Львёнок, который хотел выжить

      Леонардо проснулся за несколько часов перед рассветом и наблюдал за тем, как спит Ева, прижимая к груди уголочек мягкого одеяла. Невероятно милое зрелище. Ему хотелось провести рукой по волосам, коснуться мягких губ, вдохнуть аромат желанного тела, прижаться к ней и увидеть тот сладкий сон, который окрашивал безмятежной нежностью ее черты лица. Но не позволил себе нарушить идиллию мирно спящей девушки.       Оставив ее, он вышел из трейлера. Спустился босыми ногами на покрытую росой мягкую зелень травы. Чуть ли не заурчал от блаженства, зарываясь пальцами ног в мягкий природный покров. Лео вдохнул прохладный воздух, который показался ему пьяняще тягучим от окутавшего тумана, и отправился за черту, что провели собой разросшиеся кустарники азалий.       Иногда, как, например, сейчас, он ловил себя на мысли, что получает удовольствие: вот так, открыто и не таясь, гулять по окрестностям. Никак не привыкнет к этому ощущению дозволенной свободы. Ему всегда недоставало природы. Порой родные каменные стены убежища под сводами канализаций давили на него, и лидер никак не мог дождаться ночи, чтобы выйти на ночное патрулирование Нью-Йоркских трущоб. Каждая такая прогулка, даже по безлюдным портовым закоулкам, была для него как глоток свежего воздуха. Но сейчас он мог беспрепятственно, всегда, когда того захочет, наслаждаться небом, чистотой природой и свободой, которые теперь ему доступны.       Его мысли вновь вернулись к спящей красавице, и он не смог сдержать улыбку.       Он смутил ее. Боже, и это еще слабо сказано, да он и сам был ошарашен своим несдержанным порывом и поступком больше, нежели она. Леонардо боялся сделать что-то не так, боялся, что ей не понравятся его ласки, но она… Лео поднял голову вверх, закрывая глаза и возбуждая в памяти этот сладкий момент, в котором так откровенно изучал Еву своими руками, губами и языком. Лидер глубоко втянул в себя наполненный цветением воздух, ощущая прилив желания.       Находиться рядом с Евой настолько близко и не касаться ее так, как того хотела его внутренняя звериная сущность, было тем еще испытанием на стойкость. Не существовало ни одной методики, способной удержать его от нее. Он переживал, что спугнет ее своим напором. Что совсем скоро не сможет себя остановить и присвоит ее себе.       Он хотел этого и впервые, наконец, не запрещал себе.       Кромка золотого диска медленно выплывала из-за горизонта, даря первые лучи безмолвному свидетелю пробуждения восходящего солнца, освещая для него цветущий белый луг.       Ирисы. Такие же чистые и невинные, как она.       Прозвучали первые тихие трели будильника-канарейки. Очередной презент от его брата-изобретателя. Лео повезло. Рафу — нет, у него прыткая механическая горланящая лягушка. О чем только думал Дони, даря подобное неуравновешенному брату? Загадка — ответ на которую известен лишь гению.       Ева зажмурилась, натягивая на голову одеяло в попытках укрыться от мелодичного воркования механической птички, но оголила при этом свои маленькие стопы. Совершила ошибку. И лидер коварно воспользовался этим, зная, как она боится щекотки.       Пощекотав пальцем лакомую пяточку, которая тут же дернулась и спряталась под одеяло, и оттуда же прозвучали смешки, Лео не смог сдержать улыбку. В последнее время с ней он вообще мало что мог сдерживать. Ему нравилось в Еве все, и в том числе ее смех: иногда тихий, когда ее что-то забавляло; иногда звонкий и переливчатый, как у колокольчика; иногда громкий, заливистый и даже хрюкающий от переизбытка эмоций.       Высунувшись из-под одеяла, Ева, не раскрывая глаз, улыбалась ему припухшими от сна губами.       Издав сладкий протяжный зевок, она потерла глаза и выгнулась дугой, вытягивая руки вверх. От столь привлекательной картины Лео был вынужден закрыть глаза на несколько секунд, подавляя рокот в своей груди. Напоминая себе три ключевых слова: концентрация, контроль, важный день.       — С добрым утром, — Лео поприветствовал пробуждающееся чудо.       Открыв веки, она снова натянула на себя одело, скрывая половину лица, и пробубнила ему встречное пожелание. В ее шоколадных глазах переливалось жгучее смущение вперемешку с радостью, и, о Боги, в них был даже восторг. И это смущение, не сходившее с ее лица с самого вечера, делало ее еще более обворожительной.       Леонардо вспомнил о букете ирисов, собранных для нее, и попытался в довесок к этому вспомнить и заготовленную фразу.       — Ты бы…       Нет, не так.       — Я бы…       Нет, как же…       — Можно мне…       О Боги… Лео, да соберись же…       Прокашлявшись, Лео напомнил себе, что он «Лидер», «Стратег», «Ниндзя», «Отважная черепаха», «Не пасует при опасности» и просто «Мистер-я-смогу-со-всем-справиться». Сделав глубокий вдох, он взял себя в руки, взглянул в теплые ласковые смущенные глаза, в которых грозился вот-вот опять утонуть и забыться, и быстро произнес:       — Ева, ты пойдешь со мной на свидание?       Цветы!       Чуть более резко, нежели планировал это сделать, Леонардо поднес к лицу Евы букет и замер в ожидании ответа.       Девушка смотрела на белые бутоны с тем же смущенным восхищением, что и на него. И Леонардо дал себе зарок, что сможет выдержать ее наполненный восторгом взгляд и при этом не позеленеть еще больше.       Ева приподнялась на локте, осторожно протянула руку к букету, словно сомневалась, действительно ли этот подарок предназначался ей. Тонкие хрупкие пальчики коснулись его руки. Прикосновение ее смутило, но все же она подарила ему легкое поглаживание и приняла цветы, разглядывая их так, как будто они были чем-то неземным, невиданным ею ранее.       Леонардо с замиранием наблюдал, как кончик ее носа склоняется к соцветию и вдыхает легкий цветочный аромат. Улыбаясь еще шире и более открыто, она несколько раз кивнула, прикусывая нижнюю губу.       Лидер кивнул. Выдохнул. Кивнул. Поднялся с колен, затем опять зачем-то кивнул.       Прекрати кивать!       — В семь.       Это должен быть вопрос!       — В семь?       Ева пыталась спрятать улыбку, но никак не могла, и ответила ему согласием.       Второй облегченный выдох.       — Чай.       Вопрос, Лео, вопрос!       — Чай?       Выглядывая из-за белых лепестков, Ева ответила ему «да» тем самым полушепотом, которые она издавала прошлым вечером перед тем, как выгнуться и задрожать под его ласками. Лео тяжело сглотнул, напоминая себе, что у него сегодня очень важная миссия и он должен все свое внимание сконцентрировать на предстоящем задании. Ева опрокинулась на подушку и обнимала букет так, как будто это был плюшевый мишка.       Игрушки! Точно, ведь девушкам дарят игрушки.       Лео занес этот пункт в свой перечень будущих мероприятий и у самой двери обернулся с вопросом:       — Какой?       — М-м-м, — Ева задумчиво подняла глаза кверху и ответила: — жасмин.       Леонардо не смог сдержать победоносную улыбку. Как заядлый игрок, с упорством ставивший на одну и ту же ячейку в рулетке, и в его случае это был — «жасмин», он наконец-то выиграл у казино.       Первая часть плана была выполнена. Теперь — подготовка. И ему потребуется задействовать в своей системе три элемента: Сью, Майка и Дона.       Сьюзан замешивала тесто для блинчиков, поглядывая на экран плазмы со включенной записью утреннего телешоу.       — Сью, — Лео обратился к девушке, пользуясь возможностью, пока его братьев не было поблизости, — я хотел бы у тебя одолжить свечи и скатерть, — помявшись немного, лидер перестал теребить затылок и добавил: — и вино… как же его… Шевал…       — Бланк, — закончила за ним Сьюзан и, перестав помешивать жидкое тесто, склонила голову набок. В серых глазах появилась подозрительная догадка, которая оформилась в вопрос: — Свидание?       Лидер нехотя кивнул. Был вынужден подтвердить ее вопрос, ведь брать без спроса он не мог. А если бы и мог, то боялся перевернуть весь дом кверху дном в поисках столь нужных для него бытовых вещей.       Сью стала меняться в лице. Она прижала руки к груди, взирая на него практически с материнской гордостью, со словами: — Как же мой мальчик повзрослел.       Лео не ожидал услышать подобное, ибо был уже давно как мужчиной, правда, неопытным в некоторых аспектах, но все же взрослым, и достаточно созревшим для того, чтобы самостоятельно подготовиться к своему первому в жизни свиданию. Сьюзан не переставала умиляться и сопровождала это чувство протяжными нечленораздельными звуками и вздохами.       Лео напрягся, подозрительно прищуриваясь.       — Ох, это же нам надо подготовиться! — Сью вдруг отмерла и заметалась по кухне, не зная, с чего начать.       — Сью, я сам… — лидер попытался остановить подорвавшуюся девушку, но та уже склонилась к ящикам стола и стала вытаскивать упаковки со свечами разных форм и размеров.       — Ваниль? Лаванда? Красные? Может быть, белые? Синих нет, но есть зеленые. Подойдет? Восковые? Парафиновые? Лео? — Сью настойчиво привлекла его внимание, выводя из ступора. Лео не ожидал такого выбора и уж тем более такой активности со стороны Сью. Стол постепенно заполнялся коробками со свечами, и его стала одолевать паника. Слишком большой выбор… Слишком большой выбор. Откуда у них в доме столько свечей?       — Белые, — Лео схватил верхнюю коробку и теперь не знал, куда ее деть. Ева не должна была увидеть процесс приготовления к свиданию, это бы испортило для нее сюрприз. И как подобает ниндзя, Леонардо подготовит все тайно и скрытно, если только радостные писки Сьюзан не будут так сильно привлекать к этому процессу внимание.       — М-м-м, — Сью вдруг остановилась, прижимая к груди найденную скатерть, и протянула: — первое свидание… у моего мальчика первое свидание.       О Боги…       Лео движением рук попросил ее говорить тише. Натужно выдохнул, покачал головой и, подобрав корзинку, стал укладывать в нее бокалы, бутылку с вином, свечи и кое-как вытянул скатерть из рук замечтавшейся Сьюзан.       — Просьба… — Лео исподлобья серьезно посмотрел на девушку, — займи чем-нибудь до вечера Еву и…       — Ни слова больше! — шикнув ему, Сью многозначительно кивнула, как будто они уже состояли в клубе «масонских черепах», кинула на него загадочный взгляд, улыбнулась своим мыслям и, напевая под нос мелодию, начала разливать по сковородке жидкое тесто.       Лео, заварив жасминовый чай, направился в свою комнату. Ева успела одеться и все так же продолжала любоваться букетом цветов в своих руках. И от того, что ей так понравился подарок, Леонардо почувствовал невозможную радость, граничащую с ощущением себя героем. Собственно, именно так Ева и смотрела на лидера.       Он присел к ней на кровать и передал в руки кружку, констатировав — «чай».       Вчера, когда он был готов чуть ли не разорвать свои штаны, при этом явно не руками, он смог оторваться от нее и одеть. О Боги, одевать ее было так же возбуждающе, как и раздевать. Леонардо не ожидал от себя такого. Черт, он… Он просто не мог проанализировать свой поступок, если так можно было выразиться. Да, он не сдержался, переступил через все возможные дозволенные рамки, но от того, что смог доставить ей удовольствие столь возмутительным путем, был готов на чуть-чуть простить себе этот поступок.       Если процесс снимания с нее одежды был похож на набор ярких неосознанных вспышек, то одевать ее… О Боги… Разглядывать каждый участок оголенного тела, вновь касаться ее руками, гладить и наблюдать, как покрывается мурашками кожа, как твердеют ее розовые соски, как затем их скрывает… Нет. Их совсем не скрывает невероятно тонкое и полупрозрачное белье. Когда Лео усадил ее к себе на колени, чтобы натянуть на нее штаны, он чуть не изверг из себя семя. Пульсирующий орган, не удержанный под пластроном, вырвался наружу, но был остановлен плотной тканью одежды и ремнем, в который он упирался. Как бы это ни было грубо и постыдно, но он был готов кончить прямо в штаны только от ощущения того, как переходит к нему тепло ее мягкой части тела, сидевшей на нем так близко от напряжённого ствола.       После того, что между ними произошло, они оба хранили неловкое молчание, но так же, как и она, Лео не мог оторвать от нее взгляда.       Вернув Еву домой, ему пришлось выпить подряд три кружки ромашкового чая. Не помогло. Принять холодный душ. Не помогло. Выйти на пробежку и снова принять душ. Не помогло. Стоило ему еще раз взглянуть на Еву, как тут же предательски становилось тесно в штанах. Пока она засыпала, он читал Бусидо. Пятнадцать раз одну и ту же страницу, потому что, хоть и выученная практически на зубок, поучительная история никак не хотела укладываться в его голове. Не помогало.       И сейчас Лео должен был первым что-то сказать. Он обернулся к ней, чувствуя плечом тепло ее тела. Ее кошачьи теплые глаза поднялись навстречу, и он снова замер, любуясь Евой. Ему хотелось сказать «своей девушкой», но он не знал, мог ли? Точнее, таковой он ее и считал, но думал, что не помешало бы озвучить этот факт перед ней. Прямо сейчас.       Ты моя…       — Блинчики? — Лео нахмурился, не понимая своего вопроса, ведь секунду назад он должен был сказать иное, а именно — предложить, хотя скорее просто сообщить, что для него она стала его девушкой. И на всякий случай уточнить — так же это для нее или нет. Чтобы было все официально, предельно ясно и четко. Но блинчики?       — С вареньем? — Ева не сводила с лидера глаз, и это заставило его еще больше сконфузиться.       Леонардо кивнул и вышел.       Блинчики? Лео, серьезно? Соберись!       Вернувшись с подносом в руках, он наблюдал, как Ева густо намазывает смородиновое варенье на тонкий воздушный блин, скатывает его в трубочку, подносит к губам и кусает. Лео сглотнул, не в силах оторваться от ее рта.       — У? — Ева протянула к его лицу угощение, так, что лидеру даже не пришлось нагибаться, чтобы откусить большой кусок. Она поднесла свой пальчик ко рту и слизнула с него каплю варенья. Увидев, как кончик языка прошелся по подушечке пальца, Лео чуть не подавился, забыв на мгновение, как проглатывать пищу. Ему не терпелось прижаться к ее губам, таким сладким и ягодным, но лидер застыл, не в силах пошевелиться.       Девушка отпила глоток чая и предложила испить Лео. Лидер не устоял от улыбки, приподнявший его уголок губ. Его девушка, хотя этот момент все же надо было озвучить, кормила его. Никто и никогда для него не делал подобного. Ему казалось, что они знакомы целую вечность, и этот ритуал совместного завтрака тет-а-тет был для него настолько естественным и правильным, что лидер с ужасом подумал — как же он жил-то раньше без нее все это время?       Ремонт не ждал. Парни вышли на улицу, продолжая латать «Тартаругу», Сью на пару с Евой прогуливались неподалеку, о чем-то увлеченно беседуя.       — Лео, я просил на двенадцать, — Рафаэль отвлек лидера от созерцания силуэта Евы и вернул ему неподходящий ключ. — Панцирь, да что с тобой? Раздуплись уже.       — Переры-ы-ы-в! — Майки, помогавший Дони со сваркой металлических листов, подскочил к Рафу, теребя его за ногу, пока тот пытался выбраться из-под трейлера, и призывал исполнить свою клятву.       Лео все никак не мог застать Майки вдали от братьев как свой элемент под номером «два» в подготовительном процессе.       Отряхнувшись, они направились в дом. Пока Леонардо отмывал руки от машинного масла, два брата-игромана возобновили свою игру.       Стоя над ними и ожидая подходящего момента, Леонардо был вынужден наблюдать за ходом игры.       — Бро, это бессмысленно, — Майки указывал джойстиком в сторону экрана плазмы, — ты не можешь меня убить в этой игре, я же твой напарник. — Рафаэль остервенело, с явным удовольствием и садизмом всаживал уже вторую обойму в игрового персонажа брата, стреляя исключительно в паховую область брутального альфа-спецназовца.       — Ты тратишь пули впустую, — Майки с укоризненным снисхождением смотрел на здоровяка, пока тот продолжал попытки отстрелить детородный орган в штанах своего коллеги, при этом злорадно смеясь. — Рафи, но там дальше финальный босс, а нам больше не из чего «крафтить» патроны.       — У меня же есть нож, — персонаж Рафаэля, будучи морским пехотинцем, сменил оружие на черный полированный нож «кабар» и наносил серию ударов в заднюю нижнюю часть туловища спецназовца.       Леонардо продолжал натужно сопеть, скрипя зубами, и переваливался то на одну ногу, то на другую. Майки — скептично смотрел на брата. А Рафаэль — получал удовольствие от мести.       — Но я пойду на него с голыми руками, — управляя своим белокурым военным, Рафаэль убрал нож и направился к точке на карте, где их ожидало финальное сражение в первой части игры.       — Да он же тебя сразу же «выпилит»! — Майки пытался остановить своим игроком стремящегося к самоубийству морпеха, но Рафаэль был целеустремлен, ловко управляя кнопками джойстика, и обходил преграду.       — О да, это будет прекрасная смерть, — лицо Рафаэля осветило предвкушение от наслаждения этим моментом.       — И нам придется заново проходить уровень, — и было не совсем понятно, радовался этому Майки или же нет. Улыбка медленно сползла с лица Рафаэля, поджав губы и прищурившись, он прожигал взглядом экран.       — Значит, так, — под красной банданой сошлись надбровные дуги, и Рафаэль открыл интерактивную карту местности их локации. — Ты — занимаешь высоту, я — выведу его на открытое пространство. Лови винтовку, скидывай броню, подбирай патроны. И целься в его глазочки! — Обменявшись экипировкой, Раф–«неожиданно-вдруг-стратег» нажал «плей» и со словами «втащим этому лупоглазому засранцу» устремился к цели через заросли плоских двухмерных кустов.       — Погоди! — Майки вновь нажал на паузу, подскакивая с дивана, — нужно опустошить бак.       Сейчас!       Лео двинулся следом за Майки в уборную. Открыв дверь, он застал младшего брата за расстёгиванием ширинки штанов, протиснулся в помещение и закрыл за собой дверь.       — Пардон, месье, — Майки возмущенно приподнял надбровную дугу, — даже лидеру не дозволено нарушать святость уединения с фаянсовым троном.       — Майк, — Лео предупредительно поднял ладонь руки, призывая брата понизить голос, — просьба… Ты не мог бы сегодня сделать свой фирменный бисквит? Но так, чтобы, ну, незаметно? — лидер мялся перед младшим братом, с неуверенностью заглядывая в глаза, и ему вновь пришлось напоминать себе, что он «Старший-брат-мои-приказы-не-обсуждаются». Выпрямившись, он посмотрел на беззаботную и хитрую мордашку максимально серьезно и непреклонно, словно вместо только что прозвучавшей нерешительной просьбы он в действительности отдал приказ.       — Бисквит, значит? — Майки, склонил голову набок, улыбаясь ему так непосредственно и невинно, но при этом коварно. — Хорошо, — голова младшего плавно кивала, но Леонардо уже понял, что это его «хорошо» вовсе не хорошо, и ему необходимо готовиться к худшему.       — Что мне за это будет? — Майки сложил руки на груди, немигающим и всё понимающим взглядом смотрел на синеглазого лидера.       — Респект от старшего брата? — предложил Лео, так же складывая руки на своей груди. Он знал, что сейчас его ожидают непростые торги за бесценный лот — бисквит.       — Слишком низкая ставка, Лео, — младший, всецело отдаваясь образу «Дона Корлеоне», перетирал между подушечками пальцев пустоту, покровительственно взирая на него со словами: — Предложи-ка мне чего-нибудь более существенное.       О Боги…       Леонардо выдохнул натужно, отвечая: — Просто назови свою цену.       — Лео, ты даже не попробуешь поторговаться? — Майки входил в азарт. Чертов. Гребанный. Азарт.       — Назови. Цену. Майки, — Лео хотелось, как можно скорее закончить их спор и наконец перейти к третьему элементу системы, с которым у него уж точно не возникнет таких проблем.       — Что же, цена — так цена. Две недели ты будешь убираться в моей комнате, стирать белье, ах, да, и носочки Тока, я думаю, он оценит такую заботу, — Майки излучал собой непоколебимую уверенность в том, что он «король» этого положения.       — Одну, — Лео в принципе был готов согласиться на что угодно, лишь бы добиться желаемого результата, но эта, неожиданно для него, бесящая мордашка самоуверенного брата заставила лидера вступить в спор.       — Эй, решил поторговаться, значит? — и брат перешел в атаку, — не с тем связался, Лео, да я — лучший в аукционных играх! — закатав невидимые рукава, Майки упер руки в бока, всем своим видом показывая, что «не на того напал, парень», и с вызовом продолжил: — Тогда три недели, Ле-е-е-о. Что скажешь на это?       — Три дня.       — Эй! — возмутился Майки от такой наглости.       — Два дня.       — Лео, — нахмурился брат, — это не так работает.       — Один день.       — Не-не, — Майки предупреждающе выставил указательный палец, — ты путаешь правила: в торгах себя так не ведут. Цена не может опускаться ниже заявленной.       — Право вето, — Лео наконец почувствовав власть над ситуацией, победоносно взирал на младшего брата. В их семье уже давно установилась традиция, в которой каждому из братьев выдавалось лишь одно вето в год, предоставляющее право принимать решение, которое обязан был соблюсти тот или каждый, кому оно предназначалось. — Имею право лишить тебя на месяц видеоигр.       — Что? — всполошился Майки, разводя руками в стороны, но, глядя на серьезное лицо лидера их клана, понял, что тот не шутит и просто так раскидываться угрозами не стал бы, — ты же не сделаешь такого, Лео, ведь правда? Я согласен на один день твоей прачки. Согласен!       — Вето, — настаивал лидер.       — Черт… — Майки оглядел брата с ног до головы, почтительно кивая, достойно признавая его победу над собой, — а ты хорош… Будет тебе бисквит.       Черт, а я хорош!       Растягиваясь в самодовольной улыбке, Лео намеривался оставить брата наедине с унитазом, но тот его окликнул вопросом:       — Ванильное или карамельное?       Лео не знал, какое Еве придется по вкусу. От младшего брата не ускользнуло замешательство лидера, и подняв руку, останавливая признание Лео в его неосведомлённости, он произнес:       — Ни слова больше, бро, старина Майки решит эту вкусовую загадку, — и все тем же жестом руки подтолкнул брата, намекая оставить его одного.       Братья занялись подготовкой к обеду. Рафу выпала честь орудовать топором, и ему пришлось отправиться в лес, чтобы принести дрова. Майки заказал у Леонардо рыбу, заранее подготавливая все, что требовалось для ее приготовления. Дони в это время приваривал металлическую пластину, латая «Тартаругу». Еще пара дней работ, и они смогут ехать дальше.       Леонардо снова и снова оглядывался на Еву. Та принимала солнечные ванны на пару со Сьюзан, заняв отдаленное место у цветущих азалий. Ему нравилось наблюдать за ней и нравилось еще больше то, что она уже не пыталась прикрывать руками свои порезы, выглядывающие из-под шорт.       Несмотря на обязательность их путешествия, Леонардо хотелось задержаться в этом месте подольше. Он бы с удовольствием, как и обещал, научил рыбачить Еву и, возможно, даже плавать. Фантазия услужливо подбросила Леонардо видение того, как бы он удерживал в своих руках полуобнаженную Еву; как стекали бы по ее коже блестящие от солнца капли воды; как бы он прочерчивал языком эти влажные дорожки; как бы хотел сжать в своих объятьях, сорвать оставшиеся крошечные лоскутки ткани ее белья, поднять на руки, чтобы она обвила его торс ногами, и опустить ее на свой…       — Лео, чего застыл? — Майки подталкивал брата к озеру, вручая ему снасти. — Я реально голоден! А у нас еще куча дел, — и многозначительно поигрывая бровями под маской, странно томным голосом добавил: — если ты понимаешь, о чем я.       Но Лео не понимал. Он вздрогнул, потряс головой, пытаясь выветрить из себя столь сладкое и прекрасное видение. Кинул последний раз взгляд в сторону Евы и пошел исполнять свою роль добытчика еды.       Откопав старых добрых червей, которые послужили лучшей приманкой, чем тридцатибаксовые силиконовые рыбки, Лео удалось достаточно быстро выудить парочку упитанных сомов.       Майки порядочно постарался над приготовлением рыбы, не оставив и следа от привкуса озерной воды, и они все вместе с наслаждением разделили зажаренного на углях сома.       Лео был счастлив ловить обращенные к нему улыбки Евы, тайные переглядывания с ее теплыми, лучившимися нежностью глазами.       — Ева, — вдруг обратился к ней Майки, отправляя в рот еще один кусочек рыбы, — как ты считаешь, если бы я был вкусом, то каким? Ванильным или карамельным?       Лео напрягся, перестав жевать, а Ева удивилась, но призадумалась.       — Хм… — подумав, она засмеялась, глядя на озорного Майки, с хитрецой поглядывающего на нее, — мне кажется, ты как… противоречивая фисташка: соленая и сладкая одновременно.       Лео вдруг кольнула ревность. И ему срочно захотелось стать для нее этой самой фисташкой. Противоречивой. Сладкой. И соленой. Одновременно.       Он кое-как сглотнул прожеванную еду, и как раз вовремя, поскольку Майки неожиданно для него хлопнул его по плечу со словами:       — Слышал? Я — фисташка, Лео! Соленая и сладкая одновременно! Прошу учесть — это мой будущий позывной на черепашьей-радио-волне.       Майки был чертовски доволен ответом Евы. А Лео был уже вот-вот готов всадить в ногу Майки вилку, чтобы стереть это идиотское умилительное выражение его лица. Но он лишь сжал сильнее столовый прибор, изгибая металл в кулаке.       А я тогда как что?       Ревнующий лидер с надеждой посмотрел на Еву, вдруг она скажет и ему что-нибудь такое же приятное.       — О, — Сью подхватила затею Майки и обернулась к Рафаэлю, — а ты тогда определенно тирамису — горький, но очень нежный на вкус шоколадный десерт.       Рафаэль засмущался комплименту, не ожидая подобной похвалы, попытался что-то пробубнить в ответ, но, замявшись, лишь прятал улыбку.       А я тогда как что?       Лео ковырял погнутой вилкой кусок рыбы, стараясь не пыхтеть так громко.       — А Дони, должно быть… — Майки задумчиво отстукивал кончиком вилки по своей нижней губе, ища подсказку в небесах, — банан! — и как ни в чем не бывало продолжил есть рыбу без каких-либо пояснений.       Дони развел руками в надежде получить от младшего брата разъяснения, предполагая вместо него: — Тропический? Сытный? Полезный? С высоким содержанием калия? Желтый?       Майки внимательно слушал каждое из предположений Дони, но отринул все варианты и по-простецки пояснил, пожимая плечами: — Нет, ты просто длинный, как банан.       — Ну, — Дон прикинул что-то в своем уме и ответил брату: — в целом, тоже неплохое достижение.       А я тогда как что?       — А Лео тогда на вкус как — пластилин, — Раф довольно ухмылялся и ждал реакции от брата.       О Боги…       Леонардо стал сжимать в руках уже не только погнутую вилку, но и тарелку, грозившуюся вылететь в лицо здоровяка. В любой другой день он бы поддержал шутку брата, обмениваясь с ним определениями, сказанными не при дамах, но только не сегодня.       С самого утра он был взвинчен и страшно волновался. Его ждало свидание с самой очаровательной девушкой, о которой он раньше и не мог мечтать.       Но пластилин?       Даже Дони повезло больше, он — длинный, как банан. Не так уж и плохо по сравнению с пластилином. Леонардо был готов на — «арбуз», мол, зеленый, круглый и с хвостом, черт, даже на — «цуккини» по тем же признакам, черт побери, даже на «пупырчатый огурец» с последующим прозвищем — «Лео-огурчик».       