Исход определен — 3. Месть

      Несколько дней спустя.       Доктор Пейдж приняла душ и теперь стояла в теплом байковом халате перед зеркалом и расчесывала волосы.       Дженсон почти бесшумно подошел к ней сзади и обнял ее, крепко прижав к своей груди.       — Ты такая красивая... — прошептал он ей на ухо. Его слова были пронизаны нежностью и восхищением. — Самая-самая лучшая... — он провел рукой по ее волосам и убрал их на одну сторону, оголив шею.       Ава слегка улыбнулась и чуть откинула голову назад, почувствовав, как тепло медленно обволакивает ее тело, погружая его в особенный, уникальный мир, где есть только она и Дженсон. Он готов был простоять вот так, чувствуя ее запах, ее тепло всю свою жизнь.       — Идеальная... — прошептал он, сделав глубокий вдох.       — Это не так, — вполголоса ответила Ава, положив свои ладони к нему на руки, которые покоились у нее на талии. — И ты это знаешь.       — А ты посмотри на себя, если мне не веришь. Посмотри!       Ава подняла глаза, и они встретились взглядом через отражение в зеркале. Она смотрела на Дженсона, а он — на нее и не мог налюбоваться. Доктор Пейдж и правда в его понимании была идеальной: выразительные серые глаза, чувственные губы, светлая нежная кожа, изящная линия шеи, прямые плечи... Да и не только во внешности. Во всем, что она делала, как вела себя, как разговаривала.       — Если ты так считаешь... — выдохнула она, не имея никакого желания оспаривать позицию Дженсона, прекрасно зная, что он найдет сотню аргументов, чтобы доказать свою правоту.       — Для меня ты совершенна, — он еще крепче прижал ее к себе, уткнувшись носом в ее мокрые волосы. Она улыбнулась и слегка покраснела, чувствуя себя юной девочкой, в которую влюбился парень из соседнего дома.       Конечно, о таком мужчине, как Дженсон, мечтают не многие, у него сложный характер, к нему нужен особый подход, но такую преданность любимого желает получить, наверное, каждая женщина. Однако не любая может гордиться своим мужчиной, как Ава. И это награда за все, что она пережила, что Дженсон сейчас рядом с ней.       — Ава... Я хочу кое-что сказать тебе... — прошептал он ей и медленно развернул ее к себе лицом. Он посмотрел на нее с такой нежностью и обожанием, что она готова была утонуть в его глазах. Это казалось таким естественным положением вещей.       «Я должен сказать! Она имеет право знать. Знать... Как я люблю ее. Очень люблю! В этом нет сомнений! Так почему же я продолжаю тянуть гривера за хвост? Черт!» — пронеслось в сознании мужчины.       — Что? Ты и так меня уже осыпал комплиментами по самую макушку, — она улыбнулась и посмотрела в его лицо добрым взглядом.       Дженсон наклонил голову и легко коснулся ее горячих губ своими. Они подобно мотыльку стали порхать по всему лицу. Его ласковые прикосновения пробудили в ней невероятное ощущение полнейшего счастья. Однако даже безграничная нежность любимого не могла полностью успокоить Аву. Ведь она знала о будущих планах мужчины относительно канцлера и пугалась их. Дженсон уже почти окончательно оправился от своей болезни — его уже не мучил кашель, не доставляли беспокойство боли в груди, лишь только раны в боку и на спине временами напоминали о том, что произошло в Жаровне. И он готов был осуществить задуманное. Вопрос оставался только во времени.       Мужчина почувствовал ее напряжение, мешающее ей полностью расслабиться и отдаться воле своих чувств.       — Нет... Другое. Но ты напряжена. Что тебя волнует? — его крепкие руки ласково взяли ее ладони и прижали к груди. — Неужели мыло с мочалкой посмели тебя обидеть? — он поднес одну ладонь к губам и оставил на ней легкий поцелуй. — Ты только намекни, я быстро с ними разберусь.       — Тебе бы только с кем-нибудь разобраться. Ты не можешь жить спокойно, без кровопролития, — она опустила голову и сделала шаг назад. На душе было тревожно. Хоть она и не осуждала Дженсона за то, что ему слишком часто приходилось применять оружие. Их мир действительно противоречив во многих проявлениях. Главное во всем этом не потеряться и остаться человеком.       — Жизнь вынуждает, — последовал такой простой ответ. — Мы живем в таком мире, когда за свое спокойствие приходится бороться.       Дженсон бы и рад отказаться от боев, но пока не мог. Да, он устал проливать кровь, но за Аву он готов был идти и бороться вновь и вновь, лишь бы только ее жизни ничего и никто не угрожал.       — Дженсон, ты не должен его убивать, — сказала она тихим голосом.       — Что? — насторожился мужчина и внимательно посмотрел на Аву. Он не поверил своим ушам: она ли его об этом сейчас просит? — Да я должен был это сделать еще в тот день, когда узнал, что эта сволочь чуть не отправила тебя на тот свет! — на повышенном тоне сказал Дженсон. И он был уверен, что Ава с ним солидарна.       — А вдруг это не он? Вдруг Альберт ошибся?       — Тогда кто? Андерсон что ли? Ему-то это зачем?       — Я не знаю, — она потупила взгляд на белую плитку. Женщина стояла босиком на мягком ворсистом коврике, оставив теплые пушистые тапочки за пределами ванной комнаты. — Но ему была не по душе моя тесная связь с Альбертом. Были дни, когда я совсем не думала о работе, а просто плевала на свои обязанности, лишь бы только проводить время с ним вместе.       — О, да брось! — Дженсон поморщился и приподнял ее подбородок, чтобы она смогла посмотреть ему прямо в глаза. — Это все чушь! Он же видел в тебе большой потенциал и ценил тебя, как важного сотрудника. Зачем ему таким мерзким способом избавляться от тебя?       Душа некогда успешного канцлера ПОРОКа всегда оставалась потемками для Авы. В компании все работали с одной единственной целью — создать лекарство, но когда обстоятельства касались дел душевных, тут многие вели себя не так, как следовало бы ожидать.       — Это можно сделать только в том случае, если ты полный идиот от рождения, каким Харрис и является, — продолжил Дженсон, подойдя ближе к Аве, и снова обнял ее за талию теперь уже спереди. Ему было очень важно донести до ее сознания, что сейчас он прав, что она должна к нему прислушаться. — Так что он обязан получить по заслугам! А причастен он к твоему отравлению или нет... Мы это уже никогда не узнаем. К тому же, посмотри, что Харрис сделал именно сейчас! Ты же ведь не сомневаешься в том, что не было никакого заявления от правительства? Что нас с Энни там никто не ждал?       — Конечно, нет, — Ава кивнула. Она полностью разделяла мнение Дженсона, но душа была против еще одной смерти. Харрис — уважаемое лицо в правительстве. Если его уничтожить, это прямым образом может сказаться на деятельности ПОРОКа.       — Вот. Только вспомни, что пережила ты, что пережил я, Энни, скитаясь по Жаровне. Да если бы не Энни, я бы давно сгнил в этих тоннелях. Она привела тебя, будучи в не менее гадком состоянии, чем я. А кто она? Она всего лишь шла мимо! Она вообще не имеет никакого отношения к твоему прошлому. И ей тоже пришлось мучиться и выживать, вместе со мной находиться на грани жизни и смерти. Ава, после того, что сделал Харрис, я не имею права дать ему шанс, которого он не заслужил.       Женщина посмотрела на Дженсона печальным взглядом, а потом непроизвольно уткнулась ему в грудь лицом. Он прижал ее к себе теснее, согревая своим теплом. В его объятиях действительно можно забыть о времени, о проблемах, о всей боли, что причинили другие. Но и нельзя было забывать о том, кто они есть и в каком мире живут. Ава слегка отстранилась от Дженсона и посмотрела на него.       — Мы живем не в средние века, когда люди мстили друг другу за смерть своих близких и родных. Мы живем в современном обществе и не должны поступать с людьми, как варвары. ПОРОК и так причинил достаточно зла всем.       — Ава, я не узнаю тебя! — он нахмурил брови. — Ты что его вдруг пожалела?       — Мы свяжемся с правительством, мы объясним всю ситуацию и пусть уже верхушка судит Итана.       — Как мы свяжемся? — Дженсон слегка повысил голос. Он уже начинал злиться на глупые высказывания доктора Пейдж. Они ведь были лишены смысла, по его мнению. — Если тебе больше нельзя появляться в ПОРОКе, а меня ты даже на улицу не выпускаешь.       — Потому что волнуюсь за тебя. Ты еще не до конца окреп, чтобы передвигаться самостоятельно, — объяснила женщина.       — Хватит мне уже прятаться, как нашкодивший щенок, — Дженсон поморщился, вспомнив первые дни в Жаровне, когда они с Энни находились как на ладони на бескрайних просторах бывшей пустыни, пока не набрели на землянку. — Теперь я здесь, чтобы защитить тебя. И я это сделаю.       — Мы не можем воевать вечно. Тем более, когда есть лекарство.       — Не я первым начал эту войну, — попытался оправдаться Дженсон. — Но я ее закончу! — он был как никогда уверен в своих словах. — Ты права, мы обязательно свяжемся с правительством и добьемся того, чтобы они уничтожили это Общество с его проклятыми идеями!       — Но там же люди! Живые люди, которые не виноваты в наших разборках.       Частично Дженсон был согласен с Авой. Но народ в Обществе уже сделал свой выбор. Значит, их устраивает такая жизнь и подчинение своему капитану.       — Эти люди никогда не примут сторону ПОРОКа. Они, в отличие от наших объектов в Тихой гавани, никогда не смогут жить, не думая, как бы нанести нам урон. Тем более, после того, что произошло. А это риск. Прежде всего, для тебя. Для всего нашего города. А ты для меня дороже всего на свете, и я больше не хочу подвергать твою жизнь опасности. Ты заслуживаешь лучшего.       — Ты тоже, — она осторожно коснулась ладонью его покрытой короткой щетиной щеки и умоляюще произнесла: — Дженсон, прошу тебя, не делай того, что ты задумал. Ради меня.       Он накрыл своей ладонью ее руку и наклонился к ней.       — Я не могу обещать тебе то, что не выполню, — на выдохе произнес он. Пусть лучше Ава обвинит его в измене ПОРОКу, чем в том, что он нарушил собственное обещание. — Или ты не хочешь по другим причинам смерти Харриса? По личным?       Дженсон понял, что Итан — это, возможно, все, что у нее осталось от счастливого прошлого... Это живое напоминание об Альберте, которого она очень любила. Все-таки брат родной. Где-то в глубине души мужчина знал, что должен сделать — прислушаться к желанию Авы. Он не хотел еще одной немыслимой ссоры из-за Харриса... Пусть Ава вновь будет главной даже сейчас, он сумеет подстроиться. Однако совесть не позволяла отпустить Харриса на все четыре стороны и дать ему полную свободу действий после всего того, что он натворил. Нет, это не в принципах Дженсона. Даже если Харрис покинет и ПОРОК, и Последний город, вернется к себе в Канаду, это не решит проблему. Пока он жив, то представляет угрозу для жизни доктора Пейдж. Поэтому Дженсон видел только один выход — устранить источник боли.       