Если на восходе?

      Доля секунды истекает. Всего её хватило на то, чтобы руки, которые тебя держали, разомкнулись, а ты, успев нечаянно вдохнуть, погрузился под воду. Навеки. Так было, если бы Чонгук вовремя не остановил себя.       Тело мальчика онемело, но могло всё ещё дышать. Когда руки, держащие его, резко перестают существовать, — разъединяются, — последнее, как казалось, что малыш сделает — это вдохнет, задерживая дыхания на ещё несколько мгновений его жизни. Вдох, что показался последним, на Чонгука сказался пульсом, что сразу же начал ускорятся в десятки раз быстрее, как никогда ещё не происходило. Тело Тэхёна, не успев даже коснутся воды, мгновенно оказывается подхваченым другими руками и сжаты, что есть силы. Чонгук бежит с малышом подальше от воды и где-то между травы наконец-то останавливается, садясь вместе с милым на землю, куда принёс. На его колени вдруг падают ступни. Они мокрые, всё же младший коснулся водной глади.       Гуку стоило бы объясниться, рассказать, что произошло, а не прижимать, пугая и так до смерти напуганного младшего, который в его объятиях не как обычно растворялся, солнечно погибал, а трусился и резкими громкими вдохами часто вдыхал кислород. Чонгук тоже, он только что чуть не потерял самое… даже слово «ценное» не подойдёт сюда. Это нечто большее, что объяснить нереально. Нужно чувствовать. Дорогостоящий человек только что мог лишиться жизни. Понимание сказанного в голове лишило Чонгука воздуха. Единственным выходом, чтобы убежать от приступа одышки, это, — как бы стыдно для себя не было, — притянуть крепче тело расслабленного Тэхёна. Почувствовать, сжать живое тело, которое несколько минут назад могло оказаться мёртвым. Тот в его руках дрожит и быстро дышит, пугаясь каждого касания. Даже «прости» в данный момент стыдно сказать. Чонгуку нужно остановиться пугать Тэхёна и отстраниться.       Старший выдыхает, пытаясь успокоить ужасно быстро бьющийся пульс. Он, расставив мысли в правильном порядке, пытается озвучить их младшему. Парень аккуратно отстраняется, пытаясь сесть напротив мальчика, но, лишь положив руки на чужие плечи, чтобы отдалится от них, на старшего в один момент бросается вымотанное тело. Тэхён, вжатый в Гуково плечо. Он лежит с закрытыми глазами, всё ещё хватая воздух. Оба напуганы, они пытаются собрать мысли в кучу. Вдохи Тэхёна, которые близко слышны, всё не прекращаются. Черноволосому стыдно, что он привёл младшего к такому состоянию, но свои мысли и чувства, которые в тот момент было неизбежно сдержать, выплеснулись, не позволяя предстоящему событию произойти спокойно, с согласием на то двумя людьми. Всё могло бы произойти по-другому. Сейчас ли не шанс всё исправить и рассказать Тэхёну, чтобы тот согласился?       Старший пытается начать разговор и получить согласие.       Ким, мальчик-счастье, чувствует себя крайне несчастливо сейчас. Ноги холодные, мокрые, он пытается их спрятать в траву, стараясь таким образом согреть. По ним ударяет пульс, что гоняется по всему телу, и, как бы не хотелось, парень не может это остановить. В его мыслях обретает не покой, а сердце ломит. Провести солнце вместе с любимым было худшей его мечтой. Лучше бы она не сбывалась. Помысел рвущий на части засел глубоко, в нём ведают самые страшные сцены, размышления о том, как с ним только что поступили. От дум, глаза сужаются. Черноволосый младший попытался бы что-то предположить в голос, если бы не страх, что овладел им. Самый страшный — боязнь возлюбленного.       Долго он не продержится, нужно поставить всё на свои места. Тэхён аккуратно поднимает веки.       