Стрелы

От желтого огонька свечи по стенам ползали пятна-тени, похожие то ли на разинутые пасти чудищ, то ли на скрюченные ворожеевы лапы — Фендал так и не решил. За окном, должно быть, давным-давно разлилась смоляная ночь, но он продолжал упрямо сидеть за столом, вертя в руках писчее перо. Нужные слова не шли, а те, что возникали в голове, капали уродливыми чернильными кляксами на бумагу, и Фендал остервенело зачеркивал написанное, в конце концов проделывая дыру острым кончиком пера. Запасы бумаги и так были скудные, а теперь… остался последний целый лист. Последний. Фендал со вздохом потер глаза, пытаясь прогнать сон, и, вновь аккуратно обмакнув перо в чернила, вывел: «Дорогой Анориат!». Слова блеснули в маслянисто-желтом свете и послушно въелись в бумагу. Скрипучее перо, ведомое чужой нетвердой рукой, перескочило через строчку и продолжило писать: «Столько времени прошло с момента твоей смерти, а я так и не решился прийти в катакомбы. Я бывал пару раз у Элриндира. Сначала он закрыл лавку и хотел к скампу бросить торговлю, потом, проведя несколько дней в обнимку с кружкой крепкой джагги, одумался, и «Охотник» заработал почти круглосуточно. Чтобы скопить деньги на поиски твоего убийцы». Свеча закоптила. Фендал, не отрываясь от письма, сдвинул блюдце на угол стола, но пламя продолжило мерцать пятнами рыжего цвета. Все заготовленные слова вылетели из головы вместе со свечным дымом. «Жаль, что так вышло», — написал Фендал, и тут же зачеркнул, рассердившись на себя. Жаль?! Все дети Валенвуда — братья и сестры, и разве способно это слово описать горе от потери брата? Он устало потер глаза, вновь обмакнул перо в чернила и начал с новой строки: «Я верю, что владения Хирсина приняли нового охотника с распростертыми объятиями, но Нирну не хватает тебя. Мы часто вздорили по поводу охоты и флетчерского ремесла, но я до сих пор не верю, что ты мертв, и сожалею о каждом сказанном слове. Анориат, я скорблю по тебе так же, как скорбел бы по родному брату». Капля стекла вниз по кончику пера, грозясь оставить на листе уродливую кляксу, но Фендал вовремя отодвинул руку. Свеча почти догорела. Сколько сейчас вообще времени? Имеет смысл ложиться спать, или лучше сразу выдвинуться в Вайтран, чтобы одним из первых зайти в зал Мертвых? Фендал не знал. Он пробежался глазами по неровным строчкам, но слова путались, перемешивались с ещё клубящимися в голове фразами, и получалось не письмо, а мешанина из чернильных закорючек. Фендал вздохнул, складывая лист пополам, и потушил свечу. Ничего. В Вайтран в любом случае лучше идти выспавшимся — на горном хребте повадились селиться волки, а зал Мёртвых… Вряд ли Анориат теперь сможет оттуда уйти. Фендал невесело усмехнулся собственным мыслям и встал из-за стола. Где-то внутри теплилась глупая надежда на то, что слова из письма чудесным образом дойдут до адресата, но мерзкий холод в груди подсказывал — что-то не так. Что-то не так с этой смертью, с этим убийством, и вряд ли Анориат сейчас веселится в угодьях Отца Охоты. Думать о плохом не хотелось, но страшная мысль, словно червь, продолжала точить мозг, и с каждым днем Фендал все больше осознавал, что не шайка разбойников напала на одинокого лучника в тундре. А если так… Ни одно письмо не в силах дойти до Пустоты. Но как же не хотелось в это верить.