Исповедь о благородном Иоганне из Зальцбурга

      Миновав мельничьи ворота и улицу, мы вскоре достигли речного канала, а за ним нам открылись шпили кафедрального собора, вернее то, что от них сохранилось после пожара. Мертвый спутник Елены в тот момент ехал чуть позади справа от меня, его лошадь остановилась, чтобы ее хозяин мог прошептать пару строк на латыни, воздавая хвалу Господу. Тогда я впервые отметил его набожность, сочтя одним из Верных, чье число в мое время начало сокращаться. После этой краткой остановки мы продолжили путь, незаметно проскочив через набитый битком постоялый двор Вацлава. Рыцари стекались в город со всех концов империи. Турнир, устроенный смертным князем-епископом, обещал быть по истине грандиозным, как для живых, так и для каинитов, однако я чувствовал, что наш старый князь готовил что-то еще.       Мы прибыли ко двору уже за полночь, наши сапоги были измазаны грязью улицы и прибрежной глиной, а дорожные платья никак не подходили к торжеству, как и доспехи. Вид у гостей был не совсем подходящий для приема у князя, но, кажется, что их это вовсе не волновало. Оставив лошадей в конюшне Октавиана, наша четверка в сопровождении смертных слуг вошла под своды огромного поместья, которое уже весьма долгое время принадлежало князю.       Элизиум был в разгаре. Когда мы вошли в главный зал там вовсю веселились не-мертвые и их рабы. Под звуки лютен, фаготов, флейт и виол мертвецы танцевали с живыми, а живые были околдованы и подчинены всем желаниям мертвой знати. Геральд огласил имя моей прекрасной подопечной и тогда она перестала ею быть: - Госпожа Елена из Коринфа от крови Бруха. - Едва эхо разнеслось над залом все, даже старейшие из старейшин, прекратили свои трения и препирания, когда эта женщина спустилась по ступеням. Казалось бы, беззаботные танцоры расступались перед нею и ее маленькой свитой, а сам древний патриций Октавиан Понтий встал со своего высокого стула поприветствовав эту непонятную для моего разума госпожу. Он призвал всех продолжить празднество, а сам удалился вместе с Еленой. Все старейшины были крайне встревожены в ту ночь ее появлением и особенно, как мне тогда показалось, старейший среди Бруха.       Однако празднику это не помешало. Вскоре музыка возобновилась, и вечно молодые юноши и девы выстроились в прежнем танце. Среди гостей князя было много незнакомцев. Я видел угрюмых французов и скупых венецианцев, диковатых поляков и даже несколько англичан. Чудом что эти Сородичи не вцепились в глотки друг друга, особенно в пору разгара Столетней войны между Эдуардом и Филипом. Я старался не лезть на рожон и стоял в стороне. К тому же не в моих латах тогда было танцевать.       Освежив нутро нашедшейся среди кубков кровью, я смиренно приготовился перетерпеть этот прием, словно бы меня тут и не было, но, к счастью или несчастью, мне этого не удалось. Тяжелая рука другого Бруха, облаченная в дорого пошитый камзол легла на мою закрытую сталью ключицу. Это был Вацлав, сын старейшего из местных “фанатиков”. Он был не типичен для своего племени и в тот век я мог бы назвать его не другом, но человеком, которому мог доверять. Кровь с дурманом лилась из его уст вместе с праздностью вечера: - Неужели, это мой друг мессир Франц? Как странно видеть тебя здесь, особенно, когда ты в немилости у нашего Князя. Я думал, что он загнал тебя до самой смерти поручениями. - Вацлав был не самым грамотным собеседником, в его произношении то и дело прослеживался его польский акцент, а грамотность и постановка предложений хромали как у кмета или неразумного дитя: - А ты, как и прежде, забираешь от жизни все, Вацлав. По твоему наряду, вижу, торговля идет хорошо, а как твоя смертная женушка? Все так же? Князь еще не даровал тебе права? В