Ничего не бывает случайно

POW Автор       — Как вы могли допустить, что у вас из лечебницы сбежал пациент? Да ещё с таким диагнозом. Вы хотя бы понимаете, чем для него может закончиться этот побег? А если он, упаси, Господь, с желанием получить дозу бросится на кого-то из людей. Что тогда? Будет чудом, если его не застрелят, а хотя бы просто свяжут и отправят в другую больницу. А если…       На последней фразе доктор мгновенно умолк. Услышав за спиной всхлипывание, он нехотя обернулся, временно прервав моральную экзекуцию в отношении дежурной сестры. Спрятав руки за спину, мужчина медленно приблизился к кровати сбежавшего больного, становясь за её спинкой. Его суровые глаза глядели прямо, изучая каждую деталь девушки в платье санитарки, что временно заняла это место. Несчастная лежала поверх одеяла, уткнувшись лицом в подушку, и громко плакала, не в силах себя сдерживать. Ноги были слегка обморожены, на запястьях рук были видны следы от захвата. Но не это было причиной страданий красавицы. При мысли, что её муж-морфинист в состоянии абстинентного синдрома может натворить много чудовищных дел, которые станут поводом для его ареста, у неё больно сжалось сердце. И слёзы, что копились в карих глазах всё утро, потекли сами собой. Они не отпускали её ещё с ночи, дав отдохнуть лишь утром. В момент прихода врача. Выслушав печальный рассказ о вчерашних событиях, мужчина тотчас отправил санитаров на поиски, в надежде, что те найдут пациента раньше представителей власти. Изучив найденный в туалетной комнате шприц, доктор выдвинул предположение, которое ещё больше подорвало состояние девушки — предположение о том, что в шприце был раствор морфия. И если этот раствор впрыснул себе Михаил, то жизнь его опасно граничит со смертью…       Ведь неизвестно, как может повести себя организм после того, как дистиллированная вода только-только вымыла из него все токсины от наркотика, но опасные кристаллы вновь оставили в нём свой опасный след.       — Не мучь себя, милая, — как можно заботливо произнёс профессор, осторожно прикасаясь к лодыжке безутешной. — Бога молить надо, а ты вместо того, чтобы молиться, слезами обливаешься. Разве так стоит вести себя? Михаил Алексеевич от чистого сердца нахваливал тебя. Радовался тому, что у него такая сильная жена, и что мы видим? Эта сильная жена сейчас рыдает, уткнувшись в его подушку. Тебе самой-то не стыдно, Дуняша?       Всхлипы медленно стали затихать. Оторвав лицо от мокрой наволочки, девушка не без усилий приняла сидячее положение, утирая правой рукой глаза. Красное, опухшее лицо говорило об одном — наплакалась она вволю… Только слёзы её были далеки от тех, что называют слезами счастья…       — Миша… всегда преу… преувеличивал в рассказах о моих способностях, — ели выговорила она, шмыгая носом. — На самом деле я и половины не достойна того, о чём он говорил. То есть… говорит. — При этих словах красавица несколько раз перекрестилась. На секунду ей стало совестно оттого, что она посмела упомянуть супруга в прошедшем времени. Будто бы его не было уже в живых.       — Ты себя не ценишь, милая. Совсем ценишь. — Отойдя к маленькому столику у окна, главврач налил стакан чистой воды, прося несчастную хотя бы немного попить. Девушка нехотя повиновалась ибо чувствовала, что силы стремятся покинуть и её саму, желая оставить одну лишь оболочку тела. — Мы непременно найдём Михаила Алексеевича, — хрипло прошептал он, чуть касаясь запястья молодой супруги. — Обещаю тебе. Если ты так сильно любишь его, то судьба непременно вас соединит. Она всегда слышит тех, кто уповает на неё. Кто бескорыстно предан своему любимому человеку и живёт лишь тем, чтобы увидеть его, прижаться и разделить с ним лучшие годы жизни.       