the lonely ones

Как Том и ждал, Доминик быстро сдулся и начал пересказывать какие-то случаи из началки, при этом почти не сдерживая хохота. Ладно, основную часть он всё равно уже переписал. — Тише, блин, — Том закатил глаза и выхватил у друга конспект. Да он и сам был на грани того, чтобы заверещать от этих историй, только вот теперь отчего-то сильно нервничал и всё оглядывался на дверь. — Вот останемся тут одни, и хоть слона изображай, — он прислонил палец к губам Дома, другой рукой продолжая писать. Дом замычал. — И довго ты так бубешь руку у мовего лицса девжать? — поинтересовался Харрисон после недолгой паузы. — Могу ногу. Доминик опять захихикал. — Ну тише, правда, — Том опустил руку. — Да ладно тебе, я не так громко смеюсь. В той комнате точно ничего не слышно. — Давай чтобы пока нигде не было слышно. Чуть-чуть осталось, — Том вздохнул, не отрываясь от листочка и понимая, что вышло как-то глупо: он сам позвал Дома к себе, а теперь просит, чтобы он вёл себя так, будто его тут и нет вовсе. Харрисон взглянул на Тома и теперь заметил, что тот выглядит обеспокоенным. Да как так? Ещё несколько минут назад же всё было нормально… — Что с тобой? — немного помолчав, тихо спросил Дом. Том вздохнул. — Прости за такую фигню. Я просто не очень хочу, чтобы отец увидел, что ты здесь. Я не подумал об этом сначала… точнее, подумал, но было плевать. А теперь почему-то вот так, — он снова продолжил писать, не глядя на Дома, который мало чего понял. — Тебе не разрешают приглашать гостей или что? — Не совсем. В коридоре послышался шорох тапочек о паркет. Том застрочил ещё быстрее. Доминик непонимающе смотрел на него. Почему же ещё можно бояться, что родители увидят твоего друга? Они тут вроде бы ничем нехорошим не занимаются… Правда, буквально несколько минут назад они через окно вылезали из дома парня, которого они спящим обрили почти наголо. Но даже одет Дом сегодня, что называется, прилично! Так в чём же дело? — Я расскажу, только не прямо сейчас, — скоро добавил Том. — А сейчас просто лучше подождать. Он вряд ли зайдёт сюда, если будет уверен, что я сплю. «Везёт», — хотел было сказать Дом, вспомнив, как ломятся к нему в комнату с утра пораньше. Но всё-таки передумал: мало ли, чем Паллант сейчас был обеспокоен. В тишине они просидели недолго. Том писал, Дом изучал текст на бутылке сока, потом волосы Тома, потом единственный плакат с музыкальной группой над его кроватью. Дом не знал такой группы, и, похоже, она и не была больно известной. Послышался хлопок входной двери. Доминик обернулся. Том даже не дрогнул. Через минуту он отложил готовый конспект, но всё так же молчал и смотрел куда-то в глубь комнаты. Дом подполз сзади и опустил подбородок на его плечо. Растрёпанные волосы снова защекотали щёку Тома, как тогда, в самый первый день. И Том так же дёрнулся, но на этот раз не отпрянул. Он выглядел так, будто был виноват в чём-то. Или будто должен сейчас сознаться в чём-то настолько постыдном, что после такого Доминик может засомневаться в том, что с ним вообще стоит сидеть рядом. Вообще, так Том и чувствовал. Вот сейчас Дом играется, ластится к нему, а через минуту в испуге от него шарахается. Хотя нет, бред какой-то, Доминик не станет шарахаться. Или… кто его знает, о чём они с ним уже только не разговаривали, но о таком — ещё нет. — Ладно, — выдохнул Том, когда Дом ненавязчиво заёрзал на его плече. — Папа, так сказать, ждёт, когда я «приведу в дом мужика». Когда мне было лет восемь, я был в каком-то летнем лагере и там счёл, что влюбился в мальчика, ага. Ну, всё по-детски, конечно, но дело в том, что я тогда подошёл ко всем пацанам в отряде и спросил, было ли у них такое. — И как, было у них? — Не-а, ни у кого. А я ещё в какой-то момент подумал, что я просто особенный и начал всем отвечать, мол, а