We Don't Have to Dance

Ларри Джонсон вышел из комы четвёртого января. Сал ушёл, как бы иронично ни было, как раз когда он очнулся. Первый раз, когда Сал покинул больницу за последние три недели, и Ларри наконец открыл глаза, наконец огляделся и зарыдал, так как понял, что был совершенно один. Эш, Лиза и Сал ушли на ужин, впервые нормально поесть за последнее время. Их больницы не позвонили им, не предупредили. И когда они вернулись, Ларри уже был под наркозом. А Лиза в ярости. Когда Ларри проснулся, то вырвал кислородную трубку и почти перерезал себе горло изнутри. И его вырвало. Он выдернул капельницы и отключил кардиомониторы. Попытался встать и, потерпев неудачу, упал плашмя лицом и сломал нос. И всё это произошло за то время, пока Сал, Эшли и Лиза обедали. И никто им не сообщил. Сал ещё никогда не слышал, чтобы Лиза так ругалась, так что медсёстры сразу осознали свою ошибку. Тодд и Нил уже были в больнице, но находились на разных этажах, давая показания прессе с продуманной и заранее подготовленной Рэдом речью. Они занимаются этим с начала происшествия. Они и понятия не имели, что произошло, пока вместе с остальными не вернулись на один этаж. Они одновременно зашли внутрь, наблюдая, как одна сестра убирает тошноту и кровь, а другая поправляет повязки на носу успокоенного Ларри. Он походил на трупа. Доктора сказали, что это нормально. Сердце Ларри остановилось где-то на десять минут. В мозг не поступал ни кислород, ни кровь. Так что было естественно от него ожидать, что он не сможет ходить. Или говорить. Или делать что-либо. Шансы на полное восстановление были жутко, жутко малы. Он был мёртв. Но каким-то образом там, в машине скорой помощи, они смогли его спасти. Но пока Ларри не двигался, они не знали, на сколько им удалось его спасти. Но он очнулся. И это было чудесное начало. — Как долго он ещё будет в отключке? — спросил Сал медсестру. После её потерянного и неуверенного небольшого монолога он понял, что безопаснее было бы отойти с телефоном вниз по коридору. Было как раз время для его ежедневного звонка. — Здарова, приятель, — знакомый голос весело заговорил на той стороне, — Как там поживает моя любимая больничная крыска? — Он очнулся, Трев. Как только Ларри отправили в больницу, Тревис сел на самолёт. Он втайне зарегистрировался в каком-то новомодном реабилитационном центре в Колорадо. Через несколько дней Сал получил письмо с номером телефона, на который ему нужно было позвонить. С тех пор они связывались каждый день. И никто об этом не знал. Как Тревис и хотел. Тревиса подвозили Чак с Мейпл, после чего те сами пропали. Мейпл была в своей реанимации на другом конце города, следуя постельному режиму из-за мучительных болей. В одночасье её существование пало под угрозу. Эш держала её в курсе всего так же, как и Сал Тревиса, так что Сал предполагал, что Эшли сама передаст ей хорошие новости через трубку в другом конце коридора. — Он очнулся, — повторил Сал, — В самом деле очнулся. — Ёпт. И как он? — голос содрогнулся. — Он жив, — сказал Сал, — Начало положено. — Но...? — Он может быть в пошатанном состоянии. — Не называй это "пошатанным состоянием", — строго сказал Тревис, — Ему нужно оправиться. Он был на волосок от смерти. Так что не стоит ожидать его прежнего. — Это да, но.. — Он жив. И он очнулся. И это замечательно. — Да. Сал практически слышал, как кивает Тревис. — И как именно он очнулся? — "Встал и пошёл", так сказать. Пожалуй, поправка. Попытался встать, — он облокотился на стену и взглянул на яркие лампы, — Он почти сломал нос. — Может, ему подгонят новый в подарок на операции. — Трев. — его тон звучал как нарекание, но на это блондин лишь посмеялся, — Кстати, звучишь так, что, очевидно, твоя терапия проходит далеко не зря. Никогда не слышал тебя таким жизнерадостным. — А я не слышал тебя таким живым с начала инцидента, — сказал он, — Так рад узнать о Ларри. Прошу, умоляю, держи меня в курсе. — Разумеется. И они не долго ждали следующих