Чонгук, который извёл душу наизнанку, пытается стать сильнее и закончить начатое. Нужно всё закончить. Тесно делая глоток, он незаметно поворачивает голову к лежащему на плече Киму, тут же, того не ожидав, встречаясь с его карими, полными уже не счастья, а горя глазами. Луна где-то далеко, казалось, даже в лесу, но глаза хрупкого настолько глубокие, что откуда-то отзеркаливают её. Чон всматривается непонятно куда: луну или же глаза. Ему нужно в этот момент говорить, что пытается сделать и Тэ, но оба лишь боязно, долго продолжают молчать друг другу. Замирая из-за облика перед собой, Гука возвращает туда, откуда он так тяжело выбирался. Где царит любовь, тепло, забота. Казалось, банальные вещи, но такие нужные каждому. Ощущать их вместе с Тэхёном казалось подарком, спасением от самого себя.       За всю жизнь, где Гук жил непонятно зачем и для кого в один момент, случайно прогуливаясь поздней ночью или ранним утром, он встретил странника. Вот какая первая мысль о Тэхёне у Чонгука представилась. Человек — идущий туда, или (как на то время) в данном случае, — стоящий, в ту сторону, куда ему надо.       — У незнакомого парня явно надобность к солнцу, — первое проскочило в голове.       Обычно такие люди одинокие, ищущие счастья или же просто покоя, уединения с собой. Из-за этого их и назвали странниками? От слова «странный»?       — Неужели в людях видят странным то, что они живут ради своего умиротворения и это немного отличается от ИХ каких-то принципов? Кошмар, — ведёт бровью Гук.       А поняв, что этот самый странник, заблудившийся и полностью истощенный от силы, упал на твоё плечо, ничего не пришлось, как забрать того к себе, что изменило его жизнь кардинально, наконец-то позволило спастись, чувствовать себя нуждающимся, дало наслаждение и счастья. Но оно не такое, как у других. Оно особенное. Особенность представляется не в том, что мол: «У нас она лучше, чем у вас, неповторима и прекрасна», особенность в том, что чувства, на самом деле, неправильны. И любовь у них совсем другая. Чонгук слишком поздно это осознал.       — Я хотел предложить тебе, — Чонгук начинает говорить предлог того, чего так долго боялся озвучить. От чего хотел уйти самым ужасным способом: оставить Тэхёна одного. Мальчик нашёл его и эмоции, чувства внутри, что рвали на части, заставили Гука кинуть того в воду, избавив себя от лишних страхов, говоря в будущем то, что прямо сейчас собирается, избавив себя от вопросов и любви неправильной. Лучше бы Чонгуку об этом забыть. А лучше Тэхёну. Его старший всегда оберегал и старался защищать ото всех: людей или его же мыслей. От всех! И в данном случае хочется, чтобы медовый всего этого не видел. Пусть Гук помнит, казнит душу, себя, а малыш — нет. Пусть живёт в том мире, где у них всё хорошо и безнадёжно. Мечтательно и счастливо. Но вот память уже не стереть. — Не согласился бы ты расстаться со мной? — нет, нет, нет, в голове это звучало как-то нежнее. Черноволосый, совсем немного держа на себе хрупкого, каждый раз представляя их со стороны, их разговор, ему становилось больно. Зачем, только Тэхён вызывает у Чонгука чувства жалю? Зачем, только он способен вызвать чувство счастья, умиротворение, благодати? Зачем, исключительно он заставляет его не осознанно искренне улыбаться? Почему, на это никто больше не способен кроме его? Зачем? Сколько раз пытаться забыть эти чувства, забыть всё, что связанно с малышом оказалось провалом? Чонгук до сих пор пытается. Ему необходимо это сделать. Он берёт всю свою волю в кулак, напрягая горло и больно глотая, так как слёзы, которые не должны были бы чувствоваться, заседают в горле. Старший из последних сил держится, чтобы их не пустить. — Ну? Как тебе? — тон ровный. Продолжение следует…