***
«Дневник Энтони Рагно*, 28.10.1929 — По сей день, если мне повезло». Молли всегда любила чёрный юмор своего брата. Частенько он шутил неуместно и грубо, но ведь в этом и был весь его характер. Страница была помятой, порванной в уголке и пахнущей резкими до слёз женскими духами. Раньше Энтони частенько воровал мамины парфюмы, ведь они пахли сладкими ягодами, а не смесью радиоактивных химикатов, как папин одеколон, и за эту мелочь Андреа всегда называл его «бабой». Молли с нежностью рассмотрела завитки, неотъемлемую часть почерка Энтони, и перелистнула страницу. «11.02.1950 Обязательным пунктиком в биографии любой звезды является побег из дома от отвратительных родителей в поисках лучшей жизни. Что же, вот он я, сижу на автобусной остановке с папочкиными деньгами, рассованными по карманам, и пустым желудком. Я даже не знаю, куда едет тот автобус, на который я купил билет, но чем дальше, тем лучше. Ненавижу отца. Ненавижу Валентино. Один любит ебать мои мозги, а другой в принципе слишком уж любит меня ебать. Пока не приехал мой автобус в никуда, я расскажу вам побольше об этих двух ошибках природы. Итак, номер один в нашем списке отстоя занимает мой папаша. И, видимо, он был настолько нежеланным ребёнком в своей семье, что теперь проецирует это на нас с Молли. С самого раннего детства он постоянно сравнивает меня с моим ублюдком-братом, а тот только и рад, что его постоянно ставят в пример. Да я уверен, что он ради одобрения отца мог бы и отсосать ему. Андреа вечно хвастается, что его уже в шестнадцать лет сделали Капореджиме*. Этот усатый говнюк командует мной и постоянно называет солдатом. Кровать заправь, кофе приготовь, унитаз почисть, да я что, на золушку, блядь, похож, ты, усатый выродок? … Так, чёрт, я писал об отце, а почему-то стал говорить о брате. Хотя они — два сапога пара, вот что я вам скажу. А точнее, два говнюка пара. Я бы сказал им это в лицо, да только уже поздно, уезжаю. А теперь о Валентино, муже моей тётки. Знаете, есть такой противный типаж людей, которые считают, что раз уж у них есть деньги, то им можно всё. Этот старый хрыч со вставными зубами курит дорогие папиросы и не пьёт виски, если тот не его ровесник. От него всегда пахнет деньгами. Грязными деньгами. Впервые я встретил его, когда был ещё маленьким мальчиком. Нас с Молли было не различить, мы даже иногда надевали одежду друг друга, чтобы разыгрывать маму и Андреа. И вот мой папаша устроил семейный ужин, куда позвал свою сестрицу и её муженька. Тётка моя, кстати, женщина сногсшибательная, как актриса чёрно-белых детективных фильмов. Она даже двигалась так, словно вся её жизнь была финальной сценой в фильме. А вот её муж…как же она не почувствовала его отвратительную натуру? Хотя не она одна была слепой. Итак, в тот день я оделся как Молли, а она как я, и нам было очень весело, особенно когда тётя погладила меня по голове и сказала, какая я стала красивая юная леди. За столом мы ели морепродукты. Я помню, что в тот день было особенно много креветок, и я бесстыже объедался ими, пока мама не отняла у меня тарелку, боясь за мою изящную девчачью фигуру. Оказавшись без еды, я начал с любопытством рассматривать гостей и столкнулся взглядом с Валентино. Он нежно улыбнулся, как обычно улыбаются взрослые детям, и ещё долго-долго смотрел на меня. Я был ребёнком, и такое внимание от взрослого человека было непривычным и сильно смутило меня. После ужина он подозвал меня к себе и усадил на коленки. Неподалёку стоял мой папаша, но он не увидел ничего странного в поведении своего брата. «Ты как маленькая хрупкая куколка: большие глазки, светлые волосики и худое тельце», — говорил он, гладя меня по волосам. — «Я бы хотел иметь такую дочку». Я был напуган и смущён, а потому ничего не говорил. Ужин закончился, и я остался наедине с крайне смешанными чувствами. Впервые в жизни кто-то, кроме