***
Айташ держал за руку Гюрхана и Армагана, почему-то его сердце трепетало. Впереди, как и полагается, стоял Акюлдиз-султан, его лицо украшала легкая улыбка, по глазам брата повелителя можно было сказать, что он тоже рад возвращению повелителя. Чуть поодаль стоял щупленький омега с маленьким Османом на руках, мальчик тихонько хныкал, недовольный тем, что его вытащили из колыбели. Не было ни Гюльбарге, ни кого-то еще. Наконец-то лишь один Айташ стоял в этом зале. Так странно, хоть Алпаслан давно не проявлял к нему былой нежности и страсти, а дух все равно захватывало перед встречей после долгой разлуки. Как бы не старался Айташ остудить свой пыл и притупить порой одолевающие его чувства — не мог. Алпаслан был всем для него. У него не было семьи, не было никого в этой жизни, он был воспитан, чтобы отдать свою жизнь в бою. Если бы не правитель Орханской империи, у омеги не было бы будущего. А теперь… Первый фаворит любовно оглядел своих детей. Теперь у него есть они — маленькие копии самого главного мужчины в его жизни. Если бы Айташ только мог, он собственноручно отправил бы весь гарем в ссылку, а лучше бы в воды Великого океана. Как печально, что свое счастье они не могли разделить лишь на двоих. Управитель гарема бросил косой взгляд на Османа. Если бы в свое время он был умнее, Гюльбарге бы исчез из их жизни раньше и не было бы… этого напоминания. Но, как говорится, все приходит с опытом. Интересно, будет ли теперь повелитель относиться к Эмину так, как прежде? Первый фаворит слышал диагнозы лекарей — вряд ли этот наложник сможет зачать новое дитя. Кара Шоджу свое дело знает. Где-то внутри что-то остро кольнуло сердце мужчины, этот поступок был одним из самых нелегких в его жизни. Но, несомненно, необходимым. Омега снова посмотрел на своих детей. Ради их будущего и своего омежьего счастья, у султана больше не должны рождаться дети от других наложников. Иначе… Омега глубоко вздохнул, сейчас это не важно. Главное — теперь Алпаслан здесь, он приехал, живой. Айташ тихонько молился каждую ночь и, о, Солнцеликий, эти молитвы были услышаны! Вот дверь распахнулась, вызвав приятную дрожь во всем теле у первого фаворита. Под громкие возгласы бет повелитель, словно чудное видение, вошел в зал в сопровождении хранителя покоев и бет-стражников. В статной одежде, расшитой соболиным мехом, и в тюрбане с алмазной брошью мужчина выглядел так, будто бы не было этих долгих месяцев ожидания. Как будто он отлучался совсем ненадолго, а теперь он здесь. Айташ засиял. Он старательно занимался воспитанием и обучением детей. Гюрхан, например, освоил стрельбу из лука под четким руководством оми, правда, лук пока был детским. Еще мальчик неплохо подучил орханскую грамоту и даже начал учить сикхарский язык! Армаган же теперь имел большой словарный запас, вот только разговаривал он с большой неохотой, мальчик был весьма скромным и общаться с кем-то, кроме оми, не хотел. Первому фавориту не терпелось показать успехи детей их отцу. Алпаслан бегло оглядел помещение, во взгляде альфы читалось некоторое недоумение и беспокойство. Почему-то этот взгляд совсем не пришелся по вкусу Айташу. Султан подошел к Акюлдизу и протянул омеге руку в дружественном жесте. Господин коснулся губами фамильного перстня на пальце падишаха и, улыбнувшись, произнес: — Мы счастливы видеть вас в здравии, повелитель. Пока вас не было, мы молились каждый день за ваше скорейшее возвращение. Падишах улыбнулся брату, но Айташу эта улыбка показалась совсем не радостной. О терзаниях султана не сложно было догадаться. Это было его первое поражение как правителя. Управителю