За не бессонные ночи я люблю тебя очень

— Я просто беспокоился о тебе. Мне было важно узнать, что с тобой все в порядке. В этом нет ничего такого. — Нет ничего такого? Нет ничего такого, Поттер?! Не надо лапать меня перед всем курсом, какие бы причины на то ни были. — Лапать? Серьезно? Я взял тебя за руку. Ты меня теперь в домогательстве обвинишь? — Вот понадобится, и… Гарри никогда не был терпеливым. Он был упертым, активным, напористым, каким-угодно, но не терпеливым. Обычно, когда они ругались с Драко все прошлые годы, он не выдерживал первым, кидаясь на него с кулаками. Сейчас ударить его вовсе не хотелось, а вот поцеловать — очень даже. И конечно же, отложив такое действие как «подумать» на потом, Гарри просто резко повернулся к Малфою лицом, встав к нему впритык, и впился в мягкие бледные губы, кривящиеся в раздражении, грубым поцелуем. Первые поцелуи у влюбленных пар, по мнению Гарри, должны быть самыми нежными, невероятно романтичными. Он всегда представлял себе, что поцелует Драко после того, как признается в своих чувствах, обвивая его талию руками и прижимая к себе, желательно где-нибудь в очень красивом месте — может быть в одной из открытых башен Хогвартса на закате. Он представлял, каким робким и ласковым, невинным будет их первый поцелуй. Но… он не был огорчен тем, каким стал их поцелуй. У них все всегда было не как у нормальных людей. Ссоры, драки, стычки. Он вжимался своими губами в губы Драко и ощущал кипящую в крови страсть. Пальцами впивался в руки Драко, чуть ниже плеч, не давая отстраниться, впитывая в себя его покорность и заводясь от этого куда больше, чем следовало. Их поцелуй получился живым, говорящим. В нем была и злоба, и раздражение, и беспокойство, и похоть, и любовь. В нем словно крылась правда, все те слова и мысли, которые остались недосказанными. Драко трепыхался в самом начале, пытаясь оттолкнуть обнаглевшего гриффиндорца, но спустя секунды сдался собственным желанием, с не меньшей страстью отвечая на поцелуй. Все было не так. Слишком быстро, слишком резко, слишком неправильно. Гарри должен был постепенно сблизиться с Драко. Осторожно завоевать доверие, заставить привыкнуть к себе, ненавязчиво предложить отношения, медленно их развить. Гарри хотел бы, чтобы все было правильно, аристократично. Чтобы ни один лорд не мог придраться к его ухаживаниям. Он сдался спустя несколько недель совместного проживания с объектом своей любви он умудрился влюбиться заново и еще сильнее. Драко был так элегантен, изящен, умен, саркастичен, с прекрасным чувством юмора. Ну, почти. Драко был слишком восхитителен, а еще в те вечера, что они засиживались допоздна, у Гарри не было кошмаров. А еще, по утрам и перед сном Драко выглядел невероятно уютно и по-домашнем. В общем, та пятничная игра была не совсем, но все же продуманным ходом Поттера. А потом все закрутилось само, и он вовсе не хотел, чтобы это происходило так быстро, боясь, что так может добиться от Малфоя максимум секса таким скоропостижным развитием событий. Однако сейчас, целуя эти невыносимо любимые губы, все вдруг стало неважным. Быстро или медленно. Поздно или рано. Какая разница, если это любовь. Разве любовь можно контролировать? Гарри, во всяком случае, не мог. Она была слишком сильной. Даже сильнее его. Драко был смущен, очарован, взволнован и чуть-чуть счастлив. Смущен тем, что целовались они в коридоре, где в любой момент мог пройти ученик или профессор, или даже директор. Очарован Поттером, его напором, настойчивостью, силой и, при этом всем, дрожащими пальцами, что впивались в его плечи и по-детски зажмуренными глазами. Взволнован самим поцелуем. Жарким, не пошлым и вульгарным, но действительно страстным, по-мужски грубоватым, подчиняющим. И, сколько бы Драко ни отрицал, он правда был счастлив, ощущая на своих губах губы Поттера, чувствуя