Дуняша слабо улыбнулась, поглаживая в ответ слегка шершавые пальцы врача. Дабы немного успокоить её, мужчина сел рядом с ней, чуть приобняв за плечи. Глаза его невольно пробежались по юным чертам лица, и где-то в груди больно кольнуло. Девушка была ровесницей его дочери, что ушла из дома на фронт в санитарном обозе и до сих пор не давала о себе знать. Напрасно он храбрился перед коллегами, показывая им, что держит себя в руках и верит в то, что его любимая девочка жива и когда-нибудь отзовётся… Лишь одному небу было ведомо то, как обливается кровью его родительское сердце при мысли, что его дочь, возможно, никогда не переступит порог родного дома… Никогда не улыбнётся ему своей невинной, лучезарной улыбкой… Что жизнь её оборвётся на фронтах никому ненужной войны, оставив после себя лишь слёзы матери и разорванное сердце отца…       Он смотрел на Дуняшу и видел в её глазах отражение своего собственного горя. Осознание того, что любимого человека, возможно, уже нет в живых. И ничего уже не остаётся, как просто плакать, мысленно прощаясь с ним…       — Мишу ведь уже не найдут? — шепчет она слабым голосом, пытаясь сдержать себя. — А если найдут, то уже…       — Не говори так! — как можно громче ответил мужчина, чем вызвал испуг на лицах пациентов в палате. — Ты должна бороться. Ты должна гнать от себя эти дурные мысли. А иначе…       — Вы ведь мне как-то сами говорили, что если Миша впрыснет себе морфий после уколов дистиллированной воды, то это может закончиться для него…       — А может быть и нет, — вновь прервал очередную печальную фразу девушки главврач. — Шприц, который ты нашла, был почти полным. Значит, он ввёл себе лишь малую часть. А может, даже… это вовсе и не его. Михаил Алексеевич здесь, к сожалению, не единственный морфинист. А пропавшие склянки. Так это ещё надо доказать, что их именно твой Поляков украл. А там уже и думать будем иначе.       — Но кроме моего мужа из больницы больше никто не сбегал, — мягко ответила девушка, смотря на доктора глазами полного отчаяния. — Кто же ещё мог таким способом вновь украсть морфий?       — Вновь? — Осознав, что чуть не сболтнула лишнее, Дуняша виновато закусила губу. Она желала было уйти от ответа, но под пристальным взглядом мужчины поняла, что это будет бессмысленно. Набрав побольше воздуха, красавица рассказала историю, которая едва не сделала её с Михаилом на всю жизнь врагами. А заодно и упомянула о знахарке, что в своё время также не брезговала воровством опасного раствора. — Вот оно что. — Дослушав рассказ, главврач нервно погладил затылок, тяжело выдыхая. — Значит, брат у него был. М-да, повезло Михаилу Алексеевичу с родственничком. Такого родственничка и врагу не пожелаешь. Не то, что себе.       Девушка желала сказать что-то ещё, но в этот момент в палату ворвался один из санитаров, что был послан на поиски виновника переполоха в больнице. Задыхаясь, он бросил одну единственную фразу, что заставила его коллегу тут же встать с кровати:       — Доктор, Полякова нашли…

***

POW Дуняша       Не дослушав слова этого человека до конца, я тотчас выбежала из палаты, случайно выбив из рук проходившей мимо сестры поднос с лекарствами. Ноги будто сами понесли меня в тот самый коридор, где принимали новоприбывших больных. Где принимали и моего несчастного супруга. Главврач пытался остановить меня, крича, что он должен первым осмотреть пациента. Что он выше меня по статусу. Но нетерпение моё было настолько велико, что я напрочь забыла про его положение, возраст. Ведь сердце моё так искренне жаждало увидеть любимого мною мужчину, что никакие уговоры не смогли остановить меня от желанной цели, а наоборот, только ещё больше толкали к ней.       Вот та самая дверь, за которой доносились странные слова, шорохи. Среди них я пыталась уловить ноты знакомого голоса, заранее представляя в каком состоянии сейчас мой муж — в сознании или без… Живой ли или же…       — Пропустите, пожалуйста.       