За не бессонные ночи я люблю тебя очень

Утро становится ничуть не менее странным, чем прошлый вечер. Но и не менее приятным, если, конечно, Драко был бы откровенным и достаточно храбрым, чтобы это признать. Поттер лежит позади него, его рука обнимает Малфоя за талию, притискивая к голому торсу, но не сжимая до боли и не надавливая. Подбородок наглого грифа лежит на плече Драко, и все было бы чертовски мило, если бы не утренние стояки. Ну, определенный стояк. К примеру, слизеринца точно нельзя было ни в чем обвинить, потому что он был во вполне широких пижамных штанах и его член, в отличие от некоторых, не упирался ни в чьи ягодицы. Ох, не стоило заострять на этом внимание — возбуждение Драко стало невыносимым, когда он сконцентрировался на ощущении чужого органа, прижатого к своей заднице. Боксеры Поттера были такими облегающими, что Малфой был уверен: при доскональном осмотре, чего он, конечно же, никогда не делал, можно было бы просмотреть каждую венку на его члене, их не снимая. Так, пора прекратить думать о членах, Драко. О члене. Поттера. Черт. Поттер, к слову, за спиной Драко пошевелился, и тот замер, слыша, как бешено стучит собственное сердце. Из-за этого шевеления ненавистный (да, конечно же) Поттер потерся о Малфоя… там, в общем. И, кажется, еще чуть-чуть, и Драко мог бы кончить. И нельзя его в этом винить. Нет. Нель-зя. Если объект вашей… симпатии, да, трется о ваши, надо уточнить, весьма чувствительные, ягодицы своим половым органом, тут устоять сложно. Драко готов был взвыть. Это что, какой-то новый вид пытки за все те косяки, что он совершил? Если так, то он в отчаянии. Это слишком жестоко. Размышления прерывает хриплый шепот на ухо, посылающий миллион мурашек по спине. — Доброе утро, Драко. — Какого боггарта, Поттер?! — в ответ на писк, сорвавшийся с губ Драко, Гарри лишь тепло смеется, не отстраняясь от Малфоя ни на миллиметр. — У тебя отвратительные манеры как для аристократа. — Прости-прости, но сейчас мне о манерах говорит человек, прижимающийся ко мне членом, Потти? Ничего не перепутал? — Ну, естественные утренние реакции организма, ты же сам понимаешь. Да и во сне ты прямо ангел. Не язвишь, не закатываешь глаза и не морщишься. Чудо. Драко вдыхает поглубже и медленно выдыхает. Он не понимает, что происходит. Поттер с ним заигрывает? Так он, вроде как, по девочкам. Просто шутит? Тогда к чему растягивать «шутку» на целую неделю? Издевается? Так он слишком гриф для такого. — Какое подозрительное внимание к спящим людям. И вообще, выпусти-ка меня из своих лап. Ты поэтому такое убогое желание загадал, тебе подушки для объятий не хватало? Все надежды Драко направлены на то, что Поттер не будет тормозить и сейчас же его выпустит. Потому что Малфою срочно нужно было в ванну. Невероятно срочно. А выбраться из-под руки Гарри, давно уже не хлипкого и недоедающего мальчика, было делом не самым простым, уж поверьте. Поттер, по-видимому, чем-то малость уязвленный, все же Драко выпустил и без всяких препирательств. Этим Малфой с радостью воспользовался, улепетывая в душевую так, что пятки сверкали. Пусть совсем не грациозно, зато быстро. Сам герой, оставшийся один, откинулся на подушку, пытаясь угомонить и свое либидо, и взволнованное сердце. Он, если честно, не был до конца уверен, что действует так, как надо. Может, не стоит так напирать? Но быть нюней, а Драко обязательно присвоит ему этот титул, не хотелось. Быть активнее? Может, не стоило отпускать? Но это уже выливается в принуждение. Аргх, любовь такая сложная. Для Гарри сражения были в разы проще, чем это все. Но, пожалуй, ради Драко он мог постараться. Драко. Драко. Приятно называть его по имени. Драко всегда странно действовал на него. Гарри никогда не мог оторвать от него взгляда, если тот находился в одном с ним помещении. Гарри никогда не мог перестать думать о том, где Драко и что он делает. Сначала это была ненависть. Обжигающая, яркая, ничем не затуманенная. Из года в год наглый, самовлюбленный ублюдок становился ненавистнее всего семейства Дурслей. После была жалость. Жалость, пронизывающая насквозь, приводящая в недоумение. Странные вопросы, возникающие в голове: «Почему? Зачем он это делает? Может ли сделать по-другому?» Вопросы, точных ответов на которые он не знал. А потом, когда война закончилась, Гарри вдруг ощутил такую сильную потребность защитить. Обнять, утешить, приласкать. Его одержимость не закончилась, не сошла на нет, ни на чуть-чуть не ослабла. Почему-то одного взгляда на Малфоя перед судом хватило ему, чтобы понять, что этот человек прекрасен. Был вынужден становится ужасным, но в чем-то оставался прекрасным. В своей любви к семье, в своей красоте, в своей вере, пускай не в самое благое дело. Драко был гордым, умным, но весьма импульсивным. Он был зимой. Был снегом. Он был прекрасным для Гарри. Поттер не мог объяснить, за что именно любит его. Это чувство было оглушающим в своей силе, не поддающимся логике. Если в случае с Джинни или Чжоу Гарри мог понять свою заинтересованность, то Драко он просто любил. Это было чувство, которому не требовались аргументы и доказательства. Вот так. И черт разберет как и почему. Стоит ли уточнять, что Гарри никогда не приходилось ухаживать за объектом своей любви? То есть да, он пытался пригласить Чанг на танцы, а с Джинни они, вроде бы, даже флиртовали, но действительно понравиться и угодить ни одной из них он не пытался, никогда ни на чем не настаивал. Не пытался их завоевать. Скорее плыл по течению. С Драко было иначе. Поттер почему-то сразу понял, что нужно будет стать немного настойчивее, чтобы иметь хоть какой-то шанс с Малфоем. Да и Блейз услужил, сказав «по секрету», что Драко всегда нравились сильные личности с твердым стержнем. Именно таким и хотел быть Гарри. Его уже порядком заколебала жалость со стороны окружающих, постоянное потакание и сочувствие. Он победил. Он не нуждается в опеке. Не теперь. Он нуждается в Драко. В общем, все складывалось не так и плохо. Сейчас оставалось не переборщить в своем напоре. Но и сдерживаться становилось все тяжелее. Драко, не будучи таким уж мерзким, становился все привлекательнее во всех, боггарт его дери, смыслах. Интересный собеседник, очаровательный молодой человек. Да уж, у Гарри точно мозг расплавился ото всех этих чувств. А вспомнить вчерашний вечер. Растерянный, смущенный, но пытающийся этого не показать — Драко был восхитителен. Чего уж вспоминать, каким очаровательным и сексуальным он был после душа. И сегодня утром, когда так мило стеснялся и был еще таким сонным, домашним. Да уж, Поттер сильно влип со своей любовью. Утешало одно — иногда во взгляде Драко, направленном на него, мелькала нежность, завораживающая собой. Ну и капелька похоти. Желания. Гарри мог быть тугодумом, но, знаете, никогда не был настолько невнимательным, насколько мог быть Рон. Так что да, он видел взгляды Малфоя, и это действительно придавало ему решительности. И пусть Гермиона посоветовала не очень торопиться, но, по крайней мере, останавливаться Поттер был точно не намерен. Он пылал. Он любил.

