- Ты мне друг? - Конечно!

      Под закрытыми веками пляшут звезды, а воздух едва проталкивается через сжатое спазмом горло. Намджун дышит тяжело, собирая себя по кусочкам с неширокой столешницы. Встает на пол, подрагивающими руками приводит себя в порядок, застегивает брюки, одергивает рубашку, машинально проводит по волосам, приглаживая. Искоса смотрит на застывшего Юнги перед собой.       Он отвернулся к окну, вцепился в подоконник побелевшими пальцами, спина идеально ровная, плечи гордо расправлены. А лбом он упирается в холодное стекло, и слова, раздающиеся в небольшом помещении, набатом отдаются у Джуна в голове:       — Я хочу сказать вот что. Нам надо прекратить все это. Надо прекратить трахаться, прекратить делать вид, что мы встречаемся, тебе надо прекратить так ко мне относиться. Я так больше не могу. Я больше не хочу видеть в зеркале следы от твоих рук на своем теле и обсуждать твою очередную девчонку и не мог бы я перекантоваться у Чимина одну ночь. Я больше не хочу, чтобы все думали, что мы пара. Не хочу, чтобы Джин видел ревность там, где ее нет. Не хочу знать, какие на вкус твои губы после утреннего кофе. Я больше не хочу свободных отношений.       Намджун слушает и не слышит. Не понимает, не хочет понимать. Потому что ну как без всего этого? Как прожить каждый свой день без Юнги? Как представить, что он больше не сможет его коснуться, потому что не имеет на это права, потому что друзья себя так не ведут? Он мотает головой и горячо начинает:       — Подожди, я не понимаю. Я что-то сделал не так? Прости меня, я даже не знаю, где накосячил, но все равно…прости и расскажи, чтобы я больше так не делал, — он делает шаг по направлению к старшему, почти обнимает, но Юнги вскидывает руку, как щит, не поворачиваясь, не позволяя. Намджун замирает, а Юнги продолжает:       — Намджун, скажи, — неосознанно он закусывает губу, цепляясь за это ощущение. — Ты мне друг?       — Конечно! — Ким не то что не понимает вопроса, он даже не понимает его сути. Кажется, если бы Мин сейчас предложил выпрыгнуть в окно, взявшись за руки, ответ был бы тот же.       — Тогда давай прекратим все это и будем просто друзьями, — Юнги поворачивает голову и Намджун видит его странный, больной взгляд. Молча кивает, потому что горло опять перехватывает, и не хватает воздуха. Потом Юнги наконец говорит:       — Поехали к Джину. Нас же ждут.       Вечеринка идет своим чередом, Чимин с Хосоком сидят прямо на полу в гостиной за низким столиком, приканчивая уже вторую бутылку, и хохочут о чем-то взахлеб, Джин возится на кухне, а Тэхену скучно. Тэхену скучно невыносимо и хочется какого-то пиздеца. Поэтому он пересаживается под бок к Мину и начинает:       — Юнги-хен, я заметил, что Намджун на тебя волком смотрит. Вы поссорились?       — Нет, — Юнги думает, что не стоило приходить. Зачем он приперся?       — Вы что, расстались? — Тэхен настырный, у Тэхена не клеится с горячим учителем танцев, который сейчас сидит, сложившись пополам от смеха и закинув ноги на колени его лучшему другу. Хосок улыбается ярко и продолжает рассказывать что-то сквозь смех, а Чимин машинально массирует ему икры и лодыжки, почти жестко, надавливая где-то особенно сильно и заставляя Хо вскрикивать. Тэхен не смотрит, конечно же. Просто зеркало неудачно стоит, и эти два идиота отражаются в нем. А заодно и в зрачках младшего.       — Мы и не встречались, — цедит Юнги тяжело. Естественно, он замечает, что Тэхен не с ним, что цепляется просто так. И это единственная причина, по которой он не посылает нахер за такие расспросы. Но тут вдруг этот наглый мелкий просто подлезает под его руку, роняет свою голову ему на колени и говорит:       — Я полежу немножко, хорошо? — и не дожидаясь ответа, закрывает глаза, поворачиваясь на бок, лицом к Юнги. Если бы на ладонь выше, лететь бы ему вниз на жесткий пол, но все в рамках приличий, и подумав, Мин кладет руку ему плечо. Так просто удобнее. И теплее.       А в это время на кухне Намджун глушит стакан за стаканом и безостановочно, в сотый раз повторяя одно и то же, жалуется Джину:       — Ты представь, он в одну секунду целует так, что у меня коленки дрожат, как у целки, и внутри все переворачивается, а в следующую говорит, что нам надо с этим завязывать! Говорит, что ему надоело, что все видят в нас пару и что он хочет быть просто друзьями, без вот этого вот всего! Что не хочет свободных отношений. Я…я не знаю, что мне делать, — он залпом опрокидывает в себя еще стакан.       