у меня было! — Том усмехнулся, но всё ещё старался не смотреть на Доминика. — А потом я приехал домой и задал этот же вопрос отцу. На нём-то как раз и остановился, потому что он опешил и велел больше никому об этом не рассказывать. И я бы уже давно забыл про это, если бы для него это не было больной темой, и он бы не вспоминал про это регулярно, не подшучивал и не задавал дурацкие вопросы каждый раз, когда узнаёт, что я просто с кем-то общаюсь. Он вообще, знаешь, из таких взрослых, которые любят спрашивать «Ну что, невеста уже есть?». Вот на застольях всяких он будет тем самым дядькой. Хотя это обычно бабушки какие-нибудь. Потому я и стараюсь ни с мальчиками, ни с девочками перед ним не появляться. — Нездоровая херня… Я бы, конечно, много чего у него спросил, но понимаю, что поменять ход мыслей взрослого человека, которому всю жизнь долбили о том, что это ужасно… Ну, стоит немалых усилий, — сказал Дом. Он всё это время держал подбородок на плече Тома и всё ещё сидел в таком же положении. Тома это успокаивало. — Ну вот и я так думаю. Почему-то последние дни он всё чаще заводит эту шарманку, так что я хотел избавить тебя от выслушивания этих шуточек. Они… я когда их слышу, начинаю сомневаться в том, что у папани всё в порядке. — Ну ясно, почему чаще, ты ж стал ходить гулять и после уроков задерживаться.  — Да… только вот я ещё не знаю, как отпрашиваться у него на каникулы за город. Я ему вообще про вас ещё не рассказывал. А вам в любом случае надо будет ему показаться, абы с кем меня пока вряд ли отпустят. Только бы он при вас не начал, тогда я просто провалюсь сквозь землю. — Да ничего, вытерпим мы и странные шуточки. Чего мы, в школе что ли не были? Помнишь, кем меня назвали за узкие джинсы? — Одно дело — учитель, другое — твой отец… — И да, советую сказать прямо сегодня, — продолжил тараторить Дом. — Потому что родители не любят, когда говоришь им о своих планах не за полгода до, — он задумался. — Если чего спросит, скажи, что мы с Эшли встречаемся. И ещё что там кто-нибудь четвёртый будет, для полноты картины. Потом окажется, что он не смог поехать. — Вот и как тебе верить после этого? Когда ты при мне такую невероятную историю с ходу выдумал? — хихикнул Том. — Верь слепо… — Доминик только теперь сел прямо и завертел головой по сторонам. — Ты дописал конспект? — Ага. — Ну и прекрасно! Жду тебя сегодня под лестницей вместо… какого там, шестого урока, да? Всё вышло как нельзя лучше. Том вдруг рассмеялся и упал головой на подушку, раскинув руки в стороны. — Ну вот, с ума уже мальчик сходит, — проговорил Доминик, повторяя тон их учительницы по математике. — Сам посуди, как тут не сойти с ума? — И то верно. Знаешь, я не уверен, что на твоём месте смог бы рассказать всё как есть. — Поэтому я и смеюсь, Дом! Я ведь понятия не имел, как ты отреагируешь. Что ж, спасибо, что не сделал и меня лысым за такие откровения. Это без шуток, не каждому так повезло с друзьями. Доминик, казалось, тоже хотел что-то сказать. И что-то его останавливало. Он поёрзал и сел на коленях, тут же айкнул от боли и поменял позу. — У тебя коленки до сих пор не зажили? — тихо спросил Том. Он смотрел на Дома и не понимал. Не понимал, как работает у того голова, и как работает его собственная. Как вообще работает этот мир? Что он чувствует? Почему из-за какого-то дурацкого случая почти десять лет назад ему сейчас страшно? Почему мальчик, который месяц назад появился из ниоткуда, теперь сидит рядом, и оттого ему страшно уже не так сильно, и в то же время ещё страшнее? Потому что надоевшему своими доёбами папане наврать просто. Куда опаснее — наврать самому себе. — Подзатянулись, но не до конца. Там прямо реально глубоко было, ты видел. — Ещё как видел. — Том, а когда ты в последний раз влюблялся? Том замер. — Я не знаю.