Но пластилин?!       — Нет… — Ева вдруг встала на защиту мастера катан и с сочувствием посмотрела на Рафаэля, видимо, восприняв вкусовую подколку брата за истину, основываясь на рассказах лидера об их, мягко говоря, скромном детстве, и поэтому сокрушенно и жалобно спросила: — Ты в детстве кушал пластилин?       Ева в глазах Леонардо выглядела невероятно трогательной в своей наивности и очаровательном сочувствии.       Лидер исподлобья наблюдал, с каким состраданием Ева обращалась к брату, который, фырча, отнекивался, убеждая всех, что он достаточно умен для того, чтобы не есть пластилин. И пока Майки пытался добить зеленеющего от смущения Рафаэля — «как тогда иначе ты узнал, каков на вкус пластилин?», Леонардо ликовал. Чертовски сильно ликовал. Во-первых, потому что, видимо, не понимая того, Ева вступилась и отстояла честь лидера. А во-вторых, пусть он и не был противоречивой фисташкой, но, по крайней мере, уж точно не был в глазах Евы пластилином.       Обед, к его счастью, был закончен без дополнительных неловкостей и потрясений. Ева со Сью направились в дом, чтобы отдохнуть в прохладе трейлера, за ними же пошел и Дони на очередную проверку мозговой деятельности Тока.       Дони был его третьим и заключительным элементом в подготовке к свиданию. Зная благоразумность брата, он облегченно выдохнул и пошел по направлению к трейлеру.       Сью, верная своему долгу, отвлекала Еву бисероплетением. Она так мило высовывала кончик языка, пытаясь вдеть бисеринку на леску, что Лео невольно застыл, улыбаясь, как безмозглый истукан. Сью махнула ему рукой, мол — «иди давай отсюда», и Леонардо пошел в лабораторию Дони.       Постучав, открыл дверь.       — Дон, я… — Лео мялся в проходе, поглаживая затылок, не зная, как объяснить своему брату будущее устройство, которое он хотел попросить сотворить для него.       Черное кресло с высокой спинкой пришло в движение, и к нему развернулся Донателло. На коленях брата лежал Ток. Бесстрастно, словно свысока и с долей иронии, на него смотрел пучеглазый кот, пока Дони гладил того по голове. И отчего-то это выглядело… зловеще. Лео сглотнул, убеждая себя в том, что это просто причуды его воображения, столь бурно реагирующего сегодня на все происходящее. Что на самом деле механический кот не может выражать такие эмоции, что ему просто кажется, как два стеклянных глаза с пренебрежительностью и будто бы с превосходством и надменностью обращены к нему. Что сам Дони, смотрящий на него с нечитаемым выражением лица и цепким взглядом из-под бликов линз очков — не злой гений. А дело лишь в самой атмосфере помещения: темной, колючей, прохладной, и если бы не звуки жужжащих вентиляторов, охлаждающие серверы, и не пиликанье всевозможных приборов, то ко всему прочему добавилась бы еще и тяжелая звенящая тишина.       — Ты хочешь узнать, — медленно и вкрадчиво, восседая на своем четырехколесном троне, Дони слегка склонил голову набок и продолжил: — что значит твое мурлыканье?       — Что?.. — Лео так и застыл с рукой на своем затылке, — я не… нет! Я не мурлыкаю, Дон.       — Видимо, — доктор-зло продолжал внимательно и оценивающе смотреть на лидера, не переставая поглаживать кота, — настало время поговорить с тобой серьезно.       — С-серьезно? — лидер опешил от того, какое впечатление на него сейчас производил брат в полумраке захламленной лаборатории, и никак не мог понять, что тот имеет в виду под «серьезным разговором».       — Совершенно верно, Лео… Итак. Приступим. Когда пчелка хочет попробовать нектар цветочка, — Дони загадочно посмотрел на белый выскочивший из шерсти кота волосок, зажатый между двумя пальцами, — который находится в…       — Дон, погоди, я не понимаю… — Лео попытался прервать брата, но тот жестом руки призвал его к тишине.       — Хорошо, давай по-другому, — гений отбросил белый волосок, и Лео отчего-то напряженно проследил за его плавным падением вниз. Сложив пальцы домиком, брат задал вопрос Леонардо: — слышал ли ты о пестиках и тычинках?       — Чего? — удивление и непонимание Леонардо четко отразились на его мимике.       — Хм, что же, можно иначе, — Дони подозрительно прищурился и, не дав Леонардо возможности опомниться, продолжил: — совместимость строения женской репродуктивной системы по отношению к размерам…       — Умоляю, перестань, — Лео выставил вперед руки, отклоняя корпус тела назад, словно на него напирал сорвавшийся из плотины мегатонный поток воды. Если минутой позже Леонардо пребывал в смятении от странного поведения брата и посвящения его в ботанику, то теперь окончательно выпал в осадок.       — Понял-принял, буду понежнее, — Дон так же, как и Лео, поднял руки вверх, демонстрируя свою безоружность. Лидер облегченно выдохнул. Но ненадолго… Потому что брат выдвинул ногой коробку из-под стола, достал оттуда плюшевого медведя и зайца.       О Боги… Что происходит?       — Погоди-ка… покажу тебе на игрушках, — расположив в правой руке медвежонка, а в левой — зайчонка, Донателло попытался наглядно показать, в какой позе зайчик должен оседлать медвежонка для более комфортного регулирования процесса первоначального входа в женское вла…       — О Боги!.. — Лео взвыл в потолок, собственно, ему уже было неважно, услышит ли кто-нибудь его стенания или же нет. Он не понимал, что происходит и как он оказался заложником этого странного, неловкого и иррационального разговора.       — Что? И так непонятно? — Дон был удивлен реакции Леонардо, но пожав плечами, стушевался и ответил: — Слушай, ну, мне нужно немного времени, чтобы пришить им гениталии, и тогда наглядная картина будет более ясна…       — Умоляю, остановись… — Лео одной рукой закрыл свое лицо, вторую выставил открытой ладонью к брату. Сумев отдышаться, он продолжил: — Мне нужно, чтобы ты придумал вещь, которая сможет воспроизводить игру на гитаре. И. Всё.       — Хм, ну, так бы сразу и сказал, — Дони отбросил игрушки в сторону, потеряв к ним всякий интерес.       — Только, — услышав оклик брата, Леонардо, который стремился поскорее покинуть зловещую лабораторию, резко замер и вполоборота нерешительно и с испугом обернулся к Дони, ожидая подвоха. И угадал.       — Мне нужно знать, на какие аккорды ориентироваться. — Лео в непонимании хмурился, но Донателло дал подсказку: — Спроси у Рафа, — и развернувшись к нему спиной, брат таким образом дал понять, что эфирное время беседы завершено и теперь он занят чем-то более важным, нежели просветительской демонстрацией любовного процесса между медвежонком и зайчонком.       Прекрасно…       Теперь добавился незапланированный элемент в виде Рафаэля. Леонардо глубоко вздохнул, сжимая покрепче свои кулаки, и пошел добывать информацию.       — Раф, — Леонардо обнаружил брата на улице, где тот что-то выстругивал из деревянного брусочка. Здоровяк был единственным, кто сумел совладать и неплохо освоить струнный музыкальный инструмент, и, к сожалению, лидер был вынужден просить его о помощи.       Что бы ни случилось, это будет стоить того… Ева… Свидание… Все получится. Давай, Лео, ты сможешь. Последнее задание. Соберись! В конце концов, я — старший брат.       — Ну? — Рафаэль устал ждать, пока Леонардо соберется с мыслями, и грубо поторопил его.       — Сыграй мне на гитаре что-нибудь романтическое.       Рафаэль загорланил глубоким и звучным хохотом, приводя тем самым Леонардо в ступор. Он не понимал, что происходит. Он. Ни. Черта. Не. Понимал.       — Я… я… — сквозь дикий ржач Раф пытался что-то ответить лидеру, стоявшему над ним с каменной миной, — знал, что ты… меня любишь, но… чтобы… до такой… степени… Романтическое… Бля… Романтическое…       — О Боги… — Лео вновь обратился к небесам, укоризненно взирая на них снизу вверх. Ему пришлось целых десять долгих унизительных минут стоять и ждать, пока истерический гогот и конвульсии перекатывающегося по траве Рафаэля не утихнут.       — Давай договоримся, — Леонардо решил пойти наименьшим путем сопротивления, — ты наиграешь Дони мелодии, а я взамен…       — Съешь пластилин, — Раф перебил Леонардо, утирая слезы смеха, не став даже дослушивать его предложение.       — Ладно, — Рафаэль подозрительно нахмурился оттого, что брат так быстро согласился с условием сделки, а не как обычно: фыркнув ему в лицо, напоказ старательно с чем-то справлялся в одиночку.       Раф почувствовал себя вдруг тем еще сукиным сыном. Лео склонял голову… Черт… Покорно? Он сдавался? Вот так просто? Че-е-е-рт… Влюбленность творила с его старшим братом странные дела. Рафаэль подумал, что нужно поставить себе зарубку на память, чтобы не оказаться в такой же ситуации, как и старший брат. Да уж, любовь — та еще зараза. И делает из тебя размазню.       Ему вдруг даже стало на долю секунды стыдно за то, что он предложил ему съесть пластилин. Но лишь на долю секунды, не дольше. Рафаэль предвкушал для себя этот момент, и даже выпросит у Дони маленькую коробочку цветного пластилина. Ведь у Дони было практически все, он как джинн, доставал из своих закромов или воплощал в жизнь любые капризы и пожелания братьев. Может, поэтому их «Тартаруга» столь много весила?       — Романтическое, значит… — Рафаэль смахнул с плеча травинки, продолжая сидеть на земле. Старший брат молчал, но с надежной смотрел на Рафаэля. Влюбленный Лео — та еще заноза в его заднице. Черт, если этот «поц» так хочет страдать от этого чувства, то Раф больше не намерен его уберегать. Если только девчонка не будет против иметь при себе двухметровую влюбленную черепаху. Но, наблюдая за Кнопочкой, он убедился, что это чувство странным образом взаимно. Похоже, у нее явно что-то с «кукушкой», раз ей могут нравится такие, как они.       Рафаэль, опять же лишь на долю секунды, позавидовал брату. Ну, надо же, прям как в сказке про «Красавицу и чудовище». Везучий сукин сын. Но это только — с одной стороны. Рафаэль не верил в сказки. А его старший брат, который был упертым олухом и идиотом, похоже, верил в обратное. Че-е-ерт… Если ему потом придётся утирать его сопли после разбитого сердца, а Раф к этому готовился, то он лучше пропишет Лео коронный апперкот и отправит его в кому. «Страдающий Лео» — гораздо хуже, чем «Влюбленный Лео».       — Мне нужно, правда… — Раф скривился от того, что Лео сейчас пытался выдавить из себя «пожалуйста».       — Не слова больше, «поц», — Рафаэль смилостивился и прервал жалкие потуги брата, — наиграю самое… — не удержавшись, здоровяк снова прыснул от смеха, — романтичное, что только знаю.       — Иди уже, — Раф снова отмахнулся от брата, который предпринял еще более жалкую попытку выдавить из себя «спасибо».       Все шло по плану. Лео был горд собой как никогда. План. Стратегия. Подготовка. Все идеально.       Пока Ева занималась рукоделием, Лео обустраивал их место для романтического ужина. Ничего сверхъестественного. Шатер, стол, два стула, скатерть, сервировка стола. Дони пожертвовал ему свой аккумулятор, которому хватит ресурсов питать россыпь гирлянд, развешанных по краю шатра до самого утра. Охлажденные напитки, заготовленные Сьюзан, фрукты и прочие сладости лежали в мини-холодильнике, рядом со знаменитым карамельным бисквитом Майки.       Минуточку… Фисташковый бисквит? Майк…       Но если не брать в расчет эту мелочь, которой лидер очень-очень старался не придать значения, все было действительно идеально.       Вернувшись в дом, Лео понял, что Сью увела Еву в его комнату, заблаговременно оставив в ванной комнате его вещи. Леонардо так же тщательно подошел к процессу принятия ванных процедур. Позаимствовал у Сью ароматный гель для душа и упорно втирал его в себя жесткой мочалкой, доводя до густой пены. Дважды вычистил зубы, так же нещадно кромсая об эмаль щетинки зубной щетки. И оделся.       Черные брюки, предусмотрительно выглаженные все той же Сью, черные кеды, которые ему так же, как и Майки, пришлось сооружать из двух одинаковых пар обуви, иначе было просто никак. Не шьют кутюрье и маленькие китайчата обувь их размеров.       Отчего-то по привычке он обмотал руки белыми бинтами. То ли пытаясь таким образом скрыть за ними чешую, то ли… да Бог знает зачем… наверное, чтобы… Черт! Да. Он просто хотел выглядеть перед ней отлично! Хоть чуть немного красивее, чем был. Ему было это важно, как бы Лео ни скрывал это от всех, но он хотел выглядеть привлекательно в ее глазах. И если для этого было нужно обмотаться бинтами, то он готов был стать ходячей мумией.       Груди недоставало защиты. Обычно он был укутан ремнями, державшими собой катаны и прочие боевые атрибуты, иногда доспехами в виде карбоновых щитков. Но сейчас — полностью обнаженный пластрон.       Слава Богу, у них нет сосков и ему не придётся их скрывать…       Эта мысль заставила лидера прыснуть от смеха и тут же укорить себя в отражении зеркала за такую странность и несвойственность поведения. Но это были нервы. Всего лишь гребанные нервы. Лидер действительно волновался и возложил на этот день все свои надежды и чаянья.       Лео вышел в гостиную и сел за кухонный стол, поглядывая на часы.       Шесть-пятнадцать. Леонардо мысленно перепроверил все, что уже успел сделать, убеждаясь в том, что он готов к свиданию. Он — молодец.       Шесть-двадцать. В нервозе пяткой ноги он стал отстукивать ритм по полу.       Шесть-двадцать пять. К тику ноги прибавилась барабанная дробь пальцев, стучавших о столешницу.       Шесть-тридцать. Выдохнув, он осознал, что тревога в нем только нарастает. Надо успокоиться. Совладать с лицом. Держать бесстрастную мину.       Шесть-тридцать пять. На столе две царапины. Может, заменить покрытие?       Шесть-тридцать восемь. Если надавить сильнее на правый край, то стол приподнимается. Надо не забыть подложить что-нибудь под ножку.       Шесть-сорок. Он странно себя почувствовал, как будто был черепашкой в террариуме. Нахмурившись, он исподлобья медленно поднял взгляд вверх. Три брата вылупились на него, нелепо и глупо продолжая давить улыбки, как шкодники.       — Что? — Лео не мог понять причины молчаливого веселья братьев, и это его раздражало. Непонимание. Всегда. Раздражало.       — Скажи ему, — Майки шепнул Дони.       — Сам скажи ему, — Дон пихнул в ответ брата.       — Что? — отчеканил Леонардо и посмотрел на своих братьев так, как умел только он один. Похуже, чем отец в гневе. «Такой» взгляд Лео не предвещал ничего хорошего. Увидеть обращенный на себя «такой» взгляд Лео означало получение неизбежного и молниеносного возмездия. «Такой» взгляд Лео был способен остановить даже муху в полете.       — Не буксуй, майская роза, мы просто хотим помочь, — Рафаэль примирительно поднял руки вверх, — и мы тут подумали, что ты кое-что упустил.       — Что? — Леонардо натужно выдохнул, изо всех сил стараясь сохранить вид, что он вовсе не нервничает, не напуган и не чертовски зол на братьев.       — Запах, — Дони поправил очки и замолчал, так и не дав пояснения.       Леонардо подозрительно стал себя обнюхивать.       — Короче, — вклинился Майки, — я считаю, что от мужчины должно пахнуть французским одеколоном, вот, — он достал флакон с духами и продемонстрировал на себе, пшикнув на шею, сладостно протягивая с французским акцентом: — Манифик.       — П-ф-ф, — усмехнулся Рафаэль, — от настоящего мужчины должно пахнуть еловым мылом, виски и сигарами.       — С ума сошел? — протестовал Майки. — Лео, не слушай этот комок тестостерона, — он стал разгибать пальцы, перечисляя: — «Армани», «Версаче», «Диор» и… пальцы закончились.       — Нет ничего лучше естественных феромонов, — вмешался Дони, — но если надо усилить твой естественный запах, Лео, дай мне десять минут, и в лаборатории я…       — Не советую, Лео, — Раф бесцеремонно перебил Донателло и продолжил, обращаясь уже к лидеру, — этот гений читал «Парфюмера», и если ты хочешь, чтобы на тебя сбежались в округе все лягушки и залюбили до смерти, то…       — Ну, конечно, лучше его ткнуть мордой в ель, влить в рот виски и запихнуть за шиворот сигару, — стал спорить Дони.       — А облиться духами, как портовая профурсетка, думаешь, лучше? — Рафаэль кивнул в сторону Майки.       — Эй, я, по крайней мере, не предлагаю окатить брата биологическим оружием, как Дони, — рассердился вдруг Майки.       — О Боги! Да от вас никакой помощи! — Лео схватился за голову, устало закрывая глаза.       — Кхм, кхм, — позади деликатно прокашлялась Сью и, бросив на Лео заговорщический взгляд, указала кивком головы в сторону его комнаты.       Ева…       Лео поднялся, глубоко и с шумом выдохнул, кивнул и направился в свою комнату.       Он три раза тихо постучал о дверь костяшками пальцев, нервно сглотнул, чтобы убрать этот звон в голове, приложил руку к ручке двери и плавно открыл створку.       То, что Леонардо увидел, заставило его позабыть обо всем. О всех переживаниях, с которыми он столкнулся за этот день. О братьях, которые превратили его миссию в один сплошной жуткий и непотребный ситком, который был похлеще любого сюрреалистичного квеста.       Он разглядывал Еву, которая стояла к нему вполоборота, и не дышал.       На ней было надето то самое платье, что выбрал для нее Леонардо. И вправду легкое, нежное, и смотрелось гораздо лучше, чем на манекене. Ее волосы уложены набок и завиты на концах крупными воздушными локонами.       Он сделал шаг вперед. Не думая. Инстинкт. Гравитация. Сила притяжения. Магнетизм. И все это — Ева. Словно тебя убили, ты оказался в раю, и появился шанс узнать, как пахнут ангелы. Она пахла… Несравненно лучше, чем любой из ангелов, чем любой из архангелов, чем даже… Она пахла самой жизнью, самым сладким видением, самой яркой звездой. Да. Так, должно быть, и пахнут звезды.       Ему вдруг стало так тепло и спокойно, как будто она сама создавала и окутывала его невидимым полем, в котором не было места ни ужасам, ни страхам, ни тревогам. Леонардо вдруг подумал, что если он отойдет от нее хоть на десять шагов назад, мир вокруг станет приглушенным, серым, без запахов, чувств и эмоций. Она стала самой сутью его жизни. Он не знал, когда это случилось, но это было неважно. Она была для него путеводной звездой. Связывающей его нитью, которую невозможно оборвать.       