Молли, проявил ко мне нежность. Тогда я начал очень завидовать моей сестрёнке за то, что это она девочка, а не я. Сейчас, будучи двадцатиоднолетним парнем, я осознаю, что это было началом конца. Валентино часто приходил к нам на ужины и всегда был очень ласков с Молли, но не со мной. Я любил сестру, но безумно ревновал. Ведь я не красивая девочка, а хилый никому ненужный мальчик. Прошло десять лет. На шестнадцатый день рождения сестрёнки, а по совместительству и мой, мы решили снова провернуть трюк с переодеванием. Правда, теперь, когда у Молли были длинные волосы, перевоплотиться в неё было сложнее, но я справился. Она одолжила мне своё чудесное голубое платье, а я отдал ей наш семейный***
Агата предпочитала не думать о смерти, но её призрак всегда ходил за ней по пятам. Когда ей было шесть лет, летним утром скончался её любимый дедушка. Она помнила, как страшная болезнь приковала его к кровати трубчатыми цепями. Его лицо осталось прежним, но потеряло былую полноту и загар. Вокруг было много взрослых и детей, вся семья собралась проводить в последний путь любимого старика, но одну лишь Агату он взял за руку. У него была большая морщинистая ладонь и покрытые мозолями пальцы. Он что-то бормотал себе под нос, улыбаясь той улыбкой, какой могут улыбаться только умирающие люди, прожившие хорошую жизнь. Хотя Агата и была очень маленькой, она понимала, что больше никогда его не увидит, но ей не было грустно. Её дедушка прожил хорошую жизнь, полную любви и радости, и обязательно попадёт в рай. Но чем старше она становилась, тем ужаснее казалась ей сама идея смерти. Когда её семья переехала в Денвер, их узы ослабли. Родители гнались за деньгами и, получая лишь гроши, становились жаднее и злее. Они превратили жизнь своих детей в состязание за родительскую любовь. Братья Агаты совмещали учёбу и подработку, чтобы оставаться в лидерах, а сама Агата, не имея ни таланта в науках, ни особых умений, часто чувствовала себя обделённой, и это способствовало её становлению озлобленным свободолюбивым подростком. Отбросив в сторону учебники, она утонула в весёлой жизни старшеклассницы-бунтарки. Всё, что презирали в её семье, манило её, как запретный плод. Дешёвые наркотики, трава, алкоголь — те мелочи, о которых жалеешь, становясь взрослым. Она встречалась с мальчишками, которых говорили остерегаться, и целовалась с их бывшими девушками в коротких юбках. А потом, когда всё это ей наскучило, умчалась со своей подружкой кататься по штатам. Тогда-то вернулась и смерть, но уже не светлая, а мрачная и жестокая. Лицо молоденькой девушки, изуродованное болезнью, навсегда отпечаталось в её памяти. «Молодость прощает всё, но не спасает от глупых ошибок», — это были последние слова, которые она услышала от своей подруги. Теперь же Агате казалось, что тогда с ней говорила сама смерть. А теперь погиб и Энтони. Странный это был парнишка, если честно: принимал наркотики, любил пошло шутить и почти никогда не говорил о своём прошлом. Похоже, теперь она никогда не узнает правды о нём. Но теперь он наконец-то воссоединился с семьёй, пускай и через страницы старого дневника. Агата видела раскаяние и боль в глазах Молли, когда та нашла его тетрадь. Что же будет, когда его сестра узнает всю правду? Поверит ли она в то, что там написано? О, Дьявол, эти мысли никак не выходили из её головы. Агата пришла на работу на полчаса раньше в надежде ненадолго забыться. Риверсайдская церковь была маленькой и даже на церковь не походила, но всё-таки в ней было куда больше святого, чем в золотых соборах. Каждый раз, ступая за её порог, она чувствовала себя свободной от своих грехов. Пустой зал с иконами, свечами и скрипящими скамейками казался ей собственным маленьким раем. Вскоре сюда приходили и взрослые, ведущие за руку своих ноющих детей. Большинству из них к чёрту не нужна была эта воскресная школа с её хором, но