Жертвоприношение Алис

– Х-Ха… не думал, что Первая так меня разочарует... Впрочем, не имеет смысла вспоминать о ней сейчас. А ты что хочешь себе в подарок, прекрасный юноша? – Я действительно могу просить что угодно?– в его бархатном голосе проскользнула звонкая нотка недоверия, но приятный собеседник не обратил на неё внимания и лишь кивнул в ответ.– Тогда… дай мне то, с помощью чего я смогу подчинить любого человека своей воле. « В дверь постучались, скорей отвари, Руки связали, рубаха в крови Есть только слезы, их и бери Дай отогреться нам до зари…» Его голос был подобен манящей колыбельной. Услышав чудное пение однажды – не сможешь забыть, даже если сильно захочешь. Слишком чарующее и нереальное, запредельное. Так, как не должен уметь петь обычный человек. Смущённые дамы, услышав тягучий, словно цветочный мёд, шёпот загадочного певца навсегда теряли власть над своим сердцем. Оно оказывалось в руках того, чьи глаза были сравнимы с осколками разбитого моря. Глубокие, гипнотизирующие, но из-за этого ещё более манящие. Да, обладателю таких глаз не жалко отдать и сердце с гордостью. А он, лишь надменно усмехнувшись, принимает любовь и бесчеловечно растаптывает её. Почти ласково кладёт в ладошки молочного цвета синюю розу, и, прошептав сказочные слова в краснеющее ушко, уводит за собой. А девушки, подобно невинным овечкам, плелись за ним куда угодно. Алану все эти дешёвки нужны так же, как и Первой были интересны человеческие жизни, которые она когда-то оборвала взмахом легендарного меча. Но тогда он не был собой, если бы не нашёл выгоду в девушках, которым вскружил голову? Всё довольно просто и прозаично: красивых дам, не способных мыслить из-за безграничной любви к загадочному певцу, Алан продавал в бордели. И никто даже не смеет подумать о том, что именно он, прелестный соловей в этом захудалом месте, цинично уводит молодых девушек из любящих семей, обрекая на ужасную жизнь. Для него лучше и не придумаешь. « Хочешь согреться в моих берегах? Я вырежу сердце и душу отдам, Сотни желаний, сотни замков, Я вам обещаю вечность оков моих..» Вдохнув околдовывающий аромат розы в своих руках, Алан с прикрытыми глазами начал петь. Голос его похож ночной ветер: успокаивающий, сонный. Все прохожие оборачивались вслед, а юные девы робко краснели при взгляде на певца. Ему было приятно внимание красивых дам, не более. Они лишь товар, который приносит ему прибыль. Услышав его колыбельную, любой человек забывает обо всём и желает лишь одного: слушать песню дальше. К великому сожалению, чудесное пение совсем не трогает Королеву, которая славится неземной красотой и грацией. Не смотря на очарование, внутри неё – бесконечная, холодная зима. А в её глазах те же самые стружки льда, что и у него. Королева такая же, как и он сам. В их взгляде видно желание, нет, одержимость получить больше. Стать кем-то более значимым, чем просто человеком. « Спрячь свои слёзы, забудь про тоску, Я дверь приоткрою в родную страну, Если останешься в моих руках – Я имя впишу твоё в лист на дверях… » Полуденное солнце освещало сцену на центральной площади. На ней выступают надменные артисты, тщеславеные танцоры. А теперь ещё и один лицемерный певец. Каждую ступеньку, ведущую к обширной платформе, он пропевает как музыкальную ноту. "До, ре, ми, фа, соль…" До звучной Ля дело не доходит – нога ступает на сцену. Правда Алан ещё не знает, что сегодня для него это будет эшафот без виселицы и даже гильотины. С нежностью приподнеся синюю, как и его глаза, розу к лицу, он нежно провёл ею по губам и продолжил петь. Шёлк лазурных лепестков приятно ласкал кожу, а слова сами срывались с губ. « Я вам обещала вечность оков, Я ведь упала в твой вырытый ров, Дно за плечами давит сильней, Сердце кричало: "Душу согрей мою" » Все люди, собравшиеся у сцены, затаили дыхание. С лёгким прищуром Алан смотрел на то, как девушки подносили тонкие ручки к груди – там, где теплится преисполненное слепым обожанием сердце. И все они были прекрасны: за них, должно быть, много дадут в том борделе. « О-о, мою~» Но пленительная песня окончилась с громким раскатом грома в воздухе: прозвучал выстрел. Певец, держащий яркую розу в своих руках, начал падать со сцены, а люди, до этого околдованные песней, разбегаться. Тряпичное тело безвольно валялось у ступеней платформы. Но вдруг из сердца – если оно было у певца – начал разрастаться колючий терновник, обвивающий туловище юноши. И среди этих черных шипов можно было увидеть розу цвета чистого сапфира, разбитого моря или же спасённой души. « Хочешь согреться в моих берегах, Я вырежу сердце и душу отдам, Сотни желаний, сотни замков, Я вам обещаю вечность оков… »