Он погладил ее по шелковистым волосам. Грезил об этом целый день. Целый жутко долгий день вдали от нее. Она подняла к нему свои ласковые глаза, и у него чуть не подкосились коленки. Он склонился к ней, мечтая о поцелуе, но бережно обвил руками и поднял.       Не отпущу. Даже, если будет брыкаться. Не отпущу. Никогда.       Он прошел мимо своих братьев и Сью, которые совсем не скрывали довольные улыбки, но делали вид, что они просто так и совсем случайно тут кучкуются все вместе.       Лидер вышел на свежий воздух, прижимая к себе Еву. Оставив позади дом и все его шебутное семейство, Леонардо шел к подготовленному месту. Издали в сгущающемся сумраке вечера виднелись россыпи маленьких желтых огоньков гирлянд. Ева с любопытством и восторгом поглядывала то на Леонардо, то, обвивая его шею, в ту сторону.       Он спустил Еву с рук, подвел к столу и придвинул для нее стул. Все как в лучших традициях голливудского кино.       Пока Ева оглядывалась по сторонам, любуясь этим поистине сказочным местом, Лео пребывал в таком же восторге от того, что смог вызвать на ее лице столь яркие, захватывающие и поразительные эмоции.       Все движения лидера были точные, выверенные, без какой-либо лишней суеты. Вот он расставляет приготовленные для нее угощения на точно подобранных и просчитанных, чуть ли не по линейке и циркулю, местах. Ровно по центру пробки вонзает острый кончик штопора, с особой бережностью прокручивает вглубь, без усилий откупоривает бутылку неприлично дорогого, но понравившегося Еве вина, и разливает темно-бордового цвета тягучую жидкость, не теряя при этом ни единой капли.       Ева следила за ним, наблюдала. Любовалась. Он не до конца верил, что им можно любоваться, но ему хотелось, чтобы так это и было. Чтобы она любовалась им. Она не подозревала, что за уверенностью лидера скрывалось волнение, желание и отчаянная надежда, чтобы ей все это понравилось.       Процесс подготовки был закончен. Остался самый трудный и волнительный этап. Само свидание.       Он уселся напротив Евы, от его стула пришлось отпилить спинку, иначе ему было бы сложно усидеть на краешке сидушки. На соседнюю подставку, которая должна была служить местом, куда дама могла положить свою сумочку — да, этот небольшой нюанс Лео тоже не забыл отметить в поучительном «парамаунт пикчерз», поэтому подготовился и к тому, что у его Евы могла быть с собой сумочка, — на это свободное место Леонардо водрузил изобретение Дони.       Ева с улыбкой наблюдала за этим предметом. Плюшевый медведь, во внутренностях которых покопался Донателло, вплетая в него металл, провода и чипы, сидел на круглой объемной подставке и держал в руках маленькую четырехструнную укулеле.       Лео нажал на кнопку, медведь пришел в движение, и его четыре механических пальчика проходились по струнам, извлекая действительно очень милые и легкие струнные мелодии. Пока Ева умилялась медведю, Леонардо собирался с духом.       Он планировал начать их беседу с комплимента. Но в горле пересохло от волнения. В его голове были десятки различных эпитетов, которыми он мог определить Еву, но не мог отчего-то озвучить их вслух.       Ты красивая… Банально… Ты…       Леонардо ужасался тому, что все прилагательные, которые он знал, вдруг выветрились из его головы.       Девушка обернулась к нему взглядом, она была смущена, ведь Леонардо не мигая уставился на нее, в очередной раз пребывая в обескураженном состоянии от того, как она влияла на него. Заставляла вести себя непривычно, не свойственно ему. Чувствовать себя одновременно всемогущим и безвольным. Умным и глупым. Сильным и слабым.       — Я скучала по тебе, — она то застенчиво прятала взгляд, то вновь обращала на него глубину своих темных искрящихся глаз.       — И я скучал по тебе, — Лео пришлось прокашляться, потому что голос вдруг стал низким и отдавал хрипотцой. Он остолбенело продолжал изучать ее черты лица, и в груди растекалось невозможное тепло.       Люблю тебя… Да. Надо сказать. Прямо сейчас. Пусть будет, что будет.       — Тебе нравятся койоты?       Что?.. Койоты?.. Да что за?.. Молодец, Лео.       — Наверное, — Ева неуверенно пожала плечами, озадаченная таким вопросом. Поелозив на стуле и смотря на него, она чего-то ожидала. А может, и не ожидала. А может…       Лидер никак не мог отвести от нее взгляд, напряженно замерев, он откровенно пялился на нее. И чувствовал себя от этого нелепо. Двухметровая черепаха — пялится. Не мигая. С плотно зажатыми губами. Это должно было привести в ужас кого угодно. Но отчего-то только не Еву. Но сейчас он заставлял девушку смущаться еще сильнее. Леонардо чувствовал, как возрастало ее волнение, видел, как набирается воздух в легких, как Ева была уже вот-вот готова раскрыть свой маленький ротик.       — Я…       — Ты…       Они сказали это одновременно, опешили, и так же оба замолчали.       — Прости, продолжай, — Лео уступил своей даме, предлагая ей говорить первой.       — Ты… — Ева теребила льняную салфетку, покоившуюся на коленях, пока Леонардо с замиранием сердца обратился в слух. — Ты не пластилин. Ты вкуснее. Ты совсем не как пластилин. — Видимо, это признание выбило из колеи в первую очередь саму Еву, поскольку девушка нахмурилась, но продолжила отчаянные попытки донести до лидера свою мысль: — Не то, чтобы я пробовала на вкус пластилин. Нет. Ты вкусный. Точно вкуснее. Не пластилин, — Ева занервничала и стала отпивать частыми глотками вино, обращая все свое внимание на играющего для них медведя.       Не пластилин. Он рад. Лео был не в силах сдержать еле заметную улыбку в дрогнувшем кончике уголка губ. Но…       Моя очередь…       — Я бы хотел, чтобы ты… — Лео покачал головой, ругая себя в мыслях за такую несобранность, ведь он уже раз сто проговорил про себя эту фразу, — если ты не против…       Быть со мной… Моей…       — Я бы хотел тебе предложить…       Стать моей девушкой… Вслух, Лео! Сказать нужно вслух!       — Секс? — подозрительно Ева задала вопрос.       На счастье, в руках Леонардо не было бокала, иначе он бы точно его сжал и разбил в дребезги. Он испуганно поднял глаза на Еву, но та продолжала смотреть в сторону. Проследил за ее взглядом, направленным на медвежонка, лидер выискивал в нем то, что заставило Еву произнести такое, подумать о том, что он мог ей предложить подобное. Что он…       Дони… Убью…       На подставке под медвежонком была вычерчена аббревиатура — «С.Э.К.С.». И как он не заметил ее раньше?       Взяв в руки играющего медведя, Лео прокрутил подставку вычитывая на ней фразу: — «Струнные-Экивоки-на-Кантри-и-Серенаду».       — Экивоки? — удивилась Ева.       — Я выбью из него всю эту двусмысленность и запихаю обратно так глубоко в панцирь, что он… — но гневный монолог Леонардо прервал звонкий и задорный смех Евы. Она улыбалась ему так открыто, что умудрилась стереть ту неприступную грань смущения между ними, которая возникла по вине его необузданного желания.       — Прости, — она утирала слезившиеся от смеха глаза, и успокоившись, продолжила: — просто сегодня был очень странный день и тебя не было рядом, и… — она задумалась и спросила: — а при чем здесь койот?       Лео развел руками в стороны, улыбаясь ей так же открыто: — Просто подумал, может, подарить тебе щенка?       — О-у, и как мы его назовем? — Ева придвинулась ближе и с нежностью заглядывала в его синие глаза, в которых переливались блики свечей.       — Экивоки? — предложил Лео.       — Мне нравится!       Лед тронулся и таял с неимоверной скоростью. Лео ухаживал за своей дамой, как истинный лондонский джентльмен, предугадывая ее любые пожелания в закусках. И о Боги, фисташковый бисквит заставил издавать ее те самые стоны…       Вино сыграло свое, девушка окончательно расслабилась и делилась с ним впечатлениями о прошедшем дне, о стараниях Сью, которая давала ей наставления из серии: как пользоваться десертными вилками и как, согласно этикету, прикладывать салфеточку к уголку губ. Зачем-то объяснила ей — что такое фондю. Но воодушевившись этим, Ева стала размышлять о том, что когда они найдут и обустроят свой будущий дом, то нужно будет обязательно найти корову. И сделать сыр. И сделать пиццу. Ведь оказывается, братья любят это блюдо.       Леонардо нравилось, что Ева о многом мечтала. Нравилось, что она делилась с ним сокровенными мыслями. И ему нравились ее мечты. Действительно нравились. Ведь в каждой — был он. В каждой — было их будущее.       — Лео, — вдруг опомнилась Ева, — а что ты хотел тогда сказать?       Леонардо кивнул, вспоминая, что так и не сделал предложения Еве, протянул к ней руку, накрыл хрупкую ладонь и заглянул в глаза.       Ты самое лучшее, что со мной случилось. Ты все, о чем я даже не мог позволить себе мечтать. Ты для меня — ценнее всего на свете. Ты… Люблю тебя… Больше жизни… Ты и есть моя жизнь. Только будь со мной всегда.       Лидер вымученно, со страстью и желанием заглядывал в любимое лицо, но не смог ничего из этого произнести. Это был страх? Страх того, что не услышит в ответ взаимности?       