Лёд

Утро было неожиданно тихим и поздним. Его никто не разбудил к завтраку, а будильники сдохли вместе с телефоном. Юра лежал в тепле кровати с закрытыми глазами и пытался представить, что он в своей комнате. Но глаза, конечно же, все равно пришлось открывать. Его разместили в широкой двуместной комнатушке, по размерам напоминавшей их с дедой кухню, а по форме — пенал. Тетка пояснила, что это временно — они не могут оставить его в квартире одного, но и размещать в общих комнатах пока не будут — нужно попробовать найти юриных родственников, которые могли бы взять на себя временную опеку. «То есть меня» — мысленно закончил Плисецкий. Тетка внимания на его сложное лицо не обратила. Она показала ему дверь в комнату и сказала, что завтра они еще раз поговорят, а пока она его мучить не будет. У Юры мерзли все еще мокрые после метро ноги — кеды упрямо не высыхали, а еще он хотел есть, но говорить обо всем этом посчитал как-то совсем неприличным. Раньше он всегда говорил и было насрать, в тему или нет, но деда всегда хмурился и смотрел на Юру, и тогда он сам понимал, что все позже. Сейчас дедушка на него посмотреть не мог, но Юра все равно промолчал. Потом, все потом. Он кивнул тетке и зашел в комнату, она заходить не стала. Сказала в открытую дверь спокойной ночи и ушла куда-то на свет в конце коридора — Юра не запомнил, там был выход или какой-то кабинет. Он хотел сразу же лечь спать, но оказалось, что кровать не застелена, а белье лежало даже не на ней, а в шкафу, как выяснилось опытным путем. В темноте и с матами Юра кое-как накинул простынь и на ощупь вытянул подушку с одеялом, понадеявшись, что клопов в них нет. Хотя интернаты он раньше всегда представлял именно так — с сумрачными тетками и клопами. Вспомнив про клопов, Юра посмотрел на подушку — без наволочки, потому что и днем ее натянуть сложно, а уж в темноте вообще пиздец конечно. Подушка была в цветочек и без видимых клопов на поверхности. Юра сел и на всякий случай ее пожмякал. Никто не вывалился и не захрустел внутри. Дальше он пожмякал и одеяло — с таким же результатом. После необходимых антиклопиных процедур он все же спустил ноги на пол. Кеды стояли тут же — он пощупал ткань — все еще влажные. Еще немного и начнут тухнуть. С другой стороны, вряд ли всему Питеру отопление не дали, а какому-то безклопиному интернату дали, а, значит, батареи на просушку он тоже вряд ли здесь найдет. В коридоре что-то смачно упало. Прямо со шлепком. А потом кто-то еще и чертыхнулся, тоже очень смачно, хотя и приглушенно из-за двери. Юра напрягся — только бы не к нему, но тяжелые шаги протопали мимо, и он выдохнул. Когда они только перебрались в Питер, деда не мог найти квартиру сразу — чтобы и уютная и в цене нормально, поэтому они сначала жили в коммуналке. Там были очень высокие потолки, и Юра это хорошо запомнил, хотя и был мелким. А еще в соседней комнате, прямо напротив них, жил алкаш и иногда шатался по общему коридору в сторону кухни, а потом обратно. Когда деда был дома, Юра старался не выходить из комнаты один, алкаш тогда казался почти сказочным монстром. Но иногда все же приходилось выходить одному, и тогда Юра представлял себя отважным рыцарем, побеждающим всех существующих монстров. Живот заурчал. Юра закрыл глаза и сделал зарядку для дыхания — он всегда делал ее перед тренировками, но она неплохо помогала и при стрессе. Юра подтащил к себе ветровку, которую ночью скинул на пол, и вытащил из кармана битый телефон. Было непонятно, работает он или уже нет, но хотелось быть уверенным хоть в чем-то. Юра с мерзким влажным чавканьем впихнул ноги в кеды, расшнуровал их, чтобы тканевые внутренности хоть немного просохли и прошлепал к двери. Впереди бесстрашного рыцаря ждал целый новый мир. Юра тряхнул нечесанными волосами. Клоповник без клопов, кто бы мог подумать. *** Коридор ожидаемо закончился выходом наружу. Выход отгораживал турникет и очень большой мужик в форме охранника, похрапывающий перед теликом. Юра