My black rose

Молодая женщина лежала в постели, таращась в потолок широко открытыми глазами. Где-то внизу, в зале, часы пробили полночь, но сон, как назло, не шел. Женщина приподнялась, взбила подушку и легла на бок, пытаясь заставить себя спать, но у нее так это и не получилось. Бессонница мучила женщину вот уже как вторую неделю. А всё потому, что она была не совсем той, кем являлась на самом деле. Но, пожалуй, стоит объяснить с самого начала. Розамунд Ричардсон – молодая британка, вдова сэра Роджера Ричардсона, влиятельного мужчины в сфере печатной промышленности. Они поженились в тысяча девятьсот двадцать седьмом году, когда леди Розамунд было всего семнадцать лет, но за три года брака детей они так и не завели. В ночь тысяча девятьсот тридцатого года, сэр Ричардсон возвращался из издательства и был убит бандитами, что грабили магазин. Так леди в одну ночь стала вдовой. Целый год она носила траур по ушедшему супругу. Издательским делом занялся младший брат Роджера, Дэвид. Он владел сорока восемью процентами акций на издательство R&R (Ричардсон и Ричардсон), остальное принадлежало вдовствующей леди, которая не сильно интересовалась печатным делом. Деньги, что поступали ей на счет, женщина тратила лишь на содержание небольшого домика в пригороде Лондона, на зарплату прислуге и на небольшие мелочи жизни, которые хоть как-то могли скрасить ее горе, например, вино. Однако в один день в леди Ричардсон произошло изменение, которое, впрочем, никто не заметил из-за её затворнического образа жизни. Всё случилось утром. Молодая женщина как обычно проснулась в постели в своей спальне и, резко поднявшись, начала метаться по комнате как обезумевшая. Для камеристки Росс, что принесла ей завтрак, это было обычное дело, хотя и для утра – непривычное. Обычно госпожа начинала метаться по спальне вечером, когда переберет с вином, а теперь начала еще и с утра. Оставив завтрак, служанка пожелала доброго утра и удалилась, даже не заметив, что ее хозяйка – не та, кем была раньше. Оставшись одна, женщина медленно опустилась на широкую двуспальную постель и взяла с подноса газету, принесенную служанкой вместе с завтраком. Вверху, где обычно ставят даты, красовалось число «12 августа 1931». Следующие несколько недель леди Ричардсон вела себя страннее обычного. Она вновь и вновь пересматривала фотоальбомы, но, в отличие от себя прошлой, она больше не рыдала над фотографиями, а старательно что-то записывала в небольшую тетрадь. Она попросила принести газеты за весь последний год и сидела над ними сутками напролет, изучая все произошедшие события. Слуги уже подумывали вызвать врача, но на их счастье вдову навестил мистер Ричардсон-младший. — С приездом, господин. – дворецкий взял у Дэвида пальто и шляпу и, передав их служанке, повел господина в зал. – Хорошо, что вы приехали, у нас возникли небольшие проблемы с леди Розамунд. — Правда? И в чём дело, мистер Макгроу? – обеспокоенно отозвался сэр Ричардсон. — Если вы позволите... – Дворецкий остановился и, слегка наклонившись к господину, заговорил полушепотом, словно боялся, что кто-то может их подслушать. – Она ведет себя очень странно. Страннее обычного... И, больше ни слова не говоря, открыл дверь в зал, объявляя «Сэр Дэвид Ричардсон, миледи». Та самая миледи сейчас сидела на полу в гостиной, в пышном черном платье, обложившись со всех сторон газетами, и читала одну из них, что-то записывая в небольшую черную тетрадь. — Розамунд, боже, что ты делаешь? – Дэвид быстрыми шагами пересек гостиную и подошел к молодой женщине, помогая ей подняться, так как из-за длины платья ей было сложно это сделать самостоятельно. — Ах, Дэвид? – женщина посмотрела на него так, словно бы впервые его видела. В голове мистера Ричардсона промелькнула мысль, а не поехала ли его невестка умом, но вскоре ее взгляд стал более осмысленным. Леди опустилась в кресло, а мужчина сел на край дивана напротив. В комнату вошел дворецкий, держа в руках поднос с чаем и булочками. Он аккуратно проплыл мимо газет на полу и поставил угощение на стол. — Миледи, я могу убрать газеты? – Дворецкий слегка поклонился госпоже, и та растерянно кивнула, беря трясущимися руками