Ничего не бывает случайно

      Он сказал «действуй»…       Они вынесли мне приговор…       Значит, ночью доктор Поляков навсегда избавится от человека, что принёс ему страшную боль… Напомнил о страданиях… Заподозрил в чёрных делах… А утром, если моё тело принесут к нему в больницу, то он даже не прольёт ни единой слезы. Чего уж говорить об остальных.       Время сокращалось стремительно. За окном где-то вдалеке пробил колокол и донеслось карканье ворон. Видимо, здесь недалеко расположена церковь. А значит, находится и деревня. Значит, Авдотья мне наврала. Она здесь не единственный житель, и кроме неё здесь обитают ещё люди. И до них тоже можно добраться. Вот только где взять силы, чтобы, превозмогая боль, встать с постели, тихо пройти мимо этой ведьмы и получить долгожданную свободу?       Тело было ватным, голова сильно болела, отчего к горлу вновь стала подходить рвота. Это означало только одно — уйти далеко не удастся. И рано или поздно её шайка бандитов непременно выйдет на мой след.       — Ты спишь, моя хорошая? — нежно пропела старуха, приближаясь к моей постели. Чуть приоткрыв глаза, заметила у неё в руках шприц, что походил на тот, которым Михаил часто впрыскивал себе лекарство. И в голову тотчас ворвалась мысль — она убьёт меня. А затем избавится, как и было ею задумано. — Сейчас сделаю тебе укольчик, и ты надолго заснёшь. И сон твой будет сладким, прелестным. И тогда, — голос её вновь резко превратился в металл, — Мишенька испытает невыносимую в своей жизни боль. И она будет намного страшнее, чем просто уход некогда любимой его Амнерис.       Затаив дыхание, я с ужасом вслушивалась в каждое её слово. И с каждым мгновением времени сердце обливалось кровью. Надежда на спасение просто таяла, не оставляя после себя ничего. Значит, страданиям моим пришёл конец. Значит, ничтожество по имени Дуняши скоро исчезнет, навсегда избавляя людей от себя. Послышалось знакомое хлюпанье. Авдотья с ярым блеском в глазах набирала в шприц злосчастный морфий, что-то шепча себе под нос. Откуда в ней столько сил, что она так ловко справляется с подобным? В её-то годы. И даже не забыла те полученные знания на медицинских курсах, в больнице. И руки её по-прежнему слушались. Лучше бы они задрожали. Лучше бы она разбила эту склянку. И тогда весь морфий остался бы на гнилых досках, вызывая в ней лютую злость. А я… бы просто осталось живой. И просто бы радовалась. Напрочь забыв обо всём.       — Ну вот и пришёл час расплаты, — женщина с наслаждением шмыгнула своим морщинистым носом. Воображая себе, как с лёгкой руки свершит акт возмездия. — Что ж, прощай, дама сердца Миши Полякова.       Не теряя присутствие духа, старуха уверенно схватила меня за руку, закатав рукав платья. Толстыми пальцами она нащупала вену, а затем взяла с тумбочки шприц, выпуская из него воздух. Но едва она прикоснулась иглой к коже, как я ногами с силой пнула её в живот, отчего женщина, не удержавшись, упала на пол, сильно ударившись головой.       — Вы не имеете права лишать жизни меня только за то, что когда-то кто-то другой разрушил вашу судьбу! - крикнула я, поднимаясь во весь свой рост и держась за спинку стула. — Потому что я не кусок мяса, на который можно выплеснуть свою злость. И Михаил Алексеевич тоже не заслужил такой участи. Он правильно тогда сделал, что остановил вас. По сути, спас вас от тюрьмы, потому что кража — это преступление. Это зло. И какие не были ли беды, человек не должен пересекать сию черту. Вы слышите меня? Слышите?       Старуха смотрела на меня снизу вверх, и постепенно её начинало трясти. Изо-рта неожиданно потекла пена, руки непроизвольно потянулись к шее. Она стала заваливаться на бок, громко хрипя, и вскоре замерла, не подавая ни единого признака жизни… С ужасом в глазах я смотрела на неё, и в памяти вновь появились воспоминания о матери Марьяны. Только на этот раз всё произошло… по моей вине... По-настоящему... Я лишила жизни человека... Я... Не бандиты, а я... Хоть и без злого умысла...       Но делать было нечего...       