ответ мой собеседник расплывчато улыбнулся. Он был полноват, хотя и не слишком, на лице присутствовали несколько прижизненных шрамов, а вместо одного из передних зубов поблескивал золотой: - Кровь моей Янки все еще будоражит во мне то, что осталось от жизни, однако больше я ничего не скажу о ней. - Я кивнул ему, а он продолжил, - Война всегда идет на благо торговле, но турниры тоже вносят свою лепту. Раз уж мы заговорили о турнире, то может быть поделишься на кого же ты поставил? Быть может мнение опытного рыцаря поможет мне приумножить свое состояние еще больше? - он подбросил золотую крону у себя в ладони. - Поставил? Прости меня, Вацлав, но, похоже, я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. - - Ха, да, я поверил, благородный мессир, ваша шутка была очень остроумной. Стой, ты действительно не понимаешь? Ладно... Старейшины и новообращенные делают ставки на фаворитов турнира среди смертных участников. На герцога Стефана второго Баварского ставят довольно много, но как по мне если, этот напыщенный мешок является сыном Людовика, то это еще не значит, что он победит. - Однако это и не исключает обратного. Стефан вырос при Императорском дворе, а это значит, что его учителя были одними из лучших. К тому же не мне тебе рассказывать, пан, каково это... Использовать свое влияние. Не думаю, что его шансы на победу абсолютны, но большего сказать не могу. Пока я еще не знаю о участниках и самом турнире многого. - В тот момент, когда я закончил мой взгляд упал на того самого не-мертвого баварского рыцаря, до этого сопровождавшего Елену в пути. Его личность все еще была загадкой. С угрюмым лицом он стоял возле противоположной стены в тени от света пламени висевших над головой факелов. Что-то побуждаемое Зверем тогда мне почудилось в нем и встревожило: - На что же ты смотришь, мессир? - - Тот рыцарь, что сопровождал Елену Коринфскую. Ты что-то о нем знаешь? - Хм... Столько разговоров об этой гречанке в последние недели ходило, но правды о ней мало кто знает. Может быть это ее потомок? - Баварец? У него на щите я видел герб, принадлежащий одному из уважаемых баронских родов в Верхней Баварии. Это было бы странно. - Вы еще чему-то удивляетесь после этих лет? - - Да. Подобные вещи все же еще остаются, хотя их количество стремительно убывает. Прости меня, Вацлав. - Откланявшись и позволив себе еще один кубок дурманящей крови, по краю от центра зала я направился к месту, где стоял баварец, но перед этим мне предстояла еще одна встреча. Это была леди Женевьева из Юденбурга. Она была одета в темно-синее, почти что черное в столь тусклом освящении, платье с белым покроем возле шеи и плечей. Ее чуть бледное лицо семнадцатилетней девочки, как мне всегда казалось, было преисполнено таящейся скорбью, но в разговоре со мной она всегда пыталась быть более живой, но в тот раз и во многие последующие в ее голосе лилось сострадание или даже жалось, сравнимые с слезами ангела, проливаемыми на открытую рану: - Мессир Франц. - она попыталась сделать вид что встретилась со мною случайно, - Неожиданная встреча в эти тревожные ночи, но я рада, что вы целы и невредимы вопреки всему. - - Я тоже рад, что вы пребываете в здравии, леди Женевьева. Мы не виделись с вами около года? Ведь так? - - Да, мессир. Практически год от момента смерти, вернее Окончательной смерти вашего Сира. Прошу примите мои соболезнования по поводу гибели герцогини Изабеллы. Я... - А-а... Фон Штайфер... Не думал, что вас пустят на этот прием. Насколько мне известно наш Князь не терпит в своих владениях Каитифов. - Это был барон фон Йольф, князь и хозяин Юденбурга, а также супруг Женевьевы и тот, кто привел ее в поссмертие. Заносчивый и самовлюбленный Тореадор, влюбленный в собственное тщеславие и отражение