гарема хотелось поскорее остаться с альфой наедине, он уже знал, что ему следует сказать. Первый фаворит приложился лбом к протянутой руке, а дети тем временем кинулись обнимать отца, тот удовлетворенно подхватил сыновей на руки, лицо падишаха просветлело. — Мы так ждали вас, повелитель, и очень скучали — мягко улыбнулся Айташ, ему приятно было видеть свою семью такой счастливой. — Отец-отец, а возьмешь меня с собой в следующий раз? — затараторил Гюрхан. — Конечно, мой маленький львенок, но только когда ты будешь не ниже моего плеча, — засмеялся Алпаслан. — Нечестно! Ты слишком высокий! — возмутился мальчик. Армаган же просто обнял султана за шею, повиснув на его руке. — Ступайте к оми, мои хорошие, я обязательно навещу вас позже. Мальчики на удивление послушно слезли с рук отца и прибились к подолу кафтана Айташа. Повелитель нагнулся к омеге чуть ближе, намереваясь сказать ему что-то личное. Внутри сикхара все затрепетало. Он почувствовал себя наивным юношей. Может ли быть, что Алпаслан тоже скучал по нему? — Где Эмин, почему его нет среди вас? Что-то случилось с ребенком? Айташ обомлел. Вся радость куда-то улетучилась. Как он позволил быть себе таким наивным? Этот киталец еще доставит ему неприятностей. Однако теперь никакой угрозы он не представляет. Султан не будет долго привязан к омеге, неспособному подарить ему наследников. Стараясь не показать глубину своего разочарования, управитель гарема ответил: — Эмин-хатун вернулся на этаж фаворитов, сейчас он в своей комнате. — Почему он там? — изумленно спросил султан. — Прошу меня простить, повелитель, — подал голос Акюлдиз-султан. — Думаю, вам стоит самому поговорить с Эмином-хатун. Айташ скрипнул зубами. «Кто просил тебя вмешиваться?» — зло подумал он. — Не беспокойтесь, повелитель, ваш наложник в порядке и в полном здравии. Вы сможете навестить его в любое время. Мой господин, дети по вам очень соскучились, позвольте себе немного отдохнуть в кругу семьи после дороги, — сикхар намеренно сделал акцент на слове «семья», чем дольше государь не увидится с Эмином, тем лучше. — Мы будем рады, если вы почтите нас своим присутствием на ужине. Алпаслан как-то странно посмотрел на Айташа, это был совсем не добрый взгляд. Мужчина ничего не ответил. Омега невольно поежился, но продолжил улыбаться, а повелитель направился дальше. В отличие от старших детей, Осман на руки к отцу пойти не захотел. Может, он и вовсе его не признал. Стоило альфе попытаться забрать ребенка с рук омеги, как тот разразился громким плачем, что совсем не понравилось повелителю. Про себя Айташ усмехнулся, какой еще отпрыск мог получиться у Гюльбарге? Тем более, сейчас его воспитанием не занимались на должном уровне, а управитель гарема старательно делал вид, что не замечает этого. Повелитель слегка дернулся, но попытки забрать ребенка у омеги оставил. Он осторожно погладил мальчика по волосам и отстранился. Сикхар был готов поклясться, что на мгновение разглядел во взгляде государя печаль. Больше не смотря ни на кого, падишах покинул зал. — Осман совсем отдалился от нас, — грустно проговорил Акюлдиз, подходя к мальчику, чем вызвал новый приступ плача у ребенка. — Это ты недоглядел, Айташ. Как главный фаворит и управитель гарема, ты должен следить не только за своими детьми. Айташ улыбнулся уголками губ, на такие заявления у него в кармане имелся весомый аргумент. — Как же я мог следить за ним, господин, если около его детской стояли стражники и даже меня к нему пропускали редко? Акюлдиз тяжело вздохнул. — Пожалуй, ты прав, — брат султана успокаивающе погладил ребенка по спинке. — Без