Whamilton Law School AU

«Кто болеет гриппом летом??????»

      Вот что говорится в последнем сообщении Алекса. Это риторический вопрос, учитывая количество вопросительных знаков и то, насколько чертовски умен отправитель на самом деле.       Алекс стонет и отказывается отвечать. Пусть Лафайет будет потом припоминать ему это до конца его жизни, ему все равно. У него нет на это сил. У него ни на что нет сил. Все, что он может сделать сейчас, это зарыться глубже в одеяло и дрожать. Он находится на грани сна и бодрствования, когда его телефон снова подает звуковой сигнал. На этот раз он даже не смотрит на него, только крепче зажмуривает глаза. Лафайет может пойти нахуй.       Все его тело болит, крупная дрожь только ухудшает его состояние. Он горит и замерзает одновременно. Само его существование сводится к болезненному лихорадочному сну в течение нескольких часов, и он не уверен, что будет когда-нибудь чувствовать себя хуже, чем сейчас. Алекс уже давно не болел так сильно. Очень давно. И в последний раз, когда он был так болен, он и его мать были на грани смерти в Невисе. А потом он оказался сиротой.       Он крепко сжимает челюсть, чтобы избавиться от болезненных воспоминаний, и ему удается задремать чуть глубже. Спустя какое-то время он снова просыпается, чувствуя, как кровать прогибается рядом с ним, и сильные руки обнимают его поверх толстого одеяла. Даже без контакта кожа-к-коже он узнал бы эти руки где угодно.       — Я чувствую себя дерьмово, - с трудом выговаривает он.       — Я понял, - тихо бормочет Джордж ему в затылок. Он прижимается к Алексу со спины чуть сильнее, и Алекс замечает, что он начинает дрожать меньше.       — Я зашел узнать, не хочешь ли ты пообедать во время перерыва, - тихо продолжает Джордж. - Но Мисс Скайлер сказала, что сегодня утром ты так и не пришел на ту конференцию.       — Вы уже были в спортзале, когда я проснулся, - хрипло объясняет Алекс, - я знал, что Вы сразу после этого пойдете на работу, и что у Вас была та встреча по бюджету, о которой Вы беспокоились…       Джордж вздыхает.       — Когда ты в последний раз измерял температуру?       Алекс наполовину вздыхает, наполовину стонет, но не отвечает.       — Александр, - говорит Джордж тверже, - ты вообще мерил температуру?       Алекс хрипит отрывистое "нет", Джордж вздыхает.       — Ты не пил лекарств, не пытался снизить температуру, вообще ничего не делал, - он даже не пытается сформулировать это как вопрос. Алекс уверен, что Джордж уже знает ответ. Джордж снова вздыхает, на этот раз тяжелее, чем в прошлый раз, и, прежде чем встать с кровати, нежно проводит рукой по боку Алекса сквозь одеяло.       — Измерь температуру, - приказывает он, прежде чем выйти из спальни. Снаружи его кокона холодно, но Алекс делает, как ему говорят, протягивая руку из-под одеяла ровно настолько, чтобы схватить термометр, который он положил на прикроватный столик. Он действительно намеревался измерить температуру, когда проснется, но тогда ему стало еще хуже, и он не смог себя заставить.       Джордж возвращается как раз в тот момент, когда градусник пищит, и выхватывает его изо рта Алекса, прежде чем тот успевает потянуться к нему.       — Александр, - в голосе Джорджа слышится упрек.       — Тридцать восемь? – Спрашивает Алекс.       — Почти тридцать девять, - поправляет Джордж, медленно качая головой. От этого движения у Алекса кружится голова, и он переключает свое внимание на что-то другое. Он отмечает, что Джордж все еще в официальном костюме: брюки, идеально выглаженная рубашка, застегнутая на все пуговицы, и галстук. Он уже снял свой пиджак и запонки. Он аккуратно закатал рукава рубашки, и Алекс может видеть его руки. Они восхитительны. Алекс сосредотачивается на них, наблюдая, как Джордж откладывает термометр в сторону, чтобы достать Алексу какое-то лекарство из прикроватного ящика.       — Я мог бы писать сонеты твоим предплечьям, - вздыхает Алекс.       Джордж не смеется, но в его голосе звучит веселье, когда он спрашивает:       — Даже сейчас?       — М-м-м – стонет Алекс. Он снова чувствует себя как в тумане, его снова тошнит и трясет, но он также чувствует, как ему становится чуть спокойнее, просто потому что Джордж рядом. Он даже не пытается спорить, когда его кормят таблетками и заставляют пить воду. Он просто позволяет Джорджу заботиться о нем, а потом устроить его голову на коленях.       — Эй, - голос Джорджа звучит мягко и отстраненно. Алекс с трудом открывает глаза и пытается сосредоточиться на человеке, который все еще баюкает его голову.       — Да, - невнятно отвечает он.       — По дороге домой я захватил тебе немного супа из того ресторана, который ты любишь, - говорит Джордж. Алекс мычит отрицательно, дрожит, прижимаясь ближе к Джорджу.       — Но я думаю, что ты не способен есть сейчас, так что я уберу его на потом. Тебе что-нибудь нужно?       — Что-нибудь? - Алекс умудряется спросить сквозь вновь стучащие зубы.       — Все, что захочешь, - говорит Джордж уверенно и нежно одновременно.       — Тебя, - говорит Алекс, - только тебя.       Джордж улыбается, и пусть Алекс почти засыпает, он знает, что Джордж улыбается, он чувствует эту улыбку.       — Я сейчас вернусь, - обещает Джордж, прежде чем провести большим пальцем по скуле Алекса и убрать руку.       Алекс скулит от потери его прикосновений, и Джордж мягко успокаивает его, говорит, что вернется через минуту. И хотя рациональная часть его мозга говорит, что Джордж не должен возвращаться, что Джордж может заразиться, и ему нужно держаться подальше, пока это не пройдет; сентиментальная, болезненная, нуждающаяся часть его самого – которая, откровенно говоря, сейчас гораздо сильнее, чем рациональная - благодарна Джорджу за то, что он никуда не уходит. Знания того, что он не должен проходить через это в одиночку, что рядом есть кто-то, кто поддержит его и будет рядом, когда это пройдет, достаточно для того, чтобы его дрожь полностью прекратилась.