в оловянном зеркале. В ту пору он был одним из тех каинитов что с готовностью пробили бы мою грудь колом и оставили на растерзание солнцу. Не скажу, что и в нынешние ночи, когда по заверениям Башни Джихад завершен, у меня нет недостатка в подобных Сородичах, но они не такие каким был Фридрих. Однако вернемся в прошлое. - Барон фон Йольф, - воспротивившись собственной гордости и, отринув шепоты Зверя, мне пришлось выказать ему уважение, - Мне приятно, что вы почтили мою скромную персону своим вниманием. - Неправда. - произнес он, сделав заметную паузу. В его голосе я слышал ненависть и ревность, - Я пришел за своей супругой, а теперь нам пора вернуться к советнику Тремер. - - Не смею вам препятствовать, барон. Взяв свою несчастную супругу за руку, они пошли в сторону трона, где не так давно заседал старый князь. Там их ожидал один из самых загадочных, ненавидимых и пугающих представителей нашего рода - Тремер. Советник Беренгар, правая рука Аквитана и его личный дознаватель. Среди двора говорили, что именно он сообщил Пилату о готовящемся заговоре, во главе которого якобы стоял мой Сир - ночная герцогиня Изабелла. Не сомневаюсь, что именно Тремер нашептал об этом князю, а старый Октавиан всегда был скор как на гнев, так и на милость, хотя первое случалось гораздо чаще. Неважно, к тому моменту герцогиня была уже мертва, окончательно мертва, а я вопреки всему все еще “жив”. И после этого молодой Франц фон Штафер наконец-то встретился с баварцем. Рыцарь наблюдал за центром зала, где расположились танцующие каиниты, когда я к нему подошел. Однако же я подозреваю, что он старался сделать вид, что вовсе не замечал моего появления: - Мессир. Мы толком не успели представиться друг другу. Меня зовут Франц фон Штафер, а вы... - - Иоганн фон Леманн, дитя Елены Коринфской от крови Бруха. - Так значит вы все-таки потомок гостьи Октавиана. Вы приехали вместе со своей госпожой из Византии? Далеко же вас занесло по ночным тропам, мессир Иоганн. И, судя по всему, Господь благоволил вам все это время. Так вы к нашему князю по какому-то делу или возвращаетесь из половничества на Родину? - Мы прибыли из мест куда дальше Византии, но я не могу вам сказать об этом, как и о том, какие дела у моей... Хм... Госпожи и вашего князя. Это известно лишь им двоим, но не более. Простите меня, если мои слова кажутся вам грубы, мессир Франц. - Хорошо. Я не в обиде на вас. У каждого за душой есть свои секреты. Я не ошибся, сочтя герб на вашем щите баварским? Ведь вы баварец, верно? - Это уже не имеет смысла. Вступив в эту жизнь, мы отринули все то, что связывало нас с прошлой, но в этот раз я отвечу. Да, я баварец. - - Многие бы с вами не согласились в суждениях. - - Знаю. Порою я и сам с собою не соглашаюсь. - Он произнес это с сдержанным огорчением сдержанным. Не помню, что я хотел тогда ему ответить, но меня прервали. Сир Иоганна вернулась вместе с нашим старым князем. Лицо старика, прожившего столько столетий, было несколько возбужденным. Его речь до сих пор всплывает в моей памяти. Старейшины одетые в узорчатые, расшитые золотыми и серебряными нитями помпезные одежды подошли ближе, чтобы лучше расслышать древнего Патриция Рима, некоторые из них держали в своих посиневших руках полные кубки: - В эти тревожные ночи последнего десятилетия, трудности, нахлынувшие на наши головы, заставили нас забыть о том, что жизнь в поссмерти приносит не только заботы и огорчения. Поэтому, чтобы забыть разочарования минувшего прошлого я призываю благородных мессиров и господ принять участие в состязании грубой силы и боевого умения, чтобы развлечь себя и прекрасных дам ночи. Мой сенешаль известит вас всех, как только празднество будет готово в ближайшее время. А теперь, прошу вас, наслаждайтесь.