***
Эмин мерил шагами комнату, искоса бросая взгляд на дверь. Когда она наконец отворилась — наложнику показалось, что у него гора с плеч упала. Он тут же бросился к вошедшему бете. — Булут, что-то случилось? Почему так долго? Ага сделал наигранно серьезное лицо и, кашлянув, продекламировал: — Наш падишах очень занят и не имеет никакого желания принимать наложников. Брови омеги жалобно взметнулись вверх, несколько растерянно он выпалил: — Как же так? — рука, схватившая Булута за край рукава, ослабла и, в конце концов, безвольно повисла. Бета подождал еще чуть-чуть, прежде чем радостно рассмеяться. — Разве может такое быть, что повелитель не пожелает принять вас? Да он как услышал, что к нему Эмин-хатун пожаловать желает — сразу думать обо всем забыл! Собирайтесь немедля! — слуга весело шлепнул фаворита по бедру. Несколько мгновений юноша растерянно хлопал глазами, а затем тоже звонко рассмеялся. — В самом деле, Булут, не пугай меня так больше! — с облегчением произнес он. Омега порхнул к зеркалу и удовлетворенно оглядел себя. Нежно-голубые полупрозрачные шаровары и короткая блуза без рукавов, прикрывающая только грудь, скрывались за удлиненным кафтаном насыщенного серого оттенка, расшитым серебряной нитью и украшенным мехом белого соболя. Волосы Эмин заплел в изящную прическу, выпустив пару прядей спереди, а также украсил голову цепочкой, прикрывающей пробор между волосами. К этой цепочке у основания лба был прикреплен массивный сапфир в ободке из мелкой россыпи алмазов, а от него отходили несколько тонких серебряных нитей, которые юноша умело вплел в прическу. Сегодня Эмину хотелось предстать перед повелителем во всей той роскоши, которая месяцами пылилась в его комнате на полках, поэтому ко всему прочему на нем красовались крупные серьги с сапфирами, а на руки он надел несколько серебряных браслетов, крайние из которых соединялись с кольцами на средних пальцах витиеватым плетением. Он даже губы натер свекольным соком, чтобы они лучше выделялись на фоне нежной молочной кожи. Воистину, султан одаривал его подарками достойными самого супруга правителя. — Да идите уже! Идите! Вы очень красивый, тощий, только, правда… — недовольно пробурчал Булут. — Думаешь, падишаху и правда понравится? — как-то совсем по-детски спросил одалис, закрепляя на голове платок. — А разве сможет не понравиться? — бета недовольно цокнул языком и едва сдержался от того, чтобы не потащить омегу из покоев через силу. Однако юноша и так уже поспешил за ним, задержавшись только на пару мгновений, чтобы искренне поблагодарить старого друга. Тот лишь рукой махнул, хотя и заметно подобрел. Час был поздний, так что мало кто заметил, как эта небольшая процессия направилась к «золотому пути», но краем глаза Эмин уловил легкое движение на балконе второго этажа. Стройная фигура, облаченная во все черное, цепким взглядом смотрела им вслед. Киталец узнал бы эту фигуру из тысячи. Юноша ожидал, что сейчас управитель гарема остановит их или бросит что-нибудь едкое, но Айташ-султан не спешил ничего говорить. И почему-то от этого молчания было еще хуже. Лицо первого фаворита ничего не выражало, однако киталец и так догадывался, что у мужчины на уме нет ничего хорошего. Эмин поежился и невольно поплотнее запахнул кафтан. После всего произошедшего, как бы он ни старался быть сильным, в его душу закрался страх перед этим человеком. К счастью, они с Булутом довольно быстро скрылись в заветном коридоре, а неприятный образ тут же вылетел из златовласой головы.***