оми малышу совсем тяжко. Жалко мальчика, он так и не оправился… — Оми, с братиком что-то не так? — Гюрхан дернул Айташа за руку и вопросительно посмотрел на родителя. — Все хорошо, мой львенок, — ласково ответил мужчина. — Пойдем лучше в наши покои, ты ведь слышал, ваш папа хочет навестить нас. Оба мальчика заулыбались. — Вы позволите, — дождавшись кивка Акюлдиза-султан, первый фаворит поспешно удалился. Расспросы и упреки от брата повелителя в такой день слушать не хотелось. Да и, честно говоря, ситуация с Османом его более чем устраивала.***
Эмин нетерпеливо перебирал пальцами ткань своего кафтана. Он чувствовал Алпаслана, знал, что он здесь, ощущал его каждой частичкой своего тела. Душа стремилась к нему, хотелось бежать, что есть мочи, навстречу к альфе. Но он не мог. Нельзя. Он потерял свой шанс войти в семью повелителя. Бездействие убивало. Но вот за дверью послышались голоса бет, спешно объявляющие о приближении повелителя. Эмин вскочил, подбежал к двери. Неужели Алпаслан сам решил прийти к нему? Почему-то тело его охватил страх. Все было, как в его сне. Киталец обернулся, с какой-то слепой надеждой увидеть за своей спиной кроватку с младенцем. Ее там, конечно же, не было. Сердце омеги снова заныло. Он не знал, как рассказать о произошедшем падишаху. Не знал, как ему объяснить все это. Что подумает о нем Алпаслан? Ведь, вопреки своему обещанию, он не уберег их дитя. Времени на раздумья больше не осталось: дверь распахнулась, и фаворит спешно поклонился, ожидая разрешения поднять голову. Однако, к его удивлению, он мгновенно оказался в теплых объятьях своего альфы. Это было так неожиданно и в то же время так горячо желаемо одалисом, что он не сдержался. Слезы сами заструились по щекам. Эмин вцепился в своего возлюбленного, вдыхая любимый аромат. Юноше совсем не хотелось так неподобающе встречать повелителя, но горесть разлуки и тоска по несбывшимся ожиданиям и надеждам отчаянно искали выход. Он провалился в эти родные объятья, совершенно позабыв обо всем. Не хотелось ни о чем думать, не хотелось ничего говорить. Казалось, Алпаслан и так знал все, что он хотел сказать. С каких пор у них отпала потребность в словах? — Ты не представляешь, как сильно я переживал за тебя. Я так боялся, что потерял тебя. Солнцеликий, как же я боялся, — горячо зашептал Алпаслан. Эмин зарылся лицом в широкую грудь своего султана. Разве не он должен говорить альфе эти слова? Киталцу хотелось рассказать о том, как он скучал, как плохо ему было без повелителя, хотелось поведать о том, о чем ему не разрешалось писать, но вместо этого из горла вырывались только рыдания. Падишах почувствовал его боль. Он усадил омегу на кровать и крепко прижал к себе, бережно поглаживая юношу по спине, словно свое самое большое сокровище. Время летело незаметно. Алпаслан ничего не говорил, просто был рядом, не выпуская омегу из рук. Эти крепкие руки дарили Эмину тот желанный покой, которого он был лишен. Где-то на задворках сознания возникла мысль, что теперь все наладится. Не может не наладиться, ведь его султан сейчас здесь. Удивительно, прошло столько времени с их последний встречи, а будто бы они и не разлучались. Фаворит потерся щекой о плечо любимого. Повелитель же расценил этот жест за возможность начать разговор. — Что случилось с тобой, мое лучезарное солнышко? Как ты оказался здесь? — аккуратно начал султан. Эмин погрустнел, невольно его ладонь легла на уже плоский живот. — Простите меня, повелитель, я не смог выносить нашего малыша, — у наложника снова подступил ком к горлу, но сил на слезы уже не осталось. Сделав глубокий