Его рука потянулась за предметом, спрятанным в кармане его брюк. Разжав кулак, он преподнёс на ладони подарок, завернутый в бархатную ткань. Ева смотрела так, будто бы спрашивала разрешения прикоснуться к подношению. Тонкие пальчики взяли подарок из его ладони и с осторожностью развернули края материи.       Лео вновь застыл, наблюдая за реакцией Евы. Она изучала кулон в руках с особым трепетом. Когда Леонардо впервые увидел это украшение, то ему показалось, что внутри золотого кольца, словно в круговом беге, была заключена кошка, но приглядевшись внимательнее, можно было различить кисточку на кончике хвоста. Львёнок. Это был Львёнок. Ева заметила это. Улыбнулась, поглаживая золотую кисточку.       — Районоко, — и Леонардо снова пришлось прочистить горло, чтобы избавиться от хрипоты.       — А? — Ева вышла из созерцания круглого медальона и вопросительно взглянула в ответ.       — Районоко — это значит Львёнок. С японского, — Леонардо вкрадчиво пояснил свой подарок.       Она застыла с нечитаемым выражением, спрятала лицо, опустив голову, смотря на золотую вещь в своих ладонях, и у Леонардо все похолодело внутри. Он заметил, как дрогнули ее плечи. Раз. Второй. Третий. Всхлип. Первая слеза упала на ее запястье и скатилась вниз по коже. И он был в ужасе. Ничего не понимал.       — Так… — Ева всхлипывала так тихо и жалобно, что он был сам готов взвыть, лишь бы она успокоилась, но девушка продолжала прерывисто говорить, — звала мама, — всхлип, — так звал Он, — всхлип, — так зовешь ты.       Она сжала медальон в руках, прижимая к груди, и подняла к нему заплаканное лицо. Ева старалась улыбаться, но дрожавшие губы мешали ей это сделать. Он подлетел к ней так быстро, как только смог.       — Тише-тише, все хорошо, я тут, — Лео, согнувшись над девушкой, заключил боготворимое лицо в свои ладони, стирая кончиками пальцев не перестающие литься слезы. Обхватив ее, он поднял на руки и усадил к себе на колени, занимая ее место на стуле. Он ждал, когда она успокоится, прижимая к себе. Гладил по волосам, плечам, спине. Чуть раскачиваясь, пытался убаюкать. Вскоре всхлипы прекратились. Еще немного, и хрупкие плечи перестали вздрагивать.       Ева, упираясь ладошкой в грудь Леонардо, приподнялась, поднимая к нему раскрасневшееся от слез лицо, приоткрыла припухшие влажные губы, на которые он не смог не засмотреться, и рассматривала его так… Он не мог объяснить. Он был очарован этой нежностью и доверчивостью, что сейчас изливались на него. Леонардо был готов остаток вечера просидеть с ней вот так — обнимая, молча, любуясь, дыша ею.       — Люблю тебя.       Весь воздух, который был, вдруг пропал.       Совсем.       Весь.       Лишь два ее слова, и атмосфера покинула Землю. Магматическое ядро центра Земли остановилось. Магнитные поля исчезли. Все замерло. Осталась лишь она.       — Что? — Леонардо смог понять, что задал этот вопрос вслух, лишь только по звуку своего охрипшего шепота.       Ева опустила взгляд к его груди, ища на ней ответ. Нашла. Храбрая девочка взглянула на него снова. Уверенно, спокойно и до невозможности беззащитно.       — Люблю тебя.       Люблю тебя…       Лео хотел сказать ей об этом. Все его нутро требовало выплеснуть на нее чувства, признания и надежды.       Люблю тебя.       Ему хотелось еще раз услышать эти слова из ее уст. Невозможно. Нет. Невозможно. Любит? Его? Правда? Почему? Как? Это возможно?       Ева не позволила ему терзать себя вопросами и прикоснулась губами в поцелуе. Леонардо закрыл глаза, особо остро ощущая ее ласковые и нежные прикосновения, тепло и влажность язычка, скользящего по его замершим в неуверенности губам.       Невозможно. Нереально. Люблю…       Он ожил вместе с первым глотком кислорода, отвечая на ее ласки. Принимая долгожданный поцелуй от нее. Он позволял ей делать все так, как она хотела, всецело и без остатка вверяя себя в эти хрупкие ладошки, что обрамляли его лицо. И это единственное, что он мог дать Еве. Только себя.       Она проникла глубже язычком в его рот, поглаживала пальчиками по шее, прижималась к его груди. Сейчас, если бы она даже вонзила в него острые ножи, он бы не сопротивлялся. Даже если бы она приказала ему не дышать, он бы не дышал.       Ева медленно отстранилась от поцелуев, заботливо поглаживая его лицо руками, рассматривая так чутко и увлеченно, что он замер, позволяя ей и это.       — Можно домой?       Он кивнул, без слов и протестов обхватил и поднял на руки, направляясь домой. Покорно, с желанием исполняя ее просьбу.       Их встретила тишина трейлера. Леонардо не знал, где его семейство, и по правде говоря, ему было безразлично. Он ощущал теплое, но еле заметное дыхание девушки у своей шеи.       Войдя в свою комнату и переступив через татами, он отпустил Еву, стоя напротив нее, ожидая любой команды. В ее взгляде читалась нерешительность с долей странной уверенности, и пока он пытался понять, что же это значит, Ева задала ему вопрос:       — Можно посмотреть на тебя?       Он кивнул. Не понимал, что она имеет в виду. Никакой конкретики. Ему сложно принимать решения, когда нет конкретики. Но согласился. Он согласится на все, что угодно. Потому что два ее слова перевернули весь его мир. Которые до сих пор звучали в его голове. Он не мог в это поверить, но очень хотел.       Ева коснулась его шеи, скользнула к плечам. Она ощущала неровность его чешуи. Лео уверен, что Еве не может нравится это. Пускай ему от этой мысли хотелось выть, но лишь бы она не прекращала эту томительную пытку.       Легкая, почти неощутимая ладонь легла на пластрон, поглаживая его природную броню. Звериная сущность внутри него покорно молчала. Покоренная ею. Не сломленная, а прирученная, позволяющая ей все.       Ева вновь коснулась его руки, лаская поверх бинтов. Тонкие пальчики ловко расплетали эластичную ткань, оголяя его.       — Можно? — эти чудные глаза обратились за помощью.       Он кивнул. Он согласен на все. Скинув кеды, его сильные пальцы подцепили пуговку брюк, расстегнули ширинку. Он боялся, чертовски робел, но продолжал. Ева отошла в сторону, давая ему больше пространства, чтобы он смог снять плотно облегающую ткань.       Леонардо развернулся к ней лицом, наблюдая за тем, как она ласкает взглядом его ничем не прикрытое тело. Позади него кровать, и отступать некуда. Он приказал себе стоять смирно. И ждал.       Ева сделала первый осторожный шаг ему навстречу. Он чувствовал ее неуверенность, чувствовал ее пьянящий запах. Видел в ее глазах желание, но сражался с мыслью, что это только ему кажется.       Ее ладонь коснулась живота, она медлила, не осмеливаясь на дальнейшие действия, но лидер, замерев, ждал любого исхода ее решения. Ладонь спустилась ниже, туда, где под пластроном находился его пах.       Он чувствовал этой частью защиты тепло ее руки особенно остро. Эта часть гораздо тоньше и пластичнее, чем остальные наросты. Сердце вдруг гулко забилось от страха. Он ощутил, как набухает член. Как его контур выпирает под пластроном. Лео не знал, как реагирует Ева на это, потому что был не в силах раскрыть глаза. Но стоило ему почувствовать, как девушка спускается к его ногам, он инстинктивно отшатнулся. Край кровати уперся под коленки, и Леонардо, потеряв равновесие, упал на мягкое ложе.       Плюхнувшись, он не успел свести ноги, и Ева оказалась между его бедер. Он был напуган, несмотря на то, что грезил вот именно о таком моменте. Но он не думал, что это когда-либо случится. Лидер попытался подтянуться, но панцирь уперся в стену, не дав ему отодвинуться от наблюдавшей за ним Евы.       Леонардо замер, с растерянностью смотря на нее сверху вниз. Ева положила на его бедра две теплые ладошки, поглаживая его. Стоя перед ним на коленях, она пыталась успокоить загнанное в угол создание, жутко боящееся то ли само себя, то ли ее.       Медленно нагнувшись к нему, она коснулась поцелуем его обнажённого бедра, затем другого, затем выше. Он закрыл глаза, не понимая зачем, ведь от этого каким-то образом ее ласки ощущались еще острее. Теплое дыхание скользнуло по выпуклому паху. Лидер напряг мышцы сильнее, чтобы член не выскользнул из стыка между мягкой защиты паха.       Она продолжала осыпать легкими прикосновениями губ контур окончательно вставшего под защитой члена. Леонардо напрягся еще сильнее, чтобы не дать ей увидеть свой восставший орган, и хвост непроизвольно дернулся, кончиком коснувшись груди Евы.       Девушка вздрогнула и устремила взгляд ниже. Лео не всегда мог уследить за своим хвостом. Нет, эта часть тела полностью контролировалась им, как и любая мышца, до полного автоматизма. Но в ряде случаев, как при судороге ног, хвост мог непроизвольно выгнуться, как сейчас.       Ева обхватила его пальцами сжимая в ладони. И лидер резко от неожиданности раскрыл глаза.       Леонардо чуть не взревел от удовольствия. До этого дня он не считал хвост достаточно чувствительным для того, чтобы стонать от прикосновения к нему. Но под ее пальцами… Она гладила покатый упругий кончик хвоста, завороженная этим видом. Леонардо прикрыл в изнеможении глаза, наслаждаясь ее лаской. Кольцо из пальцев ее рук поднялось выше, практически к основанию хвоста. Она гладила его хвост, перебирая пальчиками так, как будто это был… Лео застонал, и Ева замерла.       