не стал его будить — мало ли, может у человека дома проблемы, вот и отсыпается — развернулся в другую сторону. Хотелось жрать, а столовка вряд ли была на улице. Если вообще была. Юра эту мысль немного покрутил, но потом вспомнил тот фильм про детишек из интерната. Фильм был, правда, про инвалидов, но столовка в их местном клоповнике точно была. Значит, и тут есть. Плисецкий прошел мимо своей комнаты — он специально оставил дверь открытой, чтобы не перепутать, все двери в коридоре были одинаковыми. И закрытыми. И вообще — никого, кроме самого Юры не было. Даже того неизвестного, кто что-то ронял и чертыхался у него за дверью. Ближе ко второму концу коридора Юра почувствовал запах еды и ускорился. Логика не подвела — с другой стороны была столовая и еще рукомойники. Юра помыл руки на всякий случай. Еще хотел зубы почистить, но потом вспомнил, что пасту с щеткой запихал на самое дно рюкзака, и ограничился побрызгиванием на лицо. Столовая была большая, белая, очень похожая на столовую в юриной бывшей школе. А еще столовая была пустой, прям как коридор. Юра уже немного начал нервничать. Вдруг все умерли, а он один остался? И теперь ему надо найти кабинет директора, а в нем обязательно сейф с оружием, потому что каждый уважающий себя директор должен иметь в кабинете тайный сейф с оружием, и идти на поиски деды, а по пути обретать настоящую любовь? Юра к такому еще готов не был. Точнее, зомбаков убивать он готов был всегда, но идти на штурм, даже не позавтракав, как-то не особо хотелось. — Тебе помочь? — спросили из-за металлической стойки для еды и Юра наконец увидел хоть кого-то живого — это была повариха, в белой форме и прямо очень поваристичная, именно таких обычно печатали на плакатах в Советском Союзе. Повариха, не дождавшись от него ответа, нырнула под стойку. Юра не успел заволноваться куда она там ныряет, потому что в следующую секунду она вылезла с его стороны и подошла ближе. — Новенький, да? Юра на всякий случай кивнул. Он не был уверен в своем статусе тут, но чувствовал себя новеньким и голодным. А повариха выглядела дружелюбной. Через пять минут Юра сидел за столом и ел манную кашу. Без комочков, очень даже вкусную. Еще ему дали вареное яйцо, два куска белого хлеба и масло. Повариха ушла обратно за металлическую фиговину, и теперь разговаривала по телефону, на Юру больше не глядя, и он тихонько этому факту порадовался — разговаривать ему вообще не хотелось. — Какао пьешь? — мужицки-глубоко спросили над самым юриным ухом, и он от неожиданности подавился. По спине тут же довольно сильно стукнули, Юра сделал могучее глотательное движение и сморгнул выступившие от усилий слезы. — Прости, не хотел напугать. — заверили где-то над Юрой. Перед ним опустился стакан с коричневым какао (это был Несквик, как выяснилось опытным путем). Рука, опустившая стакан, зачем-то задержалась над столом на мгновение, но потом тоже убралась за голову Юры. Он не стал оборачиваться. Настроение разговаривать так и не появилось. — Юра Плисецкий? — крикнула повариха с вопросительной интонацией и Юра поднял голову — Как доешь, иди в 23 кабинет, это на втором этаже. Лестница как выйдешь направо. Уходя, Юра аккуратно составил тарелки на столе у окошка для посуды. Он хотел сказать спасибо, но столовая снова была пустой — только где-то на кухне шипела и скворчала еда. Опять стало жутковато — зомби-апокалипсис с вымиранием населения Земли снова воскрес в юриных глазах. ** Лестница действительно оказалась справа — никто даже не попытался его обмануть (хотя в фильмах к новеньким всегда относились пренебрежительно). Прутья у лестницы были металлические и выкрашенные в государственный голубой цвет. На стенах был государственный зеленый, а ближе к полу — государственный коричневый. По этим цветам всегда можно было понять, что находишься в государственном учреждении. Юра поднимался медленно, потому что второй этаж был слишком рядом, а торопиться ему вообще не хотелось. Кеды противно скользили