Едва распахнув двери, что отделяли коридор от отделений, я тотчас уткнулась носом в спину одного из санитаров, что вместе с коллегами стоял рядом со скамьёй, на которой лежал человек, накрытый до самого носа одеялом. Мужчина нехотя отошёл в сторону, позволяя протиснуться к несчастному, и что-то недовольно буркнул себе под нос. Опустившись на колени, я осторожно убрала угол материи, и губы дрогнули в слабой улыбке, когда взору предстало знакомое лицо. Знакомые чёрные волосы. Глаза Полякова безнадёжно смотрели в потолок, остановив свой взор на лампе. Под носом была застывшая сукровица, а на лице и руках виднелись такие же красные следы от обморожения, что и у меня. Только следы на коже мужчины были намного ярче, что означало только одно — он очень долго пробыл на морозе. Намного дольше, нежели я…       — Миша. — Ресницы супруга слабо дрогнули, но он продолжал лежать неподвижно, делая вид, что никого не замечает. — Мишенька, любимый мой, посмотри на меня. Пожалуйста. Это же я, твоя Дуняша. Ну, неужели ты не слышишь, как я зову тебя, Миша?       — Так, всем вернуться к своим обязанностям! Немедленно! Больному и без вас тут несладко. — Толпа врачей тут же рассеялась, оставив равнодушного супруга в обществе главврача и меня. Не задавая никаких вопросов, доктор перво-наперво освободил от рукава левую руку несчастного, внимательно изучив вены. На месте старых следов от впрыскивания виднелись жёлтые синяки, доказывая то, что последний укол был сделан несколько дней тому назад. На мгновение я обрадовалась, но суровый вид врача оборвал мои счастливые мысли. Видимо, этот человек знал все места, куда морфинисты делают себе инъекции. Поэтому и не спешил делать поспешных выводов. Осмотрев руки, мужчина попросил меня освободить супруга от больничных штанов, дабы продолжить осмотр дальше. Мне было крайне неловко перед Михаилом, но фраза доктора, что сейчас я поступаю как будущий врач, немного успокоила меня. Немного промучившись, я выполнила поручение старшего коллеги, обнажив на свет… колено… со свежими следами от инъекций. — Он вновь прибегнул к нему, — тяжело вздохнув, прошептал мужчина. — Что же вы наделали, Михаил Алексеевич? Коли вам на самого себя всё равно, хоть бы жену пожалели. Она вон и так из-за вас своё здоровье подорвала, а представьте, что с ней будет, если…       — А… она думала обо… мне? — Я резко вздрогнула, когда из родных губ вырвались слова. Пусть они прозвучали немного с упрёком, но я была рада, что Миша заговорил. Что он видит меня, хоть и притворяется в обратном. — Думала… ли ты… о моих чувствах, Дуняша… когда давала м-мне шприц с этой проклятой водой? Или т-ты… действительно… по…полагала, что я… никогда не узнаю об этом…       Услышав фразу, которую больше всего боялась на свете, я медленно встала с колен и отошла от скамьи, прикрыв ладонью рот. Он догадался… Он почувствовал, что всё это время его жестоко обманывали. Обманывали с желанием сохранить ему жизнь. Но вместо благодарности… он злится. Не смотрит, упрекает…       — Михаил Алексеевич, вы напрасно обижаетесь на свою супругу, — вставил своё слово главврач, склонившись над Поляковым. — Она ведь не желала вам зла, а наоборот боролась за вас. Чтобы вы были живы, здоровы.       — Я… кажется… не просил… её… о по… помощи… Я… с-сам м-мог бы с этим с-справиться. А… она о-опять с-сделала то, что не надо было де-делать… — Каждое слово ему давалось с трудом. Было ощущение, что Мише что-то сильно давит на грудь, мешая говорить даже самые простые слова. На мгновение я вспомнила ту ночь, когда привезли раненого подельника Ярослава с пулей в области сердца. Хоть супруг и не имел похожих ран, но состояние его было не менее ужасным.       — Я могу всё объяснить, — тихо шепчу, осторожно приблизившись к любимому. — Твой коллега сказал тебе правду. Я делала это ради тебя. Да, ты не просил помощи. Но ты нуждался в ней. Потому что ты такой же живой человек, как и мы. Ты боялся признаться окружающим, что тебе плохо. Больно. Но, Миша, даже врачи иногда испытывают трудности. Иногда ошибаются. Да, когда-то ты сделал ошибку, потому что не верил, что морфий сможет добить тебя, как обычного человека. Тебя — талантливого врача. Но благо сейчас рядом с тобой те, кто пытается тебя спасти. С тобой рядом я — твоя законная супруга. И…       Внезапно я почувствовала, как что-то крепко схватило меня за руку. От захвата резко вздрогнула, не сразу осознав, что это была всего навсего рука Михаила. Супруг будто бы заново ожил, чуть приподнявшись на локте правой руки. Глаза его налились кровью. Сухие губы, из которых вырывалось шипение, задёргались в нервном тике. Напрасно главврач пытался уложить его обратно. Миша отказывался слушать даже его. Вся злость, что копилась в нём, изливалась прямо на меня. Он не щадил своих оставшихся сил, сдавливая моё запястье до красноты. Стараясь причинить мне как можно больше боли…       — Ты… обманула… ме-меня… Ты… сделала всё… чтобы… я… сам… себе колол этот ра-раствор ди-дистиллированной во-воды. И от… этого… мне становилось только хуже… Ты… пыталась… убить… меня! Ты… хотела, чтобы я умер!.. Ты… нарочно это сделала!.. Нарочно!       — Не правда! Тебе было плохо в первые дни, потому что вода очищала твой организм. Но потом тебе становилось лучше. Даже главврач это заметил и наоборот похвалил нас с Анной Кирилловной за то, что мы её использовали. Мы боролись за тебя, любимый мой. Понимаешь? За тебя. А ты вместо того, чтобы благодарить нас, бросаешься ненужными обвинениями! — Я пыталась изо всех сил освободиться от хватки, но Поляков не отпускал. Злобный взгляд был направлен прямо мне в лицо, отчего в теле просто стыла кровь.       — Так… ты… с-сюда ещё и Анну втянула… — грозно прошипел он, расплываясь в ядовитой улыбке. — Ч-что, решила… на-надавить на её душевную рану? С тем… чтобы она хотя бы… чужого… м-мужа спасла… раз своего… не… уберегла… Да?       — Нет, — хрипло ответила я, глотая солёные слёзы, что крупными каплями бежали из глаз. — Анна Кирилловна стала всего лишь случайным свидетелем в тот момент, когда я прочитывала книгу твоего предшественника — Леопольда. Он и описал способ, которым можно вылечить твою болезнь. И Анна сама согласилась готовить этот раствор. Потому что любит тебя, как хорошего друга и талантливого врача. Я не давила на неё. Она всё сделала сама.       — Врёшь… — прошептал Поляков, ничуть не меняя тон голоса. — Врёшь ты всё, Дуня. Она… простая… акушерка… И она… не может… са-самостоятельно принимать… такие… решения. Ты… ведь её… за-запугала. Наверняка… угрожала… Хотя… что это я. Ведь… я сам… во всём… виноват. Виноват в том… что, сделав тебя своей… женой, дал тебе… слишком много власти… Не только… над людьми, но и над собой… — Не выдержав, я резко ударила мужчину по лицу, пытаясь привести к здравому смыслу. Но он даже не отшатнулся, в очередной раз лишь хищно усмехнувшись. — Оставь меня.       — Что?       — Оставь меня! — уже громко и твёрдо повторил он свои слова, которые не сразу были поняты из-за шёпота. — Я не желаю видеть тебя! Поняла? Не желаю! Ты мне больше не жена и не смей больше приходить ко мне! Слышишь, не смей! — Последние слова превратились в истерику. Не выдержав напряжения, Миша упал на спину, ударившись головой об поверхность скамьи. Крики наполнили собой весь коридор, оглушив даже доктора. Стараясь перекричать пациента, мужчина позвал на помощь санитаров, пытаясь удержать руки последнего.       — Тебе лучше уйти, — почти прокричала мне в ухо дежурная сестра, что зашла вместе со своими коллегами, неся в руках наполненный лекарством шприц. — Он сейчас неадекватен, и ему сейчас тяжело отвечать за свои слова.       — Он ведь выживет? Он придёт в себя? — Я с надеждой смотрела в глаза женщины, пытаясь найти в них ответ. Но она лишь молча пожала плечами, давая понять, что давать ответы на такие вопросы не в её силах…