Теплые губы обхватили кончик хвоста, оставив на нем поцелуй, и вдруг он почувствовал, как она обхватила его губами, ласкаясь об него язычком.       Лидер успел только судорожно вздохнуть, и набухший пульсирующий член выскочил из-под пластрона. Сжав его в кулак, он пытался скрыть от Евы это зрелище. И теперь он не знал, как посмотреть ей в глаза. Что он может там увидеть? Лидер не решался это выяснить, он просто до боли, до белых пляшущих точек в глазах сжимал веки.       Теплые губы прижались к его пальцу руки, затем к другому, затем к третьему.       Невозможно.       Но он открыл глаза, вымученно и с безысходностью смотря на Еву.       — Позволь, — она шептала ему, покрывая поцелуями его руку. Пальцы, словно нехотя, разжались. На этот раз он не смог закрыть глаза. Леонардо боялся увидеть в ее лице страх или неприязнь и неотрывно следил за тем, как Ева рассматривала его.       На самом верху чуть подрагивающей от возбуждения полукруглой головки блестели полупрозрачные капли предсемени. Ева приблизила лицо, приоткрыла губы и осторожно, слегка касаясь, провела язычком по головке.       Это не может быть реальным.       У него чуть не выскочило сердце с застрявшим где-то между грудью и горлом стоном. Ева поцеловала головку члена, потом еще, еще, еще, и маленький горячий ротик обхватил ее целиком.       Леонардо захлестнули чувства. Он и не мог себе даже представить того, как бы это было на самом деле. Но сейчас чувствовал мягкость ее губ, нежность языка и теплую влажность рта. Она ласкала его, а он не мог оторвать от нее глаз.       Нереально. Это все нереально.       Она взяла его в свой рот чуть глубже, сжимая ствол члена рукой, двигая рукой в такт вместе с губами, и внутри него все загрохотало.       — Ева, — он шептал ей, моля остановиться. Не хотел. Но умолял. Она не слушала. Он был напуган, ошарашен, но счастлив.       Хвост выгнулся дугой, предательски ласкаясь о ее шею, словно он больше не принадлежал лидеру. Ева нежно сжала хвост в руке, почти у основания, прижимая его к себе, позволяя ему продолжать тереться о нежную кожу. Ее ласки становились смелее, чувственнее.       Движения ее головы ускорились, ствол члена постепенно становился мокрым от того, как она его вылизывала. Боже… Нежный язычок проходился по выпирающим венам зеленого члена и снова возвращался к пульсирующей розовой головке, обводя ее и вбирая в свой рот.       Он не мог перестать на нее смотреть. Стонал, скулил, урчал, шумно дышал и продолжал смотреть.       — Ева… я… я… скоро… сейчас… — но она не слушала, сильнее сжимая в руках его орган, глубже вбирала головку в рот, посасывая, проводя язычком по ободку, и снова заглатывала в свой чудный ротик.       Лидер успел отстранить Еву, сжать в руках головку члена и кончить так бурно, что не удержал рокочущего крика.       Он был готов поклясться в том, что только что умер. Что его сердце сжалось и остановилось, но вдруг каким-то чудом снова забилось. Лидер сквозь полуприкрытые веки с безнадежным отчаяньем смотрел в лицо любимой.       Ева встала с колен, не сводя с него взгляда. Руки потянулись к застежке платья на спине. Она раздевалась. Мучительно медленно. Невероятно прекрасно. До рыка. До стона. До молитв. Обнажившись перед ним, она выжидала. Не решалась? Ждала? Протянула к нему руку. Леонардо подтолкнул свое тело к ней, но Ева сделала шаг навстречу. Грациозно и плавно, как кошка, взбираясь на него. Она боялась. Он видел испуг. Он видел желание. Он чувствовал влажную сладость ее возбуждения.       Ладони обрамили его лицо, пальцы скользнули к узелку синей маски, его единственная оставшаяся защита спала. Прильнув к нему обнаженным телом, она присела на ствол все еще возбужденного члена и прижалась в поцелуе. Так сладко и нежно, что Лео невольно сжал ее в своих объятьях. Под весом ее лёгкого тела, практически неощутимого для него, орган запульсировал, толчками касаясь ее влажного лона. Пока она целовала его и, о Боги… терлась о его член, Лео сильнее прижимал к себе Еву, увеличивая напор поцелуев, вторгаясь языком в ее рот.       Может, природный инстинкт, может, тело само знало, что делать, но Лео раскачивал бедрами, водя набухшей головкой вдоль между раскрытых для него губ, лаская набухший маленький бугорок клитора. Он поглотил в себя первый ее стон.       Лидер потерял счет времени. Член болезненно ныл от желания оказаться внутри нее. Ева резко оторвалась от поцелуя и с немой требовательной просьбой заглядывала в лицо. Лидер кивнул. Себе или ей, неважно.       Он приподнял ее одной рукой, второй обхватил член и направил головку ей в лоно. Почувствовав, как тонкие пальцы сжали его плечи, он усилил напор, пытаясь протиснуться в нее. Влажная, узкая, упругая. Головка с трудом проходила вовнутрь. Он жутко боялся причинить ей боль. Еще немного. Он был вынужден закрыть глаза и закусить губу. Терпеть и ждать, пока она привыкнет к тому, как он растягивает ее собой. Звериный инстинкт подталкивал его ворваться в нее толчком, но он медленно приподнял ее и снова опустил на себя. Совсем немного. Мучительно медленно. Мучительно сладко. Вверх и вниз. Входить в нее только головкой члена. Слышать ее всхлипы, стоны и всхлипы. Войти чуть глубже и снова выйти. Еще чуть глубже. Стонать самому, но не забывать о контроле. Нельзя. Контроль. Еще чуть глубже. И снова выйти. Успокоиться самому, но провести головкой по чувствительному бугорку. И снова войти. Чуть глубже.       Ева вздрогнула, издав приглушенный, но острый всхлип. Он учуял тонкий запах крови. Леонардо удерживал ее, замерев, поглаживая, успокаивая. Один раз. Ей будет больно только один последний раз. Он почувствовал собой, как стенки влагалища расслабились, как она толкнулась бедрами ему навстречу, чуть глубже насаживаясь на его член.       Лидер чувствовал, как гулко бьётся сердце в груди Евы. Совсем как его, только оно было меньше, но от этого не менее сильное.       Он стал плавно входить в нее, подталкиваясь бедрами, раскачивая на себе, осыпая поцелуями. Ощущать ее было… Неописуемо. Невероятно. Чувствительной головкой члена он скользил внутри ее горячего, влажного, тугого лона, ощущая каждую складочку, смешивая стоны друг друга.       Она вздрагивала над ним, пальцами вцепляясь сильнее в его плотную кожу на плечах, стараясь ускорить движения. Он поддался немой просьбе. Не сразу. Но не мог не поддаться.       Сжимая сильнее в руках, он ускорял движения. В ответ она прильнула к нему, вжимаясь в него грудью, в порыве кусая, целуя, облизывая и снова кусая. Ему не было больно. А напротив, приятно. Он был рад. Счастлив. Но ему было сложно сдерживаться, когда он слышал заветное «да», когда она шептала его имя, когда так протяжно постанывала, то ли скуля, то ли хныча. Она дрожала, и глядя на нее, ему казалось, что ей больно; но перестав так терзать зубами свою припухшую нижнюю губу, она вскидывала голову и снова стонала.       Леонардо прижал к себе Еву сильнее. Он не сдерживался. К черту контроль. Чуть более резко. Чуть более глубоко. Чуть более быстро. Ей нравится, он чувствовал это. К черту контроль. Запах, пульсация внутри нее, дрожь в теле. Он входил в нее толчками, еще и еще, чуть быстрее. Крик облегчения. Она выгнулась дугой и обессиленно упала на его грудь. К черту контроль. Ему хватило трех резких глубоких толчков, и Лео излил под удовлетворенный раскатистый стон семя в ее лоно.       Люблю тебя…       Он все еще удерживал ее в своих объятьях. Сколько прошло времени? Он не знал, да и не хотел знать. Ему было важно только то, что она его и она с ним. Ева не спала, он не видел ее лица, но слышал дыхание, и по нему он мог многое понять. Она спокойна, расслаблена, довольна. Обнаженная, укутанная сильными руками, она прижималась к пластрону на его груди, пряча лицо во впадине шеи.       Он раз за разом воспроизводил все впечатления от их занятия любовью. И с каждым новым разом осознавал, что счастлив. Неизбежно счастлив рядом с ней.       Леонардо погладил Еву по спине, приподнял и понес в ванную.       Яркий свет неприятно резанул глаза. Он потерпит, а Еву укроет от него, пряча лицо на своей груди.       Теплые струи воды нежно окутали Еву. Гладя ее тело пенными руками, он смывал с нее все признаки их первой любви. Лео не думал ни о чем, он был просто зачарован ею. В душевой кабине не хватало для них обоих места, поэтому закутав в полотенце возлюбленную, он быстро омывал и себя.       Они оба устали. Слишком долгий день без нее. Слишком короткая ночь вместе с ней.       Леонардо еще не приходилось разделять свою постель с кем-либо, и он был счастлив от того, что Ева — с ним. Она прижималась к нему, лежа на сгибе его руки. Трогательно. Невозможное счастье. Лидер гладил ее по влажным волосам, и та засыпала. Дыхание Евы выравнивалось, становилось глубже, медленнее и тише.       — Люблю тебя. — Поцеловав влажную макушку, лидер устремился взглядом на созданное им звездное небо. Он долго смотрел на Полярную звезду, как на самую яркую. Путеводную. Как Ева.