его руки на плечах, тепло, исходящее от крепкого тела. Он был счастлив, каким бы странным и нереалистичным ни было происходящее, как бы ни походило на сон. Потому что вопреки всем нравоучениям, вопреки воспитанию и принципам, вопреки глупой детской ненависти, он до безумия любил. Любил того, кого, по мнению большинства, явно не должен был любить. Любил того, кого, по своему собственному мнению, он совсем не заслуживал. И все сомнения и волнения меркли, когда любимый им человек прижимался к его губам, к его телу. Едва ли кто-нибудь из них смог бы сказать, сколько прошло время с момента начала их поцелуя. Они уже даже не целовались, просто дышали рот в рот, соприкасаясь носами и лбами. Это было так восхитительно и так волшебно. Слишком волшебно даже для магического мира. Как только возможность думать вернулась к нему, благо, к нему она вернулась быстрее, чем к ошеломленному Драко, Гарри рассудил, что сейчас был идеальный момент, чтобы расставить все по местам. В противоположном случае Малфой бы точно начал отстраняться от него, прикрываться разным заморочками и прочими глупостями. Нужно рассказать все сейчас. Нужно не упустить шанс. Гарри никогда не был самоуверен. Скорее наоборот, чаще всего ему была присуща робость, страх навязаться, но сейчас, подталкиваемый этим странно вдохновляющим чувством, он точно знал, что у него есть возможность наконец-то быть любимым, быть с любимым, любить. Иметь свой дом — ведь дом там, где есть тот, кого ты любишь, — быть счастливым, не на миг до войны или в перерыве между битвами. Говорить сложно. Каким бы большим словарным запасом вы ни обладали, какими бы навыками общения ни были обучены, говорить сложно. Те самые вещи, которые важны и действительно серьезны. Говорить о чувствах, о чем-то, что выходит за их привычные пределы, что ощущается сильнее и ярче. Говорить сложно, потому что что бы ты ни сказал, всегда есть вероятность того, что собеседник поймет твои слова по-своему. Гарри не считал Драко глупым, но знал, насколько тот вредный. Как объяснить ему всю значимость происходящего для Гарри, если одно неверно подобранное слово и тот подорвется с места, возмущенный или оскорбленный. А ведь Гарри даже самые простые вещи говорил не очень-то хорошо. — Слушай, я не уверен, что скажу это очень красиво, но я чувствую к тебе что-то, что, как мне кажется, гораздо сильнее любви в привычном ее понимании. То есть, ну, это сложно объяснить. Но, мне кажется, то есть я уверен… аргх, да я тобой дышу, понимаешь? Драко, откровенно говоря и понимал, и не очень. Во-первых, он все еще был зачарован поцелуем, во-вторых, ему было сложно поверить, что происходящее реально, а в-третьих, Поттер и впрямь говорил нескладно, используя столько странных посторонних звуков и слов-паразитов, что уши вяли. Вот только Драко привык, ну, знаете. Он прекрасно сможет понять Гарри, даже если тот будет говорить совсем не связно, ведь он слишком привык. Даже привязался, можно сказать, к его манере речи. Хотя это речью-то не всегда назовешь, по скромному мнению Малфоя. — Драко? — голос у Поттера был таким испуганным, а глаза смотрели так жалобно мило, что Малфой не удержался от робкой улыбки, едва веря происходящему, что легко читалось на его лице. — Мистер Поттер? Мистер Малфой? Грозный голос Макгонагалл разрезал образовавшуюся умиротворяющую тишину точно гром. Малфой испуганно дернулся в сторону от Гарри, отпрянув от него, как от прокаженного — они стояли слишком близко, непозволительно близко. Однако Поттера, светившегося счастьем, такой расклад событий явно не устраивал. Да и впрямь, как банально, уже второй раз их прерывают, заставляя именно Поттера мучиться в неведении, что там надумает себе Драко. Ну уж нет, не в этот раз. Гарри вновь хватает Драко, на этот раз за запястье, удерживая, но не сжимая слишком