новостей: Ларри снова проснулся. Огляделся. Поговорил с медсестрой. И снова заснул. Когда она вернулась, все были в смятении, но обрадовались, услышав, что он был уже в состоянии говорить. И сказал он только одно слово. — Blue[1]. Никто не спал той ночью. На следующий день он очнулся на подольше. Лиза на правах матери зашла к нему одна. Они поговорили полчаса, и он опять уснул. И так по кругу было ещё три раза за тот день, один на один. И когда Лиза вышла оттуда под ночь, засмеялась что есть мочи. — С ним всё хорошо, — сказала она, — Он всё тот же язвительный мелкий говнюк. То были лучшие слова, которые он когда-либо слышал. У Эш, Тодда и Нила словно камень с души упал. А Сал почувствовал, будто проснулся после самого зловещего сна, который только можно себе представить. На момент, на одну мимолётную секунду, он позабыл, что случилось. Единственной вещью, притягивающей всё его внимание, было осознание того, что Ларри с ним. Здесь. Он был всё тем же Ларри, хоть и ненадолго. Он был здесь и был бессилен. Был идиотом, но здесь. Сал не смог увидеться с Ларри ещё пару дней. Это время было отведено Лизе. Ей нужно было находиться рядом, пока он просыпался, приходил в себя и вспоминал. Его рот, похоже, не затыкался, всё время молвя о еде. Он умирал с голоду. Если не от еды, то от мыслей о средней школе. Он застрял в воспоминаниях седьмого класса по какой-то нечестивой причине. Он не умолкая рассказывал об Эшли. Если не об Эшли, то о Сале. Много, очень много о Сале. Слишком. Много. О. Сале. Лиза теперь знала о нём гораздо больше, чем когда-либо. А это означало, что она в конечном итоге выделила время Ларри для встречи с Салом. Может, эта встреча поубавит его разговорчивость. Она предупредила Сала о некоторых вещах, таких как голос Ларри. Он стал глубже. Грубее. И таким разбитым. А с телом творился полный кошмар. От докторов то и дело слышалось слово "парализованный". Он быстро уставал. Угрожали приступы кашля и гипервентиляции. Но наихудшим стали проблемы с памятью. Он едва помнил прошедшие разговоры, не говоря уже о днях. Целая ночь в день Скримфеста пропала. Испарилась. Когда Сал вошёл в палату с трясущимися руками и дрожащей губой, полагаясь на руку на пояснице, Ларри выпрямился. — Глядите-ка, кто решил объявиться! — он измученно улыбнулся, демонстрируя свои желтые, сгнившие от желчи зубы и небритую шевелюру. Но в то же время умудрялся выглядеть как принц. Лиза быстро ушла, понимая, что это было их время. Это было "время голубков", как пошутила Эш. — Прости, задержался. Были большие пробки. Тебе бы стоило найти местечко с парковкой получше, — отшутился в ответ Сал. Было сказано так естественно. Боже, так естественно. Он вернулся. Ларри Джонсон вернулся. — П-просто сядь, — посмеялся Ларри. Но перед этим заикнулся, — Я ещё не говорил с тобой, да? Я нихуя не помню. — Нет. В первый раз. — Ну, тогда. С прошедшим днём рождения. Я пропустил его. Сал сделал так, что придвинул стул к кровати настолько близко, насколько было возможно. Он наклонился и нежно прошёлся своей рукой по левой руке Ларри, мягко улыбаясь от тепла, начинающего возвращаться к его сухой коже. — Слышать твой голос – счастье для меня, — прошептал он. Брюнет фыркнул в ответ. — Пожалуйста, н-не злись на меня, — снова заикнулся он, — Ты просто завидуешь, что я так сексуален, даже находясь в больнице. Н-не каждый день встретишь такого ангела, прикованного к металлической кровати. Если без фетишей. Сал посмотрел на его лицо, утопая в его улыбке. Его глаза почему-то были такими яркими. Уставшими, но яркими. Было несложно игнорировать мрак произошедшего, когда такой красивый парень полностью отдавался тебе. Но он всё ещё не был Ларри. Сала охватило ноющее чувство. Нет пирсинга. Ни одного. Кожа была сухая и жёсткая. Губы потресканы. Нос разбит и в синяках. Его тёмные круги под глазами каким-то образом стали ещё больше. Он ослабел, во всех смыслах, и его аура изменилась. От него веяло настоящей, неподдельной болью. Это