чашку. — Да-да, Макгроу, отнесите их в кабинет, я займусь ими позже, – Девушка сделала глоток цветочного чая и обратила взгляд на гостя. - Итак... Дэвид, чем обязана твоему визиту? — Я беспокоился о твоем здоровье, Роза. Всё-таки после смерти Роджера прошел целый год, а ты по-прежнему не снимаешь траур. Однако, как я посмотрю, ты стала намного бодрее, да? Мистер Ричардсон, молодой мужчина лет тридцати, в костюме-тройке кофейного цвета с русыми короткими волосами, в которых уже была видна седина, что появились после смерти брата. Он был молод, на лицо хорош собой, с большими серыми глазами, что сейчас с беспокойством глядели на женщину напротив. Он, конечно же, скорбел о смерти брата, но нашел силы двигаться вперед, нашел силы управлять бизнесом и присматривать за вдовствующей леди Розамунд. — Да, я с трудом пережила последний год и сейчас, когда мое сознание прояснилось, я чувствую себя... другим человеком, – Молодая леди улыбнулась немного странноватой, но от того не менее очаровательной улыбкой. – Я хочу наверстать упущенное и узнать, что же произошло за этот год, который я так неразумно упустила из своей жизни. Возможно, такая моя активность может немного пугать, но поверь, я чувствую себя отлично. Просто есть чувство легкой потерянности, поскольку выбилась из своей обычной жизни. — О! Ты не представляешь, как меня радуют эти слова. – Мужчина счастливо улыбнулся. Он покидал дом Ричардсонов через час, когда убедился, что вдова в достаточно трезвом уме. Как он считал, она ведет себя странно лишь потому, что пытается наверстать упущенное. «Всё же год изоляции дает о себе знать, но леди Розамунд приходит в себя, - говорил Дэвид, спустившись в комнату для слуг, и строго оглядывая пять человек, что прислуживали его невестке. – Да, она будет некоторое время чудить, но дайте ей возможность вновь зажить полноценной жизнью и стать нашей любимой и веселой леди Ричардсон». Именно такими были напутственные слова сэра Ричардсона младшего (а теперь и единственного), перед тем, как он отбыл. С этого дня слуги с двойным усердием стали прислуживать своей леди, закрывая глаза на ее странности и чудачества. В первую очередь леди попросила камеристку миссис Джейн Росс провести с ней пару уроков этикета, затем миледи обновила весь свой гардероб. И пусть среди него по-прежнему большую часть составляли одежды темных цветов, всё же госпожа явно вышла из траура. Также миледи слегка обновила интерьер в доме, избавившись от старого хлама и сделав его более современным. Она купила радио, стала подробно изучать все новости и периодически выезжать в город. Да, как считали слуги, леди Розамунд стала странноватой, чудной. Иногда она вытворяла очень непонятные вещи, не присущие бывшему образу леди. В том числе стала её покупка трех брючных женских костюмов. Такая дерзкая выходка была несвойственна бывшей леди Ричардсон, но зато теперь она была очень активна и, благодаря ей, дом Ричардсонов вновь наполнился жизнью. В доме заиграл джаз, закипела жизнь, иногда стали приходить давние знакомые, хотя небольшими вечерами только и ограничивалось это общение. Но это уже было прогрессом после целого года одиночества. POV Розамунд. Меня зовут Амелия Гилан, и несколько недель назад я проснулась в теле женщины под именем Розамунд Ричардсон. До своего попадания в неё, я была тридцатилетней учительницей танцев в одной из хореографических школ Лондона. Я родилась в семье учителя и танцора, а потому пошла по той же стезе, что и мои родители. Мне нравится моя работа. Я люблю заниматься с детьми, мне нравится их учить чему-то, давать им шанс стать тем, кем они хотят, раскрыть себя. У меня никогда не было мужа и детей, я всё время уделяла работе, забывая про личную жизнь. Я много читаю и занимаюсь саморазвитием. Да вот только... всё изменилось в одну ночь. Я как обычно пошла спать. А проснулась в Лондоне тысяча девятьсот тридцать первого года. Да еще ладно бы я просто вернулась во времени, я попала в мир популярного романа двадцать первого века, в мир Гарри, мать его, Поттера. Я провела несколько месяцев, изучая этот мир и находя различные подтверждения этому. Но первым и главным подтверждением