сильно, чтобы не причинить боль и не оставить синяков на чувствительной бледной коже. — Мы просто прогуливались перед занятиями, директор, — Драко краснеет, мысленно проклиная Поттера всеми известными ему заклятиями, и пытается незаметно выдернуть свою руку из поттеровской хватки так, чтобы не привлечь к этому лишнее внимание Макгонагалл. — Прогуливаетесь перед занятиями или, как то произошло вчера, прогуливаете занятия, мистер Поттер? — взгляд волшебницы скользит по рукам парней, ведь Драко так и не смог освободить свое запястье от пальцев Гарри, успокаивающе поглаживающих нежную кожу. Стоило бы сосредоточиться на претензиях директрисы, но Драко не мог. Он не мог сказать и слова, мог только замереть, уперев взгляд куда-то в сторону, и остро ощущать прикосновения Гарри, краснея от того, насколько чувствительно отзывалось его тело на столь невинный жест, покрываясь мурашками. — Вчера мне стало немного нехорошо. Болезненные воспоминания, да и шрам заболел. Драко сопроводил меня до комнаты и помог успокоиться. И мы не пропустили ни одного значимого для наших профессий предмета, директор. Но такого больше не повторится, что был единичный случай. Гарри говорил на автомате, так по-доброму просто, что сомневаться в правдивости его слов не приходилось. Драко и сам готов был ему поверить, черт возьми. А тот продолжал виновато улыбаться, поглядывая на Макгонагалл, которая тут же таяла под щенячьим поттеровским взглядом — именно за это Драко всегда ее не любил. Трудно представить, сколько всего она готова была простить своему Золотому мальчику. Впрочем, неважно. Иногда, знаете, не нужно долго думать, чтобы сделать что-то правильно. Например, Гарри не думал, он чувствовал, что не стоит говорить о том, что это именно Драко стало не по себе от воспоминаний. Драко гордый и вредный, и он точно был бы оскорблен и унижен, скажи Гарри директрисе правду. Этот жест не был геройством, у Гарри не было цели показать себя с лучшей стороны. Он просто заботился. И Драко это понимал, тоже чувствовал. И ему было действительно тепло от этого жеста. Макгонагалл, как и следовало того ожидать, в мгновение смягчилась, правда едва сдерживая хитрую улыбку — оказывается, Дамблдор был прав и даже за жгучей ненавистью может притаиться светлое чувство. Наказав юношам более не пропускать занятия, она прошла дальше, взмахнув полами своей мантии. Драко тут же вперил сердитый взгляд в Поттера, старательно игнорируя собственное смущение и смятение. Гарри на это не повелся, счастливо улыбаясь во все тридцать два. — Поттер, имей совесть и манеры. Из-за тебя она подумала черт-те что. — Думаю, директор достаточно умна, чтобы сделать исключительно правильные выводы. И, между прочим, я тебе тут, вроде как, в чувствах признался. Можно мне услышать ответ? Дыхание сбилось, ладони стали холодными, а щеки запылали. Драко бы стал самым наглым лгуном, если бы сказал, что чувства Поттера не взаимны. Он ярко ощущал огонь внутри, стоило ему лишь глянуть на Гарри, и это было куда сильнее, чем та любовь, которую романтизируют в девичьих книжках. Это было оглушающе сильно, безумно страстно и невероятно отчаянно. Сейчас отказать Гарри — сломать себе ребра и вырвать сердце. Вот только… У Драко были свои принципы и взгляды на мир, и, возможно, его мнение было весьма старомодным, но он не хотел вступать в недолгие отношения, обреченные на провал. Да, их чувства были обжигающе горячи, вот только если юношам их простить можно, то, как только они окончат Хогвартс, а оставалось ведь всего ничего, их отношения станут отвратительно сложны. От национального героя ждут совсем другого, от Драко, как от наследника невероятно могущественной чистокровной семьи тоже ждут иного, да и сам их союз будет невероятно скандальным. Магическая Англия разрешала такие связи, но только в том случае, когда они