вдох, он продолжил. — Ребенка нет. Айташ-султан посчитал расточительством давать омеге без детей просторные покои. Он выгнал меня и слуг моих отослал, — посетовал на свою судьбу Эмин. Алпаслан тихо вознес молитву Солнцеликому. Фаворит не разобрал ее слов, но догадался, что она за упокой их нерождённого малыша. Ком снова подкатил к горлу, но наложник сдержался. Мужчина ласково погладил одалиса по волосам, его рука скользнула вперед и приподняла юношу за подбородок, заставляя того заглянуть в глубокие карие глаза. — На все воля Солнцеликого, мой луноликий омега, — во взгляде альфы промелькнули нотки грусти. — Раз суждено было произойти такому несчастью, значит, нужное время еще не настало. У нас с тобой еще будут дети, ты подаришь мне ни одного наследника, ведь теперь я не смогу представить свою жизнь без тебя. — Повелитель, я… — Эмин отвел взгляд, он-то знал, что теперь вряд ли сможет стать оми. — Мне говорят, что после всего… я больше не смогу зачать в своем чреве дитя… Наложнику тяжело давались эти слова, но он, скрепя сердце, продолжил: — Зачем правителю всего мира такой наложник? Алпаслан ласково улыбнулся и притянул к себе юношу. — Как самый прекрасный в мире цветок не сможет жить без солнечного света, так и моя жизнь потеряет всякий смысл без тебя. Ты говоришь, зачем ты мне нужен, вовсе забывая, какая между нами связь. Я не отпущу тебя, никогда. Наши судьбы теперь связаны, — султан нежно поцеловал омегу в затылок. — Мне не нужны другие, только ты, Эмин, только ты. Слова правителя приятно грели душу. Наложник судорожно выдохнул, сейчас ему так хотелось в них поверить. Они больше не разговаривали, сейчас это было и не нужно. Так и сидели до самой ночи в обнимку, наслаждаясь близостью друг друга.***
*** Дети мирно спали в своих кроватках, ждать больше не было смысла. — Коскун, можешь убирать стол, — Айташ махнул рукой слуге, теперь было совершенно ясно, что Алпаслана ждать бесполезно. — Но вы же так и не притронулись к еде! — растеряно воскликнул мужчина. — Сегодня у меня нет аппетита. Кусок в горло не лез от осознания того, что компания какого-то наложника пришлась султану по вкусу куда больше, чем времяпрепровождение со своими собственными детьми. А ведь малыши действительно ждали отца. Конечно, Алпаслан наверняка скорбел по не родившемуся ребенку, вот только при этом он совершенно позабыл о своих живых детях. — Лицемер, — зло прошипел сквозь зубы первый фаворит. — Вы что-то сказали, господин? — гремя чашками переспросил Коскун. — Тебе послышалось, — бросил сикхар. С этой привязанностью к киталцу нужно было что-то делать. И у Айташа уже был один проверенный способ.***
*** За столом во дворце Яхз Бахчесе царило молчание. Хоть Акюлдиз и делили вместе с Ахметом трапезу, незримая стена между ними разрасталась. Кроме сухого официального приветствия они больше не сказали друг другу ни слова. Омеге казалось, что его супруг был чем-то опечален, но расспрашивать мужчину о чем-то не хотелось. Единственным желанием Акюлдиза было — чтобы этот ужин наконец закончился и они разошлись по своим покоям. Терпеть тяжелый взгляд великого визиря брату султана больше не хотелось. Однако паша не дал мужу так просто отделаться: — Акюлдиз-султан, возвращаясь со столь долгого странствия я рассчитывал увидеть в своем доме мужа-омегу, который смиренно ждал моего возвращения, а вместо этого увидел лишь пустоту. К тому же мне пришлось еще и прождать вас несколько часов. Акюлдиз вздрогнул, он-то рассчитывал вообще избегать всяких разговоров с супругом. Да и, в принципе, избегать супруга. Поход не дал ему в полной мере привыкнуть