Джин напротив него стоит, оперевшись спиной о холодильник, и чувствует себя мудрой феей-крестной в этой придурковатой голубятне. Слишком много переживаний на квадратный метр стало в его жизни. Сначала он сам, потом Чимин, потом Тэхен, теперь вот этот почти двухметровый парень с детским лицом… Устало потерев руками лицо, он снимает фартук, наливает себе виски в стакан на два пальца и присаживается напротив. Говорит тихо, не глядя на Намджуна:       — А ты чего хотел? Потрахивать его до конца жизни, оставаясь при своем и кадря девчонок на его глазах, а потом делать вид, что все нормально? Что так и делают хорошие друзья? — он отпивает немного и продолжает. — На месте Юнги я бы уже тебе врезал не раз, просто за то, что ты такой говнюк. Несмотря на то, что красивый, что есть, то есть.        — Но почему? Я ему безразличен, я его столько лет знаю! Если бы что-то было, я бы знал, — растерянно тянет Джун. — Он даже никогда не целовал меня первым, до сегодняшнего вечера.       Джин тяжело вздыхает и понимает, что старше этого мальчишки не на три года — на целую вечность. Видит в глазах напротив непонимание, крах уютного мира, где лучший друг-хен, который был всегда рядом, как скала, к которому привык, как к своей второй личности, вдруг оказался живым. Живым и имеющим чувства. Имеющим смелость эти чувства защищать. Джину хочется столкнуть лбами этих двух идиотов, запереть в одной комнате и благословить на громкое и очень пошлое примирение, но он лишь поднимает взгляд на него и говорит:       — Намджун-и, послушай старого мудрого меня. Я недавно знаю Юнги, но уверен — если он не хочет, чтобы кто-то знал его секрет, весь мир будет не в курсе. Ты же любишь его?       — Я не знаю, — Джун как будто не пил весь вечер, взгляд до странного спокойный и ясный. — Я никогда никого не любил.       — Хорошо, давай по-другому, — Джин действительно хочет помочь этим двоим, даже если один из них тупой, как пробка, а второй гордый шописец. — Представь, что его нет в твоей жизни. Вообще. Тебе некому позвонить, рассказать, как прошел день, нет того, кто понимает твои дурацкие шутки с полуслова, нет того, кто знает, что ты любишь есть на завтрак, нет того, кого ты можешь обнимать, когда засыпаешь. Никто не смотрит на тебя насмешливо и слегка ласково, когда ты в очередной раз косячишь. Не тянет это издевательское «Джун-аа»…       — Хватит, я понял, — Джун перебил его. — Конечно, я смогу без этого всего жить.       — Серьезно? — Джина злит эта непрошибаемость.       — Конечно, — Нам пожимает плечами, — другое дело, что вряд ли захочу. Я привык к присутствию Юн-ни в своей жизни.       — Хорошо, усложним задачу, — у Джина в глазах азарт, — представь, что ты увидел, как Юнги целуется с другим парнем. Или застал их в постели, вернувшись домой не вовремя. Только в деталях представь, как он стонет, как кто-то, не ты, ласкает его, раздевает, валит на кровать…       Раздался треск разбитой посуды. Намджун слишком сильно сжал кулаки, а может, Джину не стоило давать ему любимые тонкостенные бокалы. С порезов на паркет начала капать кровь.       — Блять, — старший подскакивает, хватает Джуна, заматывает ему руки подвернувшимся полотенцем, тащит в ванную, промывает его ладони в раковине, бросая осколки туда же. Рявкнул:       — Стой здесь! — унесся за аптечкой. Пробежал мимо гостиной в спальню, вывернул в спешке ящики, нашел нужную коробку, вихрем понесся обратно. Мин удивленно наблюдает за его хаотичными передвижениями по квартире, что-то спрашивает. Все потом.       Джин залетает в ванную, раскидывает половину бинтов по стиральной машинке, хватает ватные диски и перекись, начинает обрабатывать, попутно костеря про себя всех влюбленных идиотов, что сыплются на его голову. И совсем не замечает, что Джун стеклянными глазами смотрит в стену и даже не шипит от боли, когда он щедро заливает ранки и прикладывает бинты сверху.       — Ты идиот, ей-богу, — бормочет охуевший Джин, а Намджун переводит на него взгляд и говорит:       — Кажется, я его люблю.       — Кого? — у Джина из головы вылетел и Юнги, и спор, и все внятные мысли, Джин вообще боится вида крови, но тут пятнадцать минут назад кто-то зачесывал, что он старый мудрый хен, поэтому Джин сжимает яйца в кулак и продолжает начатое. — Ты о чем?       