Ава, конечно, поняла, что имел в виду Дженсон, но меньше всего желала развивать эту тему. Харрис для нее никто. Это тогда, в молодости она уважала его как хорошего и ответственного специалиста, но только не в настоящее время.       — Дженсон, я очень тебя прошу оставить Харриса на суд правительства. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Я больше не хочу, чтобы тебе было больно. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится, — наконец сказала она правду, словно прокричала, всеми силами желая, чтобы любимый понял ее. — Обещай мне, что на твоих руках не будет его крови! — Ава пристально посмотрела в его глаза, пытаясь прочитать в них ответ. Любой. Но честный.       Но Дженсон молчал. Он не хотел никого обманывать: ни себя, ни доктора Пейдж. Не хотел подводить ее. И не имел понятия, как поступить теперь. Если еще вчера он точно знал, что будет делать с канцлером, то теперь...       — Ты не доверяешь мне? — прошептал он с досадой. — Ты сомневаешься во мне? В моих способностях? Думаешь, я не справлюсь с этой мразью? — теперь Дженсон отозвался с обидой в голосе. Сколько подобных тварей попадалось на его пути? Несчитанное количество. Но не над каждой он одерживал победу, однако никогда не боялся смотреть в глаза противнику, никогда не пускал в свое сердце страх перед возможной гибелью. Нет, умереть ему не страшно, но, пожалуй, сейчас он как никогда ценил жизнь. Ведь рядом Ава. Которой он нужен. И которая необходима ему, как воздух.       — Я никогда в тебе не сомневалась, Дженсон, — сказала женщина серьезно и уверенно. Ее глаза набухли слезами, а лицо слегка покрыла бледность. — Я боюсь лишь одного: отпустить тебя и больше не увидеть. Никогда. — Она замолчала и сделала шаг назад, чтобы дать Дженсону хоть минутку на раздумье. Он обязан ее понять. Иного пути не имелось. — Однажды я уже проводила тебя в Жаровню и чуть... — голос оборвался слишком резко. — Не потеряла. Твоя жизнь каждую секунду подвергалась опасности. Ты ходил по краю, готовый в любую секунду свалиться в пропасть, — она остановилась и сглотнула. В горле отчего-то вдруг сделалось сухо. Тихая одинокая слеза скатилась по щеке. — Ты... Нужен мне, Дженсон. Ты, а не твоя грубая сила. Понимаешь? Ты, а не твои кулаки и умение дать достойный отпор всем врагам. Понимаешь? — она снова сделала паузу в своем монологе. Говорить становилось все тяжелее с каждой минутой. Она хотела сейчас лишь одного: понимания со стороны Дженсона. Он обязан сделать для себя соответствующие выводы после их разговора. — Альберт тоже готов был ради меня горы свернуть. Ты ведь помнишь, что он перестал признавать Итана ради моего спокойствия, но... Но сейчас рядом нет того, кто когда-то был мне очень дорог. Его жертвы не сделали меня счастливее, — она тихонько всхлипнула и быстро вытерла тыльной стороной ладони щеку. — Однако сейчас есть ты, уже давно доказавший свою верность мне. Пожалуй, нет в мире ничего прекраснее, чем чувствовать эту нужность... Кому-то еще. Я ценю абсолютно все, что ты сделал для меня: каждый твой шаг, каждое действие, каждое слово в Жаровне, после нее, в ПОРОКе, в любое время суток... Всегда. И мне не нужно ничего сверхъестественного, не нужно ни золота, ни денег... — ее взгляд вдруг столкнулся с пристальным взглядом его темно-голубых глаз, в которых отражалось полнейшее бессилие против всех ее слов. Этого ли Ава добивалась? Но Дженсон прекрасно понимал каждое ее слово, после которого замирало сердце, потому что каждую секунду доктор Пейдж еще шире открывала свою душу, она обнажила сердце свое, считая это единственным верным решением в сложившейся ситуации. — Зачем тогда это лекарство, если финальная прямая наших страданий закончится еще одной потерей?       Он молча смотрел на нее и не имел ни малейшего понятия, что говорить в данную секунду. После искреннего признания, кажется, он стал еще больше ценить эту женщину и восторгаться ее бесконечно преданной душой.       Опустив взгляд, Дженсон ощутил, как его сердце отчаянно забилось в тревоге — он не рассчитывал получить такую дозу информации на грядущее темное время суток. Потом он резко вдохнул воздуха и выпрямил спину, виновато посмотрел на Аву, чувствуя себя полуживым тараканом, находящимся на грани жизни и смерти, способным лишь один раз выбрать нужный путь. Второго шанса ему уже не дадут.       Ее губы тронула грустная улыбка и она без слов ушла в спальню, надеясь, что поступила правильно. Было уже довольно поздно, но спать не хотелось. Разве мысли дадут ей покоя? И разве сам Дженсон сможет спокойно заснуть, не думая ни о чем? Но пусть хотя бы кто-то из них двоих получит пользу для организма. Решительно пройдя на кухню, мужчина быстро заварил фруктовый чай и добавил туда несколько капель снотворного. Для доктора Пейдж.       В комнате, прежде чем сделать несколько глотков напитка, Ава еще раз обратилась к Дженсону с просьбой сохранить Итану жизнь, но он вновь ничего не ответил, а только нежно поцеловал ее в лоб и попросил выпить чай. Он знал о возможных последствиях своих действий и бездействия. И у него имелась только предстоящая ночь, чтобы принять окончательное решение.