к своему новому статусу. За те долгие месяцы, что омега провел в одиночестве, видеть кого-то другого во дворце было непривычно. — Мне не нравится тот тон, которым вы со мной разговариваете, великий визирь, — холодно бросил член правящей династии. И хотя голос Акюлдиза не дрогнул, внутри все сжалось. Он плохо знал Ахмета-пашу как человека и ему тяжело было предугадать его действия. Однако, к удивлению омеги, альфа произнес: — Прошу простить меня, если мой тон показался вам грубым. Но все же, позвольте узнать, почему вы так со мной поступили? Взгляд мужчины сменился с разгневанного на вопрошающий. Сердце Акюлдиза неприятно ускорило свой бег, ну, не мог же он ответить правой руке своего брата, что просто не хотел его видеть? — Я посчитал, что должен в первую очередь выказать свое почтение нашему султану, — кратко ответил он. Ахмет пожевал губами, что-то обдумывая. Почему-то Акюлдизу казалось, что его ответ разочаровал мужчину. За столом стало до невозможности неуютно. Омега отложил приборы, вряд ли он сможет сегодня что-то съесть. — Если вы позволите, я хотел бы отправиться в свою опочивальню… — Задержитесь еще ненадолго, я вернулся не с пустыми руками и хотел бы показать вам то, что я привез, - неоднозначно проговорил Ахмет-паша. Акюлдиз про себя раздраженно вздохнул. Сдались ему подарки альфы? Лучше бы просто отпустил. Но отказываться будет плохим тоном, а потому мужчина заставил себя сделать еще несколько глотков чая, ожидая, когда супруг закончит с едой. Пока слуги убирали стол, великий визирь ласково поманил за собой омегу. Акюлдизу ничего не оставалось, как следовать за ним. К счастью, мужчина привел его в общий зал, а не в спальню. На маленьком столике уже стояло несколько ларцов. — Мой дражайший господин, я никогда ни к чему вас не принуждал, всегда был с вами вежлив и учтив, но вы все также остаетесь холодны со мной. Возможно, эти дары смогут растопить ваше сердце. Альфа потянулся за первым ларцом и, открыв его, достал изящное золотое зеркальце с длинной ручкой, украшенное по краям драгоценными камнями. — Перед отъездом я заказал его у лучшего ювелира Орхана, посчитав, что столь прекрасный лик должен отражаться только в самом прекрасном зеркале. Акюлдиз вежливо поблагодарил мужчину, принимая подарок. А тем временем альфа уже тянулся за следующим ларцом. В этот раз в руках паши сверкнуло красивое рубиновое колье. — Мне хотелось подчеркнуть ваш образ этим чудесным украшением. Позволите ли вы надеть его на вашу шею? Омега кивнул, покорно разворачиваясь. Было ли это удачным совпадением или Ахмет каким-то образом все продумал, но сегодня омега был как раз в красном кафтане. Защелка щелкнула, брат повелителя воспользовался зеркалом и хорошенько разглядел себя. Колье, конечно, и вправду было очень красивым, вот только там, наверху, у Акюлдиза-султан стояли десятки сундуков с подобными вещами. Падишах всегда дарил своему брату все самое лучшее. Но, чтобы не обидеть мужчину, омега постарался как можно более искренне поблагодарить его. — Ну, и напоследок, — расплылся в улыбке великий визирь. — Я хотел бы подарить вам нечто особенное. Его рука уже потянулась к самой маленькой коробочке. Акюлдиз слабо слушал мужа, все его мысли были заняты тем, как осторожно намекнуть супругу на то, что им пора бы на сегодняшний день расстаться. — Я думаю, вы сами должны посмотреть, что там внутри. На ладонь омеги легла гладкая деревянная поверхность. Мужчина аккуратно приоткрыл крышку, вглядываясь в содержимое ларца. Дно оказалось заполнено водой, а на поверхности плавали несколько зеленых черенков. Акюлдиз-султан не