Схватив тот самый заячий тулуп, что служил мне одеялом, я тихонько вышла из злосчастного дома, оставляя всё как есть. На улице было темно и страшно холодно. Благо ветер затих, не позволяя метели нарушить уединение людей. Крепко сомкнув губы, дабы не раскричаться, я пошла наугад, время от времени падая в сугроб. Знахарка была права, когда сказала, что до её жилища очень тяжело добраться. Хоть здесь она меня не обманула. Дорога и правда была не самой лучшей. Не то, что человеку, даже лошади здесь не пройти.       Мучения длились долго, но всё же удача обернулась ко мне лицом. Преодолев заваленный снегопадом берег реки, я вышла на изъезженную людьми тропу, с облегчением стряхивая с себя снег. Обернувшись по сторонам, заметила в стороне некое сооружение, что напоминало церковь. Значит, не ошиблась, когда приняла неожиданный звук за звон колокола. Может, попробовать пойти туда? Вдруг кто-нибудь да пустит меня в священные стены, а на утренней молитве буду искренне каяться, прося Всевышнего об отпущении всех грехов...       — Ты смотри, кто к нам пришёл. Да ещё и в одиночестве. Ну здравствуй, красавица.       Мысли о предстоящей утренней службе мгновенно испарились. При звуке знакомого голоса я резко замерла, не смея даже обернуться назад. Боясь даже посмотреть в глаза тем, кто накануне жестоким способом отнял жизни у невинных людей. Но бандиты, видимо, не обрадовались тому, что к ним стоят спиной и не удовлетворяют их своим общением.       — Ну и долго ты так будешь вести себя? Может, всё-таки обернёшься? — Я сделала вид, что не слышу. — Ну как знаешь. — Стремительными шагами мужчина подошёл сзади и резко развернул к себе лицом. Я резко вскрикнула, когда узнала в нём того, кто больно приложил меня по голове. Злодей это понял и тотчас разразился холодным хохотом. Остальные вторили ему, злорадно потирая руки. — Ладно, пойдём, — сказал негодяй, крепко беря за локоть, — кое-кто хочет с тобой мило побеседовать.       Напрасно я упиралась, отказываясь идти, ссылаясь на различные причины. Напрасно кричала, надеясь, что кто-нибудь да услышит. Бандиты и слушать меня не желали. В ответ они больно толкали в спину, требуя идти побыстрее. Несколько минут мы пробирались между разрушенными домами той самой деревни, о которой внезапно подумала в доме знахарки в момент удара колокола. Она и правда здесь была. Вот только состояние её было ужасным. Разрушенных и заброшенных хижин здесь было больше, нежели жилых. Казалось, что деревня просто медленно умирала под гнётом перемен в стране, а вместе с ней умирали и её оставшиеся жители. Если не физически, то морально.       Путь закончился перед дверями одного из таких разрушенных сараев, в котором однако кипела жизнь. Свет, что лился из маленькой щёлочки. Запах горячего. Очевидно, бандиты жили здесь ни один день и успели облюбовать это место. Окинув его испуганным взглядом, я неуверенно переступила через брошенное кем-то ведро. Сарай не был пустым. У стены, завешенной непонятными вещами, стояла человеческая фигура. Мужская фигура. Она стояла ко мне спиной, облачившись в чёрную одежду. Руки были сцеплены в замок, на них были чёрные перчатки. Внешний вид неизвестного вызвал приступ дурноты, но мне пришлось сдержаться, дабы не дать этим негодяям волю добить себя.       — Она здесь, — крикнул один из провожатых, отступив на несколько шагов назад.       — Очень хорошо, — вполголоса ответила фигура и медленно повернулась к нам. — Я уже давно жду нашу гостью.       Лицо его было прикрыто шарфом, но знакомые серые глаза упорно смотрели на нас. Точнее… на меня. Мне вновь стало страшно. Подозрение, что это тот, о ком подумала, обжигало изнутри. И казалось, что незнакомец чувствовал это. Даже ликовал, глядя на мои страдания. Прошло немного времени, и вдруг мужчина осторожно потянулся к своему лицу, медленно снимая шерстяную материю. И едва он это сделал, как я резко вскрикнула, прикрывая ладонями рот. Передо мной стоял тот, кто ещё недавно прижимал меня к своей груди, спас моему брату жизнь. И тот, кому разбила сердце, обвинив в гнусных поступках.       — Ми… Михаил Алексеевич, что вы наделали? — единственные слова, что вырвались из губ, после чего голос просто пропал, будто бы его и вовсе не было.