по ноге без носков, белые шнурки волочились сзади — он не стал их завязывать, потому что тогда он как будто бы признавал, что отказывается от идеи просушки тканевой внутренности кед. Ему казалось, что он оставляет мокрые следы в этом таком же пустом, как и предыдущий, коридоре, но когда у двери он обернулся, коридор был таким же безжизненным и холодным как и до Юры. Когда он добрался до нужного кабинета, где-то во внутренностях здания зазвенело, и Юре стало жутко — звонок был как будто из параллельного мира. Позвенело — и снова тишина. Он тряхнул волосами и вперся в дверь без стука. За дверью снова оказался государственно-зеленый, а еще много шкафов и всего один стол. Сразу за столом было окно и Юра, конечно, сначала посмотрел в окно. Стало понятно, почему интернат казался пустым — Юра находился в одном из его корпусов, в окне было видно, что на самом деле их несколько. Кто-то поздоровался от шкафа и Юра перевел взгляд. Там тоже была женщина, но уже другая. Но эта новая женщина была очень похожа на ту, вчерашнюю — тоже в темной юбке и мешковатой блузке с вырезом, в очках, и с немного растрепанными волосами. Юра задумался, работают ли здесь какие-то другие типы женщин. Или мужчины. Вспомнился спящий охранник и какао-человек. — Юрий Плисецкий? — уточнила шкафная женщина и Юра снова кивнул. — Проходи, садись. Только после этого Юра разглядел у стола стул. Садится не хотелось, хотелось домой. Но он все же сел. Женщина еще немного покопалась в шкафу и села тоже, выложив поверх стола белую бумажную папку. Юра сразу понял, что это его папка, он видел такое в кино. Внутри обязательно должна быть его фотография, скрепкой пришпиленная к листку с краткой информацией о всей его жизни, а за листком — все более подробно, чтобы людям из соцопеки было удобнее решать, что с таким вот Плисецким делать. Юра подвигал пальцами ног во влажном кеде. Это было незаметно, но он вдруг вспомнил, что делал так же после самых первых тренировок на катке, когда ноги были потные, но нужно было уже бежать, потому что деда ждал снаружи, и он натягивал кеды прямо так, на мокрые ноги, а потом двигал пальцами, уже сидя в машине и согреваясь. Женщина быстро пролистнула его папку и Юра уверился в мысли, что она уже все про него знает и, может даже, знает то, что он бы не хотел рассказывать. Как, например, тот случай, когда он подрался в школе и укусил полудурка-Макарова за ухо, до крови прям. И дедушке пришлось объяснять директору, почему Юра вот такой вот уродился. Хотя объяснять надо было, на самом деле, почему Макаров уродился таким удодом, он ведь первый начал шутить свои тупые шутки про юрину маму. Юра терпел сначала, но Макаров все никак не унимался, крошечного мозга не хватало понять, когда стоит заткнуться. Государственная женщина на него многозначительно посмотрела и стала говорить. Ужинать Юра идти не хотел, но желудок с этой идеей мириться не стал, пришлось идти. В столовой в этот раз не было тихо, было даже чересчур громко — уроки кончились и все тоже пришли жрать как Юра. За металлической стойкой стояла уже какая-то другая повариха, не дневная, она не улыбалась и кричала громким голосом, когда лезли без очереди. Юра отстоял свои несколько минут и попытался уйти в комнату с едой, но его не пустили. Пришлось садится за край одного из этих супер длинных интернатовских столов и быстро все в себя запихивать, почти не пережевывая. На него пялились, он чувствовал, но старательно завесился волосами и притворялся глухим. Они знали, как его зовут, знали, чем он занимается, знали даже про деду. От этого становилось особенно тяжело. Внутри Юры лежало что-то очень тяжелое, давящее, не дающее нормально дышать. Колючее. После позднего обеа он замотался в интернатовское одеяло и долго лежал прямо на полу, не включая света в комнате. Стремительно темнело. Перед глазами мелькал вчерашний день, Яков, тренировка, деда, полицейские, стремный парень из метро, Виктор… Юра, не вылезая из одеяла — его