Freak

Пятница. Эдди проснулся от тянущей боли внизу живота и с темнокрасным кровавым пятном на простыне. Усталый, плаксивый вздох в ответ мигрени, наспех заправленная постель и поход в ванную для смены белья и использования средств гигиены. Раньше он бы остался дома – больно и плохо. Он не пользовался менструальной чашей из-за усиливающейся во время месячных дисфории, а менять тканевые прокладки в школе было не очень удобно. Поэтому Соня оставляла сына дома, купив ему банку шоколадной пасты, и он читал всевозможные транс*позитивные посты, слушал музыку, лёжа на животе, и лениво делал уроки. С начала использования тканевых прокладок менструация у него проходила менее болезненно, и не нужно было глотать обезболивающие, так что основной причиной кратковременной изоляции для Каспбрака была именно дисфория. Гнетущая и отравляющая, она заставляла плакать и искать возможность заглушить собственные мысли. Он не мог посмотреть фильм и – вид цис*мужчин вызывал у него судороги и заставлял причинять себе вред. Смотреть на них было невозможно. Он не мог прочесть ни строчки – каждый цис*мужчина из книги будто насмехался над ним. Он задыхался в зависти, ненависть к себе переполняла его, доводила до исступления. Оставалось только врубать динамик на максимум и погружаться в учебу с головой. Раньше в школе его ничего не держало, и он вполне мог позволить себе несколько дней прогулов, чтобы боль ушла и сильнейшие волны дисфории откатили обратно в океан. Но теперь его ждали друзья и пятничная традиция оставаться после уроков в наказание. А ещё не прийти значило показать Стэнли своё смущение. Эдди не собирался этого делать. Он повёл себя слишком эмоциально вчера (но это не причина для саморугани! В конце концов, в этом и суть его субкультуры), и сейчас важно было показать, что его яркие реакции не делают его ребёнком. Что он способен все обдумать. Да, он был растерян. Но они достаточно взрослые, и нет ничего такого в предложении секса без обязательств. Эдди пока трудно было окончательно принять эту мысль из-за сложных отношений с собственным телом, но он прекрасно знал, что мир – не сладкая сказка о двух соулмейтах, намерения между которыми прозрачны и чисты. Нет. Взаимодействия людей бывают очень разными, взаимодействия внутри компаний бывают очень запутанными. Особенно, когда это компания подростков, отрицающих принятые стандарты. Влечение не ограничивается платонической любовью, секс не всегда связан с романтикой, а дружба бывает очень разной по тактильной наполненности. Нет этой вселенской связи двух душ, нет двух людей, предназначенных друг другу. Круговорот любовных треугольников, невзаимной влюблённости и попыток разобраться в себе. Нельзя распутать весь этот клубок взаимоотношений, нельзя максимально все упростить. Он был уверен, что даже внутри Клуба Неудачников все уже по меньшей мере перецеловались друг с другом. Они наверняка даже видели друг друга в белье (или без него, может случайно, может нет). Взрослея, ты понимаешь, что в этом нет ничего такого. Проходит это смешливое смущение, намеренное опошление и наделение естественных вещей каким-то постыдным подтекстом, свойственные ранним подростком. Он бы хотел наслаждаться своим телом и получать удовольствие от взаимодействия с телами других. Без правил, установленных религией или традиционалистами. С обязательствами, оговорёнными заранее. Со всей нежностью и любовью, которые он только может подарить своим партнёрам . С захлёстывающим чувством эйфории у всех участников, с открытым обсуждением желаний и внимательностью друг к другу. Не важно, встретитесь ли вы ещё раз, но сейчас вы наполняете друг друга эмоциями и ощущениями, таете и горите, смеётесь и плачете, получая кайф от того, кто вы есть, и как вы можете взаимодействовать. Он бы хотел, моги он хотя бы раздеться. Волны любви к каждому изгибу тела иногда накатывали, и Эдди танцевал перед зеркалом в одних трусах, но эти миги были столь редкими и короткими. Сейчас он думал о них с отвращением, не желая даже мысленно снимать с себя одежду. Он бы хотел. Но ещё столько предстоит пройти, чтобы обрести физического себя. И тогда он, может, станет немного свободнее. И сможет выйти за пределы дурацких любовных мечтаний, пропитанных все той подростковой наивностью. Эдди потянулся, чтобы немного размять спину, накинул полосатый лонгслив и влез в джинсы, быстро размазал тени на веках, не стремясь даже к подобию аккуратности, и пару минут потратил на выбор футболки. Новенькая, только вчера пришедшая “Demolition lovers” кемов как нельзя кстати подходила к ситуации. Он выдавил из себя подобие усмешки, влез в носки и спустился на кухню. Брошенный на стол телефон издал звук пришедшего уведомления, но Эдди проигнорировал его, стоя перед открытым холодильником в поисках чего-то, что можно было бы назвать завтраком. Он не был уверен, что чувствует голод, хотя относительно давно проснулся, но знал, что организму нужны ресурсы, поэтому обязан был что-то в себя запихать. Взгляд зацепился за банку питьевого йогурта, Эдди достал ее, задумчиво встряхнул и закинул в рюкзак. В школе позавтракает. Заскрипела лестница под ногами спускающейся матери. Соня громко зевнула, пожелала сыну доброго утра и поставила джезву на плиту. — Будешь кофе, солнышко? — Женщина взлохматила ему волосы, и Эдди шутливо заворчал. — Нет, мам, спасибо,— он проверил молнию на рюкзаке и закинул его на плечо. — Я пойду уже. — Ты позавтракал? — В школе перекушу,— он поцеловал ее в щеку. — Все хорошо? — Соня окинула ребёнка оценивающим взглядом. — Ты уверен, что пойдёшь сегодня? — Да, не переживай, — он постарался ободряюще улыбнуться и поспешил в сторону входной двери. — Я уже опаздываю! — Люблю тебя! Звони, если что! — И я тебя!— Он вышел на улицу. У них с матерью была какая-то особая связь, поэтому она всегда знала, когда Эдди плохо. Даже из-за менструации. Но он был уверен, что не позвонит, даже если будет совсем неприятно из-за боли или дисфории. Во-первых, у неё работа. Соня тянет на себе их двоих, запретив сыну искать подработку. Слишком стрессово и может отвлечь от учебы. У женщины был довольно суровый начальник и жесткий график, и Эдди не хотел доставлять ей проблем, осознавая свой долг перед матерью. А во-вторых, сегодня пятница. Он не может пропустить посиделки со своими неудачниками. Парень прошёл несколько домов и достал из кармана телефон. Воткнул один наушник в ухо, включил «Welcome to the Black Parade» и открыл Фейсбук, чтобы проверить уведомления. Замершее на секунду сердце будто потяжелело и упало вниз, в брюшную полость. Эдди не понимал значения выражения «бабочки в животе», но, кажется, это было то самое. Ричард Тозиер 08:29 «В моих планах соблазнить физрука сегодня, ты как на это смотришь?» Эдди замер, улыбаясь как умалишенный. Какой же Ричи дурак, боже. Нужно придумать что-то такое же глупое. Он закусил губу и уже начал стучать по клавиатуре, чтобы броситься только что придуманной шуткой, но почему-то остановился на полуслове. Перечитал ночные сообщения, начавшиеся с обычного «как ты?» и закончившиеся на обсуждении гомосексуальных персонажей. Многозначные фразочки, которыми они взаимно обмениваются, пошлые шутки и просьбы держать свой член в штанах. Это взаимный полуфлирт или дружеское общение в стиле тактильного и дружелюбного Ричи? Второе. Точно второе. Он ведь со всеми такой. Яркий, многословный, доебистый. Вечно на улыбке, вечно в разговоре. Со всеми такой. Но почему тогда отвечает почти моментально?.. Стой, Эдс. Вспомни разговор со Стэнли. Нужно успокоиться. Ты уже в пропасти, но ведь ещё можно предпринять попытки выбраться? Ты ведь сильный. И не хочешь делать себе больно. Это просто дружеское сообщение и дружеское общение. Д-р-у-ж-е-с-к-о-е. По буквам, ещё раз, чтобы точно усвоить. Ты не должен искать намёки там, где их нет. Не давай себе надежду, не провоцируй вас обоих, не делай себе больно. Прислушался к Стэну, он мудрый парень. Ты же не хочешь выть в подушку ночью? Эдвард Каспбрак 08:31 «Если ты про посещение физры, то сегодня я пас. » Ричард Тозиер 08:31 «:(» «Неужели я так утомил бедного эмобоя своей ночной болтовней?» «Ну ладно, сегодня один покручу задницей перед мистером Брауном, но в следующий раз ты обязан составить мне компанию, понял? ;₽» Эдди продолжает кусать губы. Эдвард Каспбрак 08:32 «Окей.» Минутная пауза. Ричард Тозиер 08:33 «Ты в порядке? » Нет. Он не в порядке. Живот крутит отнюдь не от менструальной боли. Он будто держит в руках ножницы, готовясь перерезать нить, связывающую с Ричи. Но нельзя просто оборвать общение, он должен суметь мягко отстраниться, чтобы не обидеть одноклассника. И не сделать себе совсем хуево. Эдвард Каспбрак 08:33 «Да, не переживай, все хорошо.» «Нет. Нихуя не хорошо. Ты мне нравишься, ебанный блять Ричард хуй тебе в рот Тозиер. И я настолько хуево пытаюсь выполнить свою миссию по спасению своей влюбчивой жопы, что даже точки в конце предложений ставлю. Какого черта, Ричи? Почему эти две недели я столько времени трачу на тебя? Почему трясусь над каждым сообщением? Почему ты?» Он вырубил телефон и убрал его в рюкзак. Закрыл глаза и сжал кулаки, пытаясь успокоить сердце и восстановить дыхание. Интересно, Ричи понимал, что делает? Видел ли, что он нравится Каспбраку и игнорировал это, или действительно воспринимал одноклассника как очень близкого друга? Они ведь и были близкими друзьями, так много друг о друге знали, постоянно на связи. — Что застряла, сучка? Эдди ощущает сильный толчок в плечо и теряет равновесие. Оказывается на земле. Озлобленно поднимает глаза на придурка, толкнувшего его. — До сих пор путаешь родовые окончания глаголов, Генри? Генри в компании, ему не до конфликта, он смеётся в ответ, замахивается, наблюдая, как Эдди инстинктивно прячет лицо в ладонях, и проводит рукой мимо. Его гогот подхватывают ещё четверо парней. Эдди успел подумать, что будь Бауэрс в плохом настроении, ему бы сейчас было нелегко. Но тот просто уходит, уводя за собой компанию и продолжая обсуждать его, Каспбрака, странности. Эдди плюётся, поднимается с земли и отряхивает джинсы. С той же злобой смотрит на уходящих парней, но неожиданно ловит на себе заинтересованный взгляд одного из них. Кудрявый и зубастый, самый низкий в банде, чем-то похож на самого Генри. Кажется, учится в параллели со Стэном. Он быстро отворачивается, а Эдди думает о том, сколько ещё людей может знать его деднейм. Разболтал ли уже Генри? Или держит в себе, как козырь? Он поправил рюкзак и пошёл к школе. Другой дорогой, чуть более долгой. Зато не надо проходить мимо дома Стэнли (Урис наверняка уже в школе, Эдди не знал, почему это «зато» вообще пришло ему в голову). И у него будет время немного остыть и успокоиться. Может, он опоздает на урок, тогда не придётся болтать с Биллом и Ричи. Каспбрак не хочет портить им настроение своей потерянностью и отвечать на бесконечные расспросы. Идти без музыки оказалось непривычным. Но он не хотел доставать телефон. Придётся проверить уведомления, а любимый плейлист на половину состоит из песен, скинутых Тозиером. Мысли сгущались, Эдди ощущал, как нарастает раздражение. Он злится на Генри? На себя? Или на Ричи? Он не знает. В голове появляется навязчивая мыслишка, что это все эстрогены в крови играют. Эдди пытается от неё избавиться и в порыве чувств пинает мусорный контейнер, мимо которого проходит. Нога, обутая в тонкую кеду, совершенно не защищающую подошву, отзывается тягучей болью. Эдди шипит. Понимает, что должен выплеснуть раздражение, но не понимает, как сделать это без вреда себе и окружающим. Молча идёт в школу, пытаясь подмечать предметы вокруг себя. Пять пахнущих, пять круглых, пять твёрдых. Дурацкое задание, которое нужно сделать. Он как-то забыл, что первым уроком строит математика. И дотошный препод ненавидит опоздавших. Теперь он стоит у доски, пристыженный, как в какой-то второсортной школе, и выслушивает нотации. Кажется, математик - единственный учитель в школе, который позволяет себе такое отношение. Мужчина вот-вот да затронет его внешний вид и то, как он влияет на поведение. А там и до самоопределения недалеко. Эдди не слушает, он рассматривает носки собственных кед, чтобы не видеть ухмыляющегося Ричи в заднем ряду, показывающего большие пальцы и шепчущего что-то, и подбадривающе улыбающегося Билла. Что-то отвечает на нотации и идёт на своё место. В течении урока игнорирует попытки Денбро что-либо спросить. Сечения в призме получаются на порядок хуже обычного, а когда появилась возможность посчитать стороны через тригонометрические формулы, Эдди совсем застопорился, ненамеренно вспомнив Стэна и то, как близко он был. Низ живота обдало фантомной волной жара. Каспбрак шумно выдохнул, попытался перерисовать чертёж, чтобы решить через метод площадей, лишь бы избежать косинусов. Грифель карандаша сломался из-за силы нажатия. Эдди ещё раз выдохнул и попытался успокоиться. Да, он может сейчас вскочить и свалить в туалет, по дороге ударив пару стенок. Да, он может нахамить учителю или перевернуть парту. Это укрепит его положение школьного фрика, но повлияет на успеваемость. Он не хочет, чтобы шаткая “A” по математике устремилась к “F” из-за ворчливого препода, с которым Эдди ненароком испортит отношения. Математика – такая наука, придраться можно к чему угодно. Так что успокаивайся, Эдвард Каспбрак, бери себя в руки. Может, стоит выйти и умыться? Нет, его не отпустят. Он опоздал, а до конца урока не так много времени. Он достал запасной карандаш и вернулся к старому чертежу. Через тригонометрию решить будет проще всего. Избегать ее из-за вчерашнего будет крайне глупо. Эдди несколько подставил известные значения в формулу, посчитал недостающие отрезки с помощью теоремы Фалеса, проверил адекватность ответа и удовлетворенно отложил карандаш. Со звонком он встаёт, первый сдаёт работу и выходит из класса. Надо дождаться одноклассников. Сейчас Билл скажет что-нибудь обнадеживающее, и Эдди сразу почувствует себя лучше. Или сначала дойти до туалета или умыться? Но Тозиер и Денбро не поймут, если его не окажется под дверью кабинета. Он опоздал, проигнорировал их, первый сбежал из класса, когда появилась возможность. Со стороны наверняка выглядит ужасно странно. Эдди прислонился к стене и прикрыл глаза. Интересно, Беверли придёт сегодня? Надо было написать ей утром и спросить, как она себя чувствует. Забавно, что у них с Эдди цикл почти совпал. Насколько парень помнил, у этого явления нет научных доказательств, но у персон с менструацией, находящихся в близких отношениях, циклы часто синхронизируются. Обычно Беви встречала их перед походом в столовую. Если она не появится в ближайшее время, значит, осталась дома. И нужно будет ей написать. Из класса вышел Билл. Пожав Эдсу руку, внимательно посмотрел на него и спросил, как тот себя чувствует. — Неплохо, на самом деле. — Каспбрак встрепенулся и попробовал изобразить беззаботную улыбку. Одноклассник неодобрительно покачал головой, не оценив мимические способности юноши, и Эдди добавил,— Бывало и лучше, но сейчас тоже нормально. Очень многое навалилось, а я пока не очень понимаю, что обо всем этом думаю и как на это реагировать. Билл улыбнулся и похлопал его по плечу: — Некуда торопиться, правда? Ты успеешь все как следует обдумать и сделать соответсвующие выводы. Совершенно необязательно настраиваться себя на плохой лад уже сейчас. — Да, ты прав. — Как же Эдди любил Билла за это чувство спокойствия, которое тот давал всем неудачникам. — У тебя есть планы на завтра, Эдс?