Пламя свечей робко подрагивало, отбрасывая причудливые тени. Легкий ветерок из приоткрытой двери на балкон нес запах вечерней прохлады. Но даже он не мог перебить терпкий аромат сандала, корицы, миндаля и муската. Эмин жадно вдыхал его, стоя в поклоне и опустив глаза. Такой родной запах любимого мужчины… Чувствовать его вновь — сплошное наслаждение. Нежные пальцы подхватили его за подбородок, заставляя омегу выпрямиться и поднять взгляд на их обладателя. В тусклом свете юноша разглядел в карих глазах улыбку. Чем бы не был занят повелитель до этого, Эмин почувствовал, что с его появлением тревога и напряжение альфы растаяло. Все же прийти сейчас к нему было верным решением. — Мой Эмин, как же ты прекрасен, — шелест голоса падишаха заставил тело наложника покрыться мурашками. — Алпаслан… — омега легким движением прикоснулся к щеке повелителя. — Это все для тебя. Лишь для тебя одного. Моя плоть, моя душа, жизнь моя — все тебе принадлежит. — Мой луноликий омега, — падишах взял за руку фаворита и повел его вглубь комнаты. — Какие красивые речи ты говоришь мне, но этим ты распаляешь меня еще сильнее. Его пальцы по-хозяйски расстегнули серебряный пояс на талии наложника, а затем, проникнув под кафтан, ловко сбросили и его на пол. При виде полупрозрачных одежд глаза альфы заблестели. Эмин всеми фибрами души чувствовал желание господина. И это было взаимно. Он и сам изголодался по своему султану. Алпаслан резко притянул омегу к себе, покрывая его шею поцелуями. От этой внезапной ласки из уст киталца вырвался стон. Своим манящим одеянием он, невольно, раззадорил повелителя еще сильнее. Эмин и сам не понял, как оказался прижат к кровати. Тонкая одежда легко рвалась, так что в скором времени из гардероба на фаворите остались только украшения. Юноша вспомнил слова Тюнчая о том, что Алпаслан не брал с собой в поход наложников, а это значит, что все это время он жил без омежьей ласки. Тогда… желание повелителя сейчас было весьма сильным, мягко говоря. Одалис грозился быть «растерзанным». Пока еще Эмин был способен здраво мыслить, он прошептал: — Повелитель, прошу вас, сегодня будьте со мной нежнее… На мгновение султан замер. Он ласково провел ладонью по плечу омеги, спускаясь ниже, к бедру. В полумраке наложник сумел уловить слабый кивок. Теперь он смог расслабиться и насладиться охватившей его тело истомой. Алпаслан целовал его, гладил, бережно обращаясь с его чувствительными местами, прикусывал бусинки сосков… Вскоре Эмин совсем забылся от удовольствия. В какой-то момент его перевернули на живот и он оказался в весьма постыдном положении с поднятыми кверху бедрами. — Повелитель…эта поза… — пролепетал наложник, чувствуя, как пылает его лицо. — А что не так с этой позой? — игриво спросил повелитель, потянувшись за особой баночкой на прикроватном столике, которую так заботливо ранее принесли беты. — Она…она очень неприличная! Эмин попытался перевернуться, но тут же был поставлен обратно. Алпаслан засмеялся и подбадривающе погладил омегу по пояснице. — Неприличная? С каких это пор мой луноликий омега стал мне перечить? Холодная вязкая жидкость полилась на нежное колечко мышц, заставляя наложника охнуть от неожиданности. Однако одалис быстро забыл о холоде, ведь вслед за этим внутрь проникла фаланга пальца альфы. — Ах…повелитель, — не удержался юноша от стона. — Это слишком смущает! Забытое ощущение вновь будоражило тело омеги. Эмин почувствовал, что его нижняя часть с охотой откликается на подобную ласку, что смутило его еще больше. И сей факт не укрылся от Алпаслана. Султан склонился над своим фаворитом, не прекращая его растягивать, и, прочертив дорожку поцелуев от его поясницы к лопаткам, тихо засмеялся. — Мой нежный цветок так дрожит в моих руках. — Повелитель…не надо смеяться надо мной… — прохрипел наложник, комкая под собой простыни. — Просто мне…я… — Слишком хорошо? — усмехнулся падишах, свободной рукой касаясь естества омеги. Это действие вызвало у юноши новый стон. Он выгнулся в пояснице и заметался еще сильнее, не зная, куда деться от переполняющих его чувств. — Будет еще лучше… — горячее дыхание альфы обожгло ухо одалиса. Из глаз киталца брызнули слезы. Всего на мгновение все мышцы его тела напряглись, а затем он излился в руку своего альфы. Он рухнул на кровать, изо всех сил стараясь справиться со своим учащённым дыханием. Однако расслабиться ему не