Entre nous

— Да это же просто жалкие актёришки, я никуда не пойду! — Володя, ты не понимаешь, это же театр, там, говорят, в этом году прекрасные постановки, там кровь, мясо и никакой актëрской романтики, я обещаю! — Иди нахрен, Балалаечник! — Володь, ну пожалуйста, я один не могу идти. — А я тут вообще при чём?! У нас, если что, завтра зачёт по литературе, дружески напоминаю! — Да я помню, но он же утром, мы сдадим и пойдём со спокойными душами, отдохнём, посмотрим постановки, тем более всё бесплатно! — Так, — Володя с грозным взглядом, полным ненависти к «маленькому» Серёже, встал из-за стола, закрыв компьютер с конспектами для завтрашнего зачёта. — Если ты от меня не отстанешь, то я тебя ударю. — Володя, ну я тебя умоляю! — кроме Маяковского у Сергея друзей не было ни в институте, ни за его пределами, и, хоть Маяк был с ним порой груб и холоден, Серёжа знал, что он ему друг и согласится на любую авантюру, только чтобы Есенин не попал в неприятности, как это обычно бывает. — Как же ты достал меня, честное слово! Кусок идиота, а не историк! — Ну пожалуйста! — Есенин сложил руки в молитвенном жесте и выдавил из себя максимально милый и умоляющий взгляд. —…Хрен с тобой, — вздохнул Маяк. — Пойду, но только… — Ура, спасибо большое! — Серёжа уже кинулся было обнимать друга, но тот его оттолкнул. — Да ты дослушай, дурачина. Пойду только при условии, что ты купишь мне сигареты, идёт?       Сергей отстранился немного и задумался. Как и многие некурящие, он ненавидел запах табачного дыма и переживал за здоровье друга, поэтому не раз выбрасывал или ломал сигареты Маяковского. За что не раз же в него летали тапки, ручки и прочие штуковины, которые попадались Володе под руку. Маяк боялся покалечить друга, и, хоть был невероятно зол в такие моменты, замахивался и бросал не в полную силу и всегда специально промахивался. А то «мало ли, вдруг у этого мелкого идиота из-за одной царапинки сердце остановится?».       На самом-то деле, Володя добрый и заботливый человек, но с совсем юного возраста его за это окружали издёвки и травля, а потому он принял, как ему казалось, правильное решение — надеть на себя маску злобного социопата, которому никто не нужен. И хотя было это далеко не так, знал об этом только Серёжа. — Серый, чего молчишь? Я со стеной разговариваю? — Хорошо. Только у меня от стипендии совсем мало осталось, ты мне доширак купишь? — жалобно глянул он. Маяковский закрыл лицо рукой и протяжно выдохнул. — Ой дебил... Честное слово, идиот, Серëжа, ну куплю конечно, с голода не сдохнешь. — Тогда завтра после зачёта к трём пойдём, — с лыбой до ушей Есенин выскочил из их комнаты в общежитии и побежал по коридору, громко хлопнув перед этим дверью. А Маяк покачал головой, слегка усмехнулся и сел за компьютер — дописывать конспект по литературе.

***

      Они с Серёжей дружили ещё со школы, с пятого класса, когда от Володи отвернулись буквально все, только Есенин пришёл на помощь и начал с ним общаться. Так у Маяка и не было больше ни одного друга, а ему больше и не надо было. Ведь лучше один друг, но самый настоящий, чем тысяча друзей, но предателей?       Школу они закончили вместе, настало время выбирать, что делать дальше. Володя ещё в восьмом классе решил, что пойдёт на историка: он отлично знал все даты, подробности всех войн, и даже русско-турецкие мог отличать друг от друга, от чего сам был немного в шоке. Он знал буквально наизусть всех правителей от Владимира Красного Солнышка вплоть до нынешнего президента и постоянно на уроках спорил с учителем на абсолютно разные темы из абсолютно разных эпох и времён. Естественно, весь класс на каждом тесте пытался у него списать, но помогал он только Серёже. Хотя иногда соглашался на помощь за деньги или сигареты.       Попробовал курить он впервые в шестнадцать лет, когда каким-то образом вписался в компашку старшеклассников. Которые, в итоге, завели его за гаражи и избили от нечего делать. Кстати, если бы Есенин везде за ним не болтался, так он бы сейчас и лежал за этими гаражами, гнил и вонял. Только подумать, маленький белокурый мальчишка, который был лучшему другу чуть выше плеча, храбро за него заступился, хотя если посмотреть на него со стороны, можно подумать, что его может покалечить легкое дуновение весеннего ветерка. Правда, Серёже тоже тогда нехило всыпали, разбили губу, бровь и даже руку сломали. Тогда Маяк сильно за него переживал, и так у него кожа была чуть ли не белая, так после этой всей ситуации он ещё неделю ходил бледный, как смерть.       Но сейчас не об этом.       Маяковский закончил школу с отличием и подал документы сразу в несколько высших учебных заведений. А Серёжа, питерский романтик, опьянённый этой «прекрасной» жизнью, от нечего делать, поплёлся за своим другом на исторический факультет одного из Петербургских ВУЗов, тем более, историю он тоже не так уж и плохо знал.       И вот сейчас, когда к концу подходил первый год обучения, у «злого социопата» Володи в голове были только экзамены и сессии, а Серёжа счастливым романтиком буквально летал по набережной Невы и вдыхал воздух расцветающего весеннего Петербурга. В такую пору Есенин строчил стихи, как бешеный, чуть ли не каждый день по странице. Маяк правда считал друга талантливым поэтом, хоть и называл его в шутку «балалаечником».       Сам он тоже писал стихи, но только по ночам, или в дождь, или в туман. Владимир ненавидел солнце, ему по душе больше было немного грустное спокойствие и уют от того, что никто не суетится, никто не рвётся что-либо срочно делать, и с улицы слышны размеренные постукивания тяжёлых капель дождя по крышам. Свои стихи Маяковский никогда никому не показывал и никогда, как он думал, никому не показал бы. Даже лучшему другу. Для него это было слишком личным. Скорее, это было даже не поэзией, а просто снятием напряжения, когда сигареты уже не помогали.       За эту весну Маяк не написал ещё ни строчки, в то время как Серёжа уже копил деньги для издания сборника с его стихами. В двух экземплярах: один для себя самого, и один для лучшего друга.

***

      А пока жизнь шла своим чередом, в пачке оставалось ещё четыре сигареты. «На утро хватит» — пролетела мысль в голове у Владимира. А завтра, после зачёта по литературе, Маяку предстоит первый раз в своей жизни оказаться в атмосфере питерской театральной эстетики, к которой неровно дышат такие юные и совсем наивные романтики, как Есенин.       Подумав про Есенина, Маяк улыбнулся уголком губ. Посмотрев на часы, он удивился, что не заметил, как пролетело время за написанием конспекта, а стрелки на них показали одиннадцать вечера. Серёжи все ещё не было, и, хоть Маяковский обычно не ложился спать раньше часа ночи, сегодня, по неясным причинам, он почувствовал сильную усталость и решил пойти спать. Только его голова коснулась подушки, он в момент провалится в сон.