стал «Дырявый котел». Я вместе с лакеем и камеристкой поехала в Лондон за новыми платьями, когда случайно увидела этот самый бар для волшебников. Я видела, как в него заходили люди в мантиях и причудливых шляпах, но их никто не видел. Я спросила у миссис Росс, моей камеристки, что это за бар, но она посмотрела на меня удивленно, сказав, что там ничего нет. Примерно так я и поняла в чем дело. Уже потом, пролистывая газеты издательства, что вел мой деверь, стала находить маленькие особенности, которые когда-то вычитала в самой книге по миру Гарри Поттера. Я долго размышляла о том, что же мне делать. Первая мысль – бежать в Министерство Магии, чтобы меня вернули обратно в мой мир. Вторая – написать Дамблдору, рассказать о будущем, что его ждёт, и как победить Волан де Морта. А третья... в тот момент, когда меня посетила эта мысль, я чувствовала, как безумие наполняет ослабшее тело Розамунд, я почувствовала, что она сама желает этого. — Я воспитаю лорда Волан де Морта и попробую изменить мир. – Спокойным голосом произнесла я, смотря на растрепанные черные кудри Розамунд в зеркале. На ее худом бледном лице появилась безумная улыбка. Протянув руку, я позвонила в колокольчик, зовя в спальню служанку. Это был вечер, и я готовилась уже ко сну. Камеристка миссис Росс вошла в комнату, удивленно посмотрев на меня. Видимо, за год одиночества Розамунд нечасто вызывала к себе служанку, предпочитая топить свое горе в вине. — Миссис Росс, сколько у нас спален для гостей? — Две, мадам. – Женщина выглядела удивленной данным вопросом, но еще больше ее волновал мой слегка обезумевший внешний вид. А потому, я постаралась как можно скорее убрать с лица эту странноватую усмешку безумца. — Мне нужно, чтобы одну из спален переделали. – Поднявшись, я скинула с себя халат и забралась в постель, начиная намазывать руки кремом перед сном. – На следующей неделе я поеду в приют Вула и заберу оттуда мальчика пяти-шести лет. За эту неделю нам нужно подготовить спальню для ребенка. Я могу поручить вам эту задачу? — А, конечно, мадам. Будут какие-то особые пожелания? — Особые? Хм, пусть эта комната будет выполнена в строгом стиле, как для взрослого. Никаких детских рюш, но чтобы всё-таки чувствовалось, что это комната для ребенка. — Поняла, мадам. Миссис Росс покинула комнату, а я погасила ночник и легла, уставившись в потолок. Что я творю? Зачем я это делаю? Может, стоило пойти в министерство и сказать «я попаданка, верните меня домой!», а не играть в спасителя мира. Спасителя? Я не уверена, что хочу спасти этот мир. Тут скорее работает мой азарт... а получится ли у меня перевоспитать темного волшебника? Я перевернула подушку, помяла ее немного и легла на бок, пытаясь уснуть. Но сон всё не шел. Всю неделю мы готовили спальню для будущего гостя. Дэвид, брат покойного мужа миссис Розамунд, то есть теперь меня, заезжал на неделе. Он был обеспокоен моим решением взять под свое крыло ребенка, но, в конце концов, я смогла его убедить, сказав, что чувствую желание заботиться о ком-то. Правда он предложил мне просто выйти за кого-нибудь замуж и родить собственных детей, но я решительно отказалась, сказав, что не хочу осквернять память мужа. Как же это утомительно... притворяться кем-то другим. — Будь повежливей! Это очень знатная дама и чудо, что она заинтересовалась именно тобой. – Миссис Коул, директриса лондонского приюта Вула, вела пятилетнего мальчика. У него была белая, почти прозрачная кожа, волосы и глаза угольно-черные. Он был худ, и вид у него был слегка болезненный, однако эти глаза... таких не может быть у ребенка пяти лет. Она завела мальчика в кабинет, где я их и дожидалась, и посадила на стул, а сама вернулась за свой письменный стол, кидая злой взгляд на мальчишку. Тот же в свою очередь сидел ровнёхонько, спокойно и большими детскими глазами смотрел на меня. Сколько же невинности было в его лице... В книге писали правду. Этот ребенок ужасно красив, он унаследовал от своего магловского отца всё лучшее – внешность. Зато мать смогла подарить ему нечто иное. Силу, которая делает его особенным, силу, которая стала его проклятием... Если я протяну тебе руку... Том, возьмешь ли ты ее?