***

Драко был очень рад, что душевые кабинки были в каждой комнате выделенной старшему курсу башни. Можно наложить сотни заглушающих и иллюзионных чар, но мастурбировать, когда в любой момент кто-то может мыться в близстоящей душевой, не самое безопасное и приятное занятие. Поэтому сейчас он, все же не забыв, на всякий случай, наложить чары, уперся лбом в холодную плитку, стоя под струями прохладной воды, и плавно водил сжатой в кольцо ладонью по члену. Стыдно и унизительно. Позор, Драко. Но, к черту все. Он вспоминал теплые и мягкие объятия Гарри, его жаркое тело, и этого оказалось достаточно, чтобы тихо постанывать, лаская себя, да еще и приблизиться к оргазму за какие-то жалкие секунды. У него просто давно никого не было. Ладно, у него никогда никого не было. Но. НО. Драко был уверен, что это совсем не плохо. Он просто не желал иметь множество связей. «Ждал своего избранного» — нагло шепчет подсознание, но Драко его игнорирует. В конце концов, занимать ванную на целых полтора часа — это высший уровень ублюдства даже для Малфоев, так что Драко быстро смывает с себя следы недавнего происшествия, аккуратно вытирается, совершенно забывая про волосы, чистит зубы, забавно кривляясь себе в зеркале (никто этого не докажет, любой свидетель будет мертв), и все же освобождает комнатку, выходя обратно к соседу. Поттер очень плохо на него влияет. Отвратительно. Просто ужасно. Драко уверен, что это вина Поттера, что он забыл уложить свои волосы. Те, не будучи высушенными сразу после душа, начали виться, что Малфой просто ненавидел. Раздраженно вздохнув, он прошел к своей кровати, достав зачарованный гребень из-под подушки. К сожалению, даже он не помог, ни капельки не выпрямив кудряшки Драко. День стремительно становился хуже. — Вау. Они вьются? Черт, серьезно? Я и подумать не мог. Драко обреченно закатывает глаза и очень тяжко вздыхает, уже желая съязвить на тему того, что «подумать» — это явно не то, что хорошо получается у Поттера, однако собственные волосы его сейчас заботили больше, чем возможность подколоть Золотого мальчика. — Отвянь. Ненавижу это. Надо будет постричься под расческу. — Нет! Не смей! — Драко даже вздрогнул от того, как одновременно грозно и умоляюще это звучало. То есть звучало скорее грозно, а вот на лице Поттера была истинная мольба. И когда это он успел подойти так близко? —С ума сошел, Поттер? Тебе-то какое дело? Гарри замер, от неловкости опустив взгляд. Как это объяснить? Сказать, что считает его волосы прекрасными, как и его всего? Сказать, что ему весьма идут эти кудряшки, смотрятся так мило и очаровательно? Так тогда его никакой Экспелиармус не спасет. — Ну, эм, тебе очень идут волосы такой длины. И знаешь, то, что они вьются, тебе тоже идет. — Учишься делать комплименты, Потти? — ни один из них не скажет, что это самое «Потти» делает всю фразу менее ядовитой. Это — их маленькая тайна, которую никто не озвучит, принципиально. Гарри не считает нужным отвечать, только в мгновение приближается к Драко вплотную, поднимает руку и с улыбкой играется с завившимся локоном, пользуясь тем, что Малфой застыл от шока, а потому не бьет сразу и наповал. И прежде, чем Драко приходит в себя, Поттер хватает свою одежду и мчится в ванную — жить, все-таки, еще хочется.