были официальны, зарегистрированы министерством и самой магией. Для Поттера это могло быть неважно, или, по крайней мере, не так серьезно сейчас, но Драко не желал играть мелко. Он ненавидел всем сердцем и сполна, и любил всегда так же. Для него необходимо быть уверенным в будущем, в следующем дне, в стабильности происходящего. Школьное увлечение, недолгая сексуальная связь, прочие изыски — это все не для него. Тем более, это же был Поттер. Поттера хотелось любить всем сердцем. Сводить в оперу и на балет, показать Францию, Венгрию, Италию и множество других стран, сыграть ему на рояле и на скрипке, отужинать с ним в любимом ресторане, спать в одной спальне — их спальне — и делить с ним каждый вдох, один на двоих. Драко был до банального романтичен, вот что его волновало. Что будет значить все происходящее для Поттера? Быть может, он и не рассчитывает на брак, ни за что не пожелает жить вместе и планировать наперед? Что, если для него все это огонь, что возникает на кончике спички, красиво горит, но не зажигает ничего большего? Что будет делать Драко, если их чувства, одинаковые по силе, в этом он не сомневался, более — нет, разные по смыслу? Мысль за мыслью проносились у него в голове, сплошные переживания и страхи. Он не мог заметить, что все эти мысли также отражались и на его лице, на которое, не моргая, смотрел Поттер. Поттер, который как смертной казни ожидал приговора и вскоре устал. Ох уж этот Малфой, как с ним сложно и как с ним восхитительно. — Хэй, Драко, — Поттер вновь оказался непозволительно близко, заполняя собой все пространство. Он взял руки Драко в свои, переплетая пальцы, впервые понимая, почему парочки так любят подобные вещи — они очаровательны. Ты можешь согревать любимые холодные руки, можешь чувствовать близкого человека. Этот жест явно даже недооценен! Поцелуй сейчас не смог бы выразить то, что выражали их сплетенные пальцы. — Знаешь, это очень классно, что ты такой рассудительный. Я вот так совсем не могу. Но сейчас происходящее касается нас обоих и, знаешь, было бы классно, если бы ты рассуждал вслух. Так мы можем поговорить и выяснить все, что нас тревожит. Так мы можем понять, есть ли у нас шанс. Я, конечно, обучен легилименции, но я правда хочу, чтобы ты доверил мне свои сомнения. Драко наконец-то выпал из своих размышлений и внезапно с какой-то особой нежностью во взгляде посмотрел на лицо Поттера. Когда он так вырос? Драко всегда привык считать себя умнее. Что бы он ни чувствовал к Поттеру, он все еще думал о нем как о глупом и наивном гриффиндорце. Безусловно, храбром и сильном, но все же импульсивным и неразумным. Каждый раз при совместных занятиях Драко казалось, что Поттер — великовозрастной ребенок, не юноша, прошедший войну. И вот сейчас, смотря в эти серьезные зеленые глаза, чувствуя его горячие руки, слыша его слова, он вдруг понял, что глупцом в их тандеме всегда был он. Это Драко был импульсивен в своей ненависти и, позднее, любви. Это Драко по-детски сбегал от проблемы, игнорировал то, что его пугало. Это Драко. Он хрипло рассмеялся. Боже, сколько прозрений за несколько секунд. Сколько одуряющей правды. — Я от тебя с ума схожу, Поттер. Я каждую секунду нашего общения сожалею о том, как поступал и что говорил в прошлом. Каждый миг рядом с тобой желаю растянуть на вечность. Я настолько обезумел, что, как бы ни было это странно для слизеринца, боюсь навязаться тебе, думаю о том, а смогу ли сделать тебя счастливым. После каждого раза, что я язвлю тебе, я беспокоюсь о том, что вновь перешел грань дозволенного, что мой отвратительный характер похерит все, что есть. И, знаешь, больше я ни слова не скажу в коридоре, в котором нас может подслушать кто-угодно. Нет, ни слова из меня больше здесь не вытянешь. Гарри рассмеялся так звонко, что, казалось, весь Хогвартс вторил ему в ответ. Он