* * *

      Он сидел на кухне в обществе бутылки коньяка и чашки горького кофе в надежде, что такой коктейль успокоит его грешную душу и даст расслабляющий эффект. Только в первом часу ночи Дженсон мог смешивать эти два совершенно разных напитка. Слова любимой женщины никак не покидали его сознание и загоняли в тупик, из которого есть только один выход — принять и смириться, что совершенно не является частью привычного для мужчины.       Не убивать Харриса. Как можно сохранить ему жизнь после всего того, что он сделал? Это было выше понятий мужчины. Смерть канцлера — единственный верный выход. Другого не существует.       Дженсон помнил подобные, лишенные фальши, слова Авы, когда она сидела возле него на постели после того, как вытащила из его раненого бока пулю. Он прекрасно понимал, что она чувствует сейчас, говоря о возможной потере. Он ведь пережил аналогичное когда-то. Они оба находились на грани жизни и смерти, переживали друг за друга, когда не имели возможности помочь. Но теперь Дженсон хотел осознанно подвергнуть Аву душевным страданиям, что, собственно, уже сделал.       «Я идиот! Какого же кретина произвели на свет мои мать с отцом! — родились совершенно справедливые мысли в голове Дженсона. Он быстро сделал глоток уже полутеплого напитка и сморщил лицо. Стало еще противнее от горечи теперь во рту. — Я должен быть рядом с ней сейчас, должен согреть ее своим подтверждением о том, что сделаю все, как она желает. Должен сказать ей... Как люблю ее. Как она нужна мне. Как тоже боюсь потерять ее. Но я не могу! Не могу, твою мать! Не могу не признаться, а не могу оставить все, как есть, потому что эта сволочь не должна больше жить! Как разорваться между желаниями любимой женщины и долгом уничтожить эту тварь?»       Дженсон крепко зажмурился и на минуту спрятал лицо в ладонях. Потом устало потер глаза, взъерошил волосы. Решения не пришло. А легче на утро не станет. Он знал это.

* * *

      Мужчина проснулся очень рано. За окном только-только начало светать, а мысли Дженсона уже были заняты всем, чем угодно, но только не приятной погодой за окном. Он осторожно перевернулся на бок и ласковым взглядом посмотрел на спящую Аву. Она лежала на боку, лицом к нему, сложив руки под голову, и слегка улыбалась. Он подумал, что ей снится какой-то приятный сон. Дженсон хотел бы в нем оказаться и сделать так, чтобы на лице доктора Пейдж всегда отражалась именно эта эмоция. Он улыбнулся и сам, наслаждаясь такими трепетными минутами. Только Ава, сама того не подозревая, могла родить светлую эмоцию на лице Дженсона в это волнительное утро. Мужчина готов был любоваться доктором Пейдж вечно, но ему необходимо было сделать то, что должен. Он принял нелегкое решение и не отступит от своего плана. А впереди у них с Авой еще вся жизнь, чтобы наслаждаться такими теплыми совместными побуждениями.       Дженсон слегка приподнялся и оставил на щеке доктора Пейдж короткий и легкий поцелуй.       — Я люблю тебя, — шепнул он, чтобы не разбудить ее. — Люблю. Но боюсь тебе вслух об этом сказать. Столько было подходящих моментов, вечеров... А я все откладываю на потом. Дурак! Идиот! — он выдохнул и кончиками пальцев осторожно коснулся пряди ее волос, убрал ее в сторону. — Я почему-то боюсь, что ты не поймешь меня... Хотя знаю, что поймешь. Просто ты первая, кому я готов признаться в своих чувствах. Единственная... Для меня это не так просто... Не просто однажды было впустить тебя в свое сердце. Но я счастлив, что ты живешь в нем. Ты особенная. Ты самая прекрасная женщина на свете. Ты не должна больше мучиться. Поэтому я должен поступить с Харрисом так, как он того заслуживает. Надеюсь, ты не выставишь меня за дверь после того, что я сделаю. Я знаю, что ты этому не обрадуешься, но... Я должен, понимаешь? Я должен тебя защитить, раз не сделал это ранее. Прости за это.       Дженсон еще несколько секунд позволил себе насладиться красотой любимой женщины, а потом, стараясь как можно меньше шуршать, покинул спальню. Впереди ждала серьезная встреча лицом к лицу с канцлером ПОРОКа.