дали. Сильные руки снова приподняли его бедра. Пальцы повелителя развели ягодицы омеги в стороны, освобождая проход для кое-чего иного. Наложник вскрикнул, почувствовав внутри себя горячую твердую плоть. Хотя султан старательно подготовил его, проникновение все равно было болезненным. Но, кажется, на этот раз повелитель и не думал останавливаться, почувствовав сопротивление тугих стенок. Вместо этого он принялся наращивать темп, заставляя Эмина вновь и вновь издавать непристойные звуки. Одалису ничего не оставалось, как смириться со своей участью и выгнуться еще сильнее, меняя угол проникновения. Через какое-то время омежья сущность дала о себе знать — тело фаворита выделило немного смазки и боль исчезла, уступая место удовольствию. И когда он, наконец, смог насладиться этим чувством, киталец почувствовал, как нечто горячее выплеснулось внутрь его. Изумленный Эмин обернулся, совершенно позабыв о том, что ему вообще не стоило бы смотреть на султана в такой момент. Крупные капли пота стекали с красивого лица альфы, он все еще крепко держал юношу за талию, сам удивляясь столь быстрому финалу. — Прости меня, Эмин, — прохрипел Алпаслан, прижавшись лбом к разгоряченной спине наложника. — Ты сегодня выглядишь словно самый прекрасный драгоценный камень, что только существует в этом мире. Я не смог устоять. Султан Орханской империи извиняется перед каком-то наложником в столь интимный момент? Подобная абсурдная мысль и в самых странных снах не могла прийти Эмину в голову. Кого вообще волнует благополучие рабов? Но падишаха волновало. Эмин чувствовал, что мужчина действительно раскаивается от того, что пришел к разрядке раньше, чем его наложник. Почувствовав, как инородный орган покинул его тело, киталец повернулся к своему возлюбленному лицом и заботливо погладил того по щеке. — Повелитель, ночь длинная. Мы ведь только начали, верно? Ответом ему стали объятья и страстный поцелуй.***
Эмин выпутал последнюю нить замысловатого украшения из своих волос и положил безделушку к другим сокровищам на прикроватный столик. Красивая вещица, но без слуг ее было крайне тяжело снять. Налюбовавшись ей вдоволь, он возвратился обратно в объятья Алпаслана. Они сливались вместе еще три…или четыре раза. Близился рассвет, а они еще так и не ложились. Наложник чувствовал, что у него почти не осталось сил. — Сладких снов, повелитель, — прошептал киталец. Когда его веки сомкнулись и он подумал, что сможет, наконец, отдохнуть, падишах неожиданно заговорил: — Это так удивительно, Эмин, — нежные пальцы погладили плечо одалиса. — Меня не было так долго и сейчас я не обновлял метку, но взгляни же, она по-прежнему такая же яркая и четкая как в первый день. Наложник мягко улыбнулся. И правда, он тоже заметил эту особенность. Лениво развернувшись, Эмин обвил шею султана руками и тихо проговорил: — Не потому ли, что мы предназначены друг другу судьбой, мой падишах? — Вот уж правда, — хохотнул султан, навалившись на наложника сверху. Их губы снова сомкнулись в поцелуе. — Ах, повелитель… — жалобно простонал Эмин, стоило им оторваться друг от друга. — Не тревожься, мой луноликий омега, я вижу, что ты устал, — султан заботливо укрыл их одеялом. — Отдыхай. В покоях повисла тишина. Лишь мерное дыхание двух людей. Хотя киталец и желал ранее покоя, сон к нему так и не пришел. В голову лезли разные мысли, почему-то юноше вспомнился Гюльбарге и его сын. Не желая тревожить задремавшего повелителя, омега выбрался из-под одеяла, намереваясь освежиться на балконе, как тут же был пойман в крепкие объятья. — Любовь моя, почему ты не спишь? — Повелитель, не стоит обращать на это внимание. Отчего-то сон оставил меня, — мягко прошептал Эмин, возвращаясь обратно. — Что тебя тревожит? Под пристальным взглядом султана, наложник сдался и проговорил: — Повелитель, меня волнует судьба Османа… Алпаслан вскинул бровь, он не ожидал, что в такой момент его фаворит заговорит о его младшем сыне. Подперев