был слишком счастлив, чтобы следить за громкостью издаваемых звуков. Все, на что его хватило, так это качнуться вперед, вновь задев своими губами губы Драко и смешно столкнувшись с ним носами, а после дернуть его за руку, отпустив одну, но вторую крепко сжимая своей. Не слушая возмущений и бурчаний, Гарри с невероятной скоростью потащил Драко вверх по лестницам, постоянно его торопя, едва ли ни крича: «Быстрее! Быстрее!» Он был окрылен, воодушевлен. Да, Мерлин, как это ни назови, не важно. Было плевать на шокированные взгляды учащихся, еще не отошедших от переполоха, что устроил своим бегом Драко, было плевать на однокурсников, ошалело глядящих на странную парочку, которая пронеслась по гостиной вихрем и с громким хлопком заперлась в собственной комнате, едва не забыв наложить заглушающие и запирающие. Только когда последние чары успешно легли на дверь, Гарри с напором пошел на Драко, подталкивая того к своей постели. Тот и сам был очарован моментом, но, стоило ему опуститься на неряшливо застеленную кровать, весь восторг улетучился, оставив лишь беспокойство по поводу и без. Гарри рухнул на кровать ближе к подушке, затащив на нее ноги и широко их расставив, после чего притянул к себе Малфоя, прижимая спиной к своей груди и укладывая свой подбородок ему на плечо. — Можешь продолжать, — Драко раздраженно закатил глаза. Весь его запал давно кончился и озвучивать свои опасения по поводу их отношений и совместного будущего было страшно. Однако Поттера, кажется, это совсем не волновало. Он заклинанием сдернул с Малфоя мантию и нежно обнял за пояс. — Ну правда, Малфой, не будь ты таким трусом. Расскажи мне, пожалуйста. Я хочу знать, почему ты строишь из себя недотрогу. — Недотрогу? Поттер, я просто воспитан, в отличие от некоторых, и соблюдаю приличия! — Ладно-ладно, я понял, но с темы ты не слетай. — Черт с тобой. Слушай. Я верю в… ээ… глубину твоих чувств, и даже полагаю, что мы в них с тобой весьма схожи, но у меня свои представления о том, как должны развиваться отношения. Я бы не хотел встречаться только в течение данного года, встречать тайно или встречаться без обязательств и настроя на будущее. Возможно, мои взгляды устарели, хотя я считаю, что это просто общество стало совсем разнузданным и порочным, но я, во всяком случае, хочу, чтобы ты знал, что для меня отношения могут быть либо серьезными, либо не быть вовсе, — Драко вдохнул поглубже, так как воздуха му отчаянно не хватало. До дрожи в коленках было страшно, что Поттер, осознав, что он имеет в виду, предпочтет даже не начинать. Или же, что еще страшнее, воспримет все несерьезно, сделав вид, что понял. — Знаешь, Драко, я никогда не считал разумными отношения без обязательств. А еще, я действительно сильно дорожу тобой, как оказалось. И мы совсем не так сильно расходимся в понимании отношений, как ты думаешь. То есть, я, конечно, не знаю все ритуалы ухаживаний, какие приняты там у чистокровных аристократов, — и если такие есть, просто, дай мне знать, — но я никогда бы не стал говорить тебе о своих чувствах, если бы не предлагал действительно все. Ну, то есть, я действительно хочу быть с тобой. Не на месяц, не на учебный год, даже не на время молодости и веселья. Настолько долго, насколько это возможно. Потому что я действительно считаю свою любовь к тебе серьезным чувством, не завязанным на времени. Гарри поводил подбородком по чужому плечу, устраиваясь поудобнее, и прикрыл глаза, вдыхая приятный запах Драко и слушая его ответ. Это было странно, разговаривать о таком в их годы, но они были максимально открыты. Когда воспитываешься в тех условиях, что Драко, когда проходишь войну так, как ее прошел Гарри, начинаешь действительно ценить любовь, связь двух людей. Не хочется размениваться по мелочам, хочешь иметь рядом человека, с которым можно и в огонь, и в воду.