морозило, дополз до розетки, куда утром воткнул зарядку. Телефон тихо пикнул и включился, даже несмотря на трещины. Тут же появилась куча уведомлений. они приходили так быстро, что Юра не успевал их прочитать — сообщения из контакта, инсты, вайбера, телеграмма, несколько десятков обычных звонков и смс-ок. Юра тыкнул пальцем в первую попавшуюся — она была от Милки, что-то капсом и с огромным количеством восклицательных знаков. Телефон моргнул, задумавшись. Юра замер с занесенным пальцем. Пошел входящий звонок с неизвестного номера и — сразу же — от Якова. Телефон еще раз моргнул и вырубился. Юра громко заматерился. ** Утром приехали полицейские. Им выделили целую комнату, куда Юру торжественно привели. Внутри снова была социальная тетка, которая забирала его из квартиры, а еще трое полицейских. Юра не помнил их лица, но предположил, что они тоже были у него дома в тот вечер. А еще в комнате был дядя Вова. На самом деле он не был юриным дядей, он был хорошим другом дедушки и поэтому Юра называл его дядей. Дядя Вова смотрел подбадривающе и Юра немного подбодрился от этого его взгляда. Вспомнилось, как он пару раз ночевал у дяди Вовы и его жены, тети Наташи. У нее была аллергия на кошек. Потю с собой перетащить не удастся, по крайней мере, сразу. Полицейские задавали вопросы. Вопросы сначала были обычные - какие у Юры отношения с дедой, есть ли у него другие близкие родственники, как давно он занимается фигурным катанием. Потом пошли вопросы странные, по возрастанию - что Юра делал утром того дня, кто может это подтвердить, как Юра относится к Якову, Виктору, Милке и Гоше, почему он не позвонил деде сразу как освободился и так далее. Юра понимал, что это все важно, но очень хотелось не отвечать, занавешаться волосами, как вчера в столовой и притвориться глухим. Дядя Вова стоял у стенки и слушал, иногда кивал, смотрел так же подбадривающе. На моменте странного парня из метро он нахмурился, но больше почти не реагировал. Полицейские парнем особо не заинтересовались - мало ли какие уроды водятся в Питере. Они больше интересовались, когда Юра освободился и может ли он сказать точно время и о чем он разговаривал с Яковом накануне. Когда они закончили, было уже время обеда, а Юра чувствовал себя как Гарри Поттер в той части, где он писал слова собственной кровью - настолько выжал его этот разговор. Все было смутно-пугающе, но Юра не позволял себе думать о плохом. Деда такого не одобрял. Дядя Вова вызвался провести Юру до столовой и, пока они шли, Юра все ждал, что тот скажет на обратном пути взять вещи. Но он ничего не сказал - довел до столовой и развернулся. Тогда Юра спросил сам - заберет ли его дядя Вова? Тот что-то долго говорил, а потом быстро ушел. Что, неужели, Юрочка, здесь настолько плохо? Я вот тут немного, конечно, походил, но условия вроде как очень даже неплохие. Тебе если что-то нужно, ты скажи, мы сразу привезем. А насчет тренировок не волнуйся - этот вопрос уже решается. Все будет хорошо, ты главное не падай духом. В столовой была первая, добрая повариха, она очень жалостливо смотрела на Юру, но тому и без этого было тяжеловато. Есть не хотелось. Юра немного поковырял рагу, сунул кусок хлеба в кофту и сгрузил все остальное в грязную посуду. В столовой опять никого, кроме него не было. Юра догнал дядю Вову у самого выхода - он надевал пальто, разговаривая с полицейскими. Юра сразу же вспомнил, что только мудаки, по опыту всей мировой кинематографии, носят пальто. Дядя Вова посмотрел на него удивленно, но телефон пообещал привезти завтра. Юра хотел попросить еще и ноутбук, но вспомнил, что его комната не закрывается, и не попросил. Дядя Вова потрепал его по волосам и вышел в наружность. Охранник грозно посмотрел на Юру. Тот расправил плечи и ушагал в комнату, продолжать попытки реанимации телефона. Ближе к ужину к нему зашла третья по счету местная государственная женщина. Она оказалась психологом. В тот вечер Юра заплакал впервые с момента “инцидента”.