Ким смотрит на него отстраненно и говорит, чеканя каждое слово, как будто клятву дает:       — Юнги. Я люблю Юнги. Я только что понял. А еще ты прав, я тот еще мудак.       — Почему? — пусть болтает, что хочет, лишь бы не заметил, что старший пытается по-тихому не отъехать в обморок.       — Потому что я лез к нему из интереса и по приколу, а он терпел. Потому что я пил, творил херню и трахался с кем попало, а потом приходил к нему в постель. Потому что он ни разу меня не оттолкнул, хотя стоило бы. Я сам себе сейчас противен, — его голос становился все тише, Намджун под конец уже шептал.       — Джин, выйди.       — Что? — как кот на мягких лапах, Джин испугался незаметно подкравшегося Мина. — Зачем?       — Иди, я доделаю, — Юнги смотрит ему в глаза. — Тебе бы стоило снять Чима с Хосока, пока Тэхен не грохнул обоих. Серьезно.       — Хорошо, — Джин внезапно думает, что слишком долго пытался быть хорошим. Сует в руки Юнги бутылочку перекиси и выходит не оглядываясь. Юнги закрывает за ним дверь и подходит ближе к Джуну, беря его ладони в свои, осматривая. Укоризненно прищелкивает языком:       — Джун-аа, ты идиот, — он начинает бинтовать левую руку, крови уже нет, порезы неглубокие, вряд ли надо шить. Повезло. — Как ты вообще умудрился?       — Прости меня.       — Да за что ты извиняешься, как будто я не привык, — Юнги закрепляет повязку, начинает вторую руку. — Ты же вечно так, все нормально.       — Не за это, — отмахивается Джун. — За то, как я вел себя.       — С тобой все нормально? — Юнги понимает, что что-то не так. Он встревоженно вглядывается в лицо Намджуна. — Тебе плохо?       — Ты не слышал, да? Не слышал, что я сказал только что? — Ким грустно улыбается.       — Нет. Не имею привычки подслушивать, — Юнги закончил бинтовать, но не может отпустить руки Намджуна, так и держит в своих.       Намджун набирает полную грудь воздуха, вскидывает голову, смотрит Мину в глаза. Пытается. Взгляд скатывается вниз и падает в пол, куда-то между ванной и унитазом. И вот так, больше не пытаясь взглянуть в лицо, он говорит:       — Я тебя люблю.       Юнги замирает. Юнги не верит. Так не бывает, Намджун просто пытается добиться своего, поэтому, помедлив, Юнги все же спрашивает:       — Это потому, что я сказал, что не хочу больше спать с тобой?       — Нет, — слишком быстро отвечает Нам. — Вернее, поэтому тоже. Мы только что говорили с Джином. Ты же знаешь, я никогда не влюблялся. Он пытался мне объяснить, как понять, что ты любишь человека. Я люблю тебя. Я только понял. Я не хочу тебя ни с кем делить, не хочу, чтобы ты с кем-то встречался, не хочу видеть, как кто-то другой целует тебя, хочу знать, как прошел твой день, хочу завтракать с тобой каждое утро. Я люблю тебя.       — Охереть, как сопливо, — Юнги зло улыбается уголком рта. — Ты сейчас столько раз сказал «я», вывалил на меня всю эту пьяную чушь и ждешь, что я кинусь тебе на шею, как пищащая школьница? Ты сам-то себя слышишь сейчас?       — Юн-ни, я не знаю, как это звучит, я просто знаю, что люблю, — Намджун серьезен и грустен одновременно, в него такого когда-то и влип Мин. С разбегу, в одну секунду, между двумя ударами сердца. И сейчас — второй раз, уже безнадежно, слишком долго все это тянется. Слишком глубоко уже в нем Джун.       — Ты пьян, — Юнги закусывает губу, криво ухмыляясь, смотрит исподлобья. — Завтра ты этого даже не вспомнишь, а я опять буду собирать себя по кусочкам. Не хочу, слышишь?!       — Так заставь меня запомнить, — Джун обнимает его за талию, притягивает ближе к себе. Прижимается к нему всем телом, как завороженный ведет губами по нежной щеке, шепчет, обжигая ухо. — Что я люблю тебя. Что хочу тебя всего. Что у тебя восхитительные сладкие губы, — он шепчет и шепчет какие-то глупости, а Юнги упирается руками ему в грудь и пытается отстраниться, вывернуться. Пока не поздно.       — Джун-ааа, — против воли хрипло шипит Мин. Намджун добрался до местечка под челюстью, самой чувствительной части шеи Юнги, и сейчас мягко выцеловывал непонятные узоры, почти вживую видя, как рушится стена, что старший возвел от него. — Джун, чтоб тебя, прекрати сейчас же, — хрипит Мин, бессильно сжимая в кулаках футболку Намджуна и сопротивляясь желанию откинуть голову назад и застонать, как последняя блядь. — Пожалуйста… — его голос все-таки срывается на почти неслышный скулеж в конце, а сам он прячет лицо у Джуна на плече. Тот кладет ладонь на его затылок, осторожно разворачивая для поцелуя. Нежно очерчивает большим пальцем линию скул, касается его губ самым кончиком. И чувствует, как загорается желание где-то под сердцем, когда Юнги чуть приоткрывает рот, вряд ли осознанно. Когда чувствует горячий язык, влажно лизнувший его палец. Чувствует, как летит в гребеня самоконтроль, когда видит возбуждение, затуманившее глаза напротив.       — Пожалуйста, — Намджун скорее угадывает, чем понимает, о чем его просят. Он подхватывает старшего под задницу, сажает на край стиралки, сжимает в объятиях, целует жарко, несдержанно, скользя своим языком по чужому, с жутко пошлыми и крайне заводящими чмокающими звуками, всасывает в рот нижнюю губу Юнги, прикусывает, с почти восхищением слышит, чувствует на зубах вибрацию, ловит ртом мягкие стоны, которые сам же и вызвал. На краю сознания мелькает мысль, что они в гостях, но сейчас на это так восхитительно похер, гораздо важнее то, что у него в руках податливый, жаждущий его Юнги, который уже шепчет, стягивая с него футболку:       — Как же я, блять, завтра об этом пожалею…       Намджун не хочет этого слышать, он хочет, чтобы Юнги выкрикивал его имя, кончая, он хочет почувствовать, как его трясет от оргазма, как он полосует его спину ногтями, как он откидывает голову, когда наслаждение через край. Он хочет его прямо сейчас. Не раздумывая больше, он расстегивает джинсы старшего, стягивая их вниз вместе с бельем, поднимает его футболку, оголяя живот, припадает губами к нежной коже около пупка, почти в паху. Целует, покусывает, лижет жадно, ловит каждый стон, доносящийся сверху. Слушает их как лучшую музыку.       У Юнги стоит так, что уже больно, Юнги хочет, чтобы Намджун сделал хоть что-нибудь, сейчас он согласен даже трахаться в чужом доме, настолько потерял голову. Он старается быть тише, прикусывает ребро ладони в попытках заглушить стоны, чувствует, что почти съезжает с гребаной стиралки, настолько его размазывает, цепляется за плечи Джуни и просто в голос стонет «блять!», когда чувствует, предвосхищает первое касание чужих губ. Чувствует, как скользит в такой охуенно горячей влажности, как Джун пытается взять глубже, помогая себе рукой, как старательно ласкает языком, как втягивает щеки и старается не задеть зубами чувствительную плоть. Юнги чувствует все это и ему настолько хорошо, что он уже не контролирует то, что бормочет, зажмурившись:       — Господи, малыш, давай же, сделай мне хорошо, пожалуйста, — он вплетает пальцы в мягкие волосы Джуна на затылке, осторожно того насаживает глубже на себя, даже не чувствуя сопротивления. Младший позволяет все, и Юнги уже просто ведет, — расслабь горло, дыши через нос, вот так, а-ах, блять, да-а…сделай так еще раз, — и чувствует, как Намджун рефлекторно сглатывает еще и еще, почти не давясь. — Чч-черт…       Джун сам не понимает, почему так хорошо получается. Он просто хочет, чтобы Юнги было хорошо, чтобы он стонал вот так еще и еще, пока Намджун ласкает, облизывает и сосет его член, пока с оттяжкой целует кожу на сгибе бедра, пока оставляет яркие, темно-красные в прожилках, засосы на внутренней стороне бедер…       Горло саднит, Намджун понимает, что собственный голос звучит очень хрипло и пошло, когда просит, оторвавшись на минуту:       — Ты же кончишь для меня, правда? Я хочу запомнить твой вкус, — и не ожидая ответа, возвращается к прерванному занятию. Берет член Юнги в рот в очередной раз, ощущая приятную тяжесть на языке, помогает себе рукой, придерживая у основания, начинает уже просто бесстыдно отсасывать, слушая, как где-то наверху раздаются низкие, умоляющие стоны, умудряясь улыбаться уголками губ. Чувствует, как напрягаются под рукой бедра Мина, как его выгибает, слышит крик, больше похожий на хрип, когда он кончает ему в рот, переживая оргазм, как маленькую смерть. Быстро разгибается, подхватывая Юнги, не давая упасть. И просто охуевает, когда чувствует, как старший целует его, не успевшего толком проглотить сперму, жадно проникая в его рот языком. Как Юнги вытирает рукой губы и улыбается совершенно безумно. И говорит:       — Поехали домой. Я хочу тебя.