* * *

      Дженсон уже второй час ждал появления канцлера в служебном автомобиле неподалеку от главного входа в ПОРОК. К разговору с Харрисом у Дженсона все было готово: заряженный пистолет и крепкие кулаки — большего не требовалось. Мужчина когда-то мечтал о медленной и мучительной смерти Итана за стенами, но одновременно ему не хотелось марать руки об это ничтожество, а просто пустить пулю в висок и на этом покончить с грязным делом. В итоге он решил действовать по ситуации.       Так же необходимо было разобраться и с солдатами и уничтожить ту крысу, которая добровольно сдалась в руки противника и встала на его сторону. Дженсон обязан был найти того, кто согласился подорвать пустой вертолет, чтобы затем канцлер мог предоставить ложные доказательства гибели самого Дженсона и Энни доктору Пейдж.       А затем необходимо было связаться с правительством и предоставить им настоящий расклад вещей, а не те отчеты с новыми данными, которые посылал Харрис. По правде говоря, Дженсон не знал, что конкретно Итан отсылал в правительство, но догадывался, что цифры были не самые обнадеживающие, учитывая его намерения.       А потом можно и поговорить о назначении нового сотрудника на пост высшего звена ПОРОКа. Конечно, в глубине души мужчина очень хотел видеть в роли канцлера Аву, но понимал, что рано или поздно она должна будет сложить свои полномочия. К тому же у нее имеется достойный преемник. Энни Грей станет хорошим и ответственным руководителем. Дженсон в этом уже не сомневался. Если, конечно, сумеет отложить проблемы личного характера на второй план. Уж Дженсон прекрасно знал, как порой они мешают управлять организацией.       В общем, дел на сегодня было достаточно. Главное, чтобы во всем этом водовороте событий он не потерял доверие доктора Пейдж. Мужчина ведь знал, что смерть брата ее покойного любимого не слишком-то ее обрадует.       Время пролетело незаметно. Дженсон его даром не терял: он подбирал в голове нужные слова для объяснения своих поступков, а так же для признания Аве в своих чувствах. Второе оказалось намного сложнее, в итоге он решил, что поступит так, как подскажет ему сердце в тот самый момент.       Харрис подъехал к главному входу четко за полчаса до начала рабочего дня. В окружении двух солдат он быстро поднялся по лестнице к стеклянным вертящимся дверям и вошел внутрь. Дженсон сделал глубокий вдох... Итан его точно не видел, впрочем, первому было все равно. Хотя, он мог выбрать для разборок иное место, а не кабинет или коридор ПОРОКа. На самом деле, какая разница, главное — результат. Исход сегодняшней битвы очевиден. Живой останется только один.       Дежурные солдаты при виде их бывшего начальника слегка потерялись во времени. Увидеть живого Дженсона они меньше всего ожидали в это утро, ведь для всех он давно умер. Выходило, что им соврали...       — Что вылупились, будто динозавра увидели? — сквозь зубы произнес Дженсон, пройдя через сенсоры. — Меньше надо слушать грязные байки канцлера.       — Но мы...       — Заткнись! — повысил голос Дженсон, сверля холодным взглядом одного из солдат. Меньше всего он нуждался в оправданиях. — Твое мнение никто не спрашивает! Значит, так: сейчас быстро вывести всех сотрудников с административного этажа и перекрыть все входы на него. У меня к канцлеру особый разговор. И нам никто не должен помешать. Ясно?       — Да, сэр! — отчеканил мужчина и кивнул в сторону своих коллег. — Мы все сделаем. И доложим мистеру Харрису.       Дженсон гневно сузил глаза, стоило лишь только услышать фамилию своего заклятого врага, и сжал губы, а затем сделал решительный шаг к солдату.       — Если ты ему хоть слово скажешь, пожалеешь, что на свет родился, — вкрадчиво произнес он. Пусть канцлер сегодня получит сюрприз. — И еще: никто из сотрудников без моего ведома сегодня не покинет комплекс! Это значит, что с этой минуты никого не выпускать, пока я не распоряжусь об обратном. Это понятно?       — Да, сэр. Какие еще будут указания?       — Выполняйте то, что велено, — голос Дженсона стал чуть мягче. — И не устройте хаос на пустом месте.       Солдат кивнул и дал знак коллегам, чтобы те последовали за ним, а Дженсон лишь с ухмылкой посмотрел им вслед и, собравшись с силами, направился к лифту. Судный час для Харриса вот-вот начнется.