взрослые чувствовали себя обязанными приучить своих детей к вере. Агата разучивала с ними песни, отвечала на вопросы, но всегда понимала, что эти малыши не верят по-настоящему. Им не нужен бог, их защищают родители. И это, наверное, даже лучше. Но сегодня церковь была не пуста. Женщина, припавшая перед алтарём на колени, даже не заметила, как вошла Агата. Она была одета в домашнее шёлковое платье, и её светлые волосы были взлохмачены, словно она только встала с кровати. Её голова была смиренно опущена вниз, а голос звучал тоскливо. — Я не знаю, что я творю. Все мои решения, даже те, что кажутся правильными, оборачиваются горем для моих близких, — плечи девушки дрожали. — Наставь меня на правильный путь, Господи. Скажи, как я должна поступить? Теперь она узнала в этой женщине Лилит. Большой деревянный крест отбрасывал на неё тень, но казалось, что солнечный свет намеренно обошёл её стороной. Увидеть миссис Эдем в церкви было большой редкостью, иногда она приходила с семьёй на воскресные службы и дремала на задних рядах, а с тех пор, как она связалась с Люцифером, её появление здесь казалось просто невероятным. Агата подошла ближе, но не стала мешать исповеди запутавшегося человека. — Я знаю, что я плохой человек. Я изменяла, врала и бросала. Мне не будет прощения ни при жизни, ни после смерти, ведь мои извинения — это просто слова, а не поступки. Но я прошу тебя, Господи, если ты правда есть, убереги мою семью. Они не заслужили всего того горя, что я им принесла, — она подняла голову вверх, устремив взгляд в окно. — Господи, я не хочу в ад. Могу ли я сделать хоть что-нибудь, чтобы исправиться? Для меня есть надежда? — Надежда есть для каждого, — неуверенно ответила ей Агата. Лили даже не повернулась к ней. — Как я понимаю, твой круизный лайнер потонул и теперь мы в одной лодке. — Любой корабль, где появляюсь я, обязательно идёт ко дну, — она поднялась с колен и провела ладонью по кресту. На её пальце осталась заноза, но она совершенно не почувствовала боли. — Этот урок я уже усвоила. Я собираюсь уехать, но сначала мне нужно узнать кое-что об одной легенде. Скажи, ты знаешь о первой жене Адама, что была до Евы? — Эту часть Библии вырезали столетия назад. Король решил, что история о свободолюбивой женщине может испортить его послушных жён. Сейчас уже невозможно узнать происхождение Лилит, каждый народ переделывает её легенду на свой лад. Одни говорят, что она ворует детей, другие — что она жена самого Дьявола… как иронично, что ты спросила, — хмыкнула Агата. — И что ты будешь делать, когда уедешь? Люцифер тебя в покое не оставит, моя дорогая. — То же, что и ты, — бежать, пока не выбьюсь из сил, — с насмешкой ответила Лилит. — Люцифер верит, что я реинкарнация его бывшей подружки, способная подарить ему ребёнка. И, если честно, я тоже начинаю верить в эту чепуху. Я сумасшедшая, да? — Ты достаточно сумасшедшая, чтобы выжить в этом мире, и это главное, — Агата взяла её за руку. — Послушай, я не стану держать тебя, если ты захочешь уехать, но мне бы здесь пригодилась помощь старой подруги. У меня в голове вертится одна авантюра, на которую мог бы решиться только Энтони или ты. — И что же это, казино? — Лили грустно улыбнулась и убрала за ухо волосы. — Меня и так скоро начнёт искать полиция, как и тебя с твоими дружками. Больно мы наследили на месте убийства Энтони. — Это мелочи, я говорю о большом деле, — Агата покачала головой. — Я знаю, как разорвать контракт с Дьяволом.***