был Ларри. Но и не он. Это был новый Ларри. И, может, то был уже не совсем Сал. Может, это тоже был новый Сал. — К-кому-то придётся ответить за счёт от моего стилиста, когда я выйду отсюда, — он усмехнулся, — Я имею в виду, ну. Прямое каре? Я что, лесбуха из 70-х? — он помотал головой, дабы показать свои короткие волосы, и тут же поморщился от этих резких движений. Сал хихикнул. — Ой, простите. В следующий раз мы попробуем заняться тобой, и я обязательно позвоню Уэйну Госсу[2]. — Уэйн по макияжу, а не волосам, — Ларри осуждающе цокнул языком. — Конечно, на них стоит обратить внимание в первую очередь. В какой-то момент Сал почти осмелился отключить кардиомонитор. Но тогда Ларри закашлялся, и его левая рука оказалось единственной, которой он мог двигать, чтобы слегка прикрыть свой потрескавшийся и пересохший рот. Больничный запах нахлынул вновь. — Можешь только в это поверить, д-детка, — прохрипел Ларри, — Моя правая рука онемела. Я, должно быть, упал на неё или типа того. Наверное, сильное растяжение. Скорее всего, это было не растяжение. — Твоя вина, что даже на месте сидеть нормально не можешь. — Меня так долго не было, хотел выйти на свежий воздух. Не моя вина, что ноги отказали. Уверен, что через недельку-две буду уже прыгать. Скорее всего, его ноги не просто отказали. — Ох, конечно. — А это заикание? Как бесит. Поскорее бы оно прошло. Скорее всего, оно не пройдёт. — Ларри, — осторожно сказал Сал. Он приблизился и аккуратно взял его руку, — Как.. как ты себя чувствуешь? — Довольно-таки, — сказал он. Но так не звучало, — Не могу дождаться выхода в свет. — Они.. рассказали тебе, что случилось? Он закатил глаза. — Да, но это всё х-херня. Со мной всё будет хорошо. И, скорее всего, всё не так п-плохо, как они говорят, — когда он произнёс это, у него перехватило дыхание и он зевнул, прежде чем осознал, — Я, эм... не помню, что было вчера, — он пробормотал, и в его голос начал закрадываться страх, — П-память и всякое такое, э... Врачи не говорят со мной об-б этом. Они только напоминают о том, что я делал, чтобы справиться с этим. — Поправка требует времени. Ларри не ответил. Просто отвернулся. Когда он это сделал, Сал мельком увидел место на затылке, которое сбрили для какого-то невообразимого чуда медицины. Сал был тем, кто исправлял ошибки. И он чувствовал себя слабым, раз не мог всё исправить сейчас. — Можно вопрос? Сал звучал как котёнок, ласково и нерешительно. Он даже и половины не сказал, когда Ларри застыл и тут же понял, куда завернёт этот клятый разговор. Он потряс головой. — Сал, пожалуйста. — Ларри, пожалуйста. Он потряс головой снова, глядя себе на колени. Кардиомонитор запикал чаще. — Посмотрим телик. Давно уже его не смотрел. — Ларри.. — Не спрашивай. — Прошу. Всего один вопрос, — Сал крепче сжал его руку. Он чувствовал, как Ларри старался вырваться, — Прошу! Спустя мгновение Ларри сдался. — Хорошо. Трудно сбежать, когда прикован к постели. — Это было специально? — выпалил Сал. Другие подробности были не нужны. Они оба поняли суть. Ларри начал горько смеяться. — Нет, — он закачал головой и отвернулся к стенке, — Нет. Но это была моя лучшая совершённая ошибка. — Ларри.. — Лучшее чувство в мире – умирать, — произнёс он так обыденно, что Сал буквально слышал, как разбивалось его сердце, — Не могу дождаться момента, когда почувствую его снова. Это та часть истории, где Сал должен был взобраться на койку, откинуть одеяла и обнимать Ларри до тех пор, пока тот не полюбит себя. Но в реальности ты не можешь взобраться на койку и прижать к себе свою сломанную половинку. Так могли запутаться провода, порваться капельницы или пациент мог подцепить инфекцию. Ты можешь только сжимать его трясущуюся руку, наслаждаться моральной сломленностью и молиться, что вы оба доживёте до момента, когда сможете вновь держаться в своих собственных кроватях. Сал прокашлялся, игнорируя его туманный взгляд, и потянулся через Ларри за пультом. — Что там по телевизору показывают.