* * *

      Распахнув дверь, Дженсон перешагнул порог кабинета канцлера, заранее чувствуя себя победителем в этой войне за справедливость. Харрис что-то искал возле шкафа с документами и стоял спиной ко входу, поэтому не имел возможности видеть вошедшего.       — Эмилия? — обратился он к своей помощнице, полагая, что только она может войти без стука. Но в ответ получил лишь только тишину. — Чего молчишь? Принесла мне то, что я просил?       Снова тишина. А Дженсон и не торопился давать о себе знать. Хотел вдоволь насладиться представленной картиной: мертвый канцлер в луже крови на белоснежном полу кабинета. Не счастье ли?       После затянувшегося молчания, Итан понял, что с ним не очень-то хотят разговаривать и, отложив изучение документов, медленно развернулся к выходу и встретился лицом к лицу с Дженсоном. Харрис посмотрел на него глазами, полными ненависти. Кроме нее ничего иного во взгляде Дженсон не увидел: ни удивления, словно канцлер долгое время ждал этой встречи, ни страха, будто был уверен, что и сегодня ему вновь удастся избежать наказания. Как тогда, много лет назад, по молодости после отравления доктора Пейдж. Однако Дженсон был иного мнения. Он был спокоен и решительно настроен на предстоящую схватку.       — О, Дженсон! — воскликнул Итан, закрыв дверцу шкафа, предварительно положив папку с документами на полку. — Кого я вижу в стенах комплекса! Живой и невредимый! — бесстрастным тихим и вкрадчивым голосом произнес мужчина. — Что-то ты задержался со своим визитом ко мне. Никак не мог благоверной своей налюбоваться?       — Заткнись! Тебе тоже недолго осталось засорять собой землю, сволочь! — процедил сквозь зубы Дженсон, едва сдерживая себя от злости и ярости. Лишь только упоминание любимой женщины непристойной личностью в лице канцлера родило внутри мужчины новую волну гнева. В эту секунду хотелось наброситься на Итана и задушить его голыми руками, сломать подъязычную кость, чтобы тот больше и звука не смог произнести.       — Что же... Я и не сомневался, что когда-нибудь наступит и мой час расплаты, — уверенно и спокойно произнес Харрис сделав несколько шагов навстречу к Дженсону. Тот сразу же достал из кобуры пистолет и направил его строго в лицо Итану, не собираясь подпускать противника на достаточно близкое расстояние.       — Ты ответишь за все, что сделал с Авой, доктором Грей и мной! И даже не думай, что тебе получится и в этот раз меня обхитрить. Это финальный раунд, Харрис, и мы оба знаем его исход!       — Значит, считаешь, что я поиграть с тобой решил? — задал вопрос канцлер и сделал шаг в центр кабинета. — А ты пораскинул своими извилинами, что будет с тобой и твоей драгоценной Авой, если ты меня грохнешь?       — А это уже не твое дело! Мертвеца не должны волновать земные вещи. Зато одной мразью на этой планете будет меньше! — Дженсон покрепче сжал оружие и обхватил курок указательным пальцем. Каждая мышца что тела, что лица была напряжена до предела. Концентрация и внимание сейчас должны быть на высшем уровне.       — Ты так уверен в своей победе, Дженсон. Но даже не рассматриваешь тот вариант, что сегодня подфартить может не тебе.       — Заткнись, кретин! — вдруг заорал мужчина, потому как ему уже надоело вести бесполезную беседу с канцлером. Какой от нее толк, если для Дженсона все и так очевидно. — Ты сделал свой выбор, и ты за него ответишь!       Харрис усмехнулся. Он был тверд и уверен в своих словах даже в такой опасный момент и считал, что удача на его стороне, она и сегодня не отвернется от него. Ему предоставилась такая удивительная возможность самолично уничтожить соперника, чтобы закончить свой план, чтобы в полной мере насладиться своей местью доктору Пейдж. И он использует этот шанс.       — Значит, убьешь безоружного? — поступил следующий вопрос от Харриса. — Тебе не кажется, что мы не на равных? С такой защитой, как у тебя, любой вшивый объект выйдет победителем. А на что ты способен без нее, а, Дженсон?       — А ты полагаешь, что можешь на что-то рассчитывать?       — Разумеется, — Харрис лукаво улыбнулся и сузил глаза. — Ведь я знаю о Пейдж абсолютно все! Больше, чем ты думаешь! Я часть ее прошлого! Большая часть! Я знаю о ней то, что всегда было скрыто от посторонних глаз и ушей. Мой тупой братец по доброте душевной рассказывал мне все ее тайны, все секреты, полагая, что мне можно доверять. Советовался. Но... Кажется, он ошибался, — Харрис рассмеялся, чувствуя, насколько близко подобрался к самому слабому месту Дженсона. Однако он готов был и к такому развитию событий. Итан — изворотливая ползучая гадина, готовая при любом удобном моменте совершить подлость и гордиться этим. А Дженсон теперь так просто не прогнется под Харрисом. Даже если он чего-то не знал о прошлом Авы, это уже не имело значения. Она рассказала ему то, что посчитала нужным, самое главное. Прежде всего, для нее. И Дженсон любит ее, любит такой, какой она есть.       — Мне насрать на твои знания, Харрис! И на то, кем ты был для нее в прошлом. Ты ответишь за то, что сотворил с ней тогда и сейчас, подонок! — на одном дыхании выпалил Дженсон. Его глаза тоже наполнились ненавистью. Тело напряглось, словно натянутая струна. Хоть уже и несчитанное количество раз мужчина оставался победителем в схватке с противником, имея значительное преимущество, сейчас бой был особенным — это борьба за доктора Пейдж, за власть в ПОРОКе, и Дженсон не имел права допустить ошибку, которая может обернуться для него и всех катастрофой.       — Тогда брось пистолет и покажи, на что ты способен, Дженсон! А то ты горазд только словоблудием заниматься.       — Осмелел, чтобы условия мне ставить? На моей территории? — он даже не постарался скрыть наглую ухмылку, возникшую на лице, и уж тем более не думал опускать оружие. Хотя и без него был уверен в своих силах. Преимущество на его стороне. Однако его соперником на этот раз являлся не какой-то очумелый подросток, а сильный и зрелый мужчина. Но насчет силы стоило проверить... Чем черт не шутит? Может, Харрис все эти годы только и ждал этой минуты, чтобы пустить кулаки в ход, усердно готовился и отрабатывал разные приемы?       — На твоей? — заливисто рассмеялся Итан. — И когда это она стала твоей? Ты всегда был вторым сортом, мальчишкой на побегушках, выполняющий приказы Пейдж. Или я не прав? — он выдержал паузу, чтобы собраться с мыслями и сказать то, что точно заденет Дженсона за живое. — Заметь, кому она передала свое нагретое и выстраданное место канцлера? Какой-то медсестре, которая в жизни ничего не видела, кроме шприца и пробирки. Она вообще не способна управлять коллективом и выполнять свои обязанности. Посмотри, что из себя представляет та, что считалась для всех вас примером. Это абсурд! Гривер и то лучше соображает, чем эта... Она даже понятия не имеет, как вести себя на людях. Должно быть, хлопот тебе в Жаровне она прилично доставила. Вот так твоя ненаглядная Пейдж тебя уважает!       Дженсону стало так противно слушать все те гадости, ливнем исходившие из уст канцлера, что он не выдержал и сделал рывок к нему навстречу, а затем со всего маха ударил кулаком в нос. Все произошло настолько быстро и четко, что канцлер даже не сразу сообразил, в чем дело.       — Ах ты... Сволочь! — выругался Итан, приложив ладонь к разбитому носу, из которого потекла кровь. — Ты еще пожалеешь, с кем связался!       — Ты так думаешь? — Дженсон вскинул бровь и приготовился нанести следующий удар, но Харрис в этот раз опередил его и ударил четко в губу. Пошла кровь. Он хотел еще раз ему врезать, но промазал, когда Дженсон согнулся и обрушил свой удар противнику в живот. Боль захлестнула Харриса и адреналин хлынул в кровь. Да, канцлер не был так хорош в бою, в отличие от Дженсона, но ими обоими сейчас руководила месть.       Нет, Итан не из тех, кто просто так сдается. Он намерен был выйти победителем и заставить Аву и дальше страдать, но теперь уже из-за настоящей смерти ее возлюбленного. У Харриса вмиг появились силы и азарт. Что может быть прекраснее, чем задушить Дженсона собственными руками или пристрелить того из его же оружия, а потом вызывать к себе женщину и показать ей, кто же на самом деле из них двоих ее достоин. Харрис уже и забыл о своей низкой выходке на юбилей, поэтому был уверен, что доктор Пейдж без проблем прибежит в ПОРОК, стоит только сообщить, что с ее благоверным произошло несчастье. Так, может, легче было сразу выяснить отношения с Дженсоном еще неделю назад и не разыгрывать спектакль с липовыми документами?       Конечно, будущий канцлер думал об этом, но от такого исхода событий победа не была бы столь сочной и сладкой.       Собрав силы в кулак, Харрис выпрямился и парой отточенных ударов выбил пистолет из рук Дженсона. Оружие отлетело к входной двери. Мужчина разозлился и бросил взгляд, полный гнева и ненависти, на Харриса. Плевать, и без оружия он уничтожит Итана. Не покинет стены организации, пока не превратит тело канцлера в кровавое месиво.       Итан и не собирался делать шаг назад в очередном раунде. Собравшись с силами, он ударил противника правой и попал кулаком в стекло шкафа. Оно оказалось прочным, только потрескалось, затем ударил левой и снова промахнулся. И Дженсона это только развеселило. Неужели Харрис и вправду полагал, что может рассчитывать на победу, оставив Дженсона, которого учили приемам рукопашного боя с юношеского возраста, в дураках?       На лоб канцлера выступил пот. Похоже, он уже начал терять первые силы, что, конечно же, сыграло только на руку сопернику. Воспользовавшись удобным моментом, Дженсон вновь обрушил удар в сторону правого плеча Итана. Тот издал непроизвольный стон из-за острой боли, пронзившей все его тело, и пошатнулся, но устоял на ногах.       Долго не раздумывая, не дав сопернику и секунды передохнуть, Харрис ударил Дженсона в живот коленом снизу, тем самым, лишив его равновесия. Боль пронзила резко. Живот с некоторых пор стал самым слабым и уязвимым местом мужчины, ведь эта часть тела больше всего пострадала сначала от лап зараженных тварей, а потом от пули. Получив некое преимущество, Итан ухватил мужчину за шиворот и вновь ударил по лицу. Один раз, потом еще и еще, каждый раз все сильнее, выплескивая тем самым весь негатив, всю ярость, скопившуюся за долгое время. Легче не становилось, ведь канцлер знал, что если даст слабину — ему перекроют кислород. Но силы таяли. Он не мог записать себя в ряды профессионалов по рукопашному бою.       