сразу понял, что же это такое. — Это побеги одной очень редкой фиолетовой розы, которая растет только близ реки Ихт. Омега удивленно уставился на супруга. Он очень давно хотел посадить в своем саду такую, но достать это растение было очень тяжело. Ахмет-паша усмехнулся, кажется, ему удалось удивить неприступного господина. — Как вам удалось?.. — изумленно выдохнул брат повелителя. — Я многое могу, Акюлтиз-султан, очень многое, — удовлетворенно произнес альфа. — Я заметил, что вы серьезно занялись садом в мое отсутствие. Думаю, мой подарок станет жемчужиной ваших трудов. — Определенно, — омега как-то по-детски улыбнулся, любовно коснувшись тонкого побега, а затем его лицо приобрело больше сдержанности. — Благодарю вас, паша, вы меня приятно удивили. — Рад это слышать, — великий визирь обнажил зубы в улыбке. — Не откажите ли мне в удовольствии посадить эти черенки вместе с вами? — Не знал, что вам тоже интересны растения, — удивленно похлопал ресницами Акюлдиз. — Это не то увлечение, о котором благородному альфе следует рассказывать. Остаток вечера они беседовали о цветах и кустарниках. И если поначалу Акюлдиз был не особо разговорчив, то под конец даже стал спорить с альфой о лучшем уходе для тигровых лилий. В целом, беседа получилось на удивление приятной. Впервые супруги разговаривали так долго. — Могу ли я попросить вас отложить посадку роз до вечера? — уже ближе к ночи спросил Ахмет-паша. — Да… Однако разве вы завтра куда-то едете? — Акюлдиз непонимающе посмотрел на мужа. — Я должен быть во дворце, да и мне не помешает навестить корпус янычар, — устало произнес альфа. — К чему такая спешка. Мне казалось, повелитель пожаловал вам время для отдыха? Янычарам тоже он не помешает. Лицо Ахмета изменилось, он внимательно посмотрел на омегу и произнес: — Я хочу быть с вами честным, Акюлдиз-султан. Считайте это залогом наших с вами крепким отношений, — на этих словах брат повелителя отчего-то смутился, но всем своим видом показал, что внимательно слушает мужа. — В корпусе янычар неспокойно, многие недовольны решением нашего повелителя о прекращении военных действий и заключением временного перемирия с Мавинской империей. Некоторые считают, что это было слишком опрометчиво, учитывая, что ради мирного договора пришлось пожертвовать частью земель на востоке. — Что же это будет…? — Акюлдиз побледнел, он никак не ожидал услышать такое. Видя состояние супруга, Ахмет спохватиться и мягко накрыл своей ладонью руку омеги. — Простите меня, я не думал, что это вас так расстроит. Уверяю, вам не о чем переживать, уже завтра я все улажу. Акюлдиз неуверенно моргнул, переводя взгляд на альфу. Омега прекрасно понимал, к чему ведет недовольство среди янычар. — Прошу вас, постарайтесь. А что… что если будет бунт? — Такого не будет, поверьте мне. Я этого не допущу, — уверил Ахмет. Какое-то время супруги молча смотрели друг на друга. Брат повелителя вздрогнул, отгоняя от себя пришедшие на ум мысли. В попытке отвлечься он опустил взгляд на руку, касающуюся его и, рефлекторно, одернул свою. Акюлдиз почувствовал, как у него покраснели уши. Это было так неловко. Ахмет-паша тоже немного смутился, он прокашлялся и произнес: — Время уже позднее, мой господин… — Да-да, конечно, вы правы, — немного ломано произнес омега. — Вам предстоит тяжелый день, отдохните как следует. Супруги растеряно пожелали друг другу приятных сновидений и удалились каждый в свои покои. В ту ночь Акюлдизу приснился кошмар, навеянный рассказом великого визиря. В этом сне султанский дворец полыхал в огне, а по белокаменным ступеням текли реки крови семьи падишаха.