— Он подмигнул. Каспбрак отрицательно покачал головой, и парень радостно продолжил,— Тогда у тебя появился шанс немного отдохнуть от своих переживаний и побывать, наконец, в нашем местечке. Последнее словосочетание было сказано с такой теплотой, что Эдди невольно улыбнулся. И пожалел, потому что пока ему доводилось только слышать о Пустоши. Он хотел спросить Билла о подробностях, но из класса выплыл задумчивый Ричи Тозиер. — У вас красивый ответ получился в последней задаче? — С корнем, если ты об этом,— Эдди пожал плечами и опустил взгляд. Живот снова скрутило, но как-то не особо приятно. — С довольно большим корнем. Денбро кивнул. — Хорошо, — Ричи встряхнул ладони. — Неприятная задачка, конечно. — Угум. Не представляю, что будет на второй математике,— Каспбрак помрачнел. — Мы сегодня без Беви, да, Большой Билл? Денбро снова кивнул. — Я писал ей утром. Сказала, что ещё отлежится, а завтра будет в порядке. Эдди подумал, что все равно напишет девушке. Ей будет приятно внимание. Денбро пошёл в сторону лестницы. Одноклассники последовали за ним. Эдди старался держаться как обычно, отвечал на тычки Тозиера, бросался дружескими оскорблениями, смеялся над его шутками, с каждым смешком пытаясь выбить из себя смятение. Он справится. Он немного пострадает, чувства перегорят, зато он не потеряет дружбу с Ричи. Нужно немного потерпеть, отвлечься, найти недостатки или нового человека, на которого можно переключиться. Последнее - крайние меры, конечно, но лучше страдать по какому-то знакомому, чем по близкому другу. В столовой Бен оживлённо рассказывал что-то по Юпитер и возможность метановой жизни. Это было действительно впечатляюще. На Юпитере метан находится в трёх агрегатных состояниях, прямо как вода на Земле. Метан – уже органика. Чисто теоретические метановая жизнь возможна, и Бен был настолько увлечён рассказом о вероятных путях эволюции, что заразил своим интересом и остальных. Они обсудили это. Эдди посмотрел на Стэна, сидящего рядом с Биллом. Может, Каспбраку показалось, но одноклассник довольно часто задевал Уриса плечом или ненароком касался его пальцами. Стэнли перехватил взгляд Эдса и улыбнулся уголком губ. Эдди стоило усилий не опустить глаза, почувствовав, как кровь приливает к щекам. Он ответил короткой улыбкой. Стэнли. Идеально выглаженная рубашка, кружево к кружеву лежит жабо, помада не выходит за край, тени никогда не осыпаются, лак на ногтях без единого изъяна, а кудри всегда лежат выигрышно, подчеркивая форму лица, как бы Ричи не пытался взлохматить Уриса прическу. Совершенство и прилежность, аккуратная надменность, выросшая на брезгливости, грамотная речь и бесконечный контроль, того, что, как и кому он говорит. Ни единого мусорного слова, редкие оговорки и крайне точные высказывания. Аристократизм и изящество, каждый жест должен быть запечатлён художником, лицо, по которому нельзя читать эмоции. Парадоксально, но именно этот человек ходит по лесу в поисках черепов. По грязи и пыли, изучая землю и остатки фекалий. Алкоголь и сигареты только дополняют его загадочный образ, их можно принять не только как привычку, распространённую в компании, но и его личные предпочтения, а вот таинство мировозрения и острые, особые отношения со смертью подчёркивают возвышенность мысли. Не сказать, что Стэн умнее других Неудачников. Просто он гораздо реже высказывается, а вопросы, в которых его знания почти экспертны, редко затрагиваться в обсуждении. Но отсылки на Гомера и Шекспира связывают его со студентами другой эпохи, когда знания принадлежали молодым людям абсолютно другого уровня. Он этому уровню соответствовал даже внешне, а вот от остальных Неудачников этого можно было даже не ждать. Это не плохо. Они гораздо чаще удивляют собеседника, руша стереотипы о потерянных подростков, как раз за счёт своей внешности. Стэн же предпочитал не спорить, а бросить полный ненависти взгляд на прохожего, возомнившего себя достаточно умным для поучительной беседы. Можно ли застать его врасплох? Познавшего совершенство и бывшего совершенством в чужих глазах. — Эй, Стэн,— негромко позвал Эдди, вспомнив случайно полученное знание, когда Хэнском закончил свой экскурс в Юпитер. Урис вопросительно изогнул бровь. — Разве перевёрнутый крест – это символ сатанизма? Я читал, что все-таки антихристанства, а это разные вещи. Каспбрак обратил внимание на небольшой рисунок на щеке Стэнли. Все за столом повернулись к юноше. Ричи хмыкнул. Эдди подумал, что не стоило сразу отвечать на поставленный самим собой вопрос, а дать Урису высказаться. Он немного поторопился, и это выглядело немного, гм, глупо. В своей неопытности? Или нотках самоуверенности? Они не проскользнули в голосе, и это было главным. Стэн улыбнулся, обнажив белые зубы, опустил взгляд и тихо хмыкнул. — Не совсем верно, mon garçon,— ресницы поднимаются, обнажая потеплевшие серые глаза. — Спасибо, что отметил столь небольшую деталь. Перевёрнутый крест исключает только сатанизм Ла-Вея, который от сатанизма имеет только название. Так, светский гуманизм для решивших поиграть в мистику атеистов. Мне импонирует традиционный сатанизм, я предпочитаю классические символы, вроде того же анкха или звезды Давида. При упоминании гексаграммы он улыбнулся ещё шире. Кажется, это была штука, связанная для него не только с религией, но и собственной идентичностью. Не иудея, но еврея. — Так он прав или нет?— Ричи положил голову на стол. Очки забавно сдвинулись в сторону. — Интересно же, проебался ли наш предатель Христа впервые в жизни или нет. — Погоди немного, мой любящий однозначность друг, и ты сможешь сделать выводы. Вспомни, сколько разветвлений есть у христианства. Сатанизм появился не как антипод христианству, он скорее вытек из язычества и может считаться столь же основополагающей религией. А может не считаться. Он очень неоднозначный, у каждой группы сатанистов имеется своя специфика. Кто-то считает, что Люцифер и Сатана – это одно существо, кто-то разделяет сатанизм и антихристианство, кто-то считает, что сатанисту свойственна гордость и он не обязан никому поклоняться. Кто-то совершает жертвоприношения, кто-то живет гедонической идеологией. Кто-то читает молитвы, кто-то использует лишь атрибутику. Вы меня поняли. Поэтому нельзя утверждать, что перевёрнутый крест не является атрибутом сатанизма,— он обворожительно улыбнулся Эдди, и тот выдавил ответную улыбку. Что ж, этот опыт показал, что нельзя застать Стэнли Уриса врасплох или смутить вопросом в той сфере, в которой он является профессионалом. На что ты надеялся, Эдди? Стэн счёл это забавным после вчерашнего? В любом случае, попробовать стоило. И стоит попробовать ещё. Это можно превратить в забавную игру, не так ли? «Переиграй Стэнли Уриса в интеллектуальные шахматы». Нужно просто подбирать темы на стыке их знаний, чтобы и подискутировать можно было, и проебаться было меньше шансов. — Ох, Парниша Стэн, какой ты многословный сегодня,— веселое замечание от Майка. — Стэнли Урис и объяснение чего-то в рамках его мировоззрения? Нет, господа, так не бывает,— Ричи потянулся и ущепнул юношу за ладонь. — А может, его подменили инопланетяне? — Потому что он самый умный человек на Земле?— Бен хмыкнул. — А оригинал забрали на исследования? — Или самый странный,— Ричи повторил щипок, но Стэн все так же его игнорировал. — Они решили начать с аномалий, чтобы быть готовыми к худшему. — Просто малыш Эдди растопил чёрствое сердце бедному вампиру, вот он и снизошёл до объяснений, — Билл смотрит на Каспбрака с легкой улыбкой, и Эдди пытается понять, есть ли в глазах одноклассника тень ревности? Ему несвойственны такие насмешки. Но от Билла все так же веет энергия заботливого старшего брата, нет ощущения, что его отношение к Эдди изменилось, нет ледяных ноток или укора. — Или он просто не смог вынести поверхностности моих рассуждений и решил разъяснить все сейчас, чтобы я его больше не донимал,— он пожал плечами. Майк обратился непосредственно к объекту обсуждения: — Ну так что, Стэн? Какая теория верна? С чего ты решили вдаваться в объяснения? Сатанист, вновь завладевший всеобщим вниманием, дернул уголком губы и скрестил руки на груди. — Не буду давать вам ответа, чтобы вы продолжали строить теории. Думать полезно, дорогие мои. Упражняйте мозг, может, эволюционируете до моего «вампирского» уровня,— он подмигнул Денбро. Затем протянул руку и взлохматил и без того неопрятные патлы Ричарду. — Беви нет, кто-то же должен вас развлекать. Они ещё поболтали, доедая фрукты. Эдди достал йогурт, покатал его между ладоней, но желание поесть так и не появилось. Ричи любезно забрал бутылочку и закинул себе в рюкзак. По дороге к классу Каспбрак кинул сообщение Беверли. Она уже должна была проснуться, так что скоро может ответить. На истории Эдди было не до сторонних размышлений, он писал эссе о Великой депрессии и ее влиянии на последующие поколения. Курс социальных наук он проходил вместе с Хэнлоном и Марш, поэтому на литературу он последовал с Майком. Ещё одно эссе, на этот раз о влиянии Байрона на романтизм. Прекрасная тема, но информации так много, что за час с трудом уложишься. Байрон замечателен тем, что когда ты считаешь, что полностью понимаешь его, ты ещё ничего не понял. Пишет он с сарказмом или искренне? Нотки нигилизма или абсурдизма? Ненависть к Англии и к математическим способностям собственной жены? Это лорд Байрон, ему можно все. А ещё он достаточно драматичен, претенциозен и остроумен, и душа эмокида не могла остаться к нему равнодушной. Эдди вспомнил случайный факт, тихо прыснул, но писать о том, что однажды поэт одел подушку в свою одежду и выбросил ее в окно, чтобы его семья подумала, что он сбросился с верхнего этажа, не стал. Беверли Марш 12:41 «Я же сказала Билли, что все хорошо. Завтра буду с вами ;)» Эдвард Каспбрак 12:42 «Я же твой друг и могу лично спросить о твоём здоровье, разве нет?» «В любом случае, рад, что все хорошо!» Беверли Марш 12:43 «Оу, прости, если это прозвучало грубо» «Я соскучилась, Эдс <3» «Ты как?» Эдвард Каспбрак 12:44 «Тоже соскучился, дорогая :(» «Два дня без тебя как вечность» Беверли Марш 12:45 «Хахаха, не льсти мне, дорогуша :) » «Не отвлекайся, у тебя наука, между прочим» Эдвард Каспбрак 12:45 «Ты помнишь мое расписание лол? » Беверли Марш 12:46 «Не обольщайся. Я помню расписание Балабола и помню, что у вас с ним и с Большим Биллом совпадает математика и естественные дисциплины» Эдвард Каспбрак 12:46 «Ме.» «Ладно, до встречи» Беверли Марш 12:47 «Удачки!» Он отложил телефон и продолжил зарисовывать слои почвы. Особенность каждого он уже расписал, указал кислотность и биохимический состав, поэтому и сделал перерыв на переписку. Теперь оставалось доделать рисунки и перейти к опытам. Курс по естественным наукам хорош своей комплексностью. Знания из разных сфер помогают целостнее воспринимать объект, понимать, как он функционирует и как связан с другими. Знания о мире доставались ученикам не случайным образом в виде бесконечного зазубривания тем, которые нельзя связать с помощью логики, а постепенно, связано, с каждой стороны. Оставаясь в головах. Генри Бауэрс на задних партах что-то насвистывал, поглядывая в сторону Эдди, но тот делал вид, что ничего не замечает. Черт с ним, с этим придурком. В школе он ничего Каспбраку не сделает, а о том, чтобы не пересекаться на улице, парень как-нибудь позаботится. Вторая математика была поспокойнее. Никаких самостоятельных, только новая тема и решение вводных задачек к ней. Билл иногда улыбается своим мыслям, иногда дружелюбно смотрит на Эдди, и тот не может не отвечать на весёлые искорки в глазах. Денбро думает о походе на пустошь, предвкушая прелести общей встречи. Думает о том, какие они все будут яркие, как будут дерзко держаться на улице в ответ осуждению прохожих, пока идут до Барренса. Радуется. После звонка они встречают в коридоре Бена и спускаются на обед вместе с ним. Ричи декларирует дурацкие частушки, потом пытается что-то рифмовать на детском французском, пытаясь копировать какой-то диалект. Билл недоуменено смотрит но него, но ничего не спрашивает. — Завтра – твой первый поход в Барренс с нами, Эдс,— Бен бьет его по плечу. — Волнуюсь больше тебя. Беви была последним новичком. Кажется, это было так давно. — Хо-хо, без году неделя, дружище,— Ричи скатывается вниз по перилам и привычно поворачивается, протягивая руки. Только вот сегодня девушка не съезжает вслед за ним, некого подхватывать. Он цокает языком и смотрит на оставшуюся на верхних ступенях компанию. — Большой Билл, спустишься в мои объятия, золотце? — Обойдёшься, Ричи. Ты пока не готов к хранению такого сокровища,— смеётся. — Ой-ой-ой, а кто это тут у нас такой ва-а-ажный? — Корчит грустную гримасу и тянет слоги. Эдди слушает их двоих и чувствует неприятный осадок. Понимает, что это дружеские перешучивания, понимает, что точно также Ричи общается и с ним, понимает, что хочет приватизировать это отношение. Злится на себя. Интересно, Бен чувствует себя также, когда Беверли милуется с Биллом или Ричи? Так неприятно. И ничего с этим не сделаешь, похоже на банальную животную внутривидовую конкуренцию. В столовой все расселись по обе стороны от стола под присмотром стоящего Билла. Хэнлон, Хэнском и Каспбрак на одной скамейке, Тозиер и Урис на другой. Взгляд Билла пронизан трепетной любовью. Он смотрит ка каждого из них и на всю компанию в целом. Довольный и счастливый. Садится рядом со Стэном, скрещивает ладони перед собой. — Вы сильно голодные, или я могу вводить Эдди в курс дела? Парни настояли на втором. — Да там вводить нечего! — Ричи хмыкнул и достал из рюкзака чипсы. — Так что начинай, Большой Билл, пока не лопнул от нетерпения. Денбро вздохнул. — Трудно объяснить, что для нас Барренс, человеку, который там никогда не был. Мы не просто пьем, слушаем музыку или болтаем. Там особая атмосфера. Возможно, за счёт нас. Субботний Барренс - это место свободы. Школа все равно помещает в рамки, там же их нет вовсе. Дух бунтарства. Дух юношества. Конфликты идеологий. Компромиссы и дурацкие решения. — Одевайся так, как одеваются эмо на Пинтересте, забей хуй на окружающих и приебывай на пустошь рыдать, резаться и рисовать картиночки. Этим же твоя субкультура славится?— Тозиер открыл пачку и запустил в неё руку. Эдди поморщился, но вспомнил, что заставил-таки панка помыть руки перед входом в столовую. Успокоился. — Ага. А ещё все эмо – педики, так что готовься, все эти штуки буду проделывать, сидя у тебя на коленочках. — А почему только у меня?— Хрусь. — На правах новенького пустим по кругу. — Спасибо, я воздержусь от такой радости,— Бен скривился и положил на стол контейнер с нарезанными персиками. — Ничего, Бев на два подхода хватит. — А при чем здесь Бев? — Каспбрак качает головой и тянет руку в пачку чипсов. Ричи недовольно хлопает его по ладони. — Мы же сошлись на том, что это развлечение для педиков. — Я же те уже говорил, что Бев – самый главный парень в этой компании,— Тозиер все-таки бросается в одноклассника пачкой. Эдди приватизирует ее. — Хотя знаешь,— задумчивый хрусь,— если выбирать между Бев и тобой, я предпочту Бев. И на два круга, и на шесть. — А если между Бев и остальными фриками? — Все равно Бев. Без обид, парни, но мне кажется, мы с ней общаемся на одном языке жестов. Они смеются. — Что, даже нашему христапродавцу откажешь? — Ричи хватает Стэна за щеки и притягивает к себе. — Только посмотри на это прекрасное, ухоженнее лицо, ну как его можно променять на немытого рыжего панка? — Убрал свои жирные руки от моего лица, Тозиер,— чуть тише обычного, агрессия не в эмоциях, а в полутонах голоса и чуть более напряженном изгибе брови. Эдди тянется в рюкзак за влажными салфетками. — Да ладно тебе, дорогуша, это всего лишь специи и масло! Ты и не в таком дерьме ковыряешься,— щипает юношу за щеки. Эдди молча наблюдает, как постепенно холодеет радужка Стэна. Ни одной лишней эмоции, но раздражением так и веет. Обидны не высказывания Балабола, к ним все привыкли, обидна грязь на его пальцах, липнущие к ним рыжеватые пылинки со дна пачки, которые панк размазывает по лицу Стэнли. За несколько недель знакомства Эдди понял, что для Уриса нет ничего страшнее грязи. Наверное, он готов умереть, лишь бы не запачкаться. — Бип-бип, Ричи,— предупреждающий тон от Денбро, намекающего, что одноклассник слегка преступает границы дозволенного. — Да, мамочка Билл? — Прикидывается непонимающим и невинным ребёнком. Играет с огнём. Встаёт Майк, молча обходит стол и начинает щекотать напрягшегося Ричи. Тот от неожиданности отпускает замученные щеки. Майк обхватывает парня и оттаскивает его назад. Удерживает, пока тот начинает ворочаться. Эдди, успевший протереть руки, протягивает пострадавшему пачку влажных салфеток. Стэнли благодарно кивает и осторожно очищает лицо. Взгляд странный – то ли расплачется, то от вырвет Тозиеру кадык. Смывается и перевёрнутый крест. Майк притаскивает Ричи к Каспбраку и удерживает панка за запястья, пока тот извивается и довольно визжит. На них уже поглядывают другие ребята из столовой. Эдди осторожно протирает ему ладони, пока парень пытается скрутить их в фак. — Произвол! Насилие! Цензура! Никакой свободы слова! Балабола с чистыми руками сажают на место. Он поглядывает на Стэна, но повторять щипки не намерен. Билл вздыхает, берет Бена, и они идут за подносом с обедом, понимая, что без них никто не сообразит взять поесть. Эдди крутит в руках початую пачку чипсов, задумчиво смотрит на неё и рискует вернуть хозяину. Ему чипсов точно больше не хочется. Ричи же беззаботно продолжает хрустеть картошкой. Неясно, зачем отмывали. Стэн молча встаёт и пересаживается к Эдди. — Ты ведь не против? — Нет, садись, конечно,— Каспбрак стремительно отодвигается, освобождая ему место. Ближе к Майку он чувствует себя немного комфортнее. Никаких лишних мыслей, только спокойствие. — Я это запомнил, господин вампир,— драматично вздыхает Ричи. — Когда в город пожалует Ван Хельсинг, не ждите от меня участия. Мое сердце отныне холодно, моя кровь для вас отравлена. — Расскажи об этом своему Богу, ратующему за любовь к ближнему, mon doux ami. — Стэн, пожалуйста, без религии,— твёрдый голос Хэнлона и настойчивая просьба. Не сиди между ними Эдди, Майк наверняка положил был ладонь на плечо друга. — Конечно,— он распрямляет плечи. — Прости, позволил себе сказать лишнего. Больше такого не повторится. Каспбрак наблюдает за этим не испуганно, как мог бы несколько недель назад, а скорее устало. Неудачники постоянно конфликтуют между собой, но друг за друга все равно убить готовы. Продолжают держаться вместе, продолжают говорить о любви и постоянно цапаются. Настоящие фрики. Иногда мелкие ссоры случаются чуть чаще, но так бывает, они это понимают. Подростки с играющими гормонами, часто нежелающие идти на компромисс. Знающие друг о друге столько личных вещей, что порой страшно. Собравшиеся вместе для чувства защищенности, но державшиеся вместе по какой-то необъяснимой причине. После обеда все расходились по кабинетам. Стэн поворачивает в сторону спортивного зала вместе с Биллом, что-то тихо рассказывая, хотя должен идти в сторону их «школьного клуба» вместе с Майком, Бен идёт на математику, Эдди и Ричи поворачивают в сторону туалета. Эдди думает, как будет менять тканевую прокладку. Он не продумал этот момент дома и теперь не очень представляет, как будет отстирывать пропитанный кровью кусочек хлопковой материи на глазах одноклассника и как будет его сушить. Ричи привычным жестом откидывается на стену и тянется в рюкзак за пачкой. Эдди топчется рядом, не зная, что ему делать. — Ты же не идёшь на физру? — Ракопалочка между губ, вспыхивает огонёк над зажигалкой. — Нет. — Окей,— затягивается и прикрывает глаза. Эдди раздражают эти нарочито драматичные жесты героя кинофильма. Стоит рядом, смотрит на подрагивающий кадык, на потрескавшиеся губы, сомкнутые на сигарете. Чёртово либидо, подскочившей вместе с уровнем эстрогенов. Эдди чувствует, что сейчас разрыдается. В тысячу раз сильнее вспыхивают вечерние переживания. Вот он, рядом, такой искрящийся и диковатый, прекрасный в своём неаккуратном знании и бунтарских выходках. Звенит насмешками, разбрасывает сигаретный дым, пахнет хвойным гелем для душа. Эдди откидывается на стену рядом с ним, чтобы не видеть лица. Ладони почти соприкасаются, между тыльными сторонами пары миллиметров. Жарко? Душно. Табачный дым щекочет ноздри. — Ты опоздаешь. — Мистер Браун всего равно будет рад меня видеть, могу позволить себе задержку. Эдди не хочет тонуть в смущенным молчании, они стали гораздо ближе за эти недели. Ричи снова затягивается и случайно задевает его пальцами висящей руки. Извиняется. Снова пара миллиметров. — Зачем ты трогал Стэна? — Замечание без упрёка. — Знаешь же, что ему некомфортно от грязных рук. — А зачем ты спрашивал его про крест? Вопросом на вопрос. — Это другое. Я же..,— пытается оправдаться? — Ему не нравится, когда кто-то лезет ему в голову. Предпочитает, когда молча и в штаны,— сказано с каким-то раздражением? Эдди покачивает головой. — Зачем ты так? — Что?