Наконец, уловив подходящий момент, когда Харрис помедлил с ударом, Дженсон увернулся и врезал локтем Итана в грудь. В глазах того потемнело, и он не смог больше дать отпор. Тогда Дженсон сжал руку в кулак и обрушил следующий удар прямиком в челюсть. На миг он почувствовал расслабление, но по-прежнему абсолютно каждая его мышца была напряжена. Пусть и не так сильно, как несколькими минутами ранее.       Во рту канцлера появился привкус крови. Харрис сплюнул неприятную жидкость, яростно зарычал и сделал ответный удар снова в живот. Но на этот раз Дженсон увернулся, однако кулак все-таки задел его бок. Он только поморщился и вдохнул ртом побольше воздуха в легкие.       Они начали ходить по кругу, тяжело дыша и испепеляя друг друга взглядами, полными ярости и гнева. Дженсон при этом успевал следить и за ногами противника. Опыт подсказывал, что каждый шаг может многое сказать о будущем действии соперника. После серии глухих ударов по лицу, в шею, низ живота и почкам Дженсон повалил противника на пол. В неравной битве пострадали и кое-какие вещи кабинета: декоративная ваза, за одну секунду превратившаяся в осколки, настольная лампа треснула сразу же, как только соприкоснулась с холодным полом, откололся и уголок стеклянного стола, за которым Итан просиживал темные вечера в организации.       Раздался неприятный хруст, когда Дженсон уже в который раз врезал кулаком канцлеру в лицо. Костяшки обоих рук уже были в свежих ссадинах, но Дженсон и не чувствовал естественной боли. Она жгла его изнутри за все, что пришлось выслушать от канцлера. Ситуация для Харриса с каждой секундой становилась все плачевнее, ведь за противником по-прежнему оставалось преимущество. И он это понимал.        Итан попытался высвободиться, но Дженсон прижал его к полу и вновь начал бить по лицу с особой жестокостью. Это не приносило мужчине никакого удовольствия, несмотря на то, что уже не первую минуту держал превосходство над избитым канцлером. Он лишь выполнял то, что должен, делал свою работу. Переносица Харриса уже была сломана, из губ и бровей сочилась кровь, а левый висок еще надолго запомнит свою неприятную встречу с закаленным стеклом. Кажется, что Итан специально давал Дженсону возможность избивать себя до смерти, при этом собираясь сам нанести ответный удар.       Так и получилось. Захлебываясь кровью, он вцепился обеими руками Дженсону в шею и спихнул его с себя. Это стоило ему усилий, но мужчина справился и мог гордиться собой. Достаточно быстро приподнялся и навалился на соперника, при этом ударив его в бок. Обезумев, Итан начал наносить один за одним удары, почти не глядя, ведь терять ему уже нечего, и теперь удача отвернулась от Дженсона. Он скривился, но Харрис тут же крепко нажал на его горло так, что перед глазами разом все потемнело, и начал душить. Мужчина сопротивлялся, как мог, пытаясь освободиться, но Итан с особой яростью все сильнее сжимал широкими пальцами его горло, чувствуя, что вот-вот одержит победу. Дышать с каждой секундой становилось все сложнее, Дженсон приложил все свои последние силы, стиснув зубы, чтобы дать себе свободу, но в какую-то долю секунды осознал, что бороться больше не может, и тогда Харрис окажется прав. Победа останется за ним.       Но Ава... Но доктор Пейдж... Нет! Он никому не позволит даже пальцем к ней прикоснуться против ее воли! Он столько прошел, столько пережил, чтобы вновь почувствовать себя счастливым рядом с ней и умереть от рук канцлера... Нет! Дженсон не позволит этому случиться.       Где-то, кажется, совсем недалеко, совсем рядом, до него донеслось какое-то шипение. Невозможно было разобрать ни слова, да и Дженсон не думал утруждать себя этим в данный момент.       Вдруг лицо Харриса стало постепенно расплываться и мутнеть, но Дженсон даже ни о чем ином не успел подумать, как услышал глухой выстрел, а через несколько секунд последовало такое долгожданное и выстраданное облегчение. Пальцы канцлера больше не могли помешать тому сделать вдох. Харрис плюхнулся на Дженсона всем телом, но у того не имелось ни капли сил, чтобы скинуть его с себя, но все же чувствовать на себе мерзкую тушу канцлера Дженсон не собирался и, спустя несколько секунд сбросил с себя. Жизнь постепенно вытекала из пока еще раненного тела, а через несколько секунд и вовсе оборвалась.       А Дженсон так и лежал на полу с разбитым лицом, тяжело дыша, раскинув руки в стороны, даже не представляя кого будет благодарить за свое спасение. Неужели вновь Энни? Эту забитую трясогузку, превратившуюся спустя несколько томительных дней и ночей в смелого орла с единственным желанием — показать жертве ее место в цепочке питания. Тогда это будет их маленькой традицией — делать все, что в силах во благо того, кто должен жить.