голову рукой, падишах внимательно оглядел златовласого юношу и лицо его сделалось серьезным. — Что ты хочешь этим сказать? — Я не думаю, что Айташ-султан справляется с воспитанием шехзаде. — Эмин, осторожней, — в голосе султана послышались опасливые нотки. — Ты говоришь об оми моего первенца и управителе моего гарема. — Простите, повелитель, — омега тут же подскочил, испугавшись, что накликал на себя гнев султана. Наложник склонил голову, снова перейдя к формальной форме общения. — Я тебя слушаю. Что ты хотел этим сказать? — сухо спросил альфа. — Я вовсе не хотел наговаривать на Айташа-султан, повелитель. Просто мальчику не хватает омежьего тепла… — И что ты можешь предложить? Киталец сглотнул и, глубоко вздохнув, выпалил: — Позвольте мне иногда навещать его и заботиться о нем! Наложник зажмурился, ожидая гнева падишаха, но, к его удивлению, мужчина рассмеялся. — И это все? Какая невинная и благородная просьба. Воистину, мой омега не перестает меня удивлять. Алпаслан откинулся на подушку и притянул к себе наложника. Он снова пребывал в добродушном расположении духа. — Такую просьбу я смогу исполнить. — Правда? — Эмин опасливо вглядывался в лицо альфы, ожидая подвоха. — Верно, — альфа легонько потрепал златокудрую макушку. — Полагаю, это пойдет на пользу вам обоим. Киталец выдохнул и снова прижался к падишаху. С отъездом Гюльбарге малыш и правда отбился от рук. Что особенно было заметно во время их поездки за пределы гарема. Столь плохое поведение отмечали даже слуги, по гарему ходили шепотки, что мальчик растет весь в оми. Хотя каждый, кого ловили за этими сплетнями, получал жестокое наказание от Беркера-оми-аги за такое непочтительное отношение к шехзаде. Однако омегам было крайне тяжело заткнуть рты. Отсутствие второго фаворита плохо сказывалось на шехзаде. Набравшись смелости, наложник все же спросил: — Повелитель, а что сейчас с Гюльбарге-султан? — Не хочу о нем говорить, Эмин, — довольно жестко ответил султан. — Он сделал свой выбор и позволил греху поглотить свою душу и сердце. За что и понес наказание. Надеюсь, ссылка смерит его непомерную гордыню. — Да будет все по воле Солнцеликого, — тихо отозвался фаворит. Больше эту тему Алпаслан продолжать был не намерен, Эмин ощущал это всем своим телом. А потому по тонкому льду ходить не стал. Что ж, Гюльбарге действительно получил по заслугам. Омега постарался выбросить его из головы. Кроме вопроса с Османом было еще кое-что, о чем киталец давно хотел поговорить с падишахом. — Повелитель, у меня есть еще одна просьба… Алпаслан усмехнулся и принялся играть с мягкими прядями волос юноши. — Мой луноликий омега становится все капризнее? — Что вы! — смутился одалис. — Я не хотел вам докучать своими прихотями. Если вы не желаете меня слушать, то я тотчас же замолчу и больше не потревожу вас! Альфа погладил своего наложника по подбородку и мягко улыбнулся. — Могу ли я отказать тебе, когда ты так на меня смотришь? Не бойся, я выслушаю. Чего еще желает мой прекрасный цветок? — Могу ли я отправить весточку своему оми в Киталу? Мое исчезновение наверняка разбило ему сердце… Воспоминания дня его похищения и смерти отца яркой картиной всплыли в памяти омеги. Он с трудом сглотнул подступающий к горлу ком, ожидая ответа султана. Алпаслан тяжело вздохнул и погладил бороду. В глазах его на мгновение мелькнула грусть. — Эмин, я выполню и эту просьбу. Однако не забывай, что теперь ты мне принадлежишь. Ты стал частью моего сердца и частью Орханской империи. Не держись за прошлое, оно уже никогда не вернется. Чем скорее ты его отпустишь, тем легче тебе станет на душе. Прими свою судьбу. Теперь ты Эмин-хатун, мой любимый наложник, связанный со мной волей Солнцеликого. Никогда не забывай это. Одалис рассеяно кивнул, не найдясь, что ответить. Порой ему казалось, что он смирился со своей судьбой. Но редкими вечерами, лежа в постели он, порой, тосковал по дому, по своей беззаботной жизни под родительским крылом, по своим братьям и родителям. А теперь у него, наконец, появилась возможность связаться с ними. Почему бы ему не воспользоваться ей? Как бы то ни было, он получил необходимые ответы. На душе у Эмина стало чуть легче и он, наконец, смог уснуть.***
