда.       — А теперь смотри и запоминай, — Майки обратился ко мне и тут же начал исполнять затейливые комические движения, давая им определения:       — Ловкость, — он перекатывался по земле, как большая круглая бочка, прыгая из стороны в сторону и делая в воздухе сальто.       — Эпичные приземления, — с разбегу он взобрался на крышу трейлера, кувыркнулся в прыжке и спрыгнул вниз, приняв стойку, разводя согнутые в локтях руки с вытянутыми сомкнутыми пальцами, — ниндзя-я-я.       — Скрытность, — он метнулся в сторону кустов, оббежал по кругу периметр и в прыжке выскочил из-за дерева, продолжая приближаться к нам, размахивая в воздухе нунчаками, — скорость, опасность, мощь и, — приняв кокетливую позу, — великолепие.       Майки подошел ближе, сложив руки на груди, и невинно предложил: — Повтори.       Я наблюдала за этими беспорядочными движениями, в которых максимум что могла повторить, так это кувырок через голову по земле. Но нет. Даже и пытаться не буду.       Раф загоготал, привлекая к себе внимание всех свидетелей представления Майки. За исключением Лео. Он продолжал стоять на том же месте и по-прежнему обескураженно оглядывать меня с ног до головы.       — Что? — Майки развел руки в стороны, не понимая, почему его старший брат потешается над ним.       — Может, — Дони неуверенно вышел вперед, пытаясь скрыть улыбку, чтобы не обидеть самого младшего из братьев, и предложил: — лучше начать с азов?       — А может, мы наконец пообедаем? — благословение спустилось ко мне со ступеньки трейлера. Сьюзан выносила с собой глубокую тефлоновую форму, из которой исходил аромат запечённого в ней рагу. И к моему облегчению, Майки обратил все свое внимание на предмет в руках Сью.       Пока все были заняты подготовкой обеденного места, я воспользовалась шансом и прошмыгнула в трейлер.       Костюм полностью закрывал все тело, но был столь облегающим, что казалось, его и вовсе не было на мне. И сейчас я пыталась совладать с не поддающимися мне ремешками на спине. Да в какую сторону же их тянуть? Пальцы путались в переплетениях кожаных лоскутков, не в силах освободить меня от смущающего костюма, но я не могла снова в нем показаться и жалобно молила их поддаться мне: — Прошу тебя, ну, давай же…       — Помочь?       Я замерла, слыша позади себя неуверенное предложение Леонардо. И мне было жутко неловко разворачиваться к нему. Мысли несуразным комком метались в голове; руки, поднятые кверху, затекли и обессилено разжались над ремешками. Но мне не справиться без помощи. Как бы мне ни было сейчас неловко, но я кивнула головой в знак согласия.       Лео приблизился, абсолютно беззвучно, но я ощущала, что он уже совсем близко. Теплое дыхание коснулось затылка и вызвало легкую дрожь, прокатившуюся по всему телу. Лидер стоял и не решался ко мне прикоснуться.       Я уже решилась обернуться к нему, как вдруг пальцы коснулись спины, вытягивая за собою ремешки. Его движения были плавными, медленными и осторожными. Казалось, он боялся прикасаться к материи моего облачения, дотрагиваясь исключительно до кожаных элементов.       Он освобождал меня от них, спускаясь ниже по спине. Облегающая ткань стала постепенно расходиться, сползая с плеч, руки поднялись к груди, удерживая ее от падения. И Леонардо замер. На спине больше не осталось преград, мешающих мне стянуть с себя костюм.       — Повернись, — его хриплому шёпоту невозможно было дать определение. Это походило на просьбу о глотке воды от умирающего в пустыне.       Тело откликнулось на эту просьбу, и я смогла заглянуть в эти потемневшие синие глаза, расширенный зрачок которых занимал большую часть его радужки. В них плескался бурный тревожный океан. Они прошлись по оголенной коже шеи, плеч и ключиц.       Зеленые пальцы потянулись к запястьям, освобождая их от оков. Лицо лидера было сдержанным и напряженным, вырисовывая вымученную складку меж надбровных дуг. Взгляд спустился ниже, и он присел у моих ног, дотрагиваясь до скрепленных между собой ремешков на вершине бедра. Каждое его касание вызывала странный волнующий трепет, заставляющий что-то тянуться внизу живота.       Меня привлек еле заметный звук, похожий на мурчание. Это было что-то рокочущее, исходившее от него. Мне захотелось коснуться его макушки и убедиться, действительно ли это он сейчас вибрирует, или дело в молекулах, сходивших с ума в пространстве между нами.       Леонардо расстегнул последние ремешки на щиколотках и поднял голову вверх, беззащитно взирая снизу. Его взгляд о чем-то просил, но я не могла понять — о чем? Он выглядел настолько измученным и молящим, что это завораживало. Рука невольно потянулась к его щеке, кончики пальцев провели по плотной коже. Он в изнеможении прикрыл глаза, подставляя свое лицо ласкам.       — Будешь гарнир или сразу первое блюдо? — зазвучавший голос Рафаэля заставил меня испуганно оторвать руку от Леонардо. Красный гигант стоял в проеме двери, склонив голову набок, и с грубой ухмылкой смотрел на брата.       Лео натужно выдохнул, сожмурив глаза, словно его ударили, и резко поднялся. Его грудь часто и тяжело вздымалась, и он сурово смотрел на своего брата. Но глубоко вздохнув, он смог вернуть свою беспристрастность.       — Я буду ждать на улице, — лидер обратился ко мне, не решаясь взглянуть, и вышел следом за Рафаэлем, оставляя меня наедине в очень странном волнительном состоянии.