Эта ночь была холодная, словно призрак предстоящей зимы. Трава на выбритой лужайке покрылась серебристым инеем. Солнце село рано, и небо было чёрным, как сама бездна. Где-то вдали доносился звук телевизора, играющего из открытого окна соседей. Если бы не он, Аластор и правда бы решил, что всё живое погибло этой ночью. На крыше домика на дереве ютилось несколько маленьких птичек, греющихся друг об друга. Внутри горел тусклый свет фонарика. — Эй, козявка, ты теперь и ночью сюда приходить будешь? — он скрестил руки на груди. На самом деле Чарли не так уж сильно мешала ему спать, но ведь кто-то должен научить эту хулиганку манерам. — Тебе пора домой, а то тебя будут искать родители. Но никакого ответа не последовало, только тихие хныканья, которые Аластор посчитал за смешки. Мужчина не стал терпеть такого издевательства и, разозлённый, полез наверх. Как же давно он не лазил по деревьям, и как же это, чёрт возьми, сложно, когда твоя верёвочная лестница раскачивается от каждого движения! «Быть взрослым отстойно», — возникла у него мысль, когда он опасливо глянул вниз. Если упасть с такой высоты, то можно смело сломать руку, а в его возрасте кости быстро не срастаются. Чарли зажалась в уголке, с головой накрытая рваным пледом. Включённый фонарик лежал у её ног, отбрасывая свет на соседнюю стенку. На полу валялись старые разрисованные игрушки и упаковка печенья «Оливер». Девочка выглянула из-под пледа и тут же спряталась назад. — Ты теперь тут живёшь? — Аластор не рискнул забираться в домик, уж больно некрепким он казался снаружи. — Знаешь, я без понятия, как буду объяснять это твоим родителям. — Мама опять ушла, и папа злится, — сказала она тихим голосом. — Ещё к нам приходил какой-то страшный человек. Он прожёг ручку двери насквозь, — Чарли боязливо выглянула из-под одеяла. — Я не хочу идти домой. — Ты перечитала слишком много супергеройских комиксов. Люди не умеют прожигать предметы насквозь, — забавно, что ему удалось остаться скептиком, несмотря на знакомство с Дьяволом. — И ты всё равно не можешь здесь остаться. Откуда тебе знать, что я, например, не маньяк? — Вы же телезвезда, зачем вам убивать людей, мистер Аластор? — рассеянно спросила девочка. — Пожалуйста, не прогоняйте меня… Я могу помогать вам стричь траву или поливать цветы, если вы разрешите мне остаться. — И то, и то ты делаешь ужасно, и мы оба это прекрасно знаем, — мужчина закатил глаза. — Так, слезай, а то я скоро упаду и тебя посадят за умышленное причинение вреда. Но Чарли не стала смеяться над его шуткой, а лишь сильнее закуталась в плед, отвернулась и тихонько захныкала. Было заметно, что девочка всё-таки мёрзла, её тело дрожало даже под пледом. Верёвочная лестница под ногами Аластора была крайне неустойчивой, и ему нужно было поскорее решить эту проблему. С детьми он особо не ладил, как и многие мужчины его возраста, но зато имел талант в развлечении других людей. С трудом дотянувшись до фонарика, он прокашлялся и обратил на себя внимание плачущей девочки. — Жил был один Оленёнок, — он положил фонарик поближе к себе, и тень, падающая от его рук, стала похожей на мордочку оленя. — И был он единственным оленем в диком, кишащем хищниками лесу, — тени на стене превратились в волков, щелкающих зубами перед оленёнком. — Ему было нечего есть, негде спать и не с кем дружить. Однокий оленёнок исхудал и был очень несчастен. Но однажды в лесу появился Охотник, — он поставил игрушечного солдатика перед фонариком. — Охотник перестрелял всех волков и подружился с Оленёнком. Он поселил его у себя дома, откормил и выходил. Но, когда у Оленёнка появились рога, он захотел сбежать от Охотника, — над тенью оленёнка выросли ветвистые рога, — но Охотник не хотел отпускать его. Тогда молодой Олень умчался прочь, и Охотник преследовал его по лесам, полям и горам. Но бедный Олень не мог бежать вечно и однажды выбился из сил: его ноги ослабли, и он упал на поляне. Охотник разыскал своего Оленя и не стал добивать беднягу в обмен на то, что тот позволил ему забрать свои рога. — Но какая мораль в этой истории, мистер Аластор? — полюбопытствовала Чарли. — Не во всех историях есть мораль, такова уж наша жизнь. А теперь, мелкая, давай спускаться. Я попрошу Ниффти заварить для нас чай, — мистер Аластор тоскливо улыбнулся.