Акюлдиз велел затушить все свечи, кроме парочки в главном зале. Вечер уже давно перешел в ночь, а Ахмета-паши все не было. На небольшом столике мирно покоилась ваза с черенками заветной розы. Сегодня они договорились вместе их посадить, однако супруг не торопился возвращаться домой. Омега вздохнул и коснулся кончиками пальцев холодной поверхности хрусталя. Почему он вообще решил ждать мужа, брак с которым не принес ему никакой радости? Как будто то, что альфу интересуют растения, как-то могло поменять ситуацию. Поплотнее закутавшись в шерстяную шаль, Акюлдиз-султан поднялся со своего места. Завтра он сам посадит эту розу в горшок и разместит у себя в покоях до весны. С этими мыслями он направился в свою опочивальню, однако до лестницы дойти так и не успел. Внезапно со стороны улицы раздался топот конских копыт и голоса. Член правящей династии напрягся и внимательно прислушался, однако в скором времени понял, что волноваться тут не о чем — великий визирь возвратился домой. Младший супруг замешкался — он не знал, как ему лучше поступить: поскорее подняться наверх и прикинуться спящим или все же дождаться пашу и расспросить его о столь позднем визите? Но слуги уже отворили главный вход и Акюлдизу ничего не оставалось, как выйти приветствовать мужа. Ахмет-паша выглядел крайне уставшим, лицо его осунулось и приобрело нездоровый оттенок. Увидев своего супруга, в глазах альфы мелькнуло удивление. Пожалуй, это было впервые, когда его встречали. — Добрый вечер, господин. — Добрый вечер, великий визирь, — рефлекторно ответил Акюлдиз. Повисло неловкое молчание. Омега не знал, как продолжить разговор, а у великого визиря, похоже, не было на это сил. — Уже поздно, вам не следовало так задерживаться. Идите к себе, — первым нарушил тишину Ахмет. Он устало потер переносицу и позволил слугам снять с себя верхнее одеяние и тюрбан. — Спокойной вам ночи, господин, — закончил разговор альфа и побрел в свою часть дома. Акюлдиз чувствовал себя оскорбленным. Вернуться домой так поздно, не сказать ни слова объяснений и просто бросить его тут одного… Такого он не ожидал от своего супруга. С другой стороны, а почему его вообще это стало волновать? Не выдержав, он окликнул удаляющуюся спину паши: — Постойте! Скажите мне хотя бы причину вашего столь позднего возвращения? Мужчина замер и медленно обернулся. Он махнул слугам рукой, чтобы те оставили их одних. Тяжело вздохнув, он ответил: — Акюлдиз-султан, вам не стоит об этом волноваться. Я обсуждал с повелителем государственные дела. А затем мне пришлось принимать шерского посла, который прибыл на три дня раньше положенного срока. Завтрашний день обещает быть насыщенным событиями. Я правда рад, что вы меня дождались. Но, простите, у меня совсем не осталось сил, мне нужен отдых. Он мягко улыбнулся и, так и не дождавшись ответа от мужа, покинул просторный зал. Акюлдиз стоял то сжимая, то разжимая кулаки. Ему хотелось сказать что-то еще, но он решил не перечить желанию супруга. Негоже это омеге из благородной семьи. Уже поднимаясь к себе, его посетила необычная для него мысль. А ведь супруг так ничего и не съел по возвращению. Все же Ахмет-паша не был молодым юношей, это могло плохо сказаться на его здоровье. Он подозвал одного из слуг и отдал приказ: — Приготовите для великого визиря что-нибудь легкое, но сытное, и отнесите к его покоям. — Как прикажете, господин, — поклонился юный омега. — Воистину, вы очень добры и заботливы. Брат повелителя смущённо кашлянул в рукав. — Иди-иди. Да проследи, чтобы все было свежее. Слуга, склонив голову, удалился. А Акюлдиз-султан неожиданно для себя понял, что он не может как ранее назвать Ахмета-пашу чужим для себя человеком.