— Снова затяжка. Недопонимание в голосе. Наигранное или искреннее? Черт разберёт этого Ричи Тозиера. — Постоянно так шутишь про него. — Я всегда так шучу,— чуть тверже, желая закрыть тему. А Эдди не хочет. Рассматривает носки собственных кед, лишь бы даже боковым зрением не увидеть кудрявых прядей и носа с горбинкой. — Стэн хороший. Со своими замашками, конечно, но все мы не не без греха. Моей маме он бы понравился. — А я бы, значит, не понравился?— тихо смеётся. — Ты слишком плохо знаешь Стэна. — Его трудно знать хорошо,— снова покачивает головой. — Пф, это всего лишь образ, глупышка. На который ведутся подобные тебе неопытные старшеклассницы,— если бы Эдди смотрел в его глаза, видел бы, как они испуганно расширились,— и старшеклассники. Он был готов ударить себя по губам. Это не было намеренным акцентом в предложении, просто наблюдение. Но Эдди, кажется не заметил. Балабол успел сократить паузу до минимума, не сделав другу больно. — Никто, кроме тебя, с ним так не общается. — Эдди чувствует шевеление внизу живота. Устало выдыхает. — А я самый честный,— стряхивает пепел на пол. Эдди толкает его в плечо, переняв эту дурацкую панковскую привычку, не желая спорить. Ричи от неожиданности теряет устойчивость и заваливается. Смеётся, крутя в пальцах тлеющую сигарету. Стоят друг на против друга. Эдди задумчиво рассматривает лицо напротив. Горбинку, губы, глаза. Ричи нельзя назвать красивым в классическом понимании слова, но он точно красив. — Билл и Стэн – вместе? — Эдди не хочет, чтобы эта пауза взаимного разглядывания затягивалась, говорит первое, что приходит на ум, не уходя далеко от прошлой темы. — Сам у них и спроси,— искорка в глазах. Одноклассник тянется в пачку за новой ракопалочкой, дым постепенно уносит заглядывающий в школьный туалет ветер. — Смеёшься? — Да.— Выжидающе молчит. — Трудно сказать. Трахаются точно, может, друг с другом даже чаще, чем по отдельности. Я же говорю, со Стэном не все просто. — Ладно, спасибо,— Каспбрак заметил, что последнее высказывание парень сделал без нотки негодования или неприязни к Стэну, скорее с усталостью. Эдди немного улыбнулся, подумав, что сам буквально десять минут назад чувствовал то же. Снова молча разглядывают друг друга. Насколько тяжело удерживать внимание на глазах стоящего напротив, когда имеешь СДВГ? Ричи смеётся, сделав очередную затяжку. Выдыхает, кстати, немного в сторону. — Ты чего? — У тебя прыщ на носу вскочил,— Эдди успевает почувствовать неловкость и успокоить себя, что во время менструации высыпания на коже – это нормально. Уже готовится выжать дурацкую шутку, но Ричи продолжает. — Видимо, кто-то влюбился. Мгновенное пробуждение этого крутящего чувства, всполох волнения, захлёстывающий и обнадеживающий. Не просто так же он это сказал? Мысли в голове роятся, Эдди чувствует, как краснеет. Стэн был не прав? Неужели, это было не дружеское общение? Он приподнимает голову. Ричи, которому повезло с наличием Y-хромосомы, смотрит сверху вниз. Улыбается по-идиотски. Каспбрак смотрит на приоткрытые губы. Тонкие, бледные, слишком близкие для обычной беседы и слишком далекие из-за разницы в росте. Эдди приподнимается на мысочках. Неспроста же это все? Детский флирт. Хочется урвать поцелуй, и эти потрескавшиеся губы так близко. Почти достаёт, но Ричи немного запрокидывает подбородок. Совсем чуть-чуть, но губы становятся недоступными. Парень ещё тянется, думая, что одноклассник просто играет с ним, дурачится, как водится, сейчас он вернёт голову в прежнее положение. Ричи продолжает улыбаться, а Эдди безвольно вздыхает. — Дорасти сначала,— шаг назад. Эдди опускается на стопы. Внутри будто что-то обрывается. Дурак, о господи, какой же он дурак. Наклоняет голову. Недоумение, в слезинках в уголках глаз блестит обида. На себя, на Ричи. Что он наделал? Ричи, наверное, смеётся внутри себя сейчас. И будет смеяться, пересказываю эта историю Беверли или Биллу. Удалит его из друзей, ненавязчиво избавившись от странного придурка в своей жизни. Боже, боже, Эдди, ну что ты сделал? Глупость, какая необдуманная глупость. Надо извиниться? Объясниться? Зол, потерян, испуган, чувствует стыд и обиду. Боже, боже. Хочется расковырять кожу на запястье, ударить себя, разрыдаться. Как все быстро, накатывает, накатывает, боже. — Я,— поднимает глаза, начиная попытки сформулировать объяснение. Ричи все также улыбается. Слегка задумчиво. Крутит в пальцах умирающую сигарету. Эдди ментально не находит себе места. — Прости, это такой бред. Прости, ладно? Прости. Прости. Я.. Ричи делает шаг к нему. Затягивается, ухватывает одноклассника за скуловую область и притягивает к себе. Эдди, кажется, умирает от неожиданности. Секундное касание, жар, обдавший все тело, кровь приливает к клитору. Секунда, не больше. Шершавые губы касаются приоткрытого рта, мягкие, тёплые. Он счастлив. Сердце сокращается в несколько раз чаще обычного. Секунда. И Эдди сгибается в приступе кашля, пытаясь выбить из себя жгущий гортань табачный дым. Хватается за стену, глотает воздух, почти плачет. Ричи стоит рядом и смеётся, туша остаток сигареты об плитку. — Жив? Не звать за медсестерой? Эдди откашливается, утирает слёзы в уголках глаз. На губах – фантомное касание. В голове – каша. Все ещё горячо и немного страшно. — Да. — Хорошо,— Ричи поправляет рюкзак и движется к выходу. Почти у двери замечает, что одноклассник не следует за ним. — Ты идёшь? — Эээ,— он вспоминает, что зашёл в туалет не покурить и не поболтать с Ричи, а обновить средства интимной гигиены. Желательно сделать это сейчас. — Нет. Мне ещё кое-что надо сделать. Дело пары минут. — Нельзя было поссать раньше? — Мне не за этим,— Эдди переминается с ноги на ногу. Не знает, как лучше сформулировать, но понимает, лучше обойтись без эвфемизмов. Прямота – это та вещь, которую он ценит в общении с Тозиером больше всего. И лучший способ показать, что произошедшее только что не выбило его из колеи. — Мне нужно сменить прокладку. Ричи зависает на пару секунд. — А. Окей. Я как-то забыл, что у тебя есть матка,– Прислоняется к стене и скрещивает руки на груди. Эдди удивляется. Если он забыл, значит, одноклассник воспринимает его как полноценного парня. Теоритически, и как потенциально партнёра. Теоретически. Ричи ведь мог задуматься об этом? Значит, есть смысл поднять тему, эм, поцелуя? Или Ричард не намерен это обсуждать? Боже, последние три минуты жизни слишком стремительны, Эдди ничего не понимает. — Ты не мог бы выйти? — Лол, чувак, ты же в кабинке это будешь делать, а не прямо тут. Лучше я подожду тебя в туалете, чем в коридоре. Не хочу получить втык за прогул физры в день, когда у меня даже форма с собой. — Эээ, да, ты прав,— Эдди дёргает молнию рюкзака. Чувствует неловкость, но поясняет. — Просто я пользуюсь экологичными хлопковыми прокладками и не выбрасываю их, а стираю, хах. Осознанность и все такое. Я не думаю, что тебе будет приятно видеть, как я ношусь тут с куском окрававленной ткани. — А куда ты денешь свежепостиранную? — Искреннее сопереживание. — Типа... Она же мокрая. И может начать гнить. Эдди задумался. Он всегда оставался дома при менструации, поэтому таких вопросов раньше не возникало. — Хер знает. Он объяснил ситуацию. Ричи предложил воспользоваться сушилками в раздевалке, все равно во время урока там никого нет. Лучше, чем ничего. Эдди согласился и ушёл в кабинку. Чувствовал себя максимально странно. Что, черт возьми, происходит? Ричи поцеловал его (пусть и не по-настоящему), а теперь обсуждает прокладки? Это новый уровень дружбы? Пока Эдди отстирывает кровь под ледяной водой, Ричи стоит рядом и думает над чем-то, периодически задавая вопросы. — А почему ты дома не остаёшься, как Бев? — Потому что люблю вас и хочу видеть ваши рожи. — А почему не чаша, если ты за экологию? Как у Бев. — Потому что дисфория. — А у Бев... — Может хватит? Я понимаю, что у тебя нет другого примера персоны с менструацией, но мне немного некомфортно обсуждать это, поэтому я не готов удовлетворять твой научный интерес. Ричи извиняется. Вид действительно очень виноватый. И Каспбрак не может не восхититься этим человеком. Таким внимательным к чувствам близких людей, таким участливым и тянущимся за знанием, чтобы быть в курсе, как помочь. Ричард Тозиер, вытирающий грязные руки о лицо Стэнли. Ричард Тозиер, плюющийся мерзкими шуточками. Ричард Тозиер, из которого порой струится эгоизм. Стоит сейчас здесь и проявляет беспокойство за людей, которые ему небезразличны. Спрашивает, что он может сделать. Обещает быть рядом в случае чего. Идут на урок. Эдди растекается на лавке, сжимая в руках телефон. Чувствует себя неприятно. Спазмы в матке, моральное состояние подвешенности, эта неопределённость, шум в зале. Сложно размышлять, анализировать, делая определенные выводы. Он может быть счастлив в отношениях с цисгендерным геем? С чертовой шестеркой по шкале Кинси. Он? Эдди, живущий в маленьком консервативном городке и не общающийся с окружающими из-за нежелания доказывать своё право на существование. Состоявший в отношениях только с людьми из интернета. Начавший социальную жизнь буквально пару недель назад. Он? До чего же странно. Полупоцелуй от Стэна вчера, полупоцелуй от Ричи сегодня. Он обретает популярность, ха. Эдди непроизвольности касается губ пальцами и улыбается. Легко-легко, с нежностью. Поднимает глаза и находит на поле Ричи. Тот здорово управляется с волейбольным мячом несмотря на длину своих ногтей. Ещё одна причина восхищаться (или любить?) этим (этого) человеком (человека). После бледных ног с разбитыми коленками в шортах до середины бедра, конечно. Эдди чувствует легкость, постепенно накатывающее спокойствие. Он не в пропасти, это было иллюзией, навеянной чёрным магом. Все хорошо. Он будет счастлив, он будет делать счастливым своего партнёра, он будет принят и будет принимать. Встречаться с лучшим другом, понимающим тебя с полуслова, знающим глупые слабости или странные истории из детства, разделяющим твои интересы. Что может быть лучше? Каспбрак старается не торопить события, но все равно думает об этом и чувствует постепенно поглощающую его эйфорию. До чего же стремительно, до чего же странно. Сидят посреди кабинета, снова запертые. Майк пошутил про чисто мужскую компанию и сказал, что сегодня они обойдутся без пения, потому что без Беверли он играть отказывается. Бен был немного подавлен, и Билл постоянно пытался поддерживать с ним диалог, отвлекать и постепенно вводить в общий поток разговора. Бен был чудесным собеседником с грамотно поставленной речью и очень хорошо умеющий формулировать свою позицию, с ним было очень интересно дискутировать, но больших усилий стоило действительно заинтересовать спором. Обычно он думал о чем-то своём и редко участвовал в общем обсуждении, умудряясь, однако, делать очень точные вставки. Эдди прижимал к животу бутылку с тёплой водой и думал о предстоящем походе в Барренс. Размышлял о своей субкультуре и о том, как отображает ее. — Билл, у клоункидов есть идеология? — Какой-то определённой точно нет,— Денбро сидел на полу, скрестил ноги, и вырисовывал цветные полоски на лице, глядя в зеркальце, которое для него держал Стэн. — У клоункора есть музыкальная составляющая, но я больше по визуальной. Это скорее эстетика, чем субкультура. — Типа коттеджкора или темной академии? — Майк крутит между пальцев дреду. — Да,— Билл взмахивает кистью. — Картинки с пинтереста и определённые наборы внешних данных. — Дарк академия – это не просто эстетика,— возражение от Стэна. — Это неофициальный жанр художественных произведений. Романтизация учебы, гуманитарных наук в частности, и неготовность к жестокой реальности жизни после окончания учебного заведения. Сатира, трагедия и философия. Моральное разложение. Эстетика же основа на видении этих произведений, на академизме во всех сферах самовыражения, изучении моральных норм и особенностей закрытых сообществ. Это не про моду, это про культурный багаж. Это образ жизни. — Удивительно много говоришь сегодня, Стэн,— Ричи пытается распутать нечесаные патлы пятерней. Ухмыляется. — Обижаешься, что не для тебя рот открываю?— Невозмутимый Стэн продолжает сидеть неподвижно, держа зеркальце для красящегося друга. Тозиер гыгычет: — Ууу, я смог вывести из себя самого Мистера Совершенство? Эдди смотрит на них обоих и качает головой. Стэн не отвечает, и остальные не собираются комментировать высказывание, выходящее за рамки свойственных ему фраз. Но да, Ричард Тозиер ужасно раздражает Уриса сегодня. — Клоункиды стоят скорее на грани клоункора и кидкора,— Билл возвращается к вопросу. — Если говорить об идеалогии, то, наверное, есть определённые паттерны поведения, так или иначе проявляющиеся в обеих эстетиках. Некоторые умники связывают кидкор с CGL, но в нем нет ни отношений, построенных на заботе, ни секса, конечно. Это индивидуальный способ самовыражения. — CGL?— Эдди недоуменно переспрашивает. — Подразделение BDSM,— устало объясняет Стэнли. Ждёт очередной насмешливой подначки от Ричи, но тот молчит, и юноша продолжает,— CGL. CareGiverLittle. Есть человек, берущий на себя роль доминанта (кэйргивер), и маленький, о котором тот заботится. Есть своя система правил, наказаний и поощрений, определённые привычки. — Оу,— Каспбрак немного удивлён от полученной информации (судя по выражению Бена – тот тоже).Стэн усмехается. — Эээ,— слегка сконфуженный Хэнском понимает, что вряд ли сможет получить эту информацию в другом месте, хотя бы потому что не запомнил аббревиатуру. — А это тоже «образ жизни»? Стэнли смеётся. — Когда как. Некоторые практикуют отношения папочки и маленького только в сексе, некоторые продолжают играть роли и в жизни. Есть ещё age play, с подгузниками и сосками. — Напомните, почему мы внезапно перешли в тему секса?— Ричи немного помрачнел. — Билл пытался рассказать об особенностях кидкорных ребят, хотел упоминуть любовь покапризничать или что-то в этом духе, но затронул тему DDLG. Денбро отложил кисти и косметику и немного огорчённо продолжил: — Мне не очень хочется р-развивать эту тему, не зн-наю, зачем упомянул. Делает глубокий вдох и продолжает: — Просто некоторым кидкорщикам свойственны более детские увлечение и более беззаботное поведение. Клоункорщики скорее любят играть роли, гиперболизировать эмоции и, конечно, практиковать макияж. Это эстетика, связанная с искусством. Я называю себя клоункидом, потому что у меня раньше было куда больше ярких, стилизованных под детские, вещей,— он бросает взгляд на Тозиера, и Эдди вспоминает, что тот обзывал его петушком, как Каспбрака называл нытиком. — Да и я не особо старый, знаете ли. Но сейчас мой самый полноценный костюм монохромный. У нас нет каких-то правил, чтобы называть эстетику образом жизни. Есть просто устоявшиеся виды клоунсон, но никто не обязывает тебя иметь того или другого персонажа. — Это интересно,— Майк крутит в руках несколько мотков макраме, выбирая, из чего будет плести. — У вас нет какой-то политической цели, только желание реализовать себя. — Именно так,— парень кивает и забирает у Стэна зеркало. — Майк, а как ты пришёл к идеологии хиппи?— Каспбрак продолжает сыпать вопросами, надеясь продолжить этот час откровений. Интересно, на чем Неудачники строили своё мировоззрение, как его достигли. Они все действительно очень разные. — Я учился в христианской подготовительной школе,— улыбается. Выбрав нужные цвета, отмеряет длину ниток. — Возлюби ближнего своего и все такое. Да и отец, бывший военный, поглядывал в сторону хиппи течения. В детстве он постоянно говорил о важности сохранения мирной жизни. Я вырос на ферме, вместе с культурой разумного потребления и самопроизводством. Я слышал слишком много историй о войне от отца. Все эти причины сформировали меня и мое восприятие мира. Он закрепил узелок на одной из тетрадей и начал плести. — Мне кажется, «Занимайся любовью, а не войной» – лозунг, который никогда не устареет,— Эдди поправил волосы. Майк согласился. — Панки, готы, хиппи. Эти движения никогда не умрут,— Ричи довольно урчит. Осознавать, что из всех немногочисленных Фриков вашей школы ты относишься к половине культовых субкультур, невероятно приятно. — Ну, тут я бы поспорил,— Эдди смотрит на него с насмешкой. Совсем с другим настроением он пытался поспорить со Стэнли о сатанизме утром. Теперь он был уверен в словах, которые собирался сказать. Это было не просто желание позлить собеседника, это было обоснованное, сформулированное мнение. Благодаря Ричи он изучил культуру панков и знал, что не присоединится к ней. — Панк давно умер. — Сказал эмо. Сколько вы жили? Три года? Прямо как любовь, а? — Ты выслушай меня, а потом ехидничай,— он отставил бутылку в сторону. Скрестил руки перед собой и посмотрел на собеседника. — Панк был протестом. Это было нечто оригинальное, новое, яркое, простое и бросающее вызов. Поэтому он так быстро получил популярность. Но за протестом всегда что-то должно быть. Если хочешь уничтожить систему, предлагай что-то в ответ, иначе это детское несогласие с правилами, установленными родителями, которые лучше знают, как жить. Капризы. Инфантильность. У тебя должна быть сформулированная позиция касательно ситуации в мире. Что-то не устраивает – предлагай альтернативу. В этом суть субкультуры, это ее отличие от эстетики. А музыка всегда была средством донесения идеи. Через неё многие доносят свои мысли, свой протест.А теперь вспомни тексты своего любимого Сида Вишеса. Он вообще пел на концертах? Скорее ходил и плевался в зрителей. Поэтому Sex Pistols прожили не больше года. Это быстро надоедает. Ходит слух, что все посетители их первого концерта (коих было совсем немного), после создали собственные группы, желая донести что-то до слушателя. Но это легенда, конечно. — Ближе к делу, доморощенный Ральф Глисон,— Ричи раздраженно протирает очки. Эдди думает, что тот сегодня слишком мрачен. Хотя паршивое настроение должно быть у Каспбрака, все-таки он истекает кровью. — Панк был актуален в своё время. Потому что был выражением протеста, образом жизни. Молодые люди, бунтующие против системы. Но они не предлагали ничего в ответ, это ключевая мысль, которую я пытаюсь до тебя донести, понимаешь? Все презирали молодых панков, которые пошли в систему, чтобы разрушить ее изнутри. Но становясь ее частью, работая в офисах, изучая политику, они понимали, что не все так просто. Нельзя просто разрушить что-то. Ты и без меня это понимаешь. Панк был важной частью культуры, он дал начало других течениям, которые несли новые идеи и превносили новшества в музыку. Музыка – это не просто тексты, это инструментальные решения, эксперименты со звуком. Музыка тоже должна развиваться. Панк породил много новых течений. Панк позволил девушкам выйти на сцену, став самым феминистическим направлением. Это тоже важно, потому что, как я уже сказал, через музыку люди доносят идеи. Панк был актуален, он был необходимым для культуры, но в своё время. Сейчас оставаться панком – значит быть инфантильным ребёнком. Обычно за утверждением «я панк» скрывается нежелание брать на себя ответственность за свою жизнь. Эдди перевёл дух. Он много сказал, он видел, что Ричи периодически хотел его перебить или возразить, но не мог ему этого позволить. Важно было сформулировать свою позицию, иначе дальнейшая дискуссия не будет иметь смысл. Парень заметил, что остальные подвинулись ближе. Им было интересно, что ответит Тозиер. В горле пересохло. — Хорошо,— Ричард сделал глубокий вдох. — Если мы говорим об идеологии, в чем суть эмо? Перевёл тему, неспособный возразить. Может, попытается обдумать и высказаться чуть позже, пока слушает высказывание Каспбрака. Но это гораздо сложнее – ему придётся концентрироваться на речи собеседника и одновременно формулировать собственную позицию по другому вопросу. С СДВГ Тозиера это было почти невозможно. — Мы уже обсуждали это,— Эдди сделал глоток воды. — Культура важности ментального здоровья и отказ от токсичной маскулинности. Андрогинность как тип мышления. — Нет, дорогой мой,— Ричи хмыкает,— это то, что ты считаешь культурой эмо. Но покажи мне хотя бы одну статью об этом. И в принципе хорошую статью об эмо. — Это более молодая субкультура,— оправдание?— Естественно, материалов мало. — Она не просто молодая, она незначительная. Она никак не повлияла на поколение. В отличие от панка. Я рад, что ты все-таки признал влияние панков на общество, но вот я ответного сделать не могу. — Панк появился в 80-х,— Эдди смотрит на одноклассника и пытается понять, задел ли он его своим высказыванием. Замечает, что Стэн улыбается, разглядывая собственные пальцы, остальные скорее недовольны. — Сорок лет прошло. Естественно, есть много документальных фильмов, есть статьи. Специалисты могут наблюдать за несколькими поколениями панков, обсуждать это с ними. Субкультура была куда более популярной. Эмо действительно прожили мало, но это такой же музыкальный пласт, богатый на тексты о чувствах и звуковые эксперименты. — Но эмо умерли. Несмотря на наличие идеи, за которое ты так цепляешься. Ты общаешься с другими эмочками и эмобоями, Спагетти? Считают ли они так же? Знают ли о культе ментального здоровья и андрогинности? Эдди смутился. У него действительно не было знакомых, поддерживающих субкультуру и сейчас. Но он общался с теми, кто перерос эмофазу, но иногда к ней возвращается. Отказ от мачизма был очевидным, достаточно посмотреть на фотографии эмобоев. Отказ от мачизма – первый шаг в сторону либеральных идей. Все это, конечно, софистика, но реальных фактов у него не было. Единственная пропаганда, которая действительно была свойственна движению, это пропаганда веганства. О чем он Ричарду и заявил. Даже в той дурацкой книжке, после которой он пришёл к эмо, упоминалась акция в защиту животных. Ричи посмеялся. Да, где борьба с сексизмом, там часто и другие виды активизма и либеральных идей, но это не подтверждает сказанное Эдвардом. — Стоп,— Билл повысил голос. — Мы, кажется, договорились не спорить на тему субкультур. Общаться, делиться опытом – да. Но не ругаться. — Мы ведём дискуссию,— Эдди почувствовал себя виноватым, хотя он пытался вести беседу на нейтральных тонах. — Ещё чуть-чуть и вы начнёте орать друг на друга, бро,— Майк бьет его по плечу. — Сбавь обороты, Ричи,— Бен ободряюще улыбается парню, который снова раздраженно потирал очки. — Вдох-выдох. — Сколько людей, как говорится..,— Майк говорит успокаивающе, видя, что Тозиер не в настроении. — Так что не будь букой. Вы оба высказались, не стоит переходить на оскорбления, ладно? — Вы серьезно сейчас?— Ричи рычит. — Этот умник пытается выставить себя самым крутым. Утром пытался показать, что Стэн не разбирается в сатанизме, теперь принизил Билла, потому что его субкультура не имеет идеологии. А моя, видите ли, устарела. Сейчас доебется до Бена, потому что уфология — это «образ жизни», как вы любите говорить, а потом продумает что-нибудь и для Майка. И мне нужно успокоиться? Эдди кусает губы. Это не должно было выглядеть так. Стэн встал и лениво дошёл до стены со сваленными рюкзаками. Достал пачку и бросил ее в Тозиера. — Успокойся, souriceau. Окно ждёт. Малыш Эдс не хотел задеть твои панковские чувства, ему просто нравится рассуждать. На самом деле, Стэн считал, что Каспбрак не просто так поднял тему идеологий. Он догадывался, что двое этих придурков постоянно общались, поэтому поспорить на эту тему в сети могли уже бесконечное число раз. Он думал, что в чем-то Ричи действительно прав, и Эдди мягко, но шёл на конфликт. Первым повелся Ричи, не будь его, спорить начала бы огненная Бев. Было ли это способом психологического насилия над самим собой? Может быть. — Или смотреть на твою недовольную моську,— Бен ущипнул Ричи за щеку, повторяя его обеденный жест. — Ты бы знал, как это иногда приятно. Тот встал, забрал пачку и поплёлся к открытому окну. Разместился на подоконнике, показывая наигранную отстранённость. Ричи действительно был не в лучшем настроении сегодня, но виноват в этом не был никто из Неудачников. Призрак прошлого настойчиво пытался вернуться в настоящее, и парень понимал, что скоро сдастся. Злился на себя, понимал, что в будущем будет осуждать себя за содеянное, но не мог победить чувства. Эдди изучает его, не зная, должен ли он извиниться. А ещё хочется обсудить инцидент в туалете. — Кури быстрее и возвращайся в кружок,— Билл окидывает всех оценивающим взглядом и довольно кивает. Нет настоящего конфликта, не нужно никого разнимать, но нужно развлекать своих “младших“.— Будем играть в тупые подростковые игры. — Без Беверли?— Растроенно протянул Ричи, затягиваясь. Бен поддержал его тяжёлым вздохом. — С ней все это перестаёт быть похожим на гейскую вечеринку. — Ну, «бутылочка» и с Бев была не особо натуральной,— Майк пожал плечами. — Без обид, парни, но на трезвую голову я на такое не подписываюсь, — Бен смеётся, его поддерживают. Эдди недоумевает. Обычно по пятницам они болтают и поют под гитару, перешучиваются, придумывают тысячу и один план побега, слушают музыку, красятся, танцуют, иногда делают домашку. Ему странно было представлять его Неудачников играющими в «правду или действие» или «монополию». Эти штуки казались слишком цивильными. Будто из другой жизни. А в прочем, Каспрбрак никогда не был частью компаний, поэтому все подобные развлечения казались ему неправдоподобной частью фильмов. Начали с «я никогда не». На желания. Парни пошутили про Бев и сахарную вату, Эдди не понял, но переспрашивать не стал. Либо сама девушка расскажет, либо он узнает в процессе. Судя по всему, в Барренсе Неудачники тоже периодически играли в такие штуки, а Беверли чаще всего была инициатором, поэтому было много локалочек на этот счёт. Сначала Эдди было легко. Было очень много дурацких вещей, которые Неудачники успели сделать до знакомства с Касбраком, поэтому они валили друг друга на общих воспоминаниях, а Эдди, которому и в голову не приходили подобные идеи, каждый раз смеялся и оставлял пальцы не согнутыми. Он использовал своё отсутсвие знакомства с алкоголем, а вот с курением не прокатило. Ричи изогнул бровь и ухмыльнулся, и смущенный Каспбрак превратил своё «я никогда не ку...» в купание в озере. Это было правдой. Маленького Эдди мать не водила к местному озеру, беспокоясь за него, а взрослый Эдди не мог надеть купальник. — Ты серьезно сейчас?— Майк удивился сильнее всех. — Озеро же буквально в десяти минутах езды на велосипеде. — Ну, как-то не срослось у меня с этим,— Эдди не хотелось обсуждать это. Но в список покупок он мысленно добавил купальный костюм с вшитым биндером. Грустно вздохнул, поняв, что ради этого придётся экономить на всяких приятных сердца мелочах. Зато Майк пообещал свозить его на озеро. Когда козырей совсем не осталось, а загибать пальцы не хотелось (они с Беном шли на равных), Эдди решил использовать последний факт, в котором был уверен. Больше ничего вспомнить не удалось, поэтому он вздохнул и выдавил: — Я никогда не трахался,— встряхивает головой и смотрит на остальных. Майк очень по-доброму смеётся: — Смотрите-ка, кто-то уводит у Беверли тузы. Эдди улыбается, парни загибают пальцы. Стэн привычно дернул уголком губы, не поднимая взгляда. — Ну, когда у тебя есть член, с этим действительно как-то проще,— замечание от Ричи. Рассматривает свой маникюр и делает вид, что не сказал ничего обидного. — Бип-бип,— Денбро обеспокоенно смотрит на Эдди, понимая, что высказывание было довольно трансфобным, но тот лишь качает головой, прикрыв глаза. — Один-один, вонючка. Тозиеру было некомфортно слушать монолог об устаревшей идеологии его субкультуры, и он не мог не остаться в долгу. Эдди не обижался. Знал, что одноклассник не всегда может держать язык за зубами, понимал, что мог ожидать подобного. Остаток «наказания» прошёл мирно. Каспбрак был возбуждён предстоящим походом на пустошь. Долго выбирал, что наденет завтра, и остановился на сегодняшней кемовской футболке. Под неё ничего надевать не будет, судя по рассказам ребят – и без того будет жарко. Полосатые митенки – по всем канонам, пару браслетов и подвесок, убитые джинсы с дырками на коленях, розовая бананка. Он волновался, поэтому решил подготовиться сейчас, а завтра быстро собраться. Соня выбор одобрила. Напоила сына горячим какао и попросила лечь пораньше, чтобы завтра ему хватило сил повеселиться. Она понимала, что для Эдди это было первой масштабной вылазкой с друзьями. Большой всплеск эмоций, перерастающий в физическое недомогание. Она попросила его быть осторожнее. Она не знала, что Неудачники пьют или курят, но догадывалась об этом. Женщина понимала, что эти ребята важны для ее ребёнка, поэтому не могла запретить ему общаться с ними. Надеялась на его благоразумие. Перед сном Эдди решил написать Тозиеру. Эдвард Каспбрак 10:13 «Ты как?» Прямо как первое сообщение. Эдди отложил телефон в сторону и дурашливо улыбнулся. Коснулся губ кончиками пальцев, прикрыл глаза. Кажется, пресловутые бабочки в животе зашевелились. Ричи прочитал сообщение, но долго не отвечал. Дуется ещё, решил Каспбрак. Но стало как-то тревожно, пробудившаяся эйфория поутихла. Он встал, потянулся, походил по комнате, стараясь концентрироваться на дыхании, чтобы успокоить мысли. Брошенный на кровати телефон завибрировал от пришедшего уведомления. Ричард Тозиер 10:26 «Хуй не отвалился, не надейся.» «Ты?» Эдвард Каспбрак 10:26 «Хех» «Волнуюсь перед завтрашним» Ричард Тозиер 10:27 «Ой, расслабься, нытик» «Будет круто :)» Эдвард Каспбрак 10:28 «Охотно верю» Пауза. Эдвард Каспбрак 10:32 «Можем обсудить ещё кое-что?» Ричард Тозиер 10:34 «Ммм?» Эдди прерывисто выдохнул. Эдвард Каспбрак 10:35 «То, что случилось в туалете» Ричард Тозиер 10:36 «А что случилось?» Эдвард Каспбрак 10:37 «Ок, забудь» Ричард Тозиер 10:38 «Ок.» Он не стал докапываться, хотя это было вполне в его манере. Переспрашивать, играя и насмехаясь, позволяя собеседнику чувствовать себя неловко, но показывая его важность через последующие сообщение. А сейчас? Нет смайликов и валяния дурака, зато есть очень неприятные точки. Эдди пытается убедить себя в том, что нет ничего страшного в точках, это обыкновенный знак препинания, он не показывает настроения. Но не в случае с Ричи. Эдди подождал, но не получил новых сообщений. Отложил телефон. Противно и тревожно. Он жмурится, пытаясь сдержать слёзы. Каспбрак надеялся на поддержку от лучшего друга, на привычный диалог в полушутливых тонах, от которого легко и спокойно. Надеялся уснуть с улыбкой на губах, с памятью о тёплом касании, пропахшем сигаретным дымом. Приятное кружение влюблённости сменилось отвратительным скользким комком тревоги, приправленным маточными спазмами. Эдди поморщился, напряг внутренние мышцы бедра, попытался расслабиться, с каждым последующим выдохом выбивая из тела неприятные ощущения. Эмоции, разгоряченные не гормонами, как он сам хотел думать, а состоянием подвешенности, в котором он оказался, мешались с менструальной болью. Эдди тихо заплакал. Нужно было отвлечься, нужно было написать кому-нибудь из Неудачников. Майк не онлайн, хотя он мог бы поддержать. Биллу писать неловко, тот и так много на себя берет. Обсуждать все с Бев не хотелось, она была ближе к Ричи, чем кто-либо еще. Стэн? Их диалог в Фейсбуке все ещё пуст, и Эдди на хотел начинать его с просьбы выслушать. Эдвард Каспбрак 10:46 «Хэй, не отвлекаю?» Бен Хэнском 10:46 «Привет!» «Нет, все в порядке!» «Ты уже ложишься?» Эдвард Каспбрак 10:47 «Да, я хотел» «Мне тревожно» Бен Хэнском 10:47 «Я могу чем-то помочь?» Эдвард Каспбрак 10:48 «Можешь немного поболтать со мной?» Бен Хэнском 10:48 «Я рассказывал тебе историю о том, как придумал созвездие Омара, когда мне было 7???» Эдвард Каспбрак 10:48 «Хех, вроде нет :) » Бен Хэнском 10:48 +10 вложений «Посмотри на эти картинки с космокотами, пока я пишу, ок?» Засыпал Эдди под lo-fi биты, прижимая к себе подушку. Было поспокойнее, несмотря на ментальное истощение. Спасибо Бену.

***

Он немного опаздывал, зато шёл сытый и довольный жизнью. Солнечные лучи скользили по ресницам, в наушниках кричал Bleed American от Jimmy Eat World, Эдди танцевал находу, чувствуя немного агрессивную смелость. Размалеванное лицо и начёсанная эмовская чёлка, черно-розовые полоски и бешено бьющееся сердце. Он бросал вызов всему миру, а мир любил его всей любовью, которую он может дать семнадцатилетнему подростку. Грубо, нечестно, спутанно, но искреннее и сильно. Эдди чувствовал эту любовь всем телом, он раскидывал руки в стороны, вторя словам песни, и улыбался, возбужденный и яркий. Почти срывался на бег. Он шёл к друзьям, таким же кричащим и любящим, он был одним из них, самых честных подростков Дерри, самых смелых и огненных. Он был бесконечно счастлив здесь и сейчас. Эта суббота, прекрасная беззаботная суббота, он разобрался с домашкой и был готов посвятить себя чувству. Идти было недолго. Время довольно раннее, на улице почти никого не было, и Эдди немного грустил из-за этого, ведь сейчас он так дерзок, сейчас он бы хотел, чтобы его видели, чтобы его пугались и возмущались, чтобы младшие подростки молча завидовали. Он был собой и был всем поколением эмо сейчас, и это было восхитительно. Осталось повернуть налево, дойти до конца Канзас-стрит, пролезть между двух нежилых сейчас участков, и он окажется в Барренсе. Там его встретят ребята, и они пойдут в другую часть Пустоши, ближе к Старому Мысу, но не доходя до него. Там, в самой зелёной части, у Неудачников что-то вроде штаба. Эдди ещё не видел, как он выглядит, но ожидал чего-то не менее крутого, чем сама компания школьных фриков. Он почти дошёл до нужного участка, как из промежутка между домами на противоположной стороне улицы выскользнула компания. Эдди насторожился. Не было сомнений, пятеро парней направляются к нему. Солнце слепило юношу, поэтому он не сразу разглядел, что это был Бауэрс и его банда. Каспбрак почувствовал тревогу, ещё раз огляделся и все-таки пожалел, что улица безлюдна. Он не в школе, и здесь никто не остановит Генри, если тот захочет причинить ему вред. Метаться в сторону было поздно, но Эдди все равно попытался. На ходу выдернул наушники, одним движением свернул их и убрал в поясную сумку вместе с телефоном, чтобы освободить руки. Он успел сделать несколько прыжковых движений в сторону, но Виктор Крисс, стоящий правее всех, перехватил его манёвр. Он вцепился Эдди в плечо и притянул к себе. Толчком направил в центр постепенно образовывающегося круга. Эдди не устоял на ногах. Голые колени больно проехались по асфальту, и парень тихо зашипел. — Привет, милашка, куда направляешься? — Генри смеётся. Эдди не поднимается, понимая, что сейчас он находится в удобном положении для старта. Нужно только дождаться, пока между двумя парнями появится достаточное расстояние (случайно, в ходе разговора, когда они потеряют бдительность), оттолкнуться руками и проскочить. До Барренса совсем немного, а там его ждут шестеро Неудачников. Он не успевает ответить, как получает болезненный пинок от Бауэрса и заваливается на бок. Щекой проезжается по асфальту. — Не слышу ответа. — Бьет значит любит работает только в началке, Генри,— Эдди пытается подняться, но получает ещё один тычок и оказывается лежащим на спине. Теперь видно всех парней. Вика и Хаггинса, стоящих под солнцем, Каспбрак идентифицирует по волосам и фигуре, лица остальных может разглядеть. Кроме Патрика и самого Генри здесь тот кудрявый ровесник Стэнли, чьего имени Эдс не знает. Взгляд не тупой или кровожадный, он смотрит скорее с интересом. — Так и не научилась пользоваться языком?— Бауэрс опускается перед ним на корточки и хватает за лицо. Сжимает точки между челюстями, и Эдди морщится, но его попытки впиться ногтями в руку Генри прерывает Патрик. — Давай я научу? Хокстеттер нездорово улыбается, нагибаясь над Каспрбаком. Разводит его руки в стороны, а потом резким движением встаёт на запястья. Эдди сдавленно воет. Повезло, что это был худой Патрик, а не массивный Хаггигс. Тогда бы от костей ничего не осталось. Генри рассматривает ссадины на щеке и отпускает лицо Эдди. Придумать достойный ответ не даёт ноющая, непрекращающаяся боль в запястьях. Эдди очень боится, что они сломаются. Судорожно размышляет, что делать. Боится пнуть Патрика по незащищенному паху, потому что тот может потерять равновесие и перенести массу тела на одну сторону. Тогда кость точно не выдержит. Он пытается разжать ладони, но те сгибаются в кулаки. Парни громко смеются, наблюдая за «распятием». — Пошёл нахуй, Генри,— он плюётся. — Себя научи. Генри удивительно спокойно вытирает с подбородка чужую слюну и задумчиво тянется в карман. — А знаешь, Эдди,— называет по имени, а не по деднейму, который ему известен. Каспбрак настораживается. — Если ты так хочешь быть мужчиной, я могу тебе помочь. В пальцах Бауэрса появляется складной нож. Блестит выскользнувшее лезвие. — Не придётся платить за операцию. Он оттягивает на себя футболку Эдди и делает надрез. Каспбрак как-то не к месту думает, что отдал за неё гребанных 25 долларов. Гребанный мерч гребанных кемов. Ткань расходится в сторону, обнажая биндер телесного цвета. Генри прищелкивает. — А я-то думал, чего ты такая плоская,– произносит очень мерзко, с насмешкой. — С такими-то бёдрами. Не мешай бы Патрик – точно похлопал бы. — Пошёл нахуй, Генри. — Каспбрак ворочается, осознавая, к чему все идёт. Непросто так этот чокнутый достал нож, непросто так сказал про операцию. Ноющая боль в запястьях мешает думать, расползается по всей руке, пока ладони теряют чувствительность. Патрик балансирует на нем, смеётся. Эдди все-таки пытается пинаться, и Бауэрс просит Хаггинса зафиксировать его ноги. Тот ворчит, что не собирается смотреть на задницу Хокстеттера, Генри огрызается и говорит, что не заставляет его садиться на ноги Эдди, это не урок физкультуры. Реджинальд встаёт сбоку от Каспбрака, поставив свою междвежью стопу на его лодыжки. Веса тела хватает для фиксации, и Эдди опять шипит, понимая, что простым синяком не отделается. Пятки впиваются в асфальт, тянет в икроножных мышцах. — Почему ты такая озабоченная, а?— Бауэрс качает головой. Передразнивает сорвавшийся голос. — «Пошёл нахуй», «пошёл нахуй». Эдди страшно. Чувствует, как холодная слеза спускается в ухо. Эдди очень напуган. Генри видит это. Усмехается и приставляет лезвие к паху своей жертвы. — Может, сперва ты сходишь?— Слегка надавливает и склоняется на Каспбраком. Тот бледнеет. — Генри, может, не стоит?— Вик звучит обеспокоенным. Оглядывается по сторонам. Бауэрс убирает руку, увидев, как бледнеет Эдди. Смеётся. — Не стоит. Сексуальные услуги фрикам пусть оказывают другие фрики, а мы тут исключительно с гуманитарной помощью. — И где ты такие слова выучил?— Эдди отрицает происходящее, отрицает боль, не может поверить, что это происходит с ним, поэтому ёрничает, несмотря на слёзы. Ещё пытается проснуться, пока не начал задыхаться от осознания реальности ситуации. — Тшшш,— Генри прислоняет пальцы к его губам. — Это нервное, я понимаю. Лезвие ножа поддевает нижний край утяжки. Ткань гораздо плотнее, чем у футболки, синтетика в несколько слоев. Генри приходится пилить. Эдди чувствует, как уходит давление в грудной клетке с каждым разрезанным сантиметром. Он пытается извиваться, столкнуть с себя Патрика или Реджинальда, но делает лишь хуже. Кажется, будто с костей слезают мышцы. Боже, а ведь кто-то из них точно с телефоном. Эдди смотрит на стоящих в стороне парней. Те пока просто наблюдают, но Вик, кажется, не в восторге от происходящего. Он нервно оглядывается, руки скрещены на груди, пальцы мелко постукивают по локтям. Но даже если он скажет Генри остановиться, когда поймёт, что они заходят слишком далеко, вряд ли остальные его поддержат. Эдди не знает, что делать. Его трясёт, он чувствует, как загорается в трахее тяжёлый ком. Воздуха не хватает. Он начинает тяжело дышать, и это мешает и без того спутанным мыслям. Разрезанный биндер расходится по сторонам. Генри присвистывает, Патрик смеётся. Эдди жмурится, чтобы не видеть их лиц, чтобы не видеть своего уродливого, полуобнаженного тела. Это не просто поглощающее чувство стыда, это почти истерика. Кажется, он прокусил себе губу. Генри трогает его грудь. Грубо и неряшливо, посмеиваясь. Эдди почти задыхается. Бауэрс наклоняется и шепчет в самое ухо: — И почему ты не можешь быть нормальной девчонкой, Эдвиж? Пока остальные отпускают сальные шуточки, он крутит в пальцах нож, то и дело касаясь лезвием ареола сосков. Не надавливает, просто касается. Эдди замирает. Дышит настолько мелко и прерывисто, что можно было и не дышать – толка никакого. — Страшно? Тебе же хотелось от них избавиться. Нож перемещается вверх, хватка твердеет, и Каспбрак чувствует, как лезвие постепенно продавливает кожу. Недостаточно острое, рассчитанное на пилящие, а не колющие движения. Генри понимает это и медленно ведёт его в сторону. Сердце Эдди надрывается, гул крови почти оглушает. — Генри, там машина,— Вик окрикивает его, и Бауэрс резко поднимает голову, изучая улицу. На Канзас-стрит действительно появляется какая-то тачка, стремительно движущаяся в их сторону. — Уходим,— командует главарь банды, пряча нож в кармане. Хаггинс убирает стопу с ног Эдди, Патрик спрыгивает вперёд, вдавив запястье парня в землю. Эдди издаёт стон. Генри напоследок пинает задыхающегося Каспбрака по лицу. — Ещё увидимся, милашка. Уходят так же быстро, как появились. Эдди судорожно нашаривает молнию на поясной сумке и достаёт ингалятор. С трудом делает выдох (его все ещё трясёт), выдерживает паузу и вдыхает лекарство. Машина заворачивает в чей-то двор. Эдди тяжело дышит. Пострадавшие конечности ужасно ноют, запястье, локти, колени и щека ссаднят, он сидит на асфальте полуголый и рыдает. До дома – идти и идти, там будет Соня, которую он перепугает. До Барренса – пролезть между домами. Эдди с трудом встаёт с земли и подбирает остатки футболки и утяжки. Прижимает их груди, лишь бы скрыть это уродство. Футболку, наверное, можно спасти, но биндер потерял свою функциональность. Ещё полсотни баксов из семейного бюджета. Слёзы стекают по щекам, пока он бежит до пустоши. Он давится ими, вот-вот уйдёт в новый приступ, перепачканный косметикой и грязью, с разбитым лицом и дрожащими пальцами. Дыши, Эдс, продолжай дышать. Странно, что Генри не тронул его поясную сумку. Видимо, его интересовал только Каспбрак. И телефон. Никто из них не достал телефон, не сфотографировал его. Это хорошо, это очень хорошо. Эдди пролезает в дыру в заборе, придерживая обрывки ткани у груди одной рукой. Уже видит своих Неудачников. Беверли радостно машет. Он ускоряется. — Где тебя носит, нытик?— Кричит Ричи. — Тащи сюда свою задницу. — Oi, Эдс!— Беверли первая бежит обниматься, радостная, как поздняя весна, с уложенным ирокезом, в своём ядовиторозовом платье с кучей металлических висюлек. — Я так рада тебя... Останавливается и вскрикивает. Остальные замолкают и оборачиваются. Каспбрак доходит до девушки и прижимается к ней. Начинает рыдать. Она обнимает друга, ласково гладит его по спине, перебирает пыльные волосы и шепчет что-то успокаивающее. Ее чёрная жилетка из кожзама холодная и скользящая, а ошейник и псевдорюши на платье колятся, но он все равно не отпускает ее. Его снова трясёт. Подходят остальные. Растерянные, ничего не понимающие подростки. Стэн оценивающе смотрит на голую спину Эдди, снимает свой чёрный кимоно-халат и протягивает Беверли. Та накидывает его на Каспбрака. Они отходят в сторону, и постепенно успокаивающийся парень скорее кутается в плотную материю. Бев внимательно следит за ним, мягко сжимает плечо, показывая, что она рядом, что готова помочь. Они возвращаются к ребятам. — Держи,— Ричи протягивает ему бутылку виски, и Эдди делает несколько глотков, обжигая разбитые, прокушенные губы. Чувствует себя неловко. Шестеро Неудачников, пришедшие на пустошь хорошенько отходнуть, стоят вокруг него, встревоженные, и ждут объяснений. А он беспокоится за халат с дурацкими завязками, который нужно придерживать. Хозяин халата, кстати, стоит рядом в той самой сетчатой водолазке. Будь Эдди в другой ситуации, смутился бы, но продолжил рассматривать худощавое тело. Сейчас было не до этого. Его потихоньку отпускало. — Т-ты как?— Билл осторожно приобнимает его за плечи, и Каспбрак не отталкивает лидера, показывая, что этот жест важен для него. Крайне нелепо, наверное, смотрятся со стороны: весь в коричневых кровавых разводах и пятнах потекших теней мальчик и черно-белый клоун с рыжеватыми волосами. — Херово,— он снова берет у Ричи бутылку и делает глоток. — Давайте пойдём к штабу, ладно? Сидят под землей. Стэнли сидит у него в ногах, дезинфицирует его колени и щеки с помощью салфеток, Майк держит перекись наготове. Пока Урис осторожно смывает кровь и косметику с лица пострадавшего, Хэнлон заливает ранки перекисью и заклеивает пластырями. Ричи нервно расхаживает по штабу, не находя себе места. Бен мешает что-то в стакане. Эдди рассматривает плакаты, развешанные по стенам штаба, чтобы отвлечься. — Очень болит?— Стэн мягко касается потемневших участков кожи на запястьях. Обеспокоенный, но старающийся не показывать своей тревоги. Каспбрак неопределённо качает головой. — Эфо Гефри,— Эдди наконец поясняет, пока Беверли прикладывает к его губе кусочек льда. Стэнли осторожно приподнимает его руки и пытается обработать ссадины на тыльной стороне ладони, Эдди болезненно жмурится, когда тот чуть сильнее касается запястий. — Фяферо на офного. — Пятеро?— Неудоуменно переспрашивает Билл. — Ф ними быв сфетфофолофый фудряфый арень иф парафеффи Фтэна,— с помощью трубочки пьёт что-то ужасно горькое из стакана, принесённого Беном. Ричи бледнеет. Беверли мгновенно поворачивается и агрессивно смотрит на Тозиера. Каспбрак тихо смеётся, отвлекая их от назревающего спора,— Ну фто? Эфо самое лефендарфное фоявление ф Фарренфе? — Опреденно,— Бен похлопывает его по плечу. — Что мы скажем твоей маме, Эдс? — Дафайте фнафала нафьемся, а пофом фто-нифудь фридумаем? — Звучит как план,— Майк тихо посмеивается и тянется за бутылкой.

***

Беверли Марш 7:14 «Если бы он тронул Эдди хотя бы пальцем, я бы вырвала кадык тебе. Я ЗНАЮ его и ЗНАЮ тебя, я ПРЕКРАСНО понимаю, КАК он может реагировать на те или иные новости касательно тебя. Мы с тобой это столько обсуждали, я не понимаю, почему ты до сих пор за него цепляешься. Дорогуша, если ты думаешь, что если не добавлять его в друзья, я не узнаю, что вы переписываетесь, ты ошибаешься. Я устала от этого дерьма. Мы столько раз это обсуждали, но ты НЕ СЛЫШИШЬ. Знаешь, если этот токсичный мудак сделает больно тебе (снова), на бегись ко мне плакаться, понял? Но если он обидит ЭДДИ, я прикончу вас обоих, понял? Если тебе нравится, когда об тебя вытирают ноги, пожалуйста, я не буду тебя осуждать. Но если этот говнюк устанет от тебя, если ему станет скучно, и он вместе со своим ебанутым братцем подойдёт к Эдсу ХОТЯ БЫ НА МЕТР, я урою всех, понял? У меня есть достаточно компромата, ты это знаешь, я пойду в полицию. Этого малолетнего уебка посадят, и мне будет плевать на твои мольбы, ясно, если он причинит Эдсу вред, я упеку его в психушку или за решетку или ещё куда, он ответит за все, ты меня ПОНЯЛ?» Ричард Тозиер 7:20 «Он не такой плохой, каким ты его показываешь, Бев. Правда.» Беверли Марш 7:21 «Ты меня понял??/» Ричард Тозиер 7:22 «Понял.» Ричард Тозиер 7:26 «Бев» «Мы снова встречаемся» «Можешь позвонить?» Девушка захлопывает ноутбук и ударяет по столу. Бессильно сжимает кулаки и делает глубокий вдох. Слишком устала быть старшей сестрой. Эту роль она выбрала себе, когда оказалась в клубе Неудачников года три назад. Тогда она смотрела на Билла, с его рыжеватыми (почти как у неё) волосами и чуть кривой улыбкой, на Билла, который всегда был готов помочь, на Билла, дающего им столько любви и заботы, что можно утонуть, и горела в искрящейся влюблённости. Но тот всегда уделял молчаливому Стэнли, которого в компанию привёл Ричи, куда больше внимания. Тот был самым младшим. Поэтому Беверли перехотелось быть объектом, за которым нужно следить, она сильнее этого, она хотела стать равной негласному лидеру, и она добилась своего. С выросшим статусом и выросла и ответственность. Она действительно устала. Но она не могла просто так бросить Ричи. Бестолкового, языкастого, любимого. Понимала, что должна набрать ему, выслушать, почему он решил встать на те же грабли четвёртый раз, наругать и снова пригреть. Но она не хотела. Устала, устала, устала. Повторять одно и то же, ненавидеть Коннора и не понимать, что в нем находит Ричард Тозиер, ее лучший друг, неспособный разорвать отвратительные отношения раз и навсегда. Телефонный разговор был для них чем-то интимным, куда более важным, чем простая переписка. Ричи действительно переживает, и она не может понять, почему. Но сил звонить и разбираться совсем нет.

***

Третий день менструации казался пока самым болезненным. Неудивительно, ведь помимо матки у Эдди ныло все тело. Он весь день провалялся в кровати, глотая таблетки, и Соня обеспокоенно входила в комнату каждый час, грустно вздыхала и уходила, ничего не сказав. Вчера ее ребенок пришёл домой почти к полуночи, пьяный и пахнущий табаком, в чужой одежде. Проводил его Стэн Урис, приятный, вежливый мальчик, только полуголый, в кожаных штанах с низкой талией и кучей сатанинских символов на ремешках. Стэн коротко объяснил ситуацию, дождался, пока Соня вернёт ему халат-кимоно, пожелал женщине хорошего вечера и удалился. Она не знала, как реагировать на ситуацию, поэтому просто ещё раз обработала ребёнку ссадины, наложила на ушибы повязки с левомеколем, заварила ему успокаивающий сбор и уложила спать. К ужину Каспбрак выбрался до ванной комнаты. Долго рассматривал в зеркале распухшее лицо, коснулся носа, губы и царапин на щеке, покрывшихся коркой. Больно было разжимать ладони, невозможно дотронуться до запястий и желтых синяков на лодыжках. Гудела голова. Хотелось сдохнуть. Парень залез в душ, постоял под струей тёплой воды, стараясь заполнит мысли звуками бьющих об эмаль струй. Тшшш, бесшумный, медленный вдох. Под прикрытими веками мягкая чернота. Отстраниться, забыть, что такое здесь и сейчас, покинуть тело, погружаясь в тяжелую, пахнущую спокойствием бесконечность. Ее волны заполняют собой пространство, заглатывают мысли и чувства, слова, образы и воспоминания, растворяют их в чёрной воде. Сделал ли он выдох? Тшшш, это неважно. Тревога уходит, он же становится безмолвием и безвременьем, перестаёт существовать, пока вода уносит кровь и боль, обновляет уставшее тело. Терпимо. Соня сделала смузи. Он пил его через железную трубочку, думая, сколько ещё так придётся делать, пока не заживёт губа. — Надо написать заявление, дорогой,— она отодвигает стул и садится напротив сына. — Этот урод не может остаться безнаказанным. Эдди качает головой. — Ты знаешь, как шериф к этому отнесётся. Он только поощрит избиение на почве трансфобии. Соня Каспбрак понимает это и чувствует себя бессильной. Она ничего не может сделать, чтобы защитить своего ребёнка в этом пропахшем консерватизмом городке. Никто не понимает, как ей тяжело. Эдди отказался ехать в больницу из-за дисфории, его почти затрясло при мысли об этом, и она не стала настаивать. Иногда ее сын такой уязвимый. — Почему ты не кричал? — Ребята не услышали бы, я был слишком далеко,— он хмурится. — А люди? Кто-то бы услышал и вышел разобраться. Или вызвал бы полицию. — Это конец Канзас-стрит, мам,— парень раздражается. Неужели она считает его настолько тупым? — Там почти никто не живет, а те, кто живет, предпочитает не лезть не в своё дело. — Я знаю, Эдди, я знаю,— женщина качает головой. Всхлипывает, думая о том, что какой-то придурок сделал больно ее ребёнку, а она даже не может сделать так, чтобы он получил по заслугам. — Я просто... Просто не понимаю, как такое вообще могло произойти. Она начинаеет плакать, и теперь Эдди чувствует себя беспощным. Он кладёт ладонь на ее руку, старается звучать успокаивающе, быть опорой, но ее слёзы заставляют и ему почувствовать ком в горле: — Все в порядке, мам. Дерьмо случается. Ничего страшного. — Ты был таким маленьким, когда родился. Я уже тогда знала, что мне придётся защищать тебя. — Я вырос, мам. Теперь я защищу нас обоих, слышишь? Она кивает, держась за его ладони. Верит ли она ему? Избитому, почти одинокому, разочарованному в мире подростку? Нет, и это делает ее еще слабее в собственных глазах. — Конечно, дорогой, конечно. Она заставляет себя успокоиться, даже выдавливает улыбку. — Но ты посидишь дома ещё пару дней, ладно? Он соглашается. Утром понедельника, когда Эдди только-только забылся беспокойным сном, а Соня крутилась на кухне, параллельно собираясь на работу, в дверь негромко постучали. Женщина замерла и закрыла кран. Подождала немного, стряхивая в с рук капли воды, и, когда она решила, что ей послушалось, стук повторился. Соня сняла фартук и пошла в прихожую. За дверью стояло двое подростков: рыжая, довольно нахально выглядящая девица и патлатый, угрюмый парень в очках. — Доброе утро, миссис Кей,— девушка доброжелательно улыбнулась. — Как Эдс себя чувствует? — А, вы его друзья,— Соня оценивающе посмотрела на парочку. В принципе, ничего другого она и не ожидала. Ее сын тоже не был обычным. — Набирается сил. Думаю, к четвергу вернётся в школу. — Спасибо,— девушка снова улыбнулась. — Я Беверли Марш, а это Ричард Тозиер, его одноклассник. Ну, большую часть времени в этом году. Тот поправил очки. — А вы как сами, миссис Кей? — Тревожно, молодой человек,— она вздохнула. — Вы его друзья, и если мой сын действительно дорог вам, вы должны меня понимать. Они кивают. — Не беспокойтесь,— Беверли смотрит на неё, серьезная и решительная. — Больше такого не случится. Мы теперь постоянно будем рядом. Соня Каспбрак почувствовала, как намокли глаза. Она притянула к себе двух этих странных детей и крепко обняла. Беверли обнимает с неменьшей силой, Ричард крякает от неожиданности. — Спасибо. Я рада, что вы есть у Эдди. Они постояли так полминуты, пока Соня собиралась с мыслями. Затем женщина ещё раз поблагодарила ребят и попросила подождать немного. Выдала им по йогурту, попросила беречь себя и отправила в школу. Не хватало ещё, чтобы они опоздали. Вернувшись на кухню, Соня не сразу вспомнила, чем она была занята до их появления. Огляделась, посмотрела на время, поняла, что успевает закончить с обедом, и занялась этим. Пока овощи доваривались, она переодевалась из пижамы в рабочую униформу, снимала бигуди и думала, действительно ли повезло ее сыну с компанией. Да, внешне они были вульгарными и диковатыми, и встреть Соня их на улице, непременно постаралась бы обойти стороной. Но эти дети были эмпатичными и заботливыми, они хорошо воспитаны и уважительно относятся к старшим (к ней, по крайнем мере). Она знала, что по пятницам Эдди действительно делал домашнее задание, знала, что фамилии этих ребят стоят первыми в списке успеваемости. Да, они пили и курили, но следили друг за другом (младший Урис довёл ее сына прямо до двери и проконтролировал, чтобы с Эдди все было хорошо) и беспокоились, если что-то шло не так. Это впечатляло. Соня видела, как они цепляются друг за друга, и была действительно рада, что ее сын больше не один. И теперь она была знакома с Ричи Тозиером. С мальчиком, из-за которого ее Эдди не отлипал от телефона вечерами, не прекращая улыбаться. Она пока не могла сделать однозначного вывода, все-таки та бойкая девчонка, Беверли, в какой-то мере заслоняла его в плане энергетики. Но он симпатичный и, если судить по футболке, слушает The Rolling Stones, группу ее молодости. С другой стороны, именно из-за них ее сын пострадал. Не ходи он на пустошь, он бы не встретил этого урода, Бауэрса. Такого же неадеквата, как его отец. Неудивительно, что от того ушла жена. Соня достала овощи, мелко их нарезала и поместила в блендер. Суп-пюре Эдди сможет съесть, несмотря на разбитое лицо. Так вот, о чем это она. После знакомства с этими...фриками ее сын увлёкся эмо культурой. Нет, она была не против, главное, чтобы он был счастлив. Но неформальная одежда привлекает много внимания, особенно в их городе. Поэтому Генри прицепился к ее сыну. Она не могла запретить ему самовыражаться, хотя думала, что это всего лишь фаза. Она не могла запретить ему общаться с друзьями, потому что он наконец-то начал гулять и общаться, а ребята были неплохими. Но она действительно переживала за своего ребёнка и не знала, что может сделать, чтобы обезопасить его. Обед был готов, а Соня Каспбрак закончила сборы на работу. Она написала короткую записку для Эдди, который должен проснуться через несколько часов, попросила звонить ей, если что-то случится, и оставила ее на столе. Когда женщина уже собиралась выходить, в дверь снова постучали. Первые удары были совсем слабыми, но дальше звук стал настойчивее. Она открыла. На пороге стоял беловолосый, хмурый, слегка растерянный юноша. — Эм, миссис Каспбрак? Она задумчиво подглядела на него и коротко кивнула. Тот замялся, а потом задал вопрос: — Как Эдди себя чувствует? Незнакомец был слишком цивильным для друга ее сына. Чуть растрёпанный мальчик в голубой майке. Обычный подросток, выглядящий чуть старше предыдущих посетителей. — Неплохо,— она ненавязчиво направила юношу на нижнюю ступеньку, а сама начала запирать дверь, стараясь не поворачивается к нему спиной. — А вы, собственно, кем ему приходитесь? Он снова немного замялся. — Мы учимся в одной школе. Так, знакомый. Извините за беспокойство. Парень поспешил ретироваться. Соня проводила его взглядом и устало вздохнула. Вряд ли уже все старшеклассники знали, что Эдди пострадал. Он был слишком несоциален. Его друзья уже приходили, а значит, этот незваный гость был из компании ребят, напавших на ее сына. Она покачала головой и пошла к машине.

***

Билл писал ему каждый день, Ричи – ни разу. Эдди старался не обижаться. Во-первых, он спал большую часть времени, в остальные часы делал домашку или общался с мамой. Во-вторых, когда кто-то из Неудачников отсутствует, за связь с ним отвечает именно Билл. Он передаёт новости и приветы, присылает фотографии, спрашивает о самочувствии, держа в курсе всех остальных. Так у них принято. Но Эдди все равно было обидно. Все-таки, он считал Балабола лучшим другом. После той дурацкой пятницы они больше не списывались. Отвратительно. Ему не хотелось обсуждать это в сети, поэтому Каспбрак ждал личной встречи. Не терпелось вернуться в школу – увидеться с Неудачниками и поговорить с Ричи. Беверли, кстати, хотела несколько раз зайти, но мама Эдди настояла, что тому пока следует побыть в покое. Синяки на теле побледнели, отёк на лице спал к вечеру понедельника. Ссадинам требовалась чуть больше времени, но на самых неглубоких корочка уже отвалилась, оставив белые следы. Среда была не только последним днём больничного, но и последним кровавым днём цикла. Эдди мог вернуться в школу в нормальном ментальном состоянии, и это не могло его не радовать. Кемовскую футболку Соня аккуратно сшила обратно. Эдди добавил несколько английских булавок и декоративных красных швов, стало выглядеть чуть более гранжево. Выходить на улицу пока придётся в старой утяге. Он видел, как тяжело вздохнула мать, заказывая новый биндер, и виновато подумал, что пока обойдётся без каких-либо просьб и без карманных денег. Матери не было легко, она обеспечивала их двоих, но она держалась. Вечером Беверли спросила, к какому времени ей приходить. Эдди немного растерялся. Он не думал, что девушка действительно будет провожать его до школы. Неужели Неудачники так за него беспокоятся? Эдвард Каспбрак 8:37 «Эээ, приходи к половине восьмого? Позавтракаем? Вместе?» Беверли Марш 8:39 «Окей! Тогда! Жди!» «Чмок в лобок <3» Эдвард Каспбрак 8:40 «И тебе хорошей ночи, дорогая» Утром Эдди встал раньше обычного – от несвойственного ему возбуждения перед возвращением в школу. Тревога, но приятная тревога, как перед потрясающей поездкой, которую долго ждёшь. Когда не можешь найти себе место и мелко пританцовываешь, пытаясь расслабиться. Эдди правда соскучился по Неудачникам, но он был честен с собой и понимал, что не спится ему только из-за одного из них. Беверли пришла вовремя, принесла с собой пару тостов с джемом. Эдди как раз закончил с кашей. Не хотелось будить маму, поэтому они тихо перешептывались, пока завтракали. Затем собрали ланч в школу и вышли из дома. Эдди нервничал. Старая утяжка намного слабее, в ней он недостаточно плоский. В два раза больше слоев свободной одежды и сгорбленная спина, но он все равно чувствует себя неуверенно, будто каждый прохожий смотрит на него, готовый рассмеяться в ответ. Иди он один – воткнул бы наушники в уши и опустил взгляд, поторопился в школу. Музыка делала его увереннее, помогала выдохнуть спокойно, почувствовать себя в другом месте и другим человеком. Но рядом с ним шла Бев, активно пытающаяся вовлечь его в диалог и подвести к какой-то мысли. Эдди пока плохо понимал, чего она хочет, потому что Беверли как никогда была аккуратна в выражениях. Девушка гнула пальцы, отводила взгляд и задумчиво закусывала губу, говоря о каких-то книжных примерах. Эдди остановился. — Беви, давай ближе к делу. Она затормозила. Сделала вздох, пробормотала что-то и повернулась к нему. — Ты прав, да. Лучше я сразу все скажу, а то чувствую себя какой-то дурой,— Бев подошла к другу и положила ладонь ему на плечо. Сделалась по-грустному серьезной. — Эдс, это может быть неприятным, но лучше ты сначала услышишь, а потом увидишь. Хоть готовым будешь. Парень почувствовал неприятное шевеление проснувшихся тревожных мыслей. Где-то внутри себя он догадывался, о чем собирается сообщить подруга, картинка складывалась по маленьким кусочкам, как пазл из обрывков разговоров и взглядов, нужно было только уметь смотреть. Хотя и случайный зритель заметил бы. Но все равно хотелось оказаться неправым, не верить себе и своим внутренним страхам. — Бев? — Я знаю, как тебе дорог Ричи... — Вы все мне дороги,— скорее поправляет, хотя понимает, о чем она. — Я не об этом, Эдс.— Он знает, что не об этом. — Это видно, если хорошо вас изучить. Он тебе действительно очень нравится. Не отнекивайся. — Не отнекиваюсь,— Эдди обнимает себя. — Но к чему это все? Он что-то хочет сказать? — Не хочу, чтобы возникли неловкие ситуации в школе и все такое,— она виновато отводит взгляд. — Если он уходит, бросает нас, так надо. Даже по пятницам. Не обижайся на него, ладно? И не особо тактильничай. Не оставайся с ним наедине, даже не пытайся. Не в школе. Коннор Бауэрс... — Погоди-погоди,— приходит осознание, — тот кудрявый? Бауэрс? — Да. Парень Ричи. Кузен Генри. Понимаешь, почему тебе лучше не показываться? — Не особо,— Эдди качает головой. Почему Генри до него доебывается, он мог понять. Генри не блистал умом, зато тестостерон в нем так и играл, а Эдди был легкой добычей. К тому же, он нахамил Бауэрсу. Несколько раз. Но как это связано с Ричи и его новым старым парнем, не ясно. — Коннор не открыт, но если он решит, что ты слишком близко общаешься с его партнёром, он придумает, что сказать Генри, не переживай,— она чихнула. — То есть переживай. Ты меня понял. — Ладно, спасибо за предупреждение. Все ещё не очень понятно, но он не стал продолжать попытки разобраться. Если и делать какие-то выводы, то только с Ричи. Каспбрак не собирался продолжать жить этой недосказанностью, возникшей между ними. Кажется, он понимал, почему лучший друг не писал ему все это время, но принять, что тот теперь в отношениях (не просто в отношениях, а с парнем, который спокойно наблюдал, как Эдди избивают) все ещё не мог. Они были столь близки последнее время, и Эдс действительно не понимал, что он сделал не так. Почему общение вдруг прекратилось. Не из-за этого же дурацкого спора про панков. Беверли, кажется, заметила, как он помрачнел. — Слушай, мне это тоже не нравится,— она хрустнула пальцами и перехватила рюкзак,— Очень не нравится. Но это ненадолго. Недели две-три. Эдди покачал головой, но ничего не сказал. Мысли сгустились, потяжелели. Не хотелось думать и комментировать, не хотелось идти в школу и видеть остальных. Вернуться домой, свернуться калачиком на кровати. Исчезнуть. — Если бы у меня была возможность, я бы сделала так, чтобы они не сходились и во второй раз,— в голосе нотки злой обиды. — Просто... Я не знаю, что там за сложности, Ричи почти ничего не рассказывает! Ричи! Понимаешь, насколько все плохо? Я просто знаю, что у этого гребанного Бауэрса есть что-то, благодаря чему он может манипулировать. И они снова вместе. — Харизма и взаимная влюбленнность?— Усмешка. Бев толкает его в плечо. Сильнее, чем обычно. Немного выходя за пределы шутки. Тело недовольно отзывается болезненными фантомами в только-только заживших местах. — Ох уж эти невоспитанные панки..,— Эдди потирает место удара и тихо смеётся. Перебрасываются шутками и доходят до дома Стэнли. Тот стоит у калитки, задумчивый и драматичный, знающий чуть больше, чем положено знать проблематичному подростку. Докуривает сигарету – усмешка на губах – и намеренно тушит ее об забор. На белоснежной дощечке следы этой давней привычки – россыпь чёрных кратеров. Стэнли прячет бычок в карман, чтобы выбросить в ближайший мусорный бак, и идёт навстречу друзьям. Целует ладонь Бев, пока та строит гримасу отвращения, пожимает ладонь Эдди. Держит ее в своей ровно столько, сколько это позволяет этикет. Кажется, силу нажатия он тоже сверяет с правилами в своей голове. — Как твоё самочувствие, nunuche?— Легкая улыбка и короткое касание взглядом. Эдди пытается вспомнить, что говорил Урису, когда пьяный возвращался домой в его компании. — Хорошо,— улыбается. Интересно, Стэн привык, что его не переспрашивают, выясняя, каким словом он бросился на этот раз? Или он специально так часто говорит на французском, ожидая, что кому-нибудь это надоест? — Болит ещё? Эдди мысленно сканирует собственное тело, прислушиваясь к ощущениям. Языком касается внутренней стороны губы. — Нет, все хорошо,— на самом деле, синяки ещё не прошли, но они не особо его беспокоят. Когда живешь с постоянно просыпающейся ненавистью к себе, всевозможные заживающие болячки на теле – обычное дело. В первую ночь, когда свежие повреждения горели первым, самым сильным огнём, он корчился, игнорируя горящие слёзы, и убеждал себя в том, что заслуживает этого. Заслуживает ненависти и побоев за свое уродство. Стэнли кивает, и они идут дальше. Беверли рассуждает о чём-то, но Эдди не слушает, концентрируясь на горьком, шевелящемся комке тревоги. Он сгущался, отдаваясь во всем теле мелкой дрожью, и самым важным для Каспбрака было сейчас выровнять дыхание. Он не знал, что стало причиной резкого ухудшения состояния – вспышка ненависти трёхдневной давности или предвкушение (страх?) встречи с человеком, игнорирующим его после маленького потрясения, которое он сам и устроил, беспечен сбежав в закат. Что-то подсказывало, что не очень беспечно, но были ли это попытки оправдать возлюбленного (он усмехнулся, назвав так Ричи в голове) или интуиция – непонятно. На перекрёстке, где обычно Неудачники расходятся каждую пятницу после прощания, ребят ждут остальные. Бен, дружелюбно вскрикнувший, когда расстояние между ними было меньше половины фута, Майк в новых шароварах цвета радуги, сияющий своей успокаивающей улыбкой, Билли в помятой лоскутной рубашке, строчащий что-то в телефоне. Поднимает голову только когда Беви бросается ему на шею и кусает за нос. Эдди чувствует, как сердце падает на дно грудины. Их шестеро. Пока девушка обнимается с Майки и висит на Бене, Билл спрашивает вернувшегося в строй Каспбрака о его самочувствии. Эдди не смотрит лидеру в глаза, отвечает на отвали, кивает невпопад, сам оглохший, тонущий в своей тревоге. Не пришёл, он не пришёл. И так теперь будет привычно – их шестеро, и они не беспокоятся о седьмом, языкастом и безбашенном, оторванном от общей компании не обстоятельствами, но своим желанием. Ричи никогда не казался легкомысленным, он был вросший в Клуб Неудачников со дня его основания, он не мог просто так перестать приходить. Никто не обсуждал его отсутствия, и от этого Эдди мутило ещё больше. Будто и не было седьмого. Он потряс головой. Нужно сейчас подобрать слова, собрать их, как детский пазл из шести кусочков, разбудить Неудачников, делающих вид, будто все как надо, ничего не изменилось. Он не верил, что они могут просто продолжить существовать без этого взбалмошного дуралея, которого он так любит (опять смешок), не возмущаясь, не искрясь (особенно Бев). — Билл, а..,— Эдди обернулся к однокласснику, взволнованный, с мгновенно пересохшим горлом. Вдох-выдох. Выскрябывает из себя вопрос, жмурясь и прокашливаясь. — А где... Не успевает закончить. Денбро кладёт ладони на его плечи и разворачивает. Лямка рюкзака соскакивает с плеча, непослушные пряди взлетают в воздух, сам он – хаотичный и яркий, несмотря на чёрную одежду, выскочил из переулка и почти падает, запутавшийся в своих шнурках, торопясь к своей компании. — Oi, лузеры!— Плюётся улыбкой, догнав их, никуда не торопящихся, знающих, что он задержится. Эдди выдыхает. Бросается вперёд, обхватывает худощавое, вздрагивающее от жадного дыхания тело. — Сукин ты сын, Тозиер, я тебя ногами отпизжу! Ричи смеётся прижимает его в ответ, шумно дышит, лохматит Каспбраку волосы на макушке. — Только не расплачься в процессе. Отталкивает от себя Тозиера, смущенный и злой, понимающий, что среагировал неприлично ярко, но успокаивающий себя тем, что это свойственно эмо. Слишком счастливый при виде одноклассника. Пока Ричи обменивается приветствиями с остальными (как смешно смотреть на тянущуюся за поцелуем Беверли и на холодного Стэнли, похлопывающего Тозиера по плечу при объятиях, но не выражающего никаких эмоций), Эдди заламывает пальцы, думая, что стоит сказать. Накатывают волны тепла и холода, когда он прокручивает в голове события прошлой недели. Двигаются в сторону школы. Разбиваются на пары-тройки, стремясь сохранить Эдди в середине, но тот проскальзывает в конец цепочки. — Мы так каждый день будем? Мне пришлось встать на сорок минут раньше обычного,— Ричи зевает, шутливо жалуется, пристраиваясь справа от Каспбрака. — Тебе нравилось играть в конвой в детстве,— Билл поправляет упавшую на лоб чёлку. — Не возмущайся. Бен негромко шутит, но до Эдди не смог разобрать слова. Раздаются смешки. Эдди думает о произошедшем и происходящем, давится обидой и непониманием, вспоминает улыбку Генри, сумасшедший оскал Патрика и горькость алкоголя на разбитых губах, вспоминает табачный поцелуй и слёзы, скручивающую матку боль, пытается найти оправдание лучшему другу, который просто перестал с ним общаться, найдя себе парня, а теперь лохматит ему волосы, словно и не было ничего. Идущий рядом Ричи виновато молчит. Может, подбирает слова, может, не о чем не думает. Эдди прислушивается к его дыханию, к своей тревоге, думает, с чего начать диалог. Не хочет как-то со стороны заходить. Ричи поступил хуево, и Каспбрак имеет право услышать объяснения. — Почему ты не писал? — Тяжело даётся вопрос, брошенный с напускным безразличием. Сердце гулкое, громкое, опять волнуется излишне. — А ты? Проглатывает возмущение, с выдохом наполняет голос холодом. Наученный интонацией Стэна. — Ты не горел желанием общаться, я не стал доебываться,— пожимает плечами. — Но раненый и покалеченный тут я, не находишь? — Жаждущий моего внимания?— Чуть ядовитее обычного. — Нет, твоей сестры. Мог бы передать ей, что я скучаю. — У меня нет сестры,— Ричи улыбается чуть натянуто, отстранённо, рассматривая сумку идущего впереди Бена. — И слава богу. Твои родители с ума сошли бы,— о чем он говорит? Зачем? Также отстраняется, избегая контакта глаза в глаза, лишая диалог искренности. — Так что там про внимание? Эдди качает головой: — Дефицит, насколько я помню. Так ведь расшифровывается конец аббревиатуры? — Ты решил прочитать мою мед.карту? — Я хотя бы умею читать. Бесполезная подколка скорее к образу панка, нежели к реальному положению дел. Молчание. Идут рядом, но смотрят в разные стороны, каждый в своих мыслях. Эдди ругает себя, Эдди почти плачет, не зная, что творится в голове Тозиера. Прокручивает диалог в памяти, пытаясь понять, почему говорит не то, о чем думает. Злится на Ричи, мерзкого, противного, просто невыносимого иногда (казалось бы, ничего сверхъестественного тот не сказал, но Эдди, влюблённый и такой же хаотичный), злится. Потому что больно. Опять и опять. — Эй, — Тозиер пихает его в плечо. Несильно, с какой-то неловкостью даже. — Прости. Эдди насупился. — Так не делают, понимаешь? — Качает головой, продолжая смотреть в сторону. — Без объяснений. Я думал, мы друзья. Лучшие друзья. Ричи молчит, кусает губы. Не согласен? Или не может найти слов в своё оправдание? Эдди тонет в замедляющемся времени, сердце отмечает бесконечность между секундами, вдох-выдох в ожидании продолжения фразы. Ричи поворачивает голову, смотрит на него долго, тяжело, с какой-то тоской. — Да,— губы наполняются улыбкой. — Хочешь посмотреть фильм по дискорду сегодня? — Давай. В школе Тозиер отделяется от основной компании. Касается каждого, мягко и быстро, на прощание, как-то неумело шутит и уходит в сторону. По коридору, стремительно, растворяясь в толпе. Эдди провожает его глазами, следит за чёрной джинсовкой. Когда Ричи проходит мимо младшего Бауэрса, тот выкрикивает «Педик!» и смеётся. Тозиер дёрганно запихивает руки в карманы и проходил дальше, исчезая в недрах школы. Оказавшийся рядом Стэнли тихо фыркает. Каспбрак понимает, что не он один сейчас наблюдал за этой сценой. Стэнли оборачивается к остальным Неудачникам, награждает всех сдержанным поцелуем в щеку (нужно было видеть лицо Беверли), и уходит в сторону своей аудитории. Они не посмотрели фильм. Перебрасывались сообщениями, скидывали друг другу дурацкие картинки, обсуждали Pink Floyd и Аврил Лавин, закидывали друг друга эмодзи. Но Эдди не чувствовал прежней свободы. Неловкость скользила в диалоге, оттого он и сводился в бесконечную шутку. Никаких больше неудачных селфи и рыгания в голосовых сообщениях, некоторые темы внезапно обретают табу, и Ричи уходит от них, настойчиво, беззлобно, сводя разговор к очередной неловкой паузе. Эдди видел его в школе все реже, мельком, а когда однажды прогуливался по двору, опаздывающий на урок, заметил их с Коннором в окне туалета. Смеющихся, курящих одну сигарету на двоих. Слишком близко. Он не хотел смотреть, чувствуя бессильную злость, он заставил себя идти дальше, отвернуться, почти плача. Он не может рыдать на обществознании, он не может рыдать в туалете по объективной причине, он вернётся домой, свернется калачником на кухонном кресле и утонет в альбоме Three Days Grace. Тяжело, мерзко, сжимая кулаки, осознавая собственное уродство. Тоскливо и растянуто, абсолютно потерянно, разочарованно. Не было сил и не было желания, была обида, кусачая, едкая, была зависть. С ним Ричи больше не смеялся так беззаботно. Больше не обнимал при встрече. Не болтал до рассвета. Все это досталось Коннору. Что бы Беверли про него не говорила, с этим парнем Ричард чувствовал себя комфортно, ему посвящал своё время и внимание, которое трудно было фиксировать на чем-то. Кудрявому и зубастому, спокойно стоящему рядом, пока его кузен избивал беспомощного Эдди, лежащего на асфальте. Почему? Почему он? Почему Ричи так резко переключился, растворился в своём партнере? Его всегда хватало на всех, на каждого из Неудачников, неужели Бауэрс настолько жадный, что забрал его целиком? Эдди не знал, Эдди плакал, сдирая кожу на запястьях – те обрастали всевозможными браслетами. Он был уродлив, он не заслуживал любви, в этом и была проблема. Ошибка Всевышнего, наказание за прошлую жизнь или влияние медикаментов на организм матери, черт его знает, но факт оставался фактом, Эдди жалок в своих попытках выдать себя за мужчину. Да, он был мужчиной. Всегда был. Но не в глазах смотрящего. До чего же противно было осознавать, что школьники видели в нем странную девчонку с дурацким вкусом. Неудачники убеждали его в обратном, говорили, что пасс у Каспбрака что надо, но он-то знал, что они говорят это из жалости. И Ричи. Видел ли он в нем друга и раньше? Или просто был добр к такому же фрику, настолько добр, что подарил ему надежду, но как только у него появился нормальный партнёр, он сбежал. Зачем ему внимание уродца, когда есть симпатичный мальчишка с Y-хромосомой? Эдди не знал, как вывести себя из состояния неопределённости и самогнобления, ковыряние болячек перестало помогать и отвлекать от внутренних переживаний, он ненавидел себя, но не знал, как сделать себе ещё больнее. А потом придумал. Эдвард Каспбрак 3:12 «On a pensé à ta proposition.» Стэнли Урис 3:12 «Merveilleux.» «А почему во множественном числе?» Эдвард Каспбрак 3:14 «Я сидел со словарем и пытался сам построить предложение.» Стэнли Урис 3:14 «Похвально.» «Так ты согласен?» Эдвард Каспбрак 3:15 «Да. Я могу сегодня прийти?» За ночь он мог передумать. Сейчас его трясёт от тревоги, но он не собирался отступать. Хочется ментально вскрыть себя, уничтожить, раздавить и размазать. Чтобы перестать чувствовать эту удушающую ревность. Стэнли Урис 3:15 «Тебе полчаса хватит на душ и дорогу?» <i>Эдвард Каспбрак 3:15 «Да.» Стэнли Урис 3:16 «Хорошо. Жду.»

***

Стоит на пороге. Смерч в голове исчез, оставив после себя пустоту и гору хлама, обломки разумного и дикого, смешанные и извалянные в пыли воспоминаний. Сглатывает и жмёт на звонок. Считает секунды. — Привет,— улыбка. Тёплая и нежная, полная спокойствия. — Проходи. <i> Зачем я это делаю? Нет рационального ответа. Он урод и хочет наказать себя за уродство, чертов фрик, заслуживающий порицания, он должен захлебнуться в сплеске ненависти, должен вывернуть себя наизнанку и разодрать в кровь, должен сделать что-то болезненнее и сильнее, чем расцарапанные запястья, так, чтобы ненавидеть себя ещё больше, чтобы знать, за что это, рыдать от бессилия и злобы, понимая, что это заслуженно. Стэнли подвёл Эдди к полке с коллекцией птичьих черепков. Наверное, одна из самых необычных вещей в его комнате. Приобнял сзади, мягко обхватив за живот, ладони почти невесомые. Аккуратно, без наглого вторжения в личное пространство. Эдди сделал выдох, с воздухом избавляясь от напряжения, наполнившего мышцы. Рассматривает черепа. Хозяин комнаты сказал, что не убивает птиц, только исследует окрестности в поисках умерших. Иногда на это уходит не больше часа, а иногда целые выходные, потраченные на поиск, оказываются бесплодными. Здесь были и большие, с длинным, острым клювом, и маленькие, с коротким и плоским. Чистые, матовые, каждый – со своей биркой. Рядом стоял полноценный скелет средних размеров, но Эдди так и не разобрал надпись на латыни. Спросил Стэна, и тот с грустью сказал, что это ворон. Редкостью было заполучить целый труп, и хотя Урис был рад пополнению, потому что экспонат был прекрасный, каждая косточка в целости, юноша все равно жалел погибшую птицу. Тело не было тронуто гниением, он нашёл его закостенелым и холодным, лежащим на земле. Вороны слишком умные, чтобы разбиться о стекло, поэтому Стэн склонялся к варианту смерти из-за какого-либо заболевания. Это осложняло дальнейшую обработку и требовало соблюдения правил гигиены сверх нормы. Эдди продолжил изучать полку. Толстые корешки книг. Чёрные, рефленные, серебрянный шрифт и сложные узоры. Несколько справочников по биологии, птичий атлас-определитель, англо-французский словарь, журналы со специфичными фотографиями. Рядом с книгами – связанные атласной лентой длинные чёрные, красные и белые свечи, лежащие рядом с резным потускневшим подсвечником. Чёрный гранённый камень в серебряной оправе. Несколько шкатулок. Стэнли улыбнулся, и хотя Эдди не видел его лица, он мог почувствовать эту улыбку в голосе: — Нравится? — Очень,— он не кривил душой, все эти сокровища были пугающе чарующими. Стэн потянул его за собой, поворачивая и перехватывая за ладони. Сложил их пальцы вместе и замер, улыбаясь и будто прислушиваясь к чему-то. Светлый и возвышенный, будто немного потерянный во времени и пространстве, утонувший в собственных размышлениях. Куда более легкий, не отравленный ревностью, ненавистью и обидой. — Хочешь потанцевать? — Не уверен, что подхожу под твой уровень,— Эдди все ещё чувствовал скованность. Сомневался, правильно ли сделал, что пришёл сюда. Он хочет причинить себе боль, и он мог сделать это без помощи Уриса. — Я не очень талантливый танцор. — Я тоже,— юноша отпускает гостя и доходит до стола. Берет брошенный телефон и задумчиво выбирает, что поставить. Тихо заиграла «Maria Carmencita, Sourde Et Muette». Протягивает ему руку, и у Эдди не остаётся выбора. Прижимается к груди партнёра, пытаясь услышать сердцебиение, прикрывает глаза, чувствуя, как руки Стэнли смыкаются на талии. Решает не делать неловких движений, отдав ведущую роль хозяину комнаты. Тот направляет его, и они делают небольшие шаги вдоль кровати. Немного покачиваний в такт музыке. Лениво, пока длится первый куплет, привыкая и подстраиваясь, прислушиваясь не столько к песне, сколько друг к другу. Дыхание и биение сердца, отголоски чужих мыслей. Эдди старается ни о чем не думать, ощущая тепло тела, к которому прижимается. Мягко гладит Стэна по спине, концентрируясь на механических движениях, избегая чего-то жалящего и болезненного в голове, хотя за этим и пришёл. — Я бы предложил выпить, но это будет нечестно. Если у тебя до этого не было секса, напоить себя будет значить лишить тебя права на активное согласие. Вот так прямо, без увёрток. Честно и правильно. — Спасибо, — Эдди теснее прижался к Стэнли. Сглотнул. Он бы предпочёл напиться и натворить глупостей, а потом тонуть в ненависти. Они качаются, облачённые в опечаленные звуки, и мысли Эдди постепенно светлеют. Он не знает слов, но чувствует облегчение. Пустая от внутреннего монолога беззаботность, выросшая из отвращения в себе, но обернувшаяся не надеждой на что-то радостное, но желанным спокойствием. Пальцы партнёра чуткие и внимательные, каждое касание – не вздрагиванием, а мягкостью отзываются в теле. Голос исполнителя мурлычет, расправляя крылья, и Эдди слышит в нем обещание чего-то светлого, с хорошим концом. Они со Стэнли будто зачарованы. Комната – декорации, они – часть большой сказки, трогательного фильма, снятого на старую камеру. Качество плохое, но послевкусие – волшебное, тёплое, наделяющее верой в добро и справедливость. Плывут, одаряя друг друга улыбкой. Уголками губ, доверительной искоркой. Ладонь к ладони, повернуться, с тихим смешком подхватить заваливающего партнера, увести его в новое движение. Валяются на чёрном покрывале. Эдди улыбается, сжимая пальцы Стэна. Почти искренне, с легкой грустью. Это прелюдия к акту саморазрушения, к бесжалостному и остервенелому, пропитанному тоской и обидой, это иллюзия, за которой ?что? Стэнли приподнимается на локтях и разглядывает лицо Эдди. Долго, внимательно, будто ища в изгибе бровей подтверждение собственных догадок. — Могу поцеловать тебя? — Тихо, уверенно. — Да,— прикрывает глаза. Пальцы Стэна скользят по скуле, деликатно касаются подбородка, поглаживая, изучают тёплую кожу под собой. Эдди чуть слышно дышит. Кажется, даже дыхание задерживает. Мягкие губы, требовательное касание. Эдди приоткрывает рот, отвечает на поцелуй, а в голове — никотиновый выдох Тозиера, быстрый, отравляющий, горькой и горячий. Совсем другой. Оторваться, сделать вдох, кивнуть на чуть слышное «Все хорошо?» и притянуть к себе Стэна. Тяжесть чужого тела, непривычная близость, охрипшее дыхание. Кусается, целует долго, пока в легких хватает воздуха, всегда первый откидывает голову, чтобы подышать и посмотреть в глаза партнеру, а потом снова и снова тянется к губам, мягким, сильным, умелым. Тук-тук-тук, сердце с новой скоростью качает кровь, и она приливает к клитору. Эдди не думает, только тянется и тянется, продолжает целоваться, задавливая в себе любые воспоминания о Ричи, о том, что даже поцелуем назвать нельзя, о его бледных губах, растянутых в улыбке, о длинных пальцах, пахнувших табаком, о его смехе и дружеских толчках и объятиях, нет, нет, не думай о нем, он сейчас также тает под другим человеком, не думай, получай удовольствие, учись у Стэнли, он целуется восхитительно. Пальцы Стэна мягко скользят по уху и вискам, перебирают волосы, касаются шеи, внимательно, чутко, поглаживают, успокаивают, поддерживают. Отстраняется, слезает с партнёра и садится рядом, смотрит на растрепанного Эдди и улыбается. Хитро и ласково, с насмешкой. — Кто-то так возмущался в прошлый раз... — Ты тогда не спросил разрешения,— вытирает губы обратной стороной ладони и неловко смеётся. Да, это было хорошо. Но потом?..(Насколько потом?) Будет жалеть? Черт знает. — Был неправ,— Урис поднимает ладони вверх и виновато наклоняет голову. Тихий смешок. — Но неплохо, правда? — Что? — Я целуюсь,— игривые нотки, какой-то детский азарт. Эмоциональнее обычного, так непривычно, но очень здорово. — Ну, для вампира эдвардианской эпохи неплохо, да,— Эдди улыбнулся и сел. Голос – воркование, мягкий, без напряга. Флиртует? Очень девчачья интонация, миг он бесится, злится на себя, а потом выбрасывает это из головы. Потом. — Вампира?— Парень протягивает руку вперёд и касается шеи Каспбрака. Едва-едва, невесомо и легко, проводит пальцем от точки под ухом и до ключицы, а затем снова вверх, снова вниз. — Кусался тут только ты, между прочим. Он тоже улыбается, немного сдержанно, но все равно гораздо ярче, чем в школе. Веки полуприкрыты. Так странно видеть Стэнли без макияжа. Нежный и пряный, как яблочный пирог. Очень красивый. — Принцип активного согласия,— ладонь ложится на ключицы, кажется, Урис может чувствовать сердцебиение Эдди,— это когда вы оба спрашиваете, можно сделать то или другое в отношение партнёра. Здорово, когда вы мало знакомы и хотите разбирать границы друг друга в процессе. У меня нет каких-то сильных триггеров, поэтому ты можешь кусаться, щипаться и царапаться, не спрашивая. Только без щекотки, ладно? Эдди хмыкнул, но кивнул. — А я буду спрашивать, чтобы не сделать тебе больно. Хорошо? Но Эдди хочется, чтобы было больно. — Хорошо. Перебирается на Стэнли, устраивается на его ногах, прижимается – грудь к груди – и снова ловит поцелуй. Пройтись по лбу, переносице и щекам, в каждом касании оставить улыбку, пока в голове тяжелеет, сгущается яд. Пальцы в чужих кудрях, сжать чуть сильнее, выместить боль, представляя другого (более светлого, пухлогубого, укравшего Ричи прямо из-под носа), потянуть так, чтобы услышать, как шумно воздух проходит через зубы партнёра, сдерживающего негодование. Пальцы партнёра проходятся по губам – мягко, медленно, в глазах Стэнли спокойствие и нежность, тёплая, почти платоническая. Эдди касается его пальцев языком, смотрит с ожиданием, в голове – скорее, скорее – прямо так чувствуешь себя, когда готовишься пойти в ванную, собираешь хлоргексидин или перекись, прячешь лезвие в кармане, а сам не можешь дождаться первых уколов боли и воды, жгущей и усиливающей это ощущение. Одержимый, почти трясёшься, как при ломке, знаешь, что сейчас хуевит, но стоит только провести острой полосочкой... И жаждешь этого, оперативно собирая предметы первой помощи из кухонной аптечки, ты же не хочешь умереть, ты хочешь успокоиться, а справится со стрессом теперь можно только так — кровью и зудом, длинные рукава и встревоженный взгляд друзей – это потом, а сейчас ты улыбаешься этой горящей решетке боли у себя на теле, ведь с кровью по бёдрам уходит обида, злость и волнение. Ничтожество, зависимое от саморазрушения, остро нуждающущееся в новых вспышках. И Эдди сейчас такой, дождаться не может, смотрит на свое своё новое лезвие, тёплое, бледное, громко дышащее и внимательное. — Можно укусить?— Пальцы скользят по шее, показывают, куда именно, и Эдди кивает. Шипит, прикрывая глаза, голова тяжелеет, чувствует себя немного отрешенно, потерянно, будто не здесь, будто наблюдает со стороны. Не его тело, не его дело, как потом объяснять потемневшие следы на коже. Мокрые губы вниз по изгибу, поцелуй сменяет укус, жадно и обжигающе. Эдди чувствует пульсацию малых половых губ, тихо скулит, когда зубы Стэна сдавливают слишком маленький участок кожи. Впивается в чужие плечи, поглаживания выходят какими-то тяжёлыми, цепляющимися за ткань футболки. Как-то лихорадочно. Одержимо. Стэнли останавливается, улыбается совсем нежно, ласково. Даёт время отдышаться. — Можешь быть чуть помедленнее? — Ласкает по загривку. — Мы никуда не торопимся. Не забывай дышать и наслаждайся. — Да, прости,— Эдди перехватывает вторую руку партнёра, целует костяшки пальцев. — Тебе не за что извиняться,— пальцы Стэна чешут за его ушком, скользят по лицу, опять едва касаясь, заставляя льнуть к ним. Гладят по щекам, спускаются ниже, периодически задевая ворот футболки. — Да,— смеётся. — Я понял, ты не хочешь, чтобы я сдох здесь от астмы. Кивает и целует в уголок губ. Аккуратно, внимательно изучает партнёра, стараясь не причинить ему неприятных ощущений. Мягко направляет, не нарушая чужих границ. Эдди теряется. Целуются. Кончики языков быстро касаются друг друга, сердце стучит в висках. — Мы можем снять это?— Почти шёпотом. Тянет ворот футболки вниз, опускается меж ключиц. Эдди отрицательно качает головой и перехватывает руку Стэна. Потяжелевшее самоощущение. Если бы ты действительно хотел НАКАЗАТЬ себя, ты бы позволил. . Перед глазами — Генри Бауэрс. И фантомные ощущение беспомощности, переплетающееся с чувством стыда. Жирные куски мяса, которые приходится скрывать. Уродливые, бесполезные, огромные. Раздевайся. Давай, тупая шкура. Представь, как они будут трястись, пока ты стонешь. Уродство. Бесконечное уродство, запечатленное в головах пяти человек. Позор, какой позор. Чего же ты ждёшь? Давай. Разве не за этим ты пришёл[шла] сюда? Чтобы утопить себя в собственной мерзости. Он не готов, нет. Запястья ноют, в голове – сальная ухмылка Генри. Он не готов. Даже из ненависти, нет, только не это уродство. Замирает. Слёзы блестят на глазах, удушливо, очень удушливо. — Эй, эй,— Стэн мягко окликает его, вырывая из накатившей череды тошнотворных мыслей, приобнимает, поглаживает по спине. — Я же не заставляю. Ты чего? Эдс, эй, тшш. — Прости,— совсем тихо, лёжа на чужом плече. — Я не могу, меня очень дисфорит. — Все хорошо, эй,— целует в висок, перебирает волосы. — Ты не обязан, да? — Спасибо. — Не за что благодарить, Эдс,— нащупывает его ладошку и легко сжимает. — Это абсолютно нормально. — Хорошо, — Эдди отстраняется немного, смотрит в глаза Стэнли. Виновато и благодарно. Улыбается и тянется за очередным поцелуем. Ладони партнёра бережно опускаются на поясницу, тёплые, немного влажные, двигаются в такт покачиванию, потом тянутся ниже (без возражений, Эдди был не против), на бёдра. Направляющие поглаживания, ближе, теснее, сюда, чтобы сблизиться полностью – касание от губ до губ, между двумя телами несколько слоев одежды. Эдди ёрзает на паху Стэнли, неприятный эпизод забывается в вернувшемся возбуждения. Обкусанные, разгоряченные, в жадных перехватах и поглаживаниях, промурлыкать что-то, кивнуть и двигаться навстречу, гнуться под чужими пальцами, перехватывать вздохи и удовлетворенно хрипеть, прислоняться к партнеру, оказавшись поглощённых в процесс, долго-долго, пока хватает дыхания, цапнуть за губу и снова отстраниться. Сколько это длится? Около получаса, пока комната тонет в французской музыке. Довольные улыбки, глупые фразочки, произнесённые на выдохе. Стэн мягко подхватывает за талию и укладывает Касбрака на покрывало. Садится рядом, смотрит сверху вниз. — У тебя ноги не устали так сидеть?— поглаживание от голени до середины бедра. — Затекли немного, да,— лягается и смеётся. — Прости,— пальцы останавливаются над коленом, почесывают чёрную джинсу. — Все хорошо. Несколько минут ленивых ласк. Переплетающиеся пальцы и перешучивания, едва касаясь пройтись по чужим запястьями, добавить чуткой сакральности, лёжа в дюйме друг от друга. — Эдс,— немного взволнован. — Ммм? — Тебя разве не будет дисфорить, если ты разденешься внизу? — Пальцы успокаивающее касаются бедра. Будет. Но к этому он и идёт. — Нет, если ты выключишь свет,— тихо смеётся. — Точно? — Точно,— кивает, уверенно сжимает ладонь Стэнли, показывая свою готовность. Осознаннное, взвешенное решение, принятое в результате долгих раздумий. Ха. Урис перекатывается, и кровать под ним тихо поскрипывает. Он идёт к столу, выбирает одну из свечей, ставит ее в канделябр и зажигает. Посмеивается. «Не хочу искать тебя в темноте». Идёт к выключателю, по дороге стягивает футболку. Бросил на пол? Или аккуратно закинул на стул? Щелчок, и комната тонет в тёплом полумраке. Свеча потрескивает, небольшая, неспособная разогнать тени, но дающая возможность ориентироваться не только по очертаниям тела, дополняет что-то из Пиаф. Хозяин комнаты позаботился о пожарной безопасности, убрал лишний хлам (если что-то здесь вообще можно считать хламом) и освободил пространство. Делает ли он это не в первый раз? Скорее всего. Таким привычным кажется действие, как бы между делом. Эдди расстёгивает джинсы. Ерзает на покрывале, пытаясь стянуть их с ног. Футболку он снимать не станет, как бы не настаивал мерзкий внутренний голос. Утяга и выглядывающие из неё куски жира. Отвратительно, уродливо, не эстетично. Не то, что должен видеть мистер Совершенство. Не то, что Эдди хотелось бы показывать. Это как прийти в гости и наблевать на диван. Хмыкает. Странное сравнение, но отражает его чувства. — Я подсоблю?— Стэн помогает стянуть штанины с лодыжек и ложиться рядом. Горячая ладонь по голой коже – и не слоя одежды между ними, с непривычки – мурашки, это приятно, но Эдди напрягается. С колена и вверх по диагонали, по внутренней стороне бедра, до края чёрных хипсов. Круговые движения подушечек пальцев, пока ладонь лежит на ноге, неритмичное рисование неведодомых узоров, ладонь плавает между двумя ногами, случайно задевая промежность. До дрожи. Эдди постепенно расслабляется, поудобнее устраивается, выравнивает дыхание. Чувствует себя неловко, потому что ничего не делает, но Стэнли улыбается и просит успокоиться и лежать. Тёплая ладонь на животе. Живая, нежная, лежит, давая возможность привыкнуть. Мягкое тело под ней, податливое, мерно вздымающееся, пахнущее волнением. В поглаживаниях пальцев, подцепляющих резинку трусов – игривость, в голосе – забота. Мурлычет в такт своим касаниям, неспешно, аккуратно взаимодействует с чужим телом. Умело, с особой любовью., испаряющейся за пределами комнаты. А сейчас – только ты. The Loop из совершенно другого плейлиста превращает все в какое-то таинство, сакральное, спокойное, внушающее доверие. Сердцебиение и дыхание, два метронома, сливающихся в один. Хлюпает тюбик, пахнет шоколадом. Глубокий вдох. — Тшш,— носом по уху, тепло и мягко. — Готов? Нет. Что я делаю здесь? Зачем я это делаю? Что пытаюсь доказать? Кивает головой. — На выдохе. — Хорошо. Голова тяжелая. Непривычно и странно, мышцы сжимаются. Глубоко дышит под успокаивающий шёпот партнера, пытается сдержать пробудившийся огонь чего-то испуганного внутри себя. Двигает поясницей, чуть прогибается, жмурясь, с каждым выдохом лишая себя любой мысли. Находит губы Стэнли и продолжает дышать уже в них, сдавленно, немного рванно. Не стоит беспокоиться. Сейчас он придёт в норму. Чуть привычнее? Да, можешь продолжать. Все в порядке. Голова разрывается. Я ненавижу себя, ненавижу. Мне тошно и мерзко от этого тела, от звуков, которые оно издаёт, мне отвратительно обнажиться перед тобой, давай, распни меня, я хочу корчиться от моральной боли, я хочу унизить себя и своё самоощущение. Мне хуево, но может быть ещё хуже. Неловкий стон, прочувствовать, пробудиться. Отвечать на касания, цепляться за кудри, целовать шею, двигая тазом на чужих пальцах. Пульсирующий клитор и набухшие малые половые губы – смущение стерто в действиях, шептать что-то бессмысленное, продолжая дышать, думать о том, что сейчас хорошо и плохо одновременно, слишком странно, но лучше бы произошло. — Ты уверен?— После десятиминутной возни и сгорания в ожидании «того самого», этого совершенно не христианского мученичества (как эгоистично себя же до мученичества довести (чем? (человеколюбием)) и ждать подаяния (от кого? кто узнает о твоём грехе? если это не грех даже, а простая потребность) и восхищения или сочувствия. — Да,— хрипло, на выгибе,— да, я готов. — Тогда сам,— раздетый, мокрый и горячий, смеётся, сидя на чёрном покрывале. Шелестит открывающейся упаковкой презерватива. — Чтобы все контролировать. Хочется спорить. Эдди пришёл сюда причинить себе боль, но он хотел, чтобы лезвие само все сделало, чтобы можно было растянуться на кровати, закрыть глаза и с каждым толчком вдалбливать в себя идеи о собственном ничтожестве. — Но ты опытнее, и... — Да, я опытнее,— гладит по макушке. — Поэтому и передаю инициативу в твои руки. Мне важно, что ты чувствуешь. Только там ты сможешь контролировать темп, солнце. Эдди качает головой. Это все очень мило и ответственно со стороны Стэна, но совсем не то. Совсем. Но не уходить же теперь. Мурлычет, тянется за объятиями, перебирает влажные пряди и смеётся в шею партнеру. Перебирается на него, чувствует, как подрагивает тело. От тревоги? Физического возбуждения? Глубокий вдох. Прикрыть глаза, спрятать лицо на чужом плече. Сделать это на выдохе. Непривычно, неприятно, странно. Замереть, прислушиваясь к ощущениям. Переключиться на поглаживания, которыми партнер успокаивающее ласкает спину. Пальцы вдоль лопаток, до поясницы и обратно. Эдди прогибается, откидывает голову назад и на выдохе делает первое движение. Странно. Но и не должно быть круто, ведь так? В первый раз получить удовольствие можно только от прелюдии. Вдох-выдох, случайно перехватить быстрый поцелуй, понять, что все действительно зависит от тебя, экспериментировать, пытаясь подобрать нужный ритм, ориентируясь не на ощущения, а на музыку, цепляться за чужие пальцы, тихо шипеть из-за укуса, работать не только тазом, но и мышцами влагалища, шутить что-то в процессе, совсем нелепо, а потом снова искать губы Стэнли в темноте, слышать, как он тихо постанывает, и ловить накатывающие волны жара, идущие от вагины к голове.

***

Лежат рядом, едва касаются друг друга пальцами. Молчат. — Как себя чувствуешь?— Стэнли неспешно встаёт, в полумраке ищет что-то в шкафу. — Неплохо,— совсем тихо. Эдди сейчас внутри себя, анализирует сигналы от тела и собственные размышления по этому поводу. Осознать произошедшее, подумать, насколько все реально, вспомнить Ричи и его уебского парня. Как же все странно. — Пойдёшь в душ первым? — Да,— поднимается, находит свои трусы и джинсы, берет из рук Уриса махровое полотенце. — Первая дверь направо, — парень включает свет и тушит свечу. Заправляет кровать, периодически встряхивая головой, чтобы откинуть мешающие волосы. — Спасибо,— задумчивый, идёт в ванную комнату. Стоя